— выкрикивал Уэбстер, наступая на нее и протискиваясь в хижину.
С бешено колотящимся сердцем Сара повернулась к нему.
— Как ты смеешь обвинять меня в чем-то? — Она распахнула дверь и указала на его сани: — Вон отсюда! И никогда больше не возвращайся!
— Так-то ты платишь мне за доброту? Путаешься с другим мужчиной, когда я единственный, кто искренне любит тебя?
— Доброта? Любовь? Да ты шутишь! Ты предал меня, а потом опозорил, заставив людей думать, что я подарила тебе свою невинность! И не любовь влечет тебя сюда. А теперь убирайся!
— Почему это я должен убираться? По-видимому, ты более чем готова делить свое уединение с другим мужчиной. По крайней мере с одним. Может быть, ты ждешь оплаты своих милостей? Ты этого хочешь?
— Я хочу, чтобы ты ушел.
— Только когда ты получишь то, чего дожидалась все эти годы.
Почувствовав за своей спиной свой рабочий стол, Сара принялась шарить по нему, ища свои огромные портняжные ножницы.
Она уже схватила их, но они выскользнули у нее из рук и упали на пол возле очага. Теперь ее единственным оружием оставался острый ум. Она выпрямилась и высоко подняла голову:
— Чем я занимаюсь в своей хижине, не твоя забота и никого это не касается. Ни теперь, ни когда бы то ни было. А человек, которого ты видел, всего лишь путник, заблудившийся во время снежной бури. Я предложила ему приют и ничего больше.
Его глаза округлились:
— И ты провела ночь наедине с ним?
— А чего бы ты хотел от меня? Чтобы я позволила ему насмерть замерзнуть у моего порога, дрожа за свою репутацию?
— Провести ночь в обществе мужчины весьма неразумно для незамужней женщины. Тебе это отлично известно, и теперь-то ты доказала, что твоя репутация падшей женщины вполне заслуженна.
— Поговорим о твоей репутации. Полагаю, тебе будет трудно объяснить, зачем ты явился в мою хижину, когда ты будешь рассказывать о том, что видел здесь.
— Я пришел сюда, чтобы убедиться, что с тобой все ч порядке, что ты в бурю добралась до дома. Миссис Данлэп беспокоилась о тебе, хотя, осмелюсь сказать, она не была в восторге, когда я предложил свои услуги, чтобы успокоить ее.
Гнев в его глазах сменился выражением жаркой и темной страсти, и от этого взгляда кровь Сары заледенела.
— А теперь сними свой чепец и вытащи шпильки из волос ради меня, как ты это делала прежде.
Поколебавшись секунду, Сара сняла чепчик, и, как она и предполагала, Уэбстер оцепенел, увидев ее остриженные волосы.
Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами:
— Ч-что ты сс-сделала?
Она пожала плечами:
— Разве ты не видишь?
— Ты отрезала волосы, чтобы досадить мне?
Он окинул ее презрительным взглядом.
— Возможно, я прощу тебе это, если ты пустишь меня в свою постель, — заявил он наконец. — Если же нет, я стану распространять о тебе такие грязные слухи, что ты не посмеешь приблизиться к городу и на сто миль.
— Ты жестокий, злобный…
— Одумайся, Сара. Сделай это ради себя самой.
— Ради себя самой я требую, чтобы ты убрался, — повысила она голос. — И запомни, что я не пущу тебя в свою постель ни теперь, ни когда бы то ни было.
— Ладно, пусть будет так, — пробормотал он. — Пусть будет так, раз ты этого хочешь.
Томас остановился на берегу запорошенного снегом озера и теперь смотрел на дом, возвышавшийся перед ним. Он был величествен и вполне отвечал цели Томаса создать свой собственный мир. Этот каменный особняк казался прочным и неприступным. Всего несколько дней назад, застигнутый бураном, он думал, что этот дом станет вечным памятником его бесшабашности и любви к риску, но ему удалось выжить. Только теперь его будущее было омрачено печальными мыслями, а в сердце его поселилось сомнение.
Рыжеволосая женщина, спасшая ему жизнь, прокралась в его сны и мечты. Ему следовало бы сразу понять, что он должен покинуть ее хижину в первый же день, невзирая на бурю.
Но сейчас он думал о том, как ему заставить ее изменить свои намерения и образ жизни. Особенно трудно это было сделать потому, что эта женщина обладала незаурядным красноречием и умела рассуждать о героизме и ответственности, хотя сама и укрылась в глуши вместо того, чтобы открыто сражаться с клеветой.
Стремясь поскорее преодолеть очередной подъем, Томас двинулся вверх по заснеженному склону холма. «Итак, — рассуждал он, — в холодный зимний день я встретил женщину своей мечты, ангела во плоти, но убедился, что она такая же смертная, как и все остальные женщины». Но на этот раз все-таки было иначе. На этот раз он потерял больше, чем мог бы вынести, и тут речь шла не о его гордости и достоинстве.
На этот раз он потерял свое сердце.
«Неужели я не сумею переубедить ее и заставить поехать со мной на праздник?» — продолжал рассуждать Томас. И внезапно он понял, что хотел бы соединить с этой женщиной свою судьбу.
В следующем месяце Томасу предстояло сделать многое, и у него мгновенно родился план, как заставить Сару думать только о нем.
Хотя она гордо отказалась от любого вознаграждения за помощь, оказанную ему, он был уверен, что она не откажется от честного и достойного заработка. А для того чтобы придать его дому жилой вид, требовалось приложить немало усилий, и его домоправительница была бы только рада избавиться от лишнего бремени забот.
Томас усмехнулся и глубоко вдохнул холодный воздух. Ко времени, когда он вернется из Нью-Йорка, Сара поймет, что он был прав, и переменит свое мнение. И от этой мысли настроение его поднялось, и он зашагал быстрее.
Глава 7
Три платья были наконец готовы к первой примерке и упакованы в чехол из холста. Приспособление для переноски этого груза тоже лежало готовым рядом с плащом и ботинками Сары.
Зимнее солнце было необычайно ярким и теплым, и единственное, что удерживало Сару и заставляло медлить с доставкой, были ее упрямство и гордость. Впрочем, и страх тоже. Она готова была признать это.
Сара не сомневалась в том, что Уэбстер уже осуществил свою угрозу рассказать всем о таинственном незнакомце, который провел ночь в ее хижине. Теперь она снова станет жертвой сплетен.
Все ее надежды на восстановление репутации были разрушены. Предложение Томаса бросить вызов обществу, посетив вместе с ним праздничный прием, никогда еще не казалось Саре столь соблазнительным и в то же время столь ошибочным. Она сама была виновата в том, что ее доброе имя было утрачено, и пытаться возвратить его она должна только сама.
А Томас станет ее путеводной звездой и источником вдохновения. Ее любовь к нему даст ей силы и мужество. Она встретится лицом к лицу со своими хулителями и посмотрит им прямо в глаза, надеясь на торжество справедливости. И она будет молить Бога, чтобы однажды и Томас сделал то же самое и вернулся к презираемому им обществу.
Разговоры смолкли, как только Сара вошла в лавку Ардет.
Все лица повернулись к ней. Ее пожирали глазами, а две женщины буквально застыли в неподвижности.
Она оглядывалась в надежде на то, что Ардет приветливо поздоровается с ней, но, должно быть, та была где-то в задней комнате и не знала о приходе Сары.
Сара закрыла за собой дверь.
— Я только оставлю эти платья в заднем помещении, — проговорила она, проходя мимо Элинор Фенуик и Джулии Медоус.
— Меня не удивляет, что ты пережила этот снежный буран. Судя по всему, ты прекрасно провела время в обществе своего нового любовника, — съязвила Элинор. — Но то, что ты появляешься в лавке, где находятся порядочные женщины, — просто безобразие.
Сара приостановилась, вскинув голову:
— Я пришла сюда по делу, а что касается вашего непристойного намека, то хочу напомнить, что долг каждого христианина помочь заплутавшему путнику.
— Ты оставалась наедине с мужчиной ночью и входишь сюда как ни в чем не бывало, — заметила Джулия, качая головой. — Я-то думала, что женщина с такой скандальной репутацией поостережется.
— Теперь я окончательно поняла, что не смогу заставить вас изменить ваше мнение обо мне. Вы мне не поверите, если я расскажу правду о том, что случилось во время снежной бури, как не поверили и тому, что в то время, когда я была помолвлена с Уэбстером, между нами не было ничего предосудительного. В сердце своем я знаю правду, а вам не мешало бы подумать, зачем Уэбстер так поспешил распространить обо мне порочащие слухи. Он не стал бы этого делать, если бы получил желаемое. Я отказала ему в близости и на этот раз, как отказывала и тогда, когда мы были помолвлены.
— Уэбстер — человек долга, и он искупил свой грех, как и Олив. Он приходил к тебе, чтобы убедиться, что ты благополучно вернулась домой, и он это сделал только из христианского сострадания. Ты не смеешь порочить его честное имя и подвергать сомнению его намерения.
— Пусть так. Но вам следовало бы спросить у него, почему он постоянно приходит в мою хижину в течение этих четырех лет и досаждает мне?
— Теперь Уэбстер — женатый человек.
— Конечно, это так, но то, что я вам говорю, — правда. Я не рассчитываю на то, что вы поверите словам моей тетки, но она подтвердит вам это. Однако вы, конечно, предпочтете спросить Уэбстера.
— Отчего это ты вдруг так осмелела? Пытаешься мстить мужчине, потому что он изменил тебе с другой?
— У меня нет такого желания. Просто я устала от ложных обвинений. Я старалась жить вдали от вас в надежде на то, что со временем вы сами во всем разберетесь, но я ошиблась. Что же касается путника, которого я приютила, то ему правда известна, а мне важно только это.
— Как удобно, — съязвила Джулия. — Не думаю, что ты знаешь имя этого… этого путника. Было бы очень интересно послушать и его, хотя это должен быть удивительный человек, если он смог противостоять твоему неукротимому аппетиту к утехам плоти.
— В этом отношении вы не ошиблись. Он и в самом деле удивительный и замечательный человек, но не ему нужно отстаивать мою честь. Я должна сделать это сама. А теперь прощу вас больше не задерживать меня. Я пойду к миссис Данлэп и отдам ей сделанную работу. Мне еще надо побывать в лавке и вернуться домой до темноты.
Сара почувствовала облегчение, оттого что смогла выдержать этот первый этап борьбы за восстановление справедливости.
После встречи с Элинор и Джулией она пополнила запасы продовольствия, побывав в главной лавке городка. Она покидала город, не пытаясь избежать встречи со знакомыми, и шла, гордо подняв голову и не опуская глаз, как это бывало прежде. На нее продолжали пялить глаза, но Сара заставляла себя не обращать на это внимания.
Когда она приблизилась к своей хижине, то увидела у порога два ящика. Она с любопытством осмотрела их, подумав, что Томас все-таки прислал ей что-то в благодарность за уход. Сара втащила тяжеленные ящики в хижину, не торопясь открыть их и заглянуть внутрь.
Сначала она избавилась от своей ноши, оттягивавшей ей плечи, а потом опустилась на колени и подняла крышку одного из ящиков. Сверху лежал отрез чудесной ткани, а на нем записка. Пальцы Сары дрожали, когда она разворачивала бумагу.
Она прочла записку раз, потом второй, и сердце ее упало. Она была жестоко разочарована.
«Пока я буду в Нью-Йорке, я рассчитываю и надеюсь, что вы сможете превратить эту ткань в драпировки в соответствии с прилагаемыми расчетами, сделанными моей домоправительницей, которая занимается приготовлениями к переезду в Ньютаун-Фоллз в следующем месяце.
Я надеюсь, что за работой вы обдумаете наш разговор и измените свое решение отказаться от посещения городского торжества. Молю Бога, чтобы это было так.
Искренне ваш Томас».
Ее глаза наполнились слезами разочарования, но она смахнула их.
У нее не было возможности вернуть эти ящики их хозяину и не оставалось надежды на то, что Томас пересмотрит свои планы.
Сара вытащила тяжелую ткань. Сочетание цветов было поразительным. Ткань походила на спустившуюся с неба радугу, пронизанную золотыми нитями.
Встревоженная просьбой Томаса пересмотреть свое решение и пойти с ним на праздник, она отложила ткань и принялась загружать свою кладовую съестным. Сара понимала, что ей будет нелегко превращать эту ткань в драпировки для дома, который она никогда не сможет разделить с ним, но по своему опыту она знала, что работа притупляет боль, и только это ее немного утешало.
Глава 8
Считая, что он скоро отойдет от общественной жизни, Томас смирился с тем, что в Нью-Йорке его ожидало заранее составленное расписание. Ему пришлось потратить много сил и нервов, участвуя во всех запланированных мероприятиях, где он был вынужден присутствовать в качестве почетного гостя.
Томас все еще избегал смотреть на себя в зеркало, когда брился, потому что при взгляде на шрам, пересекавший его лоб, он с болью вспоминал о Саре. Окружающие же считали этот шрам знаком воинских подвигов. Томас даже подумать не мог о том, чтобы посвятить их в известную ему одному историю, хотя он презирал сплетни и не боялся их.
Накануне отъезда в Ньютаун-Фоллз он посетил последнее из суаре, куда был приглашен.
Бальный зал в свете свечей представлял собой смешение приглушенных цветовых оттенков, бесчисленных тяжелых ароматов духов, звуков оркестра и веселых голосов. Однако мыслями Томас был далеко отсюда, он постоянно думал о маленькой хижине, затерянной среди лесов, и женщине, покорившей его сердце.
Как только он поселится в своем поместье, он перестанет быть общественной фигурой, но на свете существовала только одна женщина, с которой он хотел бы разделить свое уединение.
Мысли его были далеко отсюда. Он не мог скрыть своей рассеянности и оставался совершенно равнодушен к окружавшей его нарядной толпе, пока партнерша не обратила его внимание на то, что в дальнем конце зала образовалось непривычное скопление народа.
— Как это досадно, — пробормотала она, выпячивая толстые губы, что вовсе не украшало ее и без того малопривлекательное лицо. — Как это раздражает!
Томас отвел ее к отцу, который явно мечтал о брачном союзе своей дочери с ним.
— Останьтесь пока здесь, а я попытаюсь разузнать, что там происходит. Прошу меня извинить, но я думаю, здесь вам будет спокойнее и безопаснее.
И он быстро отошел, прежде чем они успели возразить. Полагая, что возникшее смятение едва ли имеет отношение к нему, он не спеша пробирался сквозь толпу. И вдруг он уловил блеск коротких вьющихся ярко-рыжих волос, заставивших его ринуться вперед.
Однако более пристальный взгляд на рыжего парнишку вернул его к действительности, и сердце его забилось спокойнее. Когда же парня грубо потащили к дверям, Томас счел своим долгом вмешаться. Ему удалось освободить мальчишку от железной хватки блюстителя порядка, но в награду он получил несколько чувствительных ударов ногой по голени.
— Довольно! — гаркнул он и прижал парня к себе с такой силой, что тот перестал сопротивляться. — Только посмей лягнуть меня еще раз, и я придушу тебя.
— Пустите меня! Мне надо найти капитана. Где капитан Хэйс? Только он один…
— Капитан Хэйс — это я.
Когда мальчишка поднял на него глаза, смущенный и испуганный, однако вовсе не испытывающий благоговения перед героем войны, Томас с трудом удержался от смеха:
— Выкладывай, парень, что там у тебя, пока я не передумал и не передал тебя в надежные руки.
Мальчишка хмуро покосился на стража порядка, только что пытавшегося выволочь его из зала, и расправил узкие плечи:
— Меня зовут Пол Рэттон, так же как и моего отца. Он сказал, что вы не станете нам помогать, но я был уверен, что поможете. Вы ведь так отважно сражались с англичанами. И я решил, что вы не откажетесь от участия в таком мелком деле, как наше.
Томас вспомнил имя солдата, некогда служившего под его началом, и кивнул, поощряя малого продолжить свою речь.
— Это очень личное дело, сэр, и никого не касается, кроме нас! — выпалил он, бросая мрачные взгляды на окружавших их разряженных гостей.
— Этот парень — просто уличный попрошайка, высматривающий, как бы что стибрить. Я готов избавить вас от его назойливости, капитан.
— Не утруждайте себя, капитан. Мальчишка не стоит вашего внимания.
Томас смерил презрительным взглядом своих доброжелателей:
— Если парень приложил столько усилий, чтобы разыскать меня, думаю, я могу уделить ему минуту своего времени. Простите нас, джентльмены.
Держа руку на плече парнишки, Томас повел его, лавируя среди шокированных его поведением гостей, в уединенное местечко, на застекленный балкон, и закрыл за собой дверь.
Пол дрожал, но старался не показать своего смущения и страха.
— Я не хотел оскорбить вас, сэр. Когда я вас ударил, я не знал, что это вы. Но я пробыл на улице столько времени, пытаясь проникнуть сюда и найти вас, что…
— В таком случае, должно быть, дело важное.
Пол провел рукой по лицу, размазывая слезы по грязным щекам.
— Этому стражу на улице, похоже, все равно, но я знал, что вы поможете, если я найду вас.
— Я еще не сказал, что помогу. Я сказал только, что выслушаю тебя.
1 2 3 4 5 6 7