Никогда еще ни одно событие не вызывало такого интереса у жителей. Люди только и говорили, что о ведьме. Стены молитвенного дома едва выдержали натиск всех тех, кто хотел своими глазами увидеть Глорию Уоррен. Зрителей набилось как сельдей в бочку. Опоздавшие ругались, что не попали внутрь, и тянулись к открытым окнам.
В конце концов явились судьи Файлар и Джонс. Эта страшная пара, призванная решить участь юной девушки, проехала по городу со всеми почестями, какие только положены королевским гостям, разве только не было фанфар.
Сопровождаемые почтительным шепотом, они прошествовали в дом и уселись за длинным столом. Каждое их движение говорило о том, что они не намерены терпеть хаос, который наблюдали в Салеме.
Потом ввели Глорию. Она обвела глазами толпу, надеясь увидеть Куэйда, который непременно должен был убежать от преследователей и прийти ей на помощь. Но, хотя она не один раз оглядела каждое лицо, охотника она на нашла. И тут ее охватило отчаяние. Она потеряла мать, и ей даже не дали время, чтобы ее оплакать. Неужели Куэйд тоже навсегда потерян для нее?
Когда Глория садилась на скамью, глаза у нее были опущены и руки дрожали. Тотчас все заговорили. Голоса набирали силу и безжалостно хлестали ее, словно сотня плетей сразу.
Те, кто шел давать показания, были не добрее тех, кто перешептывался в зале. Лишь Вартон и Рашель Леонард, сидевшие отдельно от других, вспоминали о том, что Глория была жалостливой и разумной девушкой, которая, подобно своей матери, всегда старалась помочь другим.
Один из судей, повыше ростом и покрупнее, по фамилии Файлар, постучал по столу и привлек к себе внимание Глории. Когда он прокашлялся, то заговорил, как всегда, непререкаемым тоном:
— Глория Уоррен из Сили-Гроув обвиняется в колдовстве, в насылании порчи и в смерти трех человек, а именно: Джейн Кобб, госпожи Колльер и ее некрещеного сына.
Файлар поднял морщинистое лицо и пристально поглядел на обвиняемую, придавая своим словам гораздо больше значения, чем в них его было. Ему показалось, что голубые глаза, несмотря на яркое солнечное утро, сверкают, как глаза кошки в темноте, и это испугало его. Он подумал, что девушка может изменить обличье прямо в зале.
Посвятив себя охоте на ведьм, Файлар относился к делу серьезно. Во всяком случае и он, и Джонс собирались честно провести слушание. Это было тем более важно, что обвиняемая прежде не была замечена ни в чем предосудительном.
Его лицо несло на себе отпечаток того страшного груза, который этот человек возложил на свои плечи. Он обратился к Глории, громко и четко выговаривая слова, чтобы донести их до всех собравшихся в зале.
— Считаешь ли ты себя виновной в колдовстве? — спросил он.
Глория сидела, выпрямившись и сложив руки на коленях, как полагается благовоспитанной барышне.
— Я не ведьма и никогда не хотела причинить зла никому из тех, кто сегодня свидетельствовал против меня.
Ее невинный взгляд произвел впечатление на людей. Они опять зашептались, но победил дух осуждения. Глория вздрогнула. Ее ищущий сочувствия взгляд переходил с одного лица на другое, пока случайно не остановился на Джосии Беллингеме, сидевшем за небольшим столом возле судей и записывавшем показания. Глория заметила, что он часто отрывается от бумаг и осуждающе смотрит на нее.
Гнев, охвативший ее при досмотре, учиненном в тюрьме, стал уступать место леденившему душу страху. В море лиц, повернутых к ней, она почти не находила отмеченных жалостью и состраданием. Разве лишь лицо верной Рашель Леонард. Надежда вновь ожила в ней, но ненадолго.
— Госпожа Элгар, — Файлар повернулся к старухе, которая возглавляла поиски ведьминых знаков на теле Глории, — что вы можете сказать?
Всем своим видом показывая, что она понимает важность возложенной на нее миссии, госпожа Элгар представила судьям бумагу, подписанную ею, старухой Помрай и другими женщинами.
Судья Джонс, до того молчавший, ибо должен был точно записывать сказанное, надел очки и прочитал документ. Потом, подняв седую голову, он сказал, как бы подводя итог:
— Глория Уоррен, на твоем теле есть дьявольская отметина.
В зале все замерли на своих местах, ожидая, что он еще скажет. По салемскому опыту было известно — это доказательство вины.
— Меня укусил москит, — не выдержала Глория. Ну почему они с такой легкостью верят всякой чепухе? — Это со всяким может случиться.
Малышка Руфи Колльер со страхом выслушала возражение Глории. Она уже оправилась от болезни, но Саре удалось внушить ей непреходящий ужас перед ведьмой. Целые дни с утра до ночи она слышала, что Глория Уоррен виновата во всем, что случилось с ней, не говоря уж о ее матери и маленьком братике. И ее разум не выдержал. Девочку стали мучить видения. Случайно пролетевшая возле ее лица муха превратилась в целую тучу насекомых, и она упала на пол, извиваясь всем телом и визжа, что ее кусают.
Судья Джонс привстал с места и побледнел.
— Зачем ты мучаешь ребенка? — с угрозой произнес он.
У Глории кровь заледенела в жилах.
— Я не мучаю! — в отчаянии крикнула она, понимая, что никакие слова не могут противостоять руфиному фиглярству.
До того как начался суд, у Глории была надежда, что разум восторжествует и ученые люди не пойдут на поводу у толпы. Теперь она поняла, что ошиблась. Приговор был вынесен задолго до ее прихода в молитвенный дом.
— Ты посылаешь своих дьяволов, — Джонс не спрашивал. Он осуждал. — Неужели тебе недостаточно, что ты замучила мать и дитя и обрекла младенца на адские муки? Тебе нужна еще одна жизнь?
Несколько секунд Глория не могла произнести ни слова, однако отчаяние пробудило в ней ярость. Она вздернула маленький подбородок, и щеки у нее вспыхнули.
— Я никого не мучаю! — выкрикнула она. — И не имею никакого отношения к дьяволу. Зачем вам надо, чтобы я оговорила себя?
Но ей не удалось тронуть сердце судьи.
— Признавайся! — прорычал он. Из голоса Глории исчезла дрожь. Глаза засверкали, как звезды.
— Я признаю, что я не больше ведьма, чем вы все.
Все замолчали в ужасе от того, что Глория Уоррен посмела выставить судью на посмешище. Однако это скоро прошло. Послышался тонкий чистый голосок Сары Колльер, словно она занесла над головой Глории острый меч:
— Не правда! Она ведьма! Я видела, как она летала над моей сестрой, когда она болела, а потом висела на шее моей матери, пока она не умерла.
— Сара! — Глория сникла, и голос у нее дрогнул. — Это же не правда. Зачем ты это говоришь?
Сара медленно поднялась, устремив глаза на судью и не обращая внимания на бывшую подругу.
— Она приходила к нам черной тенью и унесла жизнь моей матери.
Файлар передернул плечами, ужасаясь тому, что слышит.
— Ты уверена, что это она?
— Конечно, да, — ответила она безжизненным голосом, как будто впала в транс. — Я видела, как у нее сверкают глаза. Это бывает только у ночных духов. Они мучали моего брата, пока не убили его, — Сара помолчала. — Ее тень говорила со мной и обещала извести брата, чтобы отдать его душу дьяволу, — выдавила она из себя самое страшное.
После обвинения Сары суд превратился в простую формальность, нужную лишь для того, чтобы приговорить ведьму к повешению, несмотря на ее отказ признать себя ведьмой. Судья Джонс был уверен в ее виновности. Он о чем-то переговорил с Файларом, а потом обратился к Глории.
— Мы убеждены, — объявил он, — что дьявол не может принять обличье невинного человека, — он еще держал перо в руке. — Глория Уоррен! — он наставил на нее перо. — Мы будет судить тебя через две недели, — сказал он и объявил конец слушания.
В Салеме несчастные жертвы не привлекали к себе внимания зевак. В Сили-Гроув было по-другому. Тут любопытные валом валили поглазеть на ведьму. Несмотря на всем известный факт, что закованная в цепи ведьма теряет свою власть, добрая половина из них клялась и божилась, будто подвергалась разным мучениям. Однако цепи все-таки сыграли свою роль. Сразу после того как Глорию взяли под стражу, оправились от болезни Мэри Дуглас и Абигайль Эллин и засвидетельствовали в результате многочасового допроса, что все это время им не давала покоя тень ведьмы.
Их обвинения были записаны, как все прежние и поступавшие после первого слушания от людей, якобы пострадавших от колдовства дома, в поле или где-нибудь еще. Убежденный, что он первый распознал в Глории Уоррен ведьму, Джозеф Эллин стал известной личностью. Его песенка была напечатана и распродана во многих городах.
Мольбы Глории не достигли цели. Ее отвели в жаркую и сырую камеру и оставили там, не сняв с рук и ног тяжелых цепей, и она предалась мечтам о том, как придет Куэйд и освободит ее из рук злых тюремщиков.
Ей дали немного времени, чтобы она могла заняться собой, и когда она услыхала чьи-то тяжелые шаги, сердце у нее встрепенулось. Она ждала, что увидит Куэйда, а увидела голодные глаза Джосии Беллингема.
Долгая дорога от лагеря Байярда до Сили-Гроув несколько успокоила ревность священника. Убедив себя, что Глория поступала не по своей воле, он приготовился простить ей измену, тем более что и сам чувствовал себя виноватым. Он ожидал, что она признается в колдовстве, но она не сделала этого и лишила его возможности помочь ей избавиться от дьявольской власти. Ночью ему пришло в голову, что, если он возьмет в жены бывшую ведьму, из которой сам изгонит злых духов, это может сослужить ему добрую службу.
Попросив констебля проследить, чтобы ему не мешали, он вошел в камеру.
— Как ты посмел прийти? — спросила Глория, прижавшись спиной к стене, потому что боялась оставаться наедине со священником. — Ты больше дьявол, чем кто бы то ни было. Прячешься под маской благочестия. Проповедуешь другим то, что не исповедуешь сам.
— Успокойся, Глория, — проговорил Беллингем самым нежным голосом. — Тебе лучше помолчать — Ну уж нет.
— Да, — Беллингем долго размышлял над тем, как его дух пал с высот в пропасть, и теперь не желал ничего слушать. — Погоди, Глория. Я изучал черную магию и знаю, что с тобой случилось. Дьявол завладел тобой вопреки твоей воле.
— Какая я была, такая и осталась, — возразила Глория.
— Нет. Ты стала служанкой дьявола. Тебя обуял злой дух, и ты виновна в преступлениях против благочестия.
— А ты нет?
Беллингем покачал головой. Он надеялся, что девушка внемлет голосу разума, но она не желала ничего слушать. Ее дьяволы сильны, и они уже подступились к нему тоже. Они мучают его и заставляют так сильно желать эту женщину, что он даже не остановился перед тем, чтобы заточить ее в тюрьму.
Беллингем тяжело вздохнул.
— Разве ты не понимаешь, Глория? Это твой злой дух путает меня. Он вынуждает меня творить богохульство.
Стараясь говорить спокойно, он показал на трехногий стул, и Глория послушно села на него, продолжая все-таки настороженно следить за каждым движением священника.
— Если тебя мучает дьявол, то это твой собственный дьявол, — сказала она.
Он опять покачал головой. Как бы ни было трудно убедить ее в своей правоте, он должен это сделать. Всю жизнь Беллингем считал себя человеком благочестивым, и ему было невыносимо чувствовать себя виноватым в страшных грехах, совершенных им в последнее время. Не умея признавать свои ошибки, он искал оправдания, потому что не мог заставить себя видеть вещи такими, какими они были на самом деле. Он много молился и размышлял, и Бог подсказал ему выход из тупика, но его спасение зависело от Глории Уоррен.
Когда Беллингем подошел ближе, Глория содрогнулась от отвращения. Его словно лихорадило, и Глория почувствовала, что перед ней не тот человек, с которым она боролась у себя дома. У этого Беллингема был вид фанатика, и он не бросался на нее, а предлагал молиться о ее спасении.
— Глория Уоррен, я прощаю тебя.
— Прощаешь меня? — Глория удивленно посмотрела на него и подняла скованные руки. — Это из-за тебя на мне цепи.
Беллингем опустился на колени, но, увы, рядом с девушкой. Кровь закипела у него в жилах от ее близости, однако его смущенный ум тотчас отверг истинную причину овладевшего им безумия. Он утвердился в том, что она соблазняет его. Испытывает на нем свои злые чары, и он тихо сказал:
— Глория, я спасу тебя. Доверься мне. Расторгни договор с дьяволом. Она сверкнула глазами.
— Это ты расторгни договор с дьяволом. Он положил руку ей на колено, но она сбросила ее.
— Постарайся понять, — прошептал он. — Дьявол задумал не допустить меня до высот, для которых меня предназначил Господь. Но я не поддамся сатане. У меня есть план, как победить его. Помоги мне, признайся, что ты ведьма.
Беллингем схватил ее руки в свои и крепко сжал их. В ней он видел свое спасение. Если Глория признает себя ведьмой, то он вернет ее в лоно Церкви и освободит свою душу от греха.
— Нет! — Глория попыталась вырвать у него руки. — Это не правда! Я ничего не признаю!
Беллингем не мог вынести ее отказа. Спокойствия, которое он с трудом сохранял все время, пока был в камере, как не бывало. Он обхватил ее за талию, а его голова упала ей на колени.
— Сделай это! — крикнул он. — Пока не поздно!
Глория попыталась высвободиться из его рук, но стул развалился под ней, и они оба упали на пол, как раз когда в камеру вошла незаметно проскользнувшая мима констебля Capa Колльер.
Беллингем прижал Глорию к полу.
— Мы обвенчаемся. Все еще может быть так, как должно быть.
Ни он, ни Глория не слышали, как заплакала Сара и как она побежала обратно.
— Убери руки, Джосия Беллингем! — зло проговорила Глория, и глаза у нее засверкали, как никогда. — Пусть меня утащит дьявол или повесит палач, но я никогда не признаю себя ведьмой. А ты… — она посмотрела ему прямо в глаза. — Я согласна на все что угодно, лишь бы не венчаться с таким негодяем, как ты.
Беллингем встал сначала на колени, потом поднялся на ноги. На шее у него вздулась вена.
— Ты предпочла мне охотника? Глория тоже встала и постаралась привести в порядок платье. Как бы то ни было, она гордо несла свою голову.
— Я люблю Куэйда Уилда. Или он возьмет меня в жены, или никто другой.
— Тог да никто, — прошипел Беллингем. — Охотник умер. Вчера сообщили из Кроссленда, — возбужденный отчаянным выражением на ее лице, он не мог остановиться. — Когда констебль попытался его задержать, он открыл стрельбу. Талби вынужден был защищаться. Куэйда Уилда нет в живых.
— Ты лжешь, — Глория дрожала всем телом.
— Это правда. Спроси Герриша, если не веришь мне, — в нем клокотала ярость, но он держал себя в руках. — Может быть, теперь ты пожалеешь о своем отказе?
— Нет, никогда, — ответила Глория, но голос у нее дрогнул.
Глаза Беллингема загорелись страшным огнем.
— Твоя судьба в твоих руках, — отвернувшись от Глории, он крикнул констебля. — Уведи меня от этой ведьмы.
В последний раз он обернулся посмотреть на нее. Его любовь стала ненавистью. Она не хочет его. Не хочет его помощи. Больше он не чувствовал за собой никакой вины. Ведьма должна быть повешена.
Сара ждала, когда Джосия Беллингем выйдет из тюрьмы. У нее сильно билось сердце и стучало в висках, и еще она очень боялась попасться на глаза красивому священнику. Проводив его взглядом, она подхватила юбки и бросилась обратно, туда, где совсем недавно видела ведьму на полу в объятиях своего любимого. Как главной свидетельнице ей ничего не стоило уговорить констебля пропустить ее к Глории Уоррен якобы для важного разговора.
Глория лежала, закрыв лицо руками. Солгал Беллингем или сказал правду о Куэйде?
Рашель наверняка знает. Еще можно спросить Герриша, когда он придет. Она никого не ждала к себе и, дав волю мрачным мыслям, с трудом вернулась к реальной жизни, услыхав голос Сары. Изумлению ее не было предела.
Разглядеть Сару, стоявшую в дверном проеме, было нелегко, однако ее голос звучал громко и требовательно.
— Отпусти его, — сказала она. Глория села.
— Кого? Ты обвиняешь меня в колдовстве? Ты что, Сара, сошла с ума? Ведь ты же знаешь, что я не ведьма.
— Я знаю другое, — Сара скользнула вдоль стены, чтобы получше рассмотреть девушку, которую когда-то звала подругой и сестрой. — Я тебе доверилась, а ты меня предала.
Глория откинула назад волосы.
— Сара, ты говоришь глупости. Это ты предала меня.
Однако пробиться к разуму Сары оказалось не так-то легко.
— За что ты меня ненавидишь? — прошептала она. — Почему ты отбираешь у меня всех, кого я люблю?
Много раз, с тех пор как Сара сказала свое слово на суде, Глории казалось, что, попадись та ей, она разорвет ее на куски за все свои страдания, а теперь она не чувствовала гнева и только жалела свою обвинительницу.
— Сара, Сара. Я не понимаю, — ласково проговорила она. — Неужели ты забыла, что моя мама тоже умерла?
Ее сердце открылось навстречу скорчившейся у стены девушке. Глория вскочила и сделала шаг, другой, но остановилась, увидав отчужденное выражение на лице Сары.
Сара наморщила лоб.
— Что ведьма знает о чувствах человека?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28