Прежде чем она пристрелит Жан-Жака и тем самым окончательно разрушит свою жизнь.
На этот раз их ласки были неторопливыми и нежными. Они растягивали и смаковали наслаждение. Они пили его, как редкостное вино, не зная, когда еще им представится возможность побыть наедине друг с другом. Она не могла произнести слов любви вслух, но произносила их молча: «Я люблю тебя, Том. Я люблю тебя всем сердцем».
Глава 16
Они рассчитывали остановиться на озере Глубоком на несколько дней, потому что все были измучены, но приняли решение двигаться дальше и провести Рождество на озере Линдерман, где был большой лагерь вокруг нескольких полуразвалившихся лачуг.
Спотыкаясь от усталости, Джульетта бежала за санями. Слезы катились у нее по щекам, оставляя разводы на вымазанном золой и салом лице, потом замерзали. Никогда еще в жизни она не чувствовала себя такой усталой и несчастной и промерзшей до мозга костей. Каждое утро она просыпалась от сильного озноба. Зубы ее стучали, и ей было страшно выползти из спального мешка, пока Клара и Зоя разжигали огонь в переносной печи. По утрам, когда наступала ее очередь готовить завтрак и варить кофе, она не раз кляла себя за то, что оставила солнечную Калифорнию.
Этот проникающий до самого нутра холод не мог ей присниться даже в страшном сне. И не важно, сколько слоев одежды она на себя навьючивала, — все равно невозможно было согреться, невозможно было спастись от этого пронизывающего холода. Казалось, она никогда не согреется. Ледяные когти ветра проникали под все слои одежды, и тогда она начинала пугаться, что пот, замерзая на ее коже, приведет к обморожению. Первое, что делал каждый после того, как к концу дня палатки были поставлены, — срывал с себя влажную от пота одежду, растирался досуха полотенцем, а затем спешил переодеться в сухое белье и одежду, приготовленные на завтра, и в них ложился спать. То. что они жались поближе к огню, не спасало от холода. Если удавалось согреться спереди, то спина все равно мерзла.
В прошлом она столько вещей принимала как должное! Тепло. Чистую одежду. Ежедневную ванну. Хорошую обильную и разнообразную еду. Прежде она бы хохотала до колик, если бы кто-нибудь высказал предположение, что она будет бежать по снегу за собачьей упряжкой милю за милей и милям этим не будет конца. Или что неделями она будет довольствоваться жалкими каплями воды, чтобы хоть как-нибудь поддержать видимость чистоты. Или что когда-нибудь она узнает, что такое снежный буран. Или что… Впереди послышался собачий лай, а это означало, что сани остановились. Должно быть, наступило время полуденной еды. Джульетта отерла слезы с лица, размазывая золу и жир рукавицей. Это не имело значения, потому что ее рукавицы все равно были такими же грязными, как лицо. Изо дня в день она меняла одежду, всего два комплекта, которыми располагала, но ни один из них нельзя было назвать чистым и свежим.
Однако она приободрилась при мысли об отдыхе. К тому времени, когда она догнала остальных, Том и чилкуты уже разожгли жаркий огонь, а суп и кофе булькали на лагерных походных печках. И сегодня вечером они должны были стать лагерем на озере Линдерман. Медведь рассказал Кларе, что там есть настоящий отель, и Джульетта мечтала о привале целые дни напролет.
Она подогнала свою упряжку к остальным и затормозила. Генри и Люк, двое чилкутов, замахали ей, прежде чем начали менять защитные повязки на ногах ее собак. Джульетта расправила плечи и попыталась избавиться от онемения в теле, делая наклоны то в одну, то в другую сторону. Ей давно требовалось смазать тело целебной мазью, но усталость в натруженных мышцах была слишком сильной.
Бен остановился позади нее и передал собак Генри. Бен сбрил бороду на следующий день после того, как она сказала, что это ему не идет, но ей трудно было судить о том, насколько лучше он выглядит, потому что его лицо, как и у всех остальных, было вымазано золой пополам с жиром. К этому времени Джульетта настолько привыкла видеть эти чудовищные маски на лицах своих спутников, что почти перестала их замечать. Но ей бы хотелось увидеть лицо Бена без бороды.
— Вы заметили лося, мимо которого мы проехали с милю назад? — спросил он, поравнявшись и теперь идя рядом с ней. Как всегда, он внимательно оглядывал ее, будто хотел убедиться, что с ней все обстоит благополучно.
— Я мечтала об отеле на озере Линдерман и ничего не замечала вокруг.
Это было правдой только отчасти, потому что, как и всегда, большую часть утра она думала о нем. Иногда ей казалось, что часть существа Бена Дира поселилась у нее в мозгу, чтобы дразнить и мучить ее. Следуя за собачьей упряжкой, она вспоминала каждое его слово, сказанное ей накануне вечером, гадая, думал ли он о том, как держал ее, обнаженную, в объятиях, и что бы она сделала, если бы он попытался поцеловать ее. Она теперь постоянно грезила о поцелуях.
— Не стоит возлагать большие надежды на отель, — ответил он, когда они наполнили свои кружки горячим кофе и проглотили по ежедневной дозе лимонной кислоты, чтобы предотвратить цингу. — Медведь говорит, что от него не стоит ждать слишком многого. Там одно большое помещение, разгороженное пополам одеялом — для мужчин и для женшин, а походные кровати такие же, как у нас. Освещается помещение свечами, поставленными в пустые бутылки, стоящие на бочках. Что же касается еды… — Он пожал широкими плечами.
Горькое разочарование постигло ее.
— Это не подойдет, — сказала она наконец. Было совершенно неприемлемо спать рядом с чужим мужчиной, отделенным от нее всего лишь перегородкой из одеяла. — Я воображала, что это настоящий отель. — Она яростно боролась со слезами, не желая плакать при Бене. — Я мечтала выспаться в настоящей постели и поесть за настоящим столом. — Она надеялась согреться и полежать в горячей ванне так долго, сколько захочется.
— Это путешествие дается вам тяжело, верно? — спросил он мягко.
О Господи! Его сочувствие доконало ее. Она изо всех сил моргала, чтобы не показать своих слез, и ответила, стараясь, чтобы голос ее звучал отважно и бодро:
— Я должна немного передохнуть, и буду снова готова двигаться дальше.
Она начинала понимать, что имела в виду Зоя, когда рассказывала о том, что выросла, не имея возможности побыть в одиночестве. Невозможно блюсти скромность, когда разделяешь крошечную палатку еще с двумя женщинами. Она уже знала, что у Клары родинка на бедре и что Зоя каждый вечер сто раз проводит по волосам щеткой. Клара храпела во сне, а Зоя что-то бормотала. Клара полоскала горло соленой водой, производя громкие и неприятные для слуха звуки. Зоя фанатично чистила ногти, чтобы под ними не оставалось грязи. Они оставляли волосы на общих щипцах для завивки. Ни одна из них не помнила, что следует чистить и подрезать фитиль у их единственного фонаря. Джульетта тоже никогда не задумывалась о таких мелочах прежде, о привычках других женщин, и не особенно интересовалась ими и теперь. Неужели надеяться провести одну-единственную ночь в одиночестве было недопустимой роскошью?
— Может быть, мне удастся что-нибудь придумать. Об этом надо поразмыслить, — пообещал Бен, бросая на нее странно внимательный и проникновенный взгляд. По крайней мере ей так показалось. Трудно было правильно истолковать выражение его лица, когда глаза его были затенены синими очками, а лицо вымазано золой и жиром.
Клара присоединилась к ней возле печки, и они обе смотрели, как Бен двинулся к группе мужчин.
— Ну, — сказала Клара, шумно глотая суп, — он вас уже поцеловал?
— Вам обязательно так громко глотать, когда вы едите? И нет, он не целовал меня. И я не хочу, чтобы это произошло.
— Лгунья. И да, я не умею есть иначе. — Клара состроила гримаску. — Я ведь здесь не для того, чтобы обсуждать вопросы этикета за обедом. Меня беспокоит Зоя.
Насчет Зои они были единодушны. Джульетта обвела глазами присутствующих и увидела Зою, разговаривающую с Томом.
— Иногда мне кажется, что она выглядит счастливее, чем когда бы то ни было, но я слышала, как она плачет по ночам, уверенная, что мы спим.
— Это Том, — решительно заявила Клара. — Она любит его. Я уже ей говорила, что не стану возражать, если она раздумает убивать нашего мужа. Мы могли бы остаться на озере Беннетт до весны, а потом отправиться домой. Вы и Зоя скажете своим семьям, что Жан-Жак умер, и на этом дело закончится. Мы начнем жизнь заново.
Джульетта смотрела на Бена, и в глазах ее было томление. Клара нарисовала ей заманчивую картину будущего.
— Но это не сработает. Что, если мы выйдем замуж снова? Этот новый брак будет основан на лжи. А вдруг Жан-Жак снова появится? Мы окажемся двоемужницами. Могу себе представить, как мы будем себя чувствовать!
— Да. Зоя сказала то же самое. — Клара тяжело вздохнула. — Она говорит, что будет лучше, если мы будем знать наверняка, что эта гадюка мертва. Думаю, она настолько ненавидит его, что только и мечтает о том, чтобы застрелить.
— Я никогда не предполагала, что у меня могут быть злые чувства, но и я его ненавижу, — ответила Джульетта, глядя на Бена сквозь навернувшиеся слезы. — Как все было бы хорошо, если бы я не была замужем!
Клара посмотрела на Медведя, ответившего ей пристальным взглядом.
— Вы чуть не утонули, а я провалилась в яму, и это заставило меня изменить взгляды на многое. Зоя правильно поступает, что хватает счастье, которое ей подвернулось. — Она сжала руку Джульетты. — Вы ведь тоже об этом думаете? Всем заметно, что Бен Дир сохнет по вам.
— Что вы хотите сказать? — медленно произнесла Джульетта.
— Вы ведь знаете, о чем мы с вами передумали, когда Зою и Тома застигла снежная буря.
— Я не думала ни о чем таком! — Ее щеки вспыхнули от собственной лжи. Затронутая Кларой тема ее взволновала. Даже слой грязи на щеках не мог скрыть ее румянца.
— Да, конечно, вы думали то же, что и я. Я надеюсь, что они насладились ночью любви. — Клара посмотрела на нее с вызовом: — Если вы считаете меня шлюхой, значит, я и есть шлюха. Я много думала об этом и не считаю, что мы должны позволить Жан-Жаку Вилетту исковеркать наши жизни еще больше, чем он сумел это сделать. Мы заслуживаем того, чтобы быть любимыми и счастливыми!
— Клара Клаус! — Джульетта сделала шаг назад. Глаза ее были широко раскрыты. — Вы собираетесь соблазнить Медведя!
И конечно, успех был ей обеспечен. Если Джульетта когда-нибудь и видела мужчину, который так жаждал, чтобы его соблазнили, так это был Медведь Барретт. Он не сводил глаз с Клары. Внезапно она осознала, что то же самое можно было сказать и о Бене.
— Возможно, у меня и есть планы, — сказала Клара, вызывающе вздергивая подбородок. — И знаете что? Здесь никому нет до этого дела. Здесь живут по другим законам.
Джульетта фыркнула:
— Подлинные законы приличия одинаковы для уважающих себя леди во всем мире.
— Вы ошибаетесь, Джульетта. Здесь иначе — здесь живут и дают жить другим. И никому нет дела до того, чем занимаетесь вы, если это не мешает остальным. Когда вы провалились в озеро, были разговоры, но…
— Видите? Я же вам говорила!
Клара покачала головой, стряхивая лед с мехового капюшона, обрамлявшего ее лицо.
— Нет, вы не поняли. Речь шла не о вас с Беном, а о том, зачем вам понадобилось гулять по тонкому льду. А то, что с вас пришлось сдирать мокрую одежду, понимал каждый. И никто не позволил себе никаких двусмысленных разговоров о Томе и Зое и о том, что они заночевали в лесу, когда началась снежная буря. Мне потребовалось время, чтобы понять это, но теперь, думаю, я поняла. И свобода здешних нравов меня вдохновляет. — На ее губах появилась широкая улыбка. — Подумайте об этом. Здесь мы можем делать все, что хотим. Мы можем быть кем захотим. Здесь существуют только законы природы и естества.
Весь остаток дня Джульетта, бежавшая за собачьей упряжкой, размышляла о том, что думала Клара о Зое и Томе, и о намерении Клары соблазнить Медведя, которое она угадала. Джульетте вдруг стало жаль себя. Они хватали счастье обеими руками, а остальное было для них не важно. Они не позволили такой малости, как законный муж, испортить себе жизнь и встать на пути. Если, конечно, считать, что хоть у одной из них был законный муж. Возможно, что ни один из их браков не стоило принимать всерьез. И в этом случае не имело значения, что они кого-то любили или позволяли любить себя другому мужчине. Так почему бы Джульетте тоже не поддаться голосу чувства? Почему бы ей не наплевать на собственные правила? Потому что она считала недостойным пасть в объятия одного мужчины, в то время как на руке ее красовалось обручальное кольцо другого.
От этих мыслей у нее разболелась голова. Но разве роковой женщине стоило размышлять о подобных мелочах? Было ли похвально и достойно или просто глупо так следовать привитым с детства правилам? Она знала, как тетя Киббл и ее мать ответили бы на этот вопрос. Но тетя Киббл никогда не считала Джульетту хорошенькой и способной привлечь внимание мужчины. Любого мужчину, считала она, может привлечь только состояние Джульетты. Легко было стоять на твердых позициях нравственности, трезво оценивая отношения между мужчинами и женщинами, когда ни один мужчина не пытался ухаживать за тобой и добиваться тебя. Но ведь Бен ничего не знал о ее деньгах. И он считал ее красивой. Она видела свое отражение в его глазах, она замечала, что он ею восхищается, и это волновало ее, приводило в восторг, пленяло. Впрочем, все в нем волновало ее и приводило в восторг. И то, как он двигался, и то, как говорил, и то, как он принимал любой вызов и пытался сам решить любой вопрос, например, переносить свой груз, хотя мог бы этого избежать.
Ей нравились его деликатность и внимание. Она оценила то, что он не колеблясь бросился спасать ее в полузамерзшее озеро, когда она тонула. Ей нравилась его преданность усопшей жене и то, что он уважал права женщин. Ей нравилось смотреть на него, прикасаться к нему. Ей был приятен его запах.
О Господи! Она полюбила его. Внезапно Джульетта почувствовала, что кольцо Жан-Жака врезалось в ее палец, как и в ее сознание. Брак ничего не значил для Жан-Жака, но для нее он был всем. По крайней мере она так считала. Сначала боль, а позже сменившая ее ярость начали тускнеть и выветриваться из ее памяти. Она помнила, что Жан-Жак был красив, но не могла вспомнить черт его лица. А когда пыталась, память рисовала ей портрет человека, невероятно похожего на Бена Дира. И в памяти ее голос Жан-Жака тоже походил на голос Бена Дира. Но не было на свете двух столь непохожих друг на друга людей. Бен был честным и преданным, а Жан-Жак — полной противоположностью ему.
Она полюбила Бена.
О Господи! Что же ей теперь делать?
Первые два дня на озере Линдерман прошли в лихорадочной суете и в возобновлении прежних знакомств. Миссис Эддинггон принесла им кекс на патоке, а другие леди, которых они встречали и останавливались, чтобы с ними поздороваться, отвечали на приветствия, и они делились с ними впечатлениями от тягот путешествия. Джульетта помогала Зое и Кларе растапливать снег в больших горшках и кипятить воду для стирки. Все три женщины готовы были плакать от счастья и благодарности за то, что могли надеть чистое белье и одежду, сменить чулки и панталоны. Они проветривали свои спальные мешки, одеяла, куртки и пальто, шарфы и шляпы. Чинили свою одежду и штопали чулки. По очереди мыли голову и сушили волосы у огня.
Так как на некоторое время они зажили оседлой жизнью, то поставили свою походную печь в палатке и впервые за долгое время согрелись. Чтобы отпраздновать это событие, Клара отварила огромный двухфунтовый кусок солонины и сделала гарнир из кислой капусты. Зоя испекла кукурузный хлеб. Джульетта приготовила пирог с начинкой из сушеных яблок, что вызвало у нее прилив законной гордости. Три месяца назад она не сумела бы испечь пирога, даже если бы судьба всего мира зависела от этого. Они ели, сидя на своих походных кроватях. На них были чистые шерстяные панталоны, и чувствовали они себя много лучше, чем когда-либо после Чилкутского перевала.
— Я пыталась купить немного масла к кукурузному хлебу, — сказала Зоя, — и мне удалось его найти. Но продававший его человек запросил двадцать долларов за фунт. Я решила, что мы можем съесть хлеб с салом и джемом.
— Это чудесно, и у нас ведь есть еще солонина.
— Давайте-ка поспешим и покончим с едой. Я хочу по-пробовагь ваш пирог. Он так вкусно пахнет. И на этот раз не пригорел, — с улыбкой заметила Клара.
Они все посмотрели на клапан палатки, услышав, как кто-то зовет Джульетту. Она удивленно нахмурилась:
— Похоже, это Люк. Чего он хочет?
Было не в обычае чилкутов приходить и звать кого-нибудь из них.
— Вы высуньте голову из палатки и узнайте, в чем дело, — посоветовала Клара.
Джульетта опустила глаза на свои неприбранные волосы, струившиеся вдоль ее бесформенных красных панталон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
На этот раз их ласки были неторопливыми и нежными. Они растягивали и смаковали наслаждение. Они пили его, как редкостное вино, не зная, когда еще им представится возможность побыть наедине друг с другом. Она не могла произнести слов любви вслух, но произносила их молча: «Я люблю тебя, Том. Я люблю тебя всем сердцем».
Глава 16
Они рассчитывали остановиться на озере Глубоком на несколько дней, потому что все были измучены, но приняли решение двигаться дальше и провести Рождество на озере Линдерман, где был большой лагерь вокруг нескольких полуразвалившихся лачуг.
Спотыкаясь от усталости, Джульетта бежала за санями. Слезы катились у нее по щекам, оставляя разводы на вымазанном золой и салом лице, потом замерзали. Никогда еще в жизни она не чувствовала себя такой усталой и несчастной и промерзшей до мозга костей. Каждое утро она просыпалась от сильного озноба. Зубы ее стучали, и ей было страшно выползти из спального мешка, пока Клара и Зоя разжигали огонь в переносной печи. По утрам, когда наступала ее очередь готовить завтрак и варить кофе, она не раз кляла себя за то, что оставила солнечную Калифорнию.
Этот проникающий до самого нутра холод не мог ей присниться даже в страшном сне. И не важно, сколько слоев одежды она на себя навьючивала, — все равно невозможно было согреться, невозможно было спастись от этого пронизывающего холода. Казалось, она никогда не согреется. Ледяные когти ветра проникали под все слои одежды, и тогда она начинала пугаться, что пот, замерзая на ее коже, приведет к обморожению. Первое, что делал каждый после того, как к концу дня палатки были поставлены, — срывал с себя влажную от пота одежду, растирался досуха полотенцем, а затем спешил переодеться в сухое белье и одежду, приготовленные на завтра, и в них ложился спать. То. что они жались поближе к огню, не спасало от холода. Если удавалось согреться спереди, то спина все равно мерзла.
В прошлом она столько вещей принимала как должное! Тепло. Чистую одежду. Ежедневную ванну. Хорошую обильную и разнообразную еду. Прежде она бы хохотала до колик, если бы кто-нибудь высказал предположение, что она будет бежать по снегу за собачьей упряжкой милю за милей и милям этим не будет конца. Или что неделями она будет довольствоваться жалкими каплями воды, чтобы хоть как-нибудь поддержать видимость чистоты. Или что когда-нибудь она узнает, что такое снежный буран. Или что… Впереди послышался собачий лай, а это означало, что сани остановились. Должно быть, наступило время полуденной еды. Джульетта отерла слезы с лица, размазывая золу и жир рукавицей. Это не имело значения, потому что ее рукавицы все равно были такими же грязными, как лицо. Изо дня в день она меняла одежду, всего два комплекта, которыми располагала, но ни один из них нельзя было назвать чистым и свежим.
Однако она приободрилась при мысли об отдыхе. К тому времени, когда она догнала остальных, Том и чилкуты уже разожгли жаркий огонь, а суп и кофе булькали на лагерных походных печках. И сегодня вечером они должны были стать лагерем на озере Линдерман. Медведь рассказал Кларе, что там есть настоящий отель, и Джульетта мечтала о привале целые дни напролет.
Она подогнала свою упряжку к остальным и затормозила. Генри и Люк, двое чилкутов, замахали ей, прежде чем начали менять защитные повязки на ногах ее собак. Джульетта расправила плечи и попыталась избавиться от онемения в теле, делая наклоны то в одну, то в другую сторону. Ей давно требовалось смазать тело целебной мазью, но усталость в натруженных мышцах была слишком сильной.
Бен остановился позади нее и передал собак Генри. Бен сбрил бороду на следующий день после того, как она сказала, что это ему не идет, но ей трудно было судить о том, насколько лучше он выглядит, потому что его лицо, как и у всех остальных, было вымазано золой пополам с жиром. К этому времени Джульетта настолько привыкла видеть эти чудовищные маски на лицах своих спутников, что почти перестала их замечать. Но ей бы хотелось увидеть лицо Бена без бороды.
— Вы заметили лося, мимо которого мы проехали с милю назад? — спросил он, поравнявшись и теперь идя рядом с ней. Как всегда, он внимательно оглядывал ее, будто хотел убедиться, что с ней все обстоит благополучно.
— Я мечтала об отеле на озере Линдерман и ничего не замечала вокруг.
Это было правдой только отчасти, потому что, как и всегда, большую часть утра она думала о нем. Иногда ей казалось, что часть существа Бена Дира поселилась у нее в мозгу, чтобы дразнить и мучить ее. Следуя за собачьей упряжкой, она вспоминала каждое его слово, сказанное ей накануне вечером, гадая, думал ли он о том, как держал ее, обнаженную, в объятиях, и что бы она сделала, если бы он попытался поцеловать ее. Она теперь постоянно грезила о поцелуях.
— Не стоит возлагать большие надежды на отель, — ответил он, когда они наполнили свои кружки горячим кофе и проглотили по ежедневной дозе лимонной кислоты, чтобы предотвратить цингу. — Медведь говорит, что от него не стоит ждать слишком многого. Там одно большое помещение, разгороженное пополам одеялом — для мужчин и для женшин, а походные кровати такие же, как у нас. Освещается помещение свечами, поставленными в пустые бутылки, стоящие на бочках. Что же касается еды… — Он пожал широкими плечами.
Горькое разочарование постигло ее.
— Это не подойдет, — сказала она наконец. Было совершенно неприемлемо спать рядом с чужим мужчиной, отделенным от нее всего лишь перегородкой из одеяла. — Я воображала, что это настоящий отель. — Она яростно боролась со слезами, не желая плакать при Бене. — Я мечтала выспаться в настоящей постели и поесть за настоящим столом. — Она надеялась согреться и полежать в горячей ванне так долго, сколько захочется.
— Это путешествие дается вам тяжело, верно? — спросил он мягко.
О Господи! Его сочувствие доконало ее. Она изо всех сил моргала, чтобы не показать своих слез, и ответила, стараясь, чтобы голос ее звучал отважно и бодро:
— Я должна немного передохнуть, и буду снова готова двигаться дальше.
Она начинала понимать, что имела в виду Зоя, когда рассказывала о том, что выросла, не имея возможности побыть в одиночестве. Невозможно блюсти скромность, когда разделяешь крошечную палатку еще с двумя женщинами. Она уже знала, что у Клары родинка на бедре и что Зоя каждый вечер сто раз проводит по волосам щеткой. Клара храпела во сне, а Зоя что-то бормотала. Клара полоскала горло соленой водой, производя громкие и неприятные для слуха звуки. Зоя фанатично чистила ногти, чтобы под ними не оставалось грязи. Они оставляли волосы на общих щипцах для завивки. Ни одна из них не помнила, что следует чистить и подрезать фитиль у их единственного фонаря. Джульетта тоже никогда не задумывалась о таких мелочах прежде, о привычках других женщин, и не особенно интересовалась ими и теперь. Неужели надеяться провести одну-единственную ночь в одиночестве было недопустимой роскошью?
— Может быть, мне удастся что-нибудь придумать. Об этом надо поразмыслить, — пообещал Бен, бросая на нее странно внимательный и проникновенный взгляд. По крайней мере ей так показалось. Трудно было правильно истолковать выражение его лица, когда глаза его были затенены синими очками, а лицо вымазано золой и жиром.
Клара присоединилась к ней возле печки, и они обе смотрели, как Бен двинулся к группе мужчин.
— Ну, — сказала Клара, шумно глотая суп, — он вас уже поцеловал?
— Вам обязательно так громко глотать, когда вы едите? И нет, он не целовал меня. И я не хочу, чтобы это произошло.
— Лгунья. И да, я не умею есть иначе. — Клара состроила гримаску. — Я ведь здесь не для того, чтобы обсуждать вопросы этикета за обедом. Меня беспокоит Зоя.
Насчет Зои они были единодушны. Джульетта обвела глазами присутствующих и увидела Зою, разговаривающую с Томом.
— Иногда мне кажется, что она выглядит счастливее, чем когда бы то ни было, но я слышала, как она плачет по ночам, уверенная, что мы спим.
— Это Том, — решительно заявила Клара. — Она любит его. Я уже ей говорила, что не стану возражать, если она раздумает убивать нашего мужа. Мы могли бы остаться на озере Беннетт до весны, а потом отправиться домой. Вы и Зоя скажете своим семьям, что Жан-Жак умер, и на этом дело закончится. Мы начнем жизнь заново.
Джульетта смотрела на Бена, и в глазах ее было томление. Клара нарисовала ей заманчивую картину будущего.
— Но это не сработает. Что, если мы выйдем замуж снова? Этот новый брак будет основан на лжи. А вдруг Жан-Жак снова появится? Мы окажемся двоемужницами. Могу себе представить, как мы будем себя чувствовать!
— Да. Зоя сказала то же самое. — Клара тяжело вздохнула. — Она говорит, что будет лучше, если мы будем знать наверняка, что эта гадюка мертва. Думаю, она настолько ненавидит его, что только и мечтает о том, чтобы застрелить.
— Я никогда не предполагала, что у меня могут быть злые чувства, но и я его ненавижу, — ответила Джульетта, глядя на Бена сквозь навернувшиеся слезы. — Как все было бы хорошо, если бы я не была замужем!
Клара посмотрела на Медведя, ответившего ей пристальным взглядом.
— Вы чуть не утонули, а я провалилась в яму, и это заставило меня изменить взгляды на многое. Зоя правильно поступает, что хватает счастье, которое ей подвернулось. — Она сжала руку Джульетты. — Вы ведь тоже об этом думаете? Всем заметно, что Бен Дир сохнет по вам.
— Что вы хотите сказать? — медленно произнесла Джульетта.
— Вы ведь знаете, о чем мы с вами передумали, когда Зою и Тома застигла снежная буря.
— Я не думала ни о чем таком! — Ее щеки вспыхнули от собственной лжи. Затронутая Кларой тема ее взволновала. Даже слой грязи на щеках не мог скрыть ее румянца.
— Да, конечно, вы думали то же, что и я. Я надеюсь, что они насладились ночью любви. — Клара посмотрела на нее с вызовом: — Если вы считаете меня шлюхой, значит, я и есть шлюха. Я много думала об этом и не считаю, что мы должны позволить Жан-Жаку Вилетту исковеркать наши жизни еще больше, чем он сумел это сделать. Мы заслуживаем того, чтобы быть любимыми и счастливыми!
— Клара Клаус! — Джульетта сделала шаг назад. Глаза ее были широко раскрыты. — Вы собираетесь соблазнить Медведя!
И конечно, успех был ей обеспечен. Если Джульетта когда-нибудь и видела мужчину, который так жаждал, чтобы его соблазнили, так это был Медведь Барретт. Он не сводил глаз с Клары. Внезапно она осознала, что то же самое можно было сказать и о Бене.
— Возможно, у меня и есть планы, — сказала Клара, вызывающе вздергивая подбородок. — И знаете что? Здесь никому нет до этого дела. Здесь живут по другим законам.
Джульетта фыркнула:
— Подлинные законы приличия одинаковы для уважающих себя леди во всем мире.
— Вы ошибаетесь, Джульетта. Здесь иначе — здесь живут и дают жить другим. И никому нет дела до того, чем занимаетесь вы, если это не мешает остальным. Когда вы провалились в озеро, были разговоры, но…
— Видите? Я же вам говорила!
Клара покачала головой, стряхивая лед с мехового капюшона, обрамлявшего ее лицо.
— Нет, вы не поняли. Речь шла не о вас с Беном, а о том, зачем вам понадобилось гулять по тонкому льду. А то, что с вас пришлось сдирать мокрую одежду, понимал каждый. И никто не позволил себе никаких двусмысленных разговоров о Томе и Зое и о том, что они заночевали в лесу, когда началась снежная буря. Мне потребовалось время, чтобы понять это, но теперь, думаю, я поняла. И свобода здешних нравов меня вдохновляет. — На ее губах появилась широкая улыбка. — Подумайте об этом. Здесь мы можем делать все, что хотим. Мы можем быть кем захотим. Здесь существуют только законы природы и естества.
Весь остаток дня Джульетта, бежавшая за собачьей упряжкой, размышляла о том, что думала Клара о Зое и Томе, и о намерении Клары соблазнить Медведя, которое она угадала. Джульетте вдруг стало жаль себя. Они хватали счастье обеими руками, а остальное было для них не важно. Они не позволили такой малости, как законный муж, испортить себе жизнь и встать на пути. Если, конечно, считать, что хоть у одной из них был законный муж. Возможно, что ни один из их браков не стоило принимать всерьез. И в этом случае не имело значения, что они кого-то любили или позволяли любить себя другому мужчине. Так почему бы Джульетте тоже не поддаться голосу чувства? Почему бы ей не наплевать на собственные правила? Потому что она считала недостойным пасть в объятия одного мужчины, в то время как на руке ее красовалось обручальное кольцо другого.
От этих мыслей у нее разболелась голова. Но разве роковой женщине стоило размышлять о подобных мелочах? Было ли похвально и достойно или просто глупо так следовать привитым с детства правилам? Она знала, как тетя Киббл и ее мать ответили бы на этот вопрос. Но тетя Киббл никогда не считала Джульетту хорошенькой и способной привлечь внимание мужчины. Любого мужчину, считала она, может привлечь только состояние Джульетты. Легко было стоять на твердых позициях нравственности, трезво оценивая отношения между мужчинами и женщинами, когда ни один мужчина не пытался ухаживать за тобой и добиваться тебя. Но ведь Бен ничего не знал о ее деньгах. И он считал ее красивой. Она видела свое отражение в его глазах, она замечала, что он ею восхищается, и это волновало ее, приводило в восторг, пленяло. Впрочем, все в нем волновало ее и приводило в восторг. И то, как он двигался, и то, как говорил, и то, как он принимал любой вызов и пытался сам решить любой вопрос, например, переносить свой груз, хотя мог бы этого избежать.
Ей нравились его деликатность и внимание. Она оценила то, что он не колеблясь бросился спасать ее в полузамерзшее озеро, когда она тонула. Ей нравилась его преданность усопшей жене и то, что он уважал права женщин. Ей нравилось смотреть на него, прикасаться к нему. Ей был приятен его запах.
О Господи! Она полюбила его. Внезапно Джульетта почувствовала, что кольцо Жан-Жака врезалось в ее палец, как и в ее сознание. Брак ничего не значил для Жан-Жака, но для нее он был всем. По крайней мере она так считала. Сначала боль, а позже сменившая ее ярость начали тускнеть и выветриваться из ее памяти. Она помнила, что Жан-Жак был красив, но не могла вспомнить черт его лица. А когда пыталась, память рисовала ей портрет человека, невероятно похожего на Бена Дира. И в памяти ее голос Жан-Жака тоже походил на голос Бена Дира. Но не было на свете двух столь непохожих друг на друга людей. Бен был честным и преданным, а Жан-Жак — полной противоположностью ему.
Она полюбила Бена.
О Господи! Что же ей теперь делать?
Первые два дня на озере Линдерман прошли в лихорадочной суете и в возобновлении прежних знакомств. Миссис Эддинггон принесла им кекс на патоке, а другие леди, которых они встречали и останавливались, чтобы с ними поздороваться, отвечали на приветствия, и они делились с ними впечатлениями от тягот путешествия. Джульетта помогала Зое и Кларе растапливать снег в больших горшках и кипятить воду для стирки. Все три женщины готовы были плакать от счастья и благодарности за то, что могли надеть чистое белье и одежду, сменить чулки и панталоны. Они проветривали свои спальные мешки, одеяла, куртки и пальто, шарфы и шляпы. Чинили свою одежду и штопали чулки. По очереди мыли голову и сушили волосы у огня.
Так как на некоторое время они зажили оседлой жизнью, то поставили свою походную печь в палатке и впервые за долгое время согрелись. Чтобы отпраздновать это событие, Клара отварила огромный двухфунтовый кусок солонины и сделала гарнир из кислой капусты. Зоя испекла кукурузный хлеб. Джульетта приготовила пирог с начинкой из сушеных яблок, что вызвало у нее прилив законной гордости. Три месяца назад она не сумела бы испечь пирога, даже если бы судьба всего мира зависела от этого. Они ели, сидя на своих походных кроватях. На них были чистые шерстяные панталоны, и чувствовали они себя много лучше, чем когда-либо после Чилкутского перевала.
— Я пыталась купить немного масла к кукурузному хлебу, — сказала Зоя, — и мне удалось его найти. Но продававший его человек запросил двадцать долларов за фунт. Я решила, что мы можем съесть хлеб с салом и джемом.
— Это чудесно, и у нас ведь есть еще солонина.
— Давайте-ка поспешим и покончим с едой. Я хочу по-пробовагь ваш пирог. Он так вкусно пахнет. И на этот раз не пригорел, — с улыбкой заметила Клара.
Они все посмотрели на клапан палатки, услышав, как кто-то зовет Джульетту. Она удивленно нахмурилась:
— Похоже, это Люк. Чего он хочет?
Было не в обычае чилкутов приходить и звать кого-нибудь из них.
— Вы высуньте голову из палатки и узнайте, в чем дело, — посоветовала Клара.
Джульетта опустила глаза на свои неприбранные волосы, струившиеся вдоль ее бесформенных красных панталон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32