Подковы зацокали по булыжной мостовой, и Ханна гордо выпрямилась, не глядя ни влево, ни вправо.
В той части города, где стоял дом Квинта, улицы не были вымощены булыжником. На рытвинах экипаж раскачивался, вздымая за собой пыль. Из домишек выходили поглазеть – не на нее, конечно. В этом бедном районе люди не поддерживали дружеских отношений; Ханна знала своих соседей в лицо – и только. Вряд ли кто-то из них сейчас догадался, что она – дочь Мэри Квинт. Они глазели на прекрасный экипаж, потому что скорее всего впервые видели такой на своей улице.
Наконец Ханна подалась вперед и прикоснулась к плечу кучера.
– Здесь, Джон. Второй дом справа.
Кучер натянул поводья, и пара лошадей серой масти остановилась. Он спрыгнул со своего сиденья и помог Ханне выйти из коляски.
Джон был не молод, но высок, ростом более шести футов, широк в плечах, с большими руками, и для такого крупного человека очень легко двигался. В ливрее он выглядел великолепно. Ханна знала, почему Малкольм послал Джона: с ним она действительно чувствовала себя в безопасности. Он производил впечатление спокойной уверенности и говорил как человек, получивший какое-то образование. Ханна, заинтересовавшись, однажды спросила о нем у Вернера.
– Я нанимал учителя – он жил в «Малверне» и учил Майкла. Джон попросил у меня разрешения присутствовать на уроках. Я не увидел в этом ничего плохого. – Впервые Малкольм Вернер в разговоре с Ханной упомянул о своем сыне Майкле.
Ханна немного постояла, глядя на дом, где она провела столько несчастливых лет. Этот дом, в отличие от всех остальных, стоящих на этой улице, выглядел необитаемым. Ханне показалось очень странным, что мать не выбежала ей навстречу.
Она вздохнула.
– Я думаю, мне лучше пойти туда и побыстрее со всем покончить.
– Да, мэм, – тихо отозвался Джон. – Если я вам понадоблюсь, я здесь.
– Спасибо, Джон, – улыбнулась Ханна.
По короткой грязной дорожке она подошла к дому, высоко приподняв подбородок, – она знала, что так делают нее благородные леди.
Ханна, не постучав, распахнула дверь и, войдя, позвала:
– Мама! Это я, Ханна!
В доме было грязно, и Ханна удивилась. Даже в такой жалкой лачуге ее мать обычно поддерживала чистоту и порядок. Теперь же дом походил на свинарник. Дурные предчувствия охватили девушку.
Она сделала еще несколько шагов и еще раз окликнула, уже громче:
– Мама, это Ханна! Где ты?
Услышав, что в спальне кто-то пошевелился, она остановилась, устремив глаза на дверь. Дверь открылась, и появился Сайлас Квинт. Он спал не раздеваясь, одежда его была измята, вся в пятнах от еды и вина. Воняло от него просто ужасно.
Он увидел Хапну, и глаза его расширились. Они были в красных прожилках, а нос, похожий на свиной пятачок, был краснее, чем всегда.
– Вот это да! Изящная леди приехали навестить своего старенького папашу!
– Я приехала не для того, чтобы повидаться с вами. Где мама?
– Слыхал я, как ты высоко залетела. Думал заехать в «Малверн». Для старого Квинта настали тяжелые времена. – Тут в его голосе послышалось знакомое нытье. – Думал: не выделишь ли мне монетку-другую?
– Вы ничего от меня не получите, ясно? Ничего! А если только сунете нос в «Малверн», мистер Вернер выставит вас вон!
– И ты позволишь так поступить со своим стареньким папашей?
– Вы не отец мне! – вспыхнула Ханна, охваченная гневом. – Так все же где моя мать?
– Мэри Квинт умерла, ее похоронили месяц назад.
– Умерла? Этого не может быть! – Ханна опешила. Неверным шагом она подошла к стене и прислонилась к ней. На мгновение ей показалось, что она упадет в обморок.
Потом она услышала вкрадчивый голос Квинта, доносившийся словно через тонкую стену:
– Грустно, но это правда. Моя бедная Мэри умерла и покоится теперь в могиле для бедных.
Собравшись с мыслями, Ханна спросила, глядя в ненавистное лицо отчима:
– Почему мне ничего не сообщили?
– Да ведь ты убежала, бросила свою бедную маму. Я думал, тебе до нее нет дела. – Теперь он уже открыто насмехался над ней, не притворяясь опечаленным.
– Я убежала не от нее… Как она умерла? В последний раз, когда я видела ее, она была здорова.
Квинт отвел глаза.
– Несчастный случай. Вышла поздно ночью в отхожее место, оступилась на лестнице и упала. Сломала шею, словно хворостинку. Умерла еще до того, как я подоспел.
Что-то в его уклончивых речах насторожило Ханну. Она выпрямилась, и в голосе ее зазвенел металл:
– Я вам не верю! Это вы убили ее, я знаю, вы убили ее! Вы всегда избивали мою бедную мать. Вы ударили ее – вы сломали ей шею!
– Не говори так, девочка! – Взгляд Квинта блуждал по комнате, как у безумца. – Вдруг кто услышит? Клянусь, все было не так! Это был несчастный случай. Честное слово, несчастный случай!
– Честное слово! – презрительно бросила Ханна. – Ваше честное слово – пустой звук. Вы всегда предпочитали правде вранье. Вы убили мою мать, я знаю, что это так. Подлый убийца! – Она понимала, что голос ее становится все громче и что она вот-вот потеряет контроль над собой. – И вы заплатите за это. Я добьюсь, чтобы вы заплатили за это, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни!
– Не кричи о таких вещах, девочка! Тише, ради Бога, тише! – Он двинулся к ней, жестами призывая замолчать.
– Убийца, убийца! – восклицала Ханна, не обращая внимания на его знаки.
Лицо. Квинта потемнело, и, подойдя к Ханне, он протянул руки к ее горлу; губы у него задрожали.
– Заткнись, грязная сука, кончай орать!
Трезво оценив положение, Ханна поняла, что ей угрожает опасность. У нее мелькнула мысль позвать на помощь Джона, но тут она заметила, что у стены стоит метла. Схватив ее, девушка сильно ударила Квинта по голове. Тот взвыл, схватился за голову обеими руками, а Ханна, крепко обхватив древко метлы, принялась орудовать ею, как мечом, снова и снова тыча тупым концом в обвислое брюхо Квинта. Разинув рот, Квинт пытался прикрыть свой живот, но в то же время старался поближе подобраться к Ханне.
Это ее немного испугало, и, на ощупь найдя за своей спиной дверь, девушка попятилась. Квинт, не отставая, вышел из комнаты следом за ней, но вдруг остановился, уставясь на что-то позади Ханны.
Она обернулась и увидела Джона.
– Эта белая шваль обеспокоила вас, мисс Ханна? – спросил он; лицо его было неподвижно, словно вырезано из темного камня.
– Все в порядке, Джон. Ничего страшного. Мы возвращаемся в «Малверн».
Она пошла к экипажу, но потом обернулась:
– Ты пожалеешь о том дне, когда убил мою мать, Сайлас Квинт! Уж я постараюсь, чтобы это было так. Даю слово!
Только тут Ханна заметила, что у нее есть слушатели. По обеим сторонам улицы стояли жители соседних домишек. Ханна ускорила шаг и уселась в экипаж так быстро, что Джон не успел подсадить ее. Джон занял свое место, натянул поводья, и экипаж тронулся.
Ханна ехала с высоко поднятой головой, глядя прямо перед собой. Она не давала волю горю, пока они не выехали за пределы Уильямсберга. Там она не выдержала, и слезы потоком хлынули у нее из глаз. Она сжалась на сиденье, стараясь сдержать слезы. Бедная мама! Всю свою жизнь она только и знала, что работу да страдания – если не считать немногих лет счастья с Робертом Маккембриджем. И теперь, когда у Ханны появилась возможность забрать ее из этой лачуги, избавить от Квинта, дать ей прожить оставшиеся годы спокойно и обеспеченно, – теперь оказалось, что она опоздала. Мать умерла.
Ханна рыдала и рыдала. Но в глубине души, под спудом слез и горя, зарождались новые чувства – ярость и жажда мести. Постепенно эта жажда овладела всей ее душой. Когда-нибудь она добьется, чтобы Сайлас Квинт ответил за все. Равно как и Эймос Стрич. Каким-то образом, пусть совершенно нелогично, Ханна связывала Эймоса Стрича со смертью матери.
Она, Ханна, никогда не видела от мужчин ничего, кроме грубого обращения. Исключением был только Малкольм Вернер. Но с какой стати он должен быть другим? Просто он, наверное, лучше умеет скрыть это – ведь он джентльмен.
И Ханна решила быть очень осторожной. Любые посягательства на нее дорого ему обойдутся!
Сайлас Квинт долго стоял, глядя вслед экипажу, пока он не исчез из виду. Наконец Квинт повернул к дому. И только тогда заметил соседей, молча смотревших на него, И молчание это, казалось, в чем-то обвиняло Квинта. Что именно они услышали? Чему именно поверили из того, что сказала эта глупая девка?
Он вздрогнул от страха, потом оскалил зубы и рявкнул:
– Чего уставились, а? Ступайте-ка лучше по домам да не суйте нос в дела соседей!
Люди стали расходиться, и Квинт направился домой. В голове у него стучало, сердце бешено колотилось. Ему страшно хотелось глотнуть хоть каплю спиртного. Было очень неосмотрительно напиться вчера перед сном, и теперь он никак не мог вспомнить, осталось ли у него что-нибудь выпить.
Он, как безумный, шарил повсюду в поисках спиртного и все-таки нашел кувшин, на дне которого оставалось немного сидра. Квинт жадно выпил сидр, кислый, точно уксус. Желудок его взбунтовался, и с минуту Квинту казалось, что сейчас его вырвет.
Добравшись до спальни, он рухнул на кровать. Мало-помалу сидр начал действовать, и Квинту немного полегчало, к нему вернулась способность мыслить.
Он ведь не собирался убивать эту глупую бабу, не собирался! Это действительно был несчастный случай.
В тот вечер, узнав от Стрича, что Ханна сбежала, он пришел домой и заставил Мэри встать с постели.
– Твоя глупая девка дала деру!
Мэри долго терла глаза, пытаясь проснуться, и наконец выказала тревогу:
– Ханна? Ханна сбежала?
– Ханна! Да, Ханна! – передразнил ее Квинт. – Ведь так зовут твое отродье, а? В хорошенькое же положение она меня поставила, дав стрекача…
– Поставила тебя? – простонала Мэри. – Неужели ты совсем не беспокоишься за нее? Ее могут поймать и убить дикари!
– Что за чушь ты несешь? Краснокожих в нашей округе нет уже давным-давно. Сквайр Стрич подумал, что мы, может быть, знаем, где она. Чем больше я размышляю об этом, тем больше убеждаюсь, что он прав. Так где она? Где эта неблагодарная тварь?
Теперь Мэри плакала, и по лицу ее струились слезы.
– Я не знаю!
– Врешь, женщина! Это твое отродье. Ты с самого начала была против того, чтобы она пошла работать по договору. Говори, где ты ее прячешь? – И он ударил жену по лицу.
От удара Мэри покачнулась, но поскольку она стояла между Квинтом и дверью, ей удалось выбежать в соседнюю комнату. Квинт бросился за ней.
Длинные распущенные волосы Мэри Квинт развевались у нее за спиной. Квинт прыгнул и ухватился за них. Мэри остановилась, словно строптивая лошадь, когда натягивают поводья. Квинт повернул ее лицом к себе и занес кулак. Мэри вскрикнула.
– Кончай вопить и говори, где эта сука, или я тебе так задам, что ты обревешься! Изобью до смерти!
– Я не знаю, Сайлас. Клянусь, не знаю!
– Врешь, женщина. Уверен, что врешь.
Тогда-то он и ударил ее, не задумываясь, кулаком прямо в подбородок. Она перелетела через всю комнату, голова ее ударилась об стену с глухим звуком, и Мэри рухнула на пол.
– Женщина!
Мэри не шевелилась. Квинт постоял, потом сделал несколько шагов и дотронулся до нее носком башмака. Она по-прежнему не двигалась. Квинт стал на колени, оттащил ее от стены. Голова Мэри бессильно болталась. Квинт пощупал пульс. Пульса не было.
Его охватил панический страх. Он поднялся и попятился. Затем повернулся, чтобы убежать из этой комнаты, из этого дома, но, выйдя за дверь, остановился. Если он попытается скрыться, оставив ее в таком виде, он обречен. К нему отчасти вернулась способность соображать, и его изворотливый ум принялся обдумывать положение.
Квинт вернулся в комнату, поставил Мэри на ноги и выволок из дома на ступеньки черного хода. Там он положил ее – голова на ступеньках, тело на земле.
Потом побежал в соседний дом будить соседей.
С властями никаких осложнений не было. Рассказ Квинта о том, что Мэри в темноте оступилась на лестнице по дороге в отхожее место, был принят за чистую монету. В этой части города люди умирали от болезней или несчастных случаев каждый день. Никому и в голову не пришло расспрашивать, что да как…
Теперь, лежа на кровати, Квинт плакал. Не о своей покойной жене – она ведь давно пережила тот возраст, когда от нее была какая-то польза. Последнее время она с трудом находила работу в богатых домах и приносила очень мало денег. Единственное, что у нее оставалось ценного, – эта сучка Ханна, а с тех пор как он отдал ее в работницы Стричу, Мэри хныкала с утра до ночи.
Нет, Квинт плакал от жалости к себе.
Откуда он будет теперь брать деньги на еду и выпивку?
Недели, прошедшие со дня смерти Мэри, были трудными. Эймос Стрич отказался отпускать ему в долг и даже запретил показываться в «Чаше и роге». Что еще хуже, Стрич отказался объяснить, почему Ханна все еще в «Малверне». Когда Сайлас узнал, где она, он понял, что Стрич продал девчонку Малкольму Вернеру. Если так, то и ему, Квинту, должно что-то перепасть. Стрич же твердо отказался обсуждать это и, заорав, выгнал Квинта из кабака.
«Так что же мне делать?» – думал Квинт.
Работы ему не найти. Жители Уильямсберга уже не верили, что он может добросовестно проработать целый день. Никто его не жалел, никто не верил его жалобам на то, что спина у него в ужасном состоянии.
А Ханна… неужели кто-нибудь поверит ее обвинениям?
Покачав головой, Квинт сел на кровати; внезапно настроение у него улучшилось. Кто же поверит обвинениям девушки, работающей по договору, если ее даже не было дома, когда произошел несчастный случай? Даже если в настоящее время она проживает в таком прекрасном поместье.
Тут-то и зарыта собака. Раз Ханна живет там, у нее не может не быть доступа хоть к каким-то деньгам. Когда немного утихнут ее горе и гнев, она, конечно же, отнесется к его мольбам благосклоннее. Конечно же, она не позволит умереть с голоду своему бедному старому отчиму!
И, вытянувшись на кровати, Квинт принялся составлять хитроумные планы, как выудить у Ханны денежки.
Глава 8
– Жил-был на Юге человек, которого звать Великий Джон-Победитель, – рассказывала Бесс. – Это быть, как вы говорить, реальный человек. Он быть раб на одной из ихних плохих плантаций. Белые в тех краях быть такие злые, что их даже змеи не кусать. Они кусать только ниггеров. Белые в тех краях быть такие злые, что убивать ниггера на спор – упасть его тело вперед или назад. Если упасть не туда, куда надо, они идти и бить старую мать мертвого ниггера…
Продолжая свой рассказ, Бесс украдкой посмотрела на Ханну. Перед Бесс полукругом расположились все дети, жившие в поместье, и еще слишком маленькие, чтобы работать на плантации. Сама Бесс сидела на ступеньках кухни. Ханна, увлеченная рассказом не меньше, чем дети, сидела, обняв за шею Дикки.
Бесс порадовалась. С тех пор как девушка съездила в Уильямсберг и узнала, что мать ее умерла и похоронена, а ей об этом ничего не сообщили, – с тех пор Ханна хандрила и могла расплакаться в любой миг.
По мнению Бесс, смерть матери была благом для Ханны. Скорее всего тайна негритянского происхождения Ханны умерла вместе с ее матерью – теперь никто не проведает, что в девушке течет кровь чернокожих. Конечно, это ничтожество, эта белая шваль Сайлас Квинт ничего об этом не знал, иначе ни за что не женился бы на матери Ханны.
Поняв по недоумевающим взглядам своих слушателей, что она молчит, Бесс откашлялась.
Один из детей спросил:
– А почему его звать Великий Джон, Бесс?
– Потому что, детка, как я уже говорить, этот человек и вправду жил на свете. Иногда в рассказах его называть большим человеком, самым большим в округе. Те, кто видеть его, иногда говорить, что Джон не больше обычного мужчины. Но все равно – он быть очень высокий. Я очень хорошо помнить одну историю, которую рассказывать о Великом Джоне, – продолжала Бесс. – Вроде бы хозяин плантации, где Великий Джон быть раб, он был азартный человек, и он всегда втягивать Великий Джон в такие дела, где мог заключить на него пари. А Джон всегда выигрывать для старого маста, но делать все по-своему. Ну вот, однажды старый маста говорить с другим белым человеком, и они похваляться рабами. Тот, другой белый человек говорить: «У меня есть такой ниггер, он может побить всякого ниггера!» А хозяин Джона говорить: «Моего Джона не побить. Ставить пятьдесят фунтов за него против вашего».
Ну вот, тот, другой белый, он соглашаться, и они решить, что бой быть в субботу после полудня в городке, через месяц ровно. В тот день люди приходить и приходить отовсюду, прямо как на ярмарку. Даже губернатор, его хозяйка, его дочка – все приходить. И много-много крупных сделок заключать в тот день.
Хозяин той, другой плантации привозить своего ниггера рано, часа за два до начала боя. Люди рассказывать, что это быть очень большой ниггер! Такой большой, что ночью ему нужно пригибаться, а то удариться головой об звезды. Полдюжины белых леди только увидеть его – и сразу падать замертво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43