А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

полное безлюдье, оказывается, угнетает сильнее, чем галдящая и жующая толпа. Он хотел повернуть обратно и потихоньку присоседиться к каким-нибудь туристам – но укорил себя за малодушие и поворачивать не стал. Ноги гудели; наступали сумерки. Влад решил, что стоит позаботиться о ночлеге и завтра уже выбрать место не спеша, основательно; кефир и пирожки он купил еще днем, на станции, и теперь поужинал при свете фонарика, с головой завернулся в одеяло и уснул на хвое, под зверский визг комаров.
…Одиночество.
Походный опыт его был невелик, и все приходилось постигать на своей шкуре. Влад мерз и маялся жаждой, пил росу и собирал малину, жарил на костре свежепойманных верховодок и ел их, водянистых, без соли. Искусанная кровопийцами кожа зудела; до ближайшего сельского магазина, где Влад покупал хлеб, было два часа ходьбы. Иногда его подкармливали туристы, но чаще он проводил целые дни, не встретив ни одного человека. Время тянулось, как жвачка, Владу казалось, что он неделями и месяцами дела с каждой минутой все лучше, и белый призрак, открывший Владу двери, отступал все дальше в его памяти, еще немного – и Влад поверит, что никакого призрака не было.
– В лагере отравились… – монотонно говорила мама. – Массово… Повариха под следствием… знаешь, грешили не то на крысиный яд в котле, не то на пестициды… там же поля кругом… Как раз самолет пролетал накануне, опылял… Комиссия работает… В хозяйстве клянутся, что ничем таким не брызгали, все безвредно… Директриса с инфарктом слегла… такая беда! Подумать только… Болтали про военные испытания, облучение, чего только не придумали… какой-то умник наркотики приплел… Ага, целый лагерь малолетних наркоманов, как же…
Мамины слова падали Владу на темя, холодные и быстрые, будто капли с ледяной сосульки.
– …легко отделались. Зато твой отряд, Владка, больше всех пострадал. Десять человек в больнице! А Димка… ты не пугайся…. Димка в реанимации… Я уж подумала грешным делом – лучше сыну в бегах быть… чем в реанимации… ты уж прости…
– Да уж, – сказал Влад непослушными, будто пластилиновыми, губами.
«Зачем ты это сделал?» – «Я хотел испытать себя на выживание, почувствовать себя настоящим… А если честно, я хотел посмотреть, как они будут без меня. Как они все – без меня…»
Они махали ему руками из окошек больницы. Потом спустились вниз в синих и серых халатах, вызывающих у Влада отвращение и жалость; через пару дней, выпущенные «на свободу», они храбрились и зубоскалили, топя в пошлых шуточках минувший страх.
…Началось с Димки и Ждана, Владовых соседей по палате, в несколько часов перекинулось на весь отряд, зацепило и соседей, но в меньшей степени. Слегли несколько учителей, подрабатывавших в лагере воспитателями. Болезнь проходила у всех по-разному, но общие звенья все-таки были: депрессия и слабость, тошнота и рвота, сильная головная боль, в особо тяжелых случаях – вот как у Димки-с галлюцинациями.
– Психотропное оружие на нас изучали, – авторитетно заявлял Антон, бывший Супчик.
– Секретные испытания на полигоне, – вторил ему Глеб. – А может, крысу в котле сварили.
– У девчонок все волосы повылезали, – вздыхал Ждан. (Влад рад был убедиться, что он не прав. Волосы у девчонок, конечно, пострадали, но до лысин было далеко, и слова Ждана оказались «полемическим преувеличением».)
Приятным сюрпризом для всех было полное и довольно-таки скорое выздоровление «отравленных». Только Димка Шило, к которому не пускали никого, в том числе Влада, по-прежнему оставался в реанимации.
Комиссия, расследовавшая происшествие в лагере, работала ни шатко ни валко. Что случилось и кто виноват – не знали, да и теряли надежду когда-либо узнать.
Влад дежурил под окнами реанимации, но Димка не вставал и не мог подойти к окну. Влад осаждал врачей, уговаривая, упрашивая, доказывая. Он пытался подкупить медсестер, плел что-то врачам о неисследованной силе человеческих взаимоотношений, клялся, что от одной только встречи с ним Димке станет легче… Он говорил чистую правду, но ему не верили.
Какая дружба! – шептались вокруг. Все как-то и забыли, что Влад сбежал из лагеря, всем было не до того, в особенности директрисе, которая, похоже, так никогда и не задаст Владу сакраментального вопроса: «Зачем ты это сделал?»
Из-под реанимации Влад возвращался домой и сразу же ложился спать. Ему снилось, что он – грибница. Что он не человек, а комок тоненьких подвижных корешков, и эти корешки пронизали пространство вокруг, подобно живой паутине. И всякое существо, оказавшееся слишком близко, эта паутина пеленает сама, без помощи паука; корешки прорастают в ничего не подозревающую плоть, вокруг Влада ходят, улыбаясь, школьные приятели с проросшими головами, учителя, из чьих шей выпирают расплодившиеся в теле корни… плачет Иза, насквозь прошитая белыми отростками… Лежит в реанимации Димка Шило, приросший к койке, пришитый к матрасу белыми волоконцами. А мама-мама!..
– Видно, я ту же болезнь перенесла, – говорила мама задумчиво. – Только у меня, видать, организм покрепче, а бедный Димка плох… Узнай, Влад – может, надо скинуться всем классом на лекарства?
Влад кивал, сидя за шахматной доской, механически передвигая фигуры. В лагере они часто играли с Димкой – и последняя партия осталась неоконченной…
Влад все пытался сообразить, как ему узнать о судьбе Изы. Именно теперь ему необходимо было знать о ее теперешней жизни. Но как?..
Наконец он решился. Мама удивилась его просьбе. Но, в конце концов, собралась и ушла; Влад понимал, чего ей стоит этот визит, и искренне желал маме удачи.
Она вернулась, как ни странно, в хорошем настроении:
– Разумеется, они не хотели меня на порог пускать… Но девочка живет себе у бабушки, полностью выздоровела и знать тебя не знает. Во всяком случае, это они так думают, – и мама рассмеялась, а у Влада отлегло от сердца.
…Дней через десять вечно заплаканная Димкина мать принесла радостную весть: наконец-то перемены к лучшему! Димка поправляется, через несколько дней его переведут в палату и разрешат посещения…
Влад сидел перед шахматной доской, тупо смотрел на фигуры, но задача не решалась.
Все очень удивились, когда он категорически отказался навещать друга в больнице. Он, дневавший и ночевавший под окнами реанимации! Сильный стресс, решили все, а Димка, поправлявшийся медленно и с трудом, все чаще спрашивал о Владе, а ему говорили, что тот в отъезде…
Лето заканчивалось. Зарядили дожди; Влад не раз и не два надевал куртку, чтобы идти к Димкиным родителям. Чтобы объяснить на пальцах, почему именно им следует увезти сына из города. Увезти подальше – и сразу, как только тот поправится.
Иногда Влад даже выходил на улицу и проходил несколько кварталов по направлению к Димкиному дому – но тут же возвращался. Что он им скажет? Что объяснит? Расскажет про белесые волоконца, прорастающие в телах других людей? В их душах? И что он услышит в ответ?
Оказавшись в тупике, он начинал успокаивать себя. Может быть, поправившись, Димка получит некий иммунитет против… против этого, чему Влад не знал названия. Ну, короче говоря, все будет по-прежнему, будто ничего не случилось, будто реанимация приснилась Димке, как Владу снится грибница…
Он нашел в библиотеке энциклопедию «Жизнь грибов» и долго сидел над ней, рассматривая блеклые, неприятные. фотографии.
Потом взял со стенда медицинскую брошюру «Молодежь и наркотические вещества: медленная смерть».
– Интересно? – спросила библиотекарша. Влад не ответил. Он как раз читал про «абстинентный синдром».
Глупая библиотекарша не нашла ничего лучшего, как позвонить Владовой маме, чтобы та присмотрела за сыном на предмет наркотиков; Влад долго успокаивал маму, а потом долго ворочался в постели, а потом, среди ночи, ему явилась такая мысль, что пришлось вставать, в одних трусах идти на кухню и долго заваривать чай, так долго, что мама проснулась, увидела свет, вышла, обеспокоенная:
– Владка, что с тобой?
– Ма, – сказал Влад, тщательно размешивая пятую ложку сахара. – Слушай… Ты только не обижайся… А про настоящих моих родителей где-то можно найти сведения?
Мама часто заморгала:
– Влад…
– Прости, пожалуйста… Я все понимаю… Но если, например, у меня редкая наследственная болезнь… и надо проследить, откуда… это наследство…
– Какая у тебя болезнь? – спросила мама, стремительно бледнея.
– Никакая… Я же сказал – «если»…
Мама ничего не ответила. Влад первый отвел глаза.

* * *
Когда, по слухам, до Димкиной выписки из больницы осталось дня два или три, Влад наконец решился и позвонил в знакомую, много раз открывавшуюся перед ним дверь.
– Влад? – удивилась Димкина мама. – А ребята сказали…
– Мне нужно с вами поговорить, – сказал Влад, чтобы сразу отсечь все пути к отступлению. – Это очень важно. Это касается Димки.
У бедной женщины вытянулось лицо. Видимо, вид у Влада был очень убедительный: бледные щеки, бегающие глаза, разве что на лбу не написано: «Я принес вам очередную крупную неприятность…»
Его провели на кухню и усадили на табурет. Димкин отец поставил на плиту чайник; он, в отличие от жены, не склонен был впадать в панику не от слова даже – от интонации.
– Значит, так, – сказал Влад, разглядывая пеструю клеенку на столе. – Надо его переводить в другую школу. Я не могу объяснить, почему…
– Нет, ты все-таки объясни, – мягко сказал отец. – Мы тебя, Влад, знаем давно, ты вроде бы всегда был честным парнем… Если начал говорить – говори начистоту.
– Я не могу сказать, – повторил Влад упрямо.
– Ему кто-то угрожает? – быстро спросила мать. – Какие-то ваши, мальчишечьи… кто ему угрожает?
– Никто, – сказал Влад. – Ему нельзя встречаться… И замолчал.
– С кем? – спросил отец. – Назови мне имя этого мерзавца. И тогда ему придется переходить в другую школу.
«А ведь это тоже выход, – вяло подумал Влад. – Взять и уйти самому… А там, в новой школе, начнется все сначала…»
Он передернулся, почему-то вспомнив Кукушку.
– Итак? – снова спросил отец. – С кем именно нельзя встречаться Диме? А?
Они ничего не поймут, подумал Влад. Это с самого начала было ясно. Он зря пришел. Он осложнил ситуацию. Теперь они начнут докапываться…
– Извините, – сказал он, с трудом отводя глаза от скатерти. – Я пойду…
– Ты никуда не пойдешь, – резко сказал отец, – пока Не скажешь всей правды. Кто угрожает Диме?
– Никто.
– Вот теперь ты врешь.
– Я не могу сказать. Но если его перевести в другую Школу…
Димкина мать нервно сцепила пальцы. Ей только этого недоставало. Едва удалось выходить сына, вырвать у неизвестной болезни, свалившейся как снег среди лета – а тут еще эти недомолвки, тайные угрозы, бледный мальчишка с бегающими глазами, который на самом деле чем-то очень огорчен и обеспокоен. Вдруг с Димкой действительно что-то случится?
– Я позвоню твоей матери, – сказал Димкин отец.
– Не стоит. Она ничего не знает.
– Так я попрошу ее узнать! Я пойду к директору, в конце концов… Лучше бы ты сказал сразу, Влад.
– Не могу.
Все запуталось и осложнилось до предела. Мама была на грани слез:
– У него прямо голос дрожал, в трубке… Ну что ты им наговорил?! Какие угрозы? Влад молчал.
– Если случится беда, ты будешь виноват, – тихо сказала мама. – Взялся говорить – так говори до конца!
– Ему нельзя встречаться со мной! – выпалил Влад. – Ему нельзя быть со мной в одном классе!
Мама долго смотрела на него. Потом подошла, коснулась его плеча:
– Влад… Что с тобой происходит? Ты плохо себя чувствуешь? Что ты там говорил о наследственных болезнях? Влад молчал.
– Пожалуйста, – попросила мама тихо. – Доверяй мне… Что бы там ни случилось… Даже если это, не дай бог… даже если с тобой… мы со всем справимся, ты не бойся. Мы все одолеем…
Она говорила и говорила, а Влад стоял столбом, слушал, как горят от стыда щеки, и пытался проглотить застрявший в горле комок.

* * *
Димку выписали перед самым началом занятий. Разумеется, в школу вместе со всеми он не пошел – предстояли две недели «реабилитации»; в гостях у выздоравливающего перебывало полкласса. «Доброжелатели» тут же донесли ему, что Влад никуда не уезжал, ничем не болен, а просто не желает видеть бывшего друга; в то же время Димка уже пережил разговор с родителями, и не один. Разумеется, он все отрицал; разумеется, никто ему и не думал угрожать, какая там другая школа, что за глупости наплел этот Влад…
Димка знал, что Влад каждый день ходит в школу. Телефон у обоих был исправен – тем не менее Влад так ни разу и не позвонил.
И Димка, затаивший обиду и недоумение, не звонил тоже.
Прежде, случись друзьям ненадолго расстаться, Димка всегда прибегал в гости первым. Влад привык к этому и воспринимал как должное; теперь, пройдя реанимацию, Димка хранил сдержанность, и равнодушие Влада выглядело со стороны странно и возмутительно.
Роль ходячей совести самозвано принял на себя Ждан.
– Ты можешь хотя бы объясниться?! – восклицал он патетически. – Ты можешь хотя бы объяснить человеку, за что ты так на него наплевал?
На щеках Ждана ходили желваки, под тонкой рубашкой перекатывались заботливо наращенные мускулы; во все стороны растекался густой запах дезодоранта. «Еще в морду даст», – подумал Влад устало. Не верилось, что вот этот молодой бычок еще пару лет назад считался в классе безответным мальчиком для битья. Что это с его сгорбленной спины Влад отлепил когда-то похабную картинку…
Не твое дело, вообще-то, – сказал Влад, глядя в изумрудно-зеленые глаза Ждана. – Наше с Димкой дело. А ты усохни. Понял?
Ждан посопел угрожающе, но дальше сопения дело не двинулось.
Влад смотрел в оскорбленную Жданову спину – и думал о том, что уже через пару дней отчуждения тому захочется подсесть поближе. Как бы невзначай спросить о чем-то, задеть рукавом о рукав, списать решение задачи; самому Ждану это будет неприятно и удивительно, но он придумает, как усыпить самолюбие. Он скажет самому себе, что попросту использует этого зазнайку, что вовсе не дружит с ним, что решение задачи нужно ему позарез, а подсесть поближе вынудила какая-то насущная необходимость… Наример, из окна дует… А через месяц он и думать забудет о ссоре – преспокойненько станет болтать с Владом на переменках, как будто и не было никакой размолвки…
Влад недооценил Ждана. Самоуверенный молодой боксер, не так давно травимый, теперь сам решил устроить товарищу полноценную травлю; уже на другой день, явившись в школу, Влад обнаружил там надменные лица, демонстративно отведенные взгляды и прочие атрибуты бойкота.
Он растерялся. Потом возмутился; первым желанием по было придушить Ждана или, что гораздо лучше, вернуться на два с половиной года назад и остановить собственную руку, срывающую бумажку со Ждановой спины.
Начались уроки; слушая монотонный голос исторички, Влад понемногу успокаивался. Обида улеглась; осталось. любопытство. Ну, и как вы без меня?
Два дня класс самозабвенно играл в новую игру. На третий день подняли бунт девчонки: почему это они должны бойкотировать Палия за то, что он поругался с Шило? Это их личное дело, какого черта кто-то должен вмешиваться?
Да, девчонки капитулировали первыми – впрочем, может быть, девчонки просто практичнее? Им не очень-то нравится терпеть неудобства в угоду чьим-то там амбициям… А в том, что неудобства были, сомнений не оставалось.
Бойкот продолжался силами одних только ребят. Влад наблюдал; он уже понял к тому времени, что Ждан преподнес ему неожиданный подарок: практический эксперимент над грибницей.
Хуже всех приходилось тем, кто общался с Владом ближе других. Те, кого он недолюбливал и с кем разговаривал редко, выдерживали бойкот дольше. Зато те, кто жил с ним в лагере в одном корпусе, кто хоть иногда списывал решения, кто просил у него на уроках линейку или давал свою, кто рассказывал анекдоты в одной с ним компании, кто был с ним в одной волейбольной команде, кто хоть изредка играл с ним в шахматы – все они хитрили, юлили, изворачивались таким образом, чтобы и с Владом поговорить, и формальных законов бойкота не нарушить:
– Эй, ты! Куда прешь?
– А ну, пропусти…
– Давай, вали отсюда!
…Ноги у Влада были отдавлены чуть не по колено. Одноклассники искали контакта с ним – проще всего было наступить ему на ногу, а потом еще и обругать, как бы сгоряча. Но для душевного комфорта такого «общения» не хватало; атмосфера в классе все больше накалялась. Пацаны сделались раздражительными сверх меры; девчонки тоже злились и в конце концов объявили альтернативный бойкот – Ждану, а тому и так приходилось хуже всех. Однажды, не выдержав, он прижал Влада к стенке – в буквальном смысле, после уроков, в традиционном для этого месте – мужском туалете:
– Ты! Ты понял?!
Что он хотел сказать – не имело значения. Он держал Влада обеими руками за плечи, он смотрел ему в глаза, он говорил с ним – и Влад видел, как наливаются здоровой краской бледные щеки, как просыпается радостный огонек в зеленых глазах:

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Долина совести'



1 2 3 4 5 6