Думаю, она оставила вам письмо на столе в вашем кабинете.
Виктория уехала? Внутри у него все перевернулось. Уже не раз, стоило ему уехать из дома, как она отправлялась на встречу с любовником.
Корд заспешил в кабинет – скорее прочитать письмо. Должно же быть какое-то объяснение. Виктория говорила, что любит его. Она обещала быть верной. Ему так хотелось верить ей. Но он ничего не нашел в кабинете. Корд вернулся туда, где Тиммонз чистил его запылившееся пальто.
– Вы уверены, что леди Брант оставила мне письмо?
– Не вполне, милорд, но я видел, как она шла с письмом в ваш кабинет. Я посчитал, что оно предназначено вам.
Корд вернулся и еще раз осмотрел кабинет – письма не было. Он тщательно обыскал свои комнаты, а потом позвал Эмму, которая тут же прибежала.
– Да, милорд?
– Леди Брант, судя по всему, уехала в деревню. Вы знаете, куда именно?
Эмма отрицательно мотнула головой, отчего на голове у нее качнулась копна светлых кудряшек.
– Точно не знаю, милорд. Но она сказала, что поездка не займет у нее много времени и что к ночи она вернется.
– Спасибо, Эмма.
– Насколько я знаю, она оставила вам письмо, милорд. Оно было здесь, в кабинете.
Корд покачал головой.
– Я смотрел. Нет никакого письма. Эмма нахмурила светлые бровки:
– Это немного странно. Я сама видела, как она писала его.
– Может быть, она оставила его в своей комнате. – Но большинство ее вещей переместилось к нему, и Корд ничего не нашел.
У него сжалось сердце. А он-то питал такие надежды. Он хотел связать с Викторией свое будущее. Он думал, оно будет одно на двоих.
Вернувшись к себе, он опустился в кресло рядом с кроватью, чувствуя себя совершенно разбитым. Разбитым и пустым.
Он доверился ей. Снова. Он и в самом деле поверил, что небезразличен ей.
Он сидел, чувствуя боль в груди. Она могла поехать к Джулиану. Возможно, чтобы сообщить ему о ребенке.
Поднимаясь с кресла, Корд грязно выругался.
Виктория лгала ему с первого дня их встречи. Она лгала ему и водила за нос. Настало время признать, что он ничего не значит для нее и никогда не значил. Настало время сделать то, что следовало сделать несколько недель назад, когда он обнаружил ее измену.
Пройдя через холл, он потребовал снова подать карету и быстро спустился вниз. В последний раз он позволил Виктории одурачить себя.
Усмешка искривила его губы. Есть простой способ забыть женщину – с помощью другой.
Желудок его взбунтовался, доказывая, что это не ответ, но ноги уже несли его на улицу. Корд был не в состоянии снова пройти через это – никогда не быть до конца уверенным, никогда по-настоящему не доверять. Их браку пришел конец. Для него это совершенно очевидно, надо бежать от Виктории, пока не поздно. Добиться признания брака недействительным будет нелегко, но в конце концов он добьется.
Его карета уже подъезжала, огибая особняк. Корд еще не знал, куда направится, но непременно в такое место, где он найдет женское общество, за которое нужно заплатить и которому больше ничего не будет надо от него.
Ему нужен кто-то, чтобы смягчить боль, угнездившуюся в сердце.
Карета подъехала к парадному подъезду, и лакей бросился открывать дверь. Корд уже ступил на узкую железную подножку, когда заметил бегущую к нему Эмму, светлые кудряшки которой выбились из-под сдвинувшегося набок чепца.
– Подождите, милорд! Подождите, пожалуйста! – Она размахивала обгоревшим листом бумаги, пальцы ее были черны от сажи.
Ожесточившийся Корд недовольно остановился. Он почти чувствовал тяжесть стены, которую возводил вокруг своего сердца.
– Что это, Эмма? – холодно спросил он.
– Письмо, милорд. – Она задохнулась от бега и теперь широко открывала рот. – От ее светлости. Миссис Ратбон – она украла его с вашего стола. Она собиралась сжечь его, когда я вошла в ее комнату.
Корд протянул руку и взял лист бумаги из ее дрожавшей руки. Он намерился прочитать написанные Викторией слова, ничего не меняя в своем отношении к ней; что бы она ни написала, это не изменит того, что он чувствовал.
Он сказал себе, что останется беспристрастным, и глупо верил, что это возможно. Но строки, написанные знакомым почерком, обжигали его глаза.
"Мой любимый муж,
я знаю, что вы будете сердиться, читая мое письмо, но есть одна вещь, которую я должна сделать. Я только надеюсь, что, прочитав письмо, вы поймете меня.
Сегодня я еду в Уиндмер в поисках дневника моей матери. Мой отчим продает имение, сегодня – последний день, когда я еще могу попытаться найти там дневник. Я знаю – вы никогда не верили в его существование, но я убеждена, что моя мать узнала о виновности Майлса Уайтинга в убийстве моего отца и в ее дневнике можно найти доказательство этому. Если вы возвратитесь домой раньше меня, пожалуйста, простите. Я снова повторяю, что очень люблю вас. Когда вернусь, я найду способ доказать это.
Ваша любящая жена,
Виктория"
Корд еще раз перечитал эти строки, на этот раз спокойнее. Она писала, что уехала искать дневник. То же самое объяснение она давала и в прошлые два раза. Он больше не желает верить ей. Почему он должен верить этому?
Корд сложил бумагу. Он может усесться в карету и укатить прочь, забыть Викторию, забыть свою женитьбу, забыть, что жена носит под сердцем ребенка, возможно, от другого мужчины.
Или может поверить ей.
Может еще раз поверить в любовь.
Он вспомнил, с какой любовью смотрела на него Виктория последний раз, когда они были вместе.
"Я могу остаться?"
В его постели? В его сердце? В нем, кажется, для нее навсегда есть место.
Он вспомнил первые дни их знакомства, вспомнил, с каким мужеством она вела себя в ночь, когда помогала им освободить Итана из тюрьмы. Она всегда была решительной и готовой идти на риск. Если этот дневник существовал, она не оставила бы своих попыток найти его до тех пор, пока была бы малейшая надежда.
Он взглянул на дом, подумал о долгой череде лет, которые могли бы тянуться без Виктории, и принял решение.
С закаменевшим лицом он повернулся к Эмме:
– Где миссис Ратбон?
– Наверху, милорд.
Корд ринулся в дом. Он поднялся вверх, перепрыгивая через ступеньки, затем зашагал по коридору, ведущему к комнатам слуг.
Дверь в комнату миссис Ратбон была приоткрыта. Служанка нервно ходила туда-сюда перед маленьким, еще не остывшим камином.
При виде Корда она стала белая как мел.
– Милорд?
– Почему вы взяли письмо? Она облизнула тонкие сухие губы.
– Это… просто по ошибке, милорд. Я убирала в вашем кабинете. Письмо оказалось в куче ненужных бумаг.
Я бросила его в огонь по ошибке. Я… я не знала, что оно для вас.
Он взглянул на камин. Зачем это ей понадобилось брать бумагу в свою комнату?
– Вы лжете. Вы ненавидели Викторию с первого дня ее появления в доме. Вы не хотели, чтобы я увидел это письмо. Вы пытались уничтожить ее.
– Нет, милорд. Это неправда. Внезапно его осенило.
– Вы знали, что я в ванной в тот день, когда говорили со служанкой о леди Брант – так ведь? Вы хотели неприятностей на ее голову.
– Она уходила из дома той ночью – я не солгала.
– Что бы ни делала моя жена, не ваша забота. Вы уволены, миссис Ратбон, без рекомендаций. Когда будете рыскать по городу в поисках пропитания, может быть, вы вспомните, что моя жена не стала увольнять вас несколько месяцев назад. Только по доброте ее сердца вы остались в этом доме.
Ее некрасивое лицо закаменело.
– Она всегда считала себя слишком умной. Лучше других. Ну нет, голодать мне не придется, скажу я вам. Его светлость, ее отчим, хорошо заплатил мне. Больше я не нуждаюсь в вашей вонючей работе.
Корд напряженно думал. Гнусная служанка демонстративно направилась мимо него, но он встал на ее пути.
– Так вы шпионили за нами? Вы передавали сведения Харвуду?
– Я не сделала ничего противозаконного. Он мог просто заботиться о том, как живется его дочери.
Черта с два.
– Вы сообщили лорду Харвуду, что леди Брант едет в Уиндмер?
Узкое личико перекосила довольная улыбка.
– Это его дом, не так ли? Человек имеет право знать, кто собирается разгуливать по его дому.
Корд был вне себя.
– Собирайте свои вещички и убирайтесь. Я даю вам пятнадцать минут. – Развернувшись, он быстро вышел и спустился с третьего этажа вниз, к выходу.
– Когда выехала леди Брант? – спросил он Тиммонза.
– Поздним утром, милорд. Она взяла с собой лакея, мистера Кидда.
Слава Богу, хоть это. Ее кучер – здоровенный парень, и еще этот лакей, молодой и преданный ей. Но если Харвуд действительно убил ее отца или даже нанял убийц, он сделает все, чтобы Тори не нашла доказательств.
Корд вспомнил следы ударов на ее спине, увиденные им в свадебную ночь, и испугался за Тори. Харвуд жестокий и безжалостный человек. Если он посчитает, что Виктория опасна для него…
– Седлайте мою лошадь. Карета мне не нужна.
– Да, милорд.
Через пятнадцать минут он был на пути в Уиндмер и нещадно гнал своего крупного вороного мерина. На одном из постоялых дворов он сменит коня на свежего и тем самым выиграет время.
Он надеялся, что опередит Майлса Уайтинга.
Глава 25
– Он там! – Тори показала в сторону холма. – На самом верху. – Но вместо того чтобы погнать лошадей вперед, Григгз съехал на обочину.
Тори слышала, как он пробормотал ругательство.
– У нас неприятность, миледи.
– Что за неприятность? – Но в этот самый момент раздался треск, две спицы переломились, и экипаж накренился набок.
– Колесо поломалось, миледи. – Григгз спрыгнул, чтобы осмотреть поломку. – Соскочил железный обод. Похоже, нам придется искать кузнеца, чтобы починить колесо.
Тори снова посмотрела на дом на холме. Поломка была досадной, но большой беды в том не было.
– В деревне есть кузнец. А я без труда дойду до дома пешком. Когда вы почините колесо, подъезжайте к дому. Я скорее всего на какое-то время там задержусь, так что можно не торопиться.
– Мне лучше пойти с вами. – Эван спрыгнул со своего места и пошел к ней. Она подумала о том, что на поиски, возможно, потребуется несколько часов.
– Не нужно, я могу задержаться. В имении живут садовник с женой, так что мне ничто не угрожает. Я думаю, что мистеру Григгзу может понадобиться помощь, к тому же в деревне есть трактир. Пока кузнец будет чинить колесо, вы с Григгзом сможете подкрепиться.
Эван помог ей выбраться из кареты и посмотрел на большой желтый дом на холме. Опасность таилась не в доме ее детства, а скорее на дороге.
– Как пожелаете, миледи.
Слуги занялись каретой, а Тори стала подниматься на холм. Ей не потребовалось много времени, чтобы оказаться у дома, попасть в дом тоже оказалось просто.
Миссис Риддл, которая со своим мужем Джейкобом жила в домике у ворот, помнила Тори со времени ее последнего посещения имения. Они приезжали вместе с матерью и сестрой уже после смерти отца.
– О Боже, как я рада! Леди Виктория здесь, в Уиндмере. – Миссис Риддл, крупная ширококостная ирландка с седеющими рыжеватыми волосами, белозубо улыбнулась. Они с мужем служили в Уиндмере с того самого времени, как он перешел в собственность дедушки Тори.
– Добрый день, миссис Риддл. Как приятно снова увидеться с вами.
Миссис Риддл бросила взгляд на пустую дорожку, ведущую к резным парадным дверям.
– Как вы добрались сюда? Совсем одна?
– У нас сломалось колесо. Кучер пошел в деревню, чтобы карету починили.
– Что привело вас сюда, милое дитя? После стольких лет?
– Я узнала, что мой отчим продает имение. Мне захотелось еще раз взглянуть на дом, прежде чем он станет чужой собственностью.
– Да, Уиндмер – особенное место, без сомнения. Лучшее в округе, и так было всегда. – Миссис Риддл покачала головой. – Нерадостные настали времена, не то что раньше. Когда были живы ваши отец и мать.
– Это одна из причин, по которой я здесь. В доме могли остаться вещи, принадлежавшие моей матери.
– Да, и это последний день, когда вы можете забрать их.
Миссис Риддл провела ее по посыпанной гравием дорожке к парадному крыльцу большого каменного особняка и отперла дверь.
– Я схожу в деревню. Джейкоб работает в поле. Так что у вас будет много времени.
Тори посмотрела вслед уходящей служанке, а потом вошла в дом. Воспоминания окружили ее. Она почти слышала доносящийся сверху смех, сочный баритон отца и отвечающий ему оживленный голос матери. Тори не разрешила себе погрузиться в грустные мысли. У нее нет времени для оплакивания прошлого. Ей надо найти дневник.
Потянув за ленты своей отороченной мехом шляпки, она сняла ее и бросила на столик у входа, там же она оставила плащ. Дом стоял запертым больше двух лет. Диваны и кресла были накрыты белыми простынями, почти все занавески задернуты, но массивные дубовые столы недавно протерли, а резные деревянные балки и шкафы с дверцами из свинцового стекла придавали дому знакомый облик.
Учитывая размеры дома, Тори знала, что поиски могут занять много времени, и не мешкая принялась за дело. Но и через два часа она все еще продолжала поиски. Она обнаружила несколько платьев матери, все еще висевших в шкафу наверху, стопку вышитых вещиц, нитки на которых начали выцветать, несколько детских игрушек Клер и собственных детских платьиц.
Но никаких следов дневника.
Она осмотрела буфеты в столовой, хотя и не надеялась, что дневник может быть спрятан там.
Если он здесь, то в таком месте, где мама могла быть уверена в его сохранности.
Но где может быть такое место? Она вернулась в спальню матери. Когда был жив отец, ее родители спали на половине хозяина. После злосчастного второго замужества мать перебралась в соседнюю комнату.
Если она держала дневник там, барон мог видеть, куда она его прячет. Он мог обнаружить тайное местечко.
Тори еще раз все осмотрела, но не удивилась, ничего не обнаружив.
Она уже два раза обыскала комнату для шитья, которая, казалось, более других подходила для места, где мог быть тайник. Тем не менее она еще раз прошла в эту маленькую комнату. Там перед маленьким камином стояла кушетка из красного дерева, рядом – кресло-качалка, в котором мама любила сидеть за вышивкой и вязаньем или с книгой.
В углу стоял небольшой дубовый письменный стол. Когда был жив отец, дневник хранился в нем. Но Тори уже осмотрела стол, он был пуст.
"Где же ты спрятала его, мама?"
И вдруг ее осенило – наверное, мама выбрала бы такое место, где ее дочери однажды смогут найти записи. Тори заторопилась дальше по коридору. В последнюю неделю жизни мать умоляла барона свозить ее и Клер в Уиндмер. Тори была в это время в школе, не подозревая, что мать тяжело больна. Мама умерла здесь, в этом доме, прежде чем Тори смогла добраться сюда.
Если мама хотела, чтобы она нашла дневник…
Тори бросилась в комнату, которая когда-то была ее спальней. Она сама выбрала для нее бледно-розовое одеяло, хорошо сочетающееся с темно-розовыми занавесками из дамаста. Ей невольно вспомнилось, как было весело, когда они втроем поехали по магазинам, чтобы… но она безжалостно отбросила воспоминания.
Она торопливо подняла пуховую перину и тщательно проверила, нет ли чего-нибудь под ней.
Ничего.
В комоде красного дерева оказалось кое-что из ее одежды.
А в нижнем ящике, под шалью, которую мама связала Тори ко дню рождения, лежал дневник.
У Тори задрожала рука, когда она откинула шаль и любовно провела пальцами по гладкому переплету из красной кожи, потертому от частого пользования. Боже, она наконец нашла его! В горле стоял ком. Когда она доставала дневник из ящика, он открылся, и она узнала знакомый почерк.
Тори не стала читать начало, записи, относящиеся к тому времени, когда Шарлотта Темпл вышла замуж за красавца юношу, в которого была влюблена. Чувства матери были так похожи на ее собственные.
Тори перескочила к последним дням жизни матери, последним неделям, когда она была смертельно больна. И вот оно – доказательство, что все было так, как Тори себе и представляла.
"Сегодня я нашла перстень Уильяма. Он был в шкатулке, где Майлс держит драгоценности, завернутый в белый шелковый атлас и убранный подальше, – трофей, доказывающий, как Майлс умен".
Тори перестала читать и сделала глубокий вдох, чтобы успокоить бьющееся сердце. Бедная мама! Виктория переворачивала страницы, рассказывающие о растущих подозрениях матери и ее страхе.
"Думаю, он понимает, что я узнала о его роли в убийстве Уильяма. Моего любимого Уильяма.
Как я не увидела, что за человек на самом деле Майлс? Как я ненавижу его.
Я боюсь его, боюсь за детей".
Каждая страница наполняла Тори гневом и болью.
"Он изводит меня при каждом удобном случае, его взгляд предупреждает о том, что случится, если я выдам его".
Как могла мама выйти за него замуж? Как могла она не распознать, что он из себя представляет? Но мама была так отчаянно одинока, так погружена в свое горе. И в конце концов прозрела.
"С каждым днем я чувствую себя все хуже и хуже. Я уверена, что Майлс отравляет меня, но не могу понять, каким образом. Я все слабею и уже слишком больна, чтобы остановить его".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Виктория уехала? Внутри у него все перевернулось. Уже не раз, стоило ему уехать из дома, как она отправлялась на встречу с любовником.
Корд заспешил в кабинет – скорее прочитать письмо. Должно же быть какое-то объяснение. Виктория говорила, что любит его. Она обещала быть верной. Ему так хотелось верить ей. Но он ничего не нашел в кабинете. Корд вернулся туда, где Тиммонз чистил его запылившееся пальто.
– Вы уверены, что леди Брант оставила мне письмо?
– Не вполне, милорд, но я видел, как она шла с письмом в ваш кабинет. Я посчитал, что оно предназначено вам.
Корд вернулся и еще раз осмотрел кабинет – письма не было. Он тщательно обыскал свои комнаты, а потом позвал Эмму, которая тут же прибежала.
– Да, милорд?
– Леди Брант, судя по всему, уехала в деревню. Вы знаете, куда именно?
Эмма отрицательно мотнула головой, отчего на голове у нее качнулась копна светлых кудряшек.
– Точно не знаю, милорд. Но она сказала, что поездка не займет у нее много времени и что к ночи она вернется.
– Спасибо, Эмма.
– Насколько я знаю, она оставила вам письмо, милорд. Оно было здесь, в кабинете.
Корд покачал головой.
– Я смотрел. Нет никакого письма. Эмма нахмурила светлые бровки:
– Это немного странно. Я сама видела, как она писала его.
– Может быть, она оставила его в своей комнате. – Но большинство ее вещей переместилось к нему, и Корд ничего не нашел.
У него сжалось сердце. А он-то питал такие надежды. Он хотел связать с Викторией свое будущее. Он думал, оно будет одно на двоих.
Вернувшись к себе, он опустился в кресло рядом с кроватью, чувствуя себя совершенно разбитым. Разбитым и пустым.
Он доверился ей. Снова. Он и в самом деле поверил, что небезразличен ей.
Он сидел, чувствуя боль в груди. Она могла поехать к Джулиану. Возможно, чтобы сообщить ему о ребенке.
Поднимаясь с кресла, Корд грязно выругался.
Виктория лгала ему с первого дня их встречи. Она лгала ему и водила за нос. Настало время признать, что он ничего не значит для нее и никогда не значил. Настало время сделать то, что следовало сделать несколько недель назад, когда он обнаружил ее измену.
Пройдя через холл, он потребовал снова подать карету и быстро спустился вниз. В последний раз он позволил Виктории одурачить себя.
Усмешка искривила его губы. Есть простой способ забыть женщину – с помощью другой.
Желудок его взбунтовался, доказывая, что это не ответ, но ноги уже несли его на улицу. Корд был не в состоянии снова пройти через это – никогда не быть до конца уверенным, никогда по-настоящему не доверять. Их браку пришел конец. Для него это совершенно очевидно, надо бежать от Виктории, пока не поздно. Добиться признания брака недействительным будет нелегко, но в конце концов он добьется.
Его карета уже подъезжала, огибая особняк. Корд еще не знал, куда направится, но непременно в такое место, где он найдет женское общество, за которое нужно заплатить и которому больше ничего не будет надо от него.
Ему нужен кто-то, чтобы смягчить боль, угнездившуюся в сердце.
Карета подъехала к парадному подъезду, и лакей бросился открывать дверь. Корд уже ступил на узкую железную подножку, когда заметил бегущую к нему Эмму, светлые кудряшки которой выбились из-под сдвинувшегося набок чепца.
– Подождите, милорд! Подождите, пожалуйста! – Она размахивала обгоревшим листом бумаги, пальцы ее были черны от сажи.
Ожесточившийся Корд недовольно остановился. Он почти чувствовал тяжесть стены, которую возводил вокруг своего сердца.
– Что это, Эмма? – холодно спросил он.
– Письмо, милорд. – Она задохнулась от бега и теперь широко открывала рот. – От ее светлости. Миссис Ратбон – она украла его с вашего стола. Она собиралась сжечь его, когда я вошла в ее комнату.
Корд протянул руку и взял лист бумаги из ее дрожавшей руки. Он намерился прочитать написанные Викторией слова, ничего не меняя в своем отношении к ней; что бы она ни написала, это не изменит того, что он чувствовал.
Он сказал себе, что останется беспристрастным, и глупо верил, что это возможно. Но строки, написанные знакомым почерком, обжигали его глаза.
"Мой любимый муж,
я знаю, что вы будете сердиться, читая мое письмо, но есть одна вещь, которую я должна сделать. Я только надеюсь, что, прочитав письмо, вы поймете меня.
Сегодня я еду в Уиндмер в поисках дневника моей матери. Мой отчим продает имение, сегодня – последний день, когда я еще могу попытаться найти там дневник. Я знаю – вы никогда не верили в его существование, но я убеждена, что моя мать узнала о виновности Майлса Уайтинга в убийстве моего отца и в ее дневнике можно найти доказательство этому. Если вы возвратитесь домой раньше меня, пожалуйста, простите. Я снова повторяю, что очень люблю вас. Когда вернусь, я найду способ доказать это.
Ваша любящая жена,
Виктория"
Корд еще раз перечитал эти строки, на этот раз спокойнее. Она писала, что уехала искать дневник. То же самое объяснение она давала и в прошлые два раза. Он больше не желает верить ей. Почему он должен верить этому?
Корд сложил бумагу. Он может усесться в карету и укатить прочь, забыть Викторию, забыть свою женитьбу, забыть, что жена носит под сердцем ребенка, возможно, от другого мужчины.
Или может поверить ей.
Может еще раз поверить в любовь.
Он вспомнил, с какой любовью смотрела на него Виктория последний раз, когда они были вместе.
"Я могу остаться?"
В его постели? В его сердце? В нем, кажется, для нее навсегда есть место.
Он вспомнил первые дни их знакомства, вспомнил, с каким мужеством она вела себя в ночь, когда помогала им освободить Итана из тюрьмы. Она всегда была решительной и готовой идти на риск. Если этот дневник существовал, она не оставила бы своих попыток найти его до тех пор, пока была бы малейшая надежда.
Он взглянул на дом, подумал о долгой череде лет, которые могли бы тянуться без Виктории, и принял решение.
С закаменевшим лицом он повернулся к Эмме:
– Где миссис Ратбон?
– Наверху, милорд.
Корд ринулся в дом. Он поднялся вверх, перепрыгивая через ступеньки, затем зашагал по коридору, ведущему к комнатам слуг.
Дверь в комнату миссис Ратбон была приоткрыта. Служанка нервно ходила туда-сюда перед маленьким, еще не остывшим камином.
При виде Корда она стала белая как мел.
– Милорд?
– Почему вы взяли письмо? Она облизнула тонкие сухие губы.
– Это… просто по ошибке, милорд. Я убирала в вашем кабинете. Письмо оказалось в куче ненужных бумаг.
Я бросила его в огонь по ошибке. Я… я не знала, что оно для вас.
Он взглянул на камин. Зачем это ей понадобилось брать бумагу в свою комнату?
– Вы лжете. Вы ненавидели Викторию с первого дня ее появления в доме. Вы не хотели, чтобы я увидел это письмо. Вы пытались уничтожить ее.
– Нет, милорд. Это неправда. Внезапно его осенило.
– Вы знали, что я в ванной в тот день, когда говорили со служанкой о леди Брант – так ведь? Вы хотели неприятностей на ее голову.
– Она уходила из дома той ночью – я не солгала.
– Что бы ни делала моя жена, не ваша забота. Вы уволены, миссис Ратбон, без рекомендаций. Когда будете рыскать по городу в поисках пропитания, может быть, вы вспомните, что моя жена не стала увольнять вас несколько месяцев назад. Только по доброте ее сердца вы остались в этом доме.
Ее некрасивое лицо закаменело.
– Она всегда считала себя слишком умной. Лучше других. Ну нет, голодать мне не придется, скажу я вам. Его светлость, ее отчим, хорошо заплатил мне. Больше я не нуждаюсь в вашей вонючей работе.
Корд напряженно думал. Гнусная служанка демонстративно направилась мимо него, но он встал на ее пути.
– Так вы шпионили за нами? Вы передавали сведения Харвуду?
– Я не сделала ничего противозаконного. Он мог просто заботиться о том, как живется его дочери.
Черта с два.
– Вы сообщили лорду Харвуду, что леди Брант едет в Уиндмер?
Узкое личико перекосила довольная улыбка.
– Это его дом, не так ли? Человек имеет право знать, кто собирается разгуливать по его дому.
Корд был вне себя.
– Собирайте свои вещички и убирайтесь. Я даю вам пятнадцать минут. – Развернувшись, он быстро вышел и спустился с третьего этажа вниз, к выходу.
– Когда выехала леди Брант? – спросил он Тиммонза.
– Поздним утром, милорд. Она взяла с собой лакея, мистера Кидда.
Слава Богу, хоть это. Ее кучер – здоровенный парень, и еще этот лакей, молодой и преданный ей. Но если Харвуд действительно убил ее отца или даже нанял убийц, он сделает все, чтобы Тори не нашла доказательств.
Корд вспомнил следы ударов на ее спине, увиденные им в свадебную ночь, и испугался за Тори. Харвуд жестокий и безжалостный человек. Если он посчитает, что Виктория опасна для него…
– Седлайте мою лошадь. Карета мне не нужна.
– Да, милорд.
Через пятнадцать минут он был на пути в Уиндмер и нещадно гнал своего крупного вороного мерина. На одном из постоялых дворов он сменит коня на свежего и тем самым выиграет время.
Он надеялся, что опередит Майлса Уайтинга.
Глава 25
– Он там! – Тори показала в сторону холма. – На самом верху. – Но вместо того чтобы погнать лошадей вперед, Григгз съехал на обочину.
Тори слышала, как он пробормотал ругательство.
– У нас неприятность, миледи.
– Что за неприятность? – Но в этот самый момент раздался треск, две спицы переломились, и экипаж накренился набок.
– Колесо поломалось, миледи. – Григгз спрыгнул, чтобы осмотреть поломку. – Соскочил железный обод. Похоже, нам придется искать кузнеца, чтобы починить колесо.
Тори снова посмотрела на дом на холме. Поломка была досадной, но большой беды в том не было.
– В деревне есть кузнец. А я без труда дойду до дома пешком. Когда вы почините колесо, подъезжайте к дому. Я скорее всего на какое-то время там задержусь, так что можно не торопиться.
– Мне лучше пойти с вами. – Эван спрыгнул со своего места и пошел к ней. Она подумала о том, что на поиски, возможно, потребуется несколько часов.
– Не нужно, я могу задержаться. В имении живут садовник с женой, так что мне ничто не угрожает. Я думаю, что мистеру Григгзу может понадобиться помощь, к тому же в деревне есть трактир. Пока кузнец будет чинить колесо, вы с Григгзом сможете подкрепиться.
Эван помог ей выбраться из кареты и посмотрел на большой желтый дом на холме. Опасность таилась не в доме ее детства, а скорее на дороге.
– Как пожелаете, миледи.
Слуги занялись каретой, а Тори стала подниматься на холм. Ей не потребовалось много времени, чтобы оказаться у дома, попасть в дом тоже оказалось просто.
Миссис Риддл, которая со своим мужем Джейкобом жила в домике у ворот, помнила Тори со времени ее последнего посещения имения. Они приезжали вместе с матерью и сестрой уже после смерти отца.
– О Боже, как я рада! Леди Виктория здесь, в Уиндмере. – Миссис Риддл, крупная ширококостная ирландка с седеющими рыжеватыми волосами, белозубо улыбнулась. Они с мужем служили в Уиндмере с того самого времени, как он перешел в собственность дедушки Тори.
– Добрый день, миссис Риддл. Как приятно снова увидеться с вами.
Миссис Риддл бросила взгляд на пустую дорожку, ведущую к резным парадным дверям.
– Как вы добрались сюда? Совсем одна?
– У нас сломалось колесо. Кучер пошел в деревню, чтобы карету починили.
– Что привело вас сюда, милое дитя? После стольких лет?
– Я узнала, что мой отчим продает имение. Мне захотелось еще раз взглянуть на дом, прежде чем он станет чужой собственностью.
– Да, Уиндмер – особенное место, без сомнения. Лучшее в округе, и так было всегда. – Миссис Риддл покачала головой. – Нерадостные настали времена, не то что раньше. Когда были живы ваши отец и мать.
– Это одна из причин, по которой я здесь. В доме могли остаться вещи, принадлежавшие моей матери.
– Да, и это последний день, когда вы можете забрать их.
Миссис Риддл провела ее по посыпанной гравием дорожке к парадному крыльцу большого каменного особняка и отперла дверь.
– Я схожу в деревню. Джейкоб работает в поле. Так что у вас будет много времени.
Тори посмотрела вслед уходящей служанке, а потом вошла в дом. Воспоминания окружили ее. Она почти слышала доносящийся сверху смех, сочный баритон отца и отвечающий ему оживленный голос матери. Тори не разрешила себе погрузиться в грустные мысли. У нее нет времени для оплакивания прошлого. Ей надо найти дневник.
Потянув за ленты своей отороченной мехом шляпки, она сняла ее и бросила на столик у входа, там же она оставила плащ. Дом стоял запертым больше двух лет. Диваны и кресла были накрыты белыми простынями, почти все занавески задернуты, но массивные дубовые столы недавно протерли, а резные деревянные балки и шкафы с дверцами из свинцового стекла придавали дому знакомый облик.
Учитывая размеры дома, Тори знала, что поиски могут занять много времени, и не мешкая принялась за дело. Но и через два часа она все еще продолжала поиски. Она обнаружила несколько платьев матери, все еще висевших в шкафу наверху, стопку вышитых вещиц, нитки на которых начали выцветать, несколько детских игрушек Клер и собственных детских платьиц.
Но никаких следов дневника.
Она осмотрела буфеты в столовой, хотя и не надеялась, что дневник может быть спрятан там.
Если он здесь, то в таком месте, где мама могла быть уверена в его сохранности.
Но где может быть такое место? Она вернулась в спальню матери. Когда был жив отец, ее родители спали на половине хозяина. После злосчастного второго замужества мать перебралась в соседнюю комнату.
Если она держала дневник там, барон мог видеть, куда она его прячет. Он мог обнаружить тайное местечко.
Тори еще раз все осмотрела, но не удивилась, ничего не обнаружив.
Она уже два раза обыскала комнату для шитья, которая, казалось, более других подходила для места, где мог быть тайник. Тем не менее она еще раз прошла в эту маленькую комнату. Там перед маленьким камином стояла кушетка из красного дерева, рядом – кресло-качалка, в котором мама любила сидеть за вышивкой и вязаньем или с книгой.
В углу стоял небольшой дубовый письменный стол. Когда был жив отец, дневник хранился в нем. Но Тори уже осмотрела стол, он был пуст.
"Где же ты спрятала его, мама?"
И вдруг ее осенило – наверное, мама выбрала бы такое место, где ее дочери однажды смогут найти записи. Тори заторопилась дальше по коридору. В последнюю неделю жизни мать умоляла барона свозить ее и Клер в Уиндмер. Тори была в это время в школе, не подозревая, что мать тяжело больна. Мама умерла здесь, в этом доме, прежде чем Тори смогла добраться сюда.
Если мама хотела, чтобы она нашла дневник…
Тори бросилась в комнату, которая когда-то была ее спальней. Она сама выбрала для нее бледно-розовое одеяло, хорошо сочетающееся с темно-розовыми занавесками из дамаста. Ей невольно вспомнилось, как было весело, когда они втроем поехали по магазинам, чтобы… но она безжалостно отбросила воспоминания.
Она торопливо подняла пуховую перину и тщательно проверила, нет ли чего-нибудь под ней.
Ничего.
В комоде красного дерева оказалось кое-что из ее одежды.
А в нижнем ящике, под шалью, которую мама связала Тори ко дню рождения, лежал дневник.
У Тори задрожала рука, когда она откинула шаль и любовно провела пальцами по гладкому переплету из красной кожи, потертому от частого пользования. Боже, она наконец нашла его! В горле стоял ком. Когда она доставала дневник из ящика, он открылся, и она узнала знакомый почерк.
Тори не стала читать начало, записи, относящиеся к тому времени, когда Шарлотта Темпл вышла замуж за красавца юношу, в которого была влюблена. Чувства матери были так похожи на ее собственные.
Тори перескочила к последним дням жизни матери, последним неделям, когда она была смертельно больна. И вот оно – доказательство, что все было так, как Тори себе и представляла.
"Сегодня я нашла перстень Уильяма. Он был в шкатулке, где Майлс держит драгоценности, завернутый в белый шелковый атлас и убранный подальше, – трофей, доказывающий, как Майлс умен".
Тори перестала читать и сделала глубокий вдох, чтобы успокоить бьющееся сердце. Бедная мама! Виктория переворачивала страницы, рассказывающие о растущих подозрениях матери и ее страхе.
"Думаю, он понимает, что я узнала о его роли в убийстве Уильяма. Моего любимого Уильяма.
Как я не увидела, что за человек на самом деле Майлс? Как я ненавижу его.
Я боюсь его, боюсь за детей".
Каждая страница наполняла Тори гневом и болью.
"Он изводит меня при каждом удобном случае, его взгляд предупреждает о том, что случится, если я выдам его".
Как могла мама выйти за него замуж? Как могла она не распознать, что он из себя представляет? Но мама была так отчаянно одинока, так погружена в свое горе. И в конце концов прозрела.
"С каждым днем я чувствую себя все хуже и хуже. Я уверена, что Майлс отравляет меня, но не могу понять, каким образом. Я все слабею и уже слишком больна, чтобы остановить его".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32