– Торн Холлоуэй, в прошлом капитан Вооруженных сил Его Величества, – печально сказала Лайза, – а ныне лорд Водсвортский. У меня нет выбора, должна ехать, правда, Эли? – спросила она, и он снова пожал ей руку, но ответил довольно твердо:
– Да, Лайза, нет выбора, надо ехать. И может быть… – он не высказал до конца мысль, что это, возможно, лучший выход и для нее, и для мужа, и для тех десяти.
Сразу же на следующий день Лайза начала укладываться и отдавать распоряжения, частично устные, а частично в письменном виде.
Тилли была убита горем, узнав, что ей не разрешили поехать в Нью-Йорк со своей хозяйкой.
– Кто будет заботиться о вас, о Джей-Джее и Гленниз, если не я? – возмущенно спросила она.
– Гленниз должна быть со мной, потому что еще не отнята от груди. Но именно из-за Джей-Джея ты должна остаться здесь, в Грейс-Холле. Я уеду, Шошанна пока витает в облаках, а на Фебу и Эли ляжет двойная нагрузка. Ты нужна им, Тилли, и мне тоже.
Они все посмотрели на нее, изумленно открыв рты, и только Тилли произнесла, задыхаясь:
– О небо! О звезды! Мисс Лайза! Не хотите же вы сказать, что оставляете здесь своего сына, когда тот мужчина увезет вас, возможно, в другую страну?
– Не бойся этого, Тилли, – мягко сказала она. – Надеюсь вернуться в Грейс-Холл раньше, чем вы успеете соскучиться без меня, и, возможно, останусь здесь еще на несколько месяцев. Нет, – она обвела взглядом озабоченные лица вокруг себя, – поверьте, я в своем уме. Даже будучи на меня зол, мой муж убедил британцев предложить за меня десять американцев – десять крепких, здоровых мужчин, вырванных из ада. Он сделал это, даже не зная, что у нас есть ребенок… сын! Как вы думаете, какую цену предложат британцы за Джордана Жака Джо-риса Холлоуэя, будущего виконта Водсвортского?
Она дерзко рассмеялась.
– Подскажу генералу Вашингтону, что будет большой глупостью расстаться с нашим Джей-Джеем меньше чем за пятнадцать человек. А одним из пунктов соглашения станет условие, что я под честное слово вернусь в Грейс-Холл в ожидании результатов переговоров. Мне не хочется надолго расставаться с сыном.
– Лайза, – попытался образумить ее Эли, – подумай хорошенько, не соверши опрометчивого поступка: если поедешь к нему в Нью-Йорк без ребенка и выдвинешь это требование, можешь подвергнуть опасности все будущие отношения с мужем.
– Возможно, – согласилась Лайза. – Но вспомни о том, что у нескольких мужчин вообще может не быть будущего. К тому же вполне допустимо, что даже без этого условия муж никогда не простит меня. Будь что будет, ведь идет война. Принимая во внимание спасение мужчин, мне необходимо сделать это!
– Не переубеждай ее, Эли, она права, – внезапно вмешалась Феба. Обняв Лайзу, она баюкала ее и успокаивала, как ребенка. – Ну, ну, не расстраивайся! Все будет хорошо.
ГЛАВА 58
Согласие Лайзы сдвинуло дело с мертвой точки, и события стали развиваться с такой быстротой, что Шошанна едва успела вернуться в госпиталь до отъезда хозяйки Грейс-Холла.
Обмен состоялся на небольшой ферме недалеко от Гудзона, где металлический забор отделял один контингент от другого. Американский майор коротко переговорил с британским капитаном, после чего американские узники, обносившиеся, бородатые, дрожащие от волнения, прошли одной шеренгой на расстоянии десяти футов друг от друга через брешь в заборе, подошли к двери фермерского дома и зашли в кухню, где для них была приготовлена еда, питье и приличная одежда.
Когда в фермерский дом зашел пятый узник, Лайза, никем не сопровождаемая, не оглядываясь, с коробкой в левой руке и открытой сумкой ручной работы в правой, пошла по направлению к группе британских солдат и офицеров. Она точно рассчитала и подошла к ним, когда десятый узник добрался до фермы.
Дрожа, как и освобожденные, от волнения, она огляделась по сторонам, но не увидела Торна среди британцев.
Словно прочитав ее мысли, британский капитан сказал уважительным тоном:
– Муж встретит вас на нью-йоркской стороне, леди Водсвортская.
Лодка быстро переправилась через Гудзон. Большую часть времени Лайза провела, баюкая Гленниз, время от времени поглядывая в сторону Нью-Джерси. Живот подводило, она не могла понять отчего – то ли от страха, то ли от волнения.
– Торн, Торн, – прошептала она его имя, обращаясь к реке, позволив себе первый раз за эти годы вспомнить, как сильно, как очень сильно она любила его. И он тоже любил ее! Как любил ее… выдержал разлуку и испытание ее упрямым патриотизмом.
Вспомнила, как гневно звучали его слова во время переправы через Гудзон, когда у них для встречи оказалось всего несколько минут за четырнадцать или более месяцев разлуки.
«Делай то, что считаешь нужным, Лайза… но помни, я буду делать то же самое».
Она открыла глаза и в панике схватилась за поручень, вспомнив, что его любовь может превратиться в ненависть, в гнев, в твердую решимость не дать обвести себя вокруг пальца, в тысячу других вещей, которые не предвещают ничего хорошего в будущем.
Лодка причалила, заботливые руки помогли выйти из нее, и она оказалась стоящей на пристани, прижав к себе сумку со спящей Гленниз; матрос нес за ней ее багаж, состоявший из единственной коробки.
Экипаж, стоявший на некотором расстоянии, подкатил к пристани, из него вышел Торн, остановился, глядя на нее и выжидая. Она двинулась навстречу первой.
Лайза шла на ватных ногах, боясь каждую минуту лишиться чувств. Это состояние ошеломило ее – когда это появилось, что она боится Торна?
Даже в ту первую встречу, целью которой было купить замужество у его брата, она так не боялась этого темноглазого, темноволосого незнакомца, как сейчас. Этот мужчина, контролирующий выражение своего неулыбчивого лица… ожидающий ее с неумолимым видом, стал плотью и кровью лорда Водсвортского, а не ее Торном.
Лайза не дошла до него нескольких шагов, когда ее дрожащие коленки подогнулись. Едва не упав, она все-таки выпрямилась и обрела жесткую решимость быть не менее спокойной, чем он.
Она остановилась так неожиданно, что матрос, следовавший с ее коробкой, столкнулся с ней. Она слушала его сконфуженные извинения, с трудом сдерживая слезы, не в состоянии сделать эти последние несколько шагов.
Матрос, бросив коробку в экипаж, повернул назад, поблагодарив за щедрую монету, полученную им. Торн вдруг тоже бросил свою шляпу туда же и побежал к Лайзе, успевшей поставить сумку с Гленниз на землю.
Они обнялись, тесно прижавшись друг к другу и просунув руки под плащи. Его рука, откинув ее капюшон, нежно ласкала шею, затем, приподняв волосы, накрутила локоны вокруг пальцев.
– Лайза. – Он произнес ее имя по слогам. – Лайза, если бы ты знала, как я ждал этого момента…
– Я тоже, – прошептала Лайза в порыве откровенности, которую никогда не позволяла себе раньше, и поняла, что это было правдой. – Все еще люблю тебя, – сказала она удивленно и дотронулась до его щеки. – Мы так давно не виделись. Тот день на Гудзоне был как сказка. Позже мне показалось, что его не было вовсе. Больше ни в чем не была уверена… ни в себе… ни в тебе.
– Конечно, ты любишь меня, – повторил он грубовато. – И я, даже когда очень сердился, никогда не переставал любить тебя. Что мы…
Их разговор прервался требовательным криком, раздавшимся в сумке. Это не было прежнее жалобное попискивание, а настоящий вопль здорового ребенка. Лайза быстро наклонилась и подняла сумку с Гленниз. Торн заглянул в нее.
– Боже мой! Она не похожа на прежнего заморыша. Какая цветущая!
– Конечно, – согласилась Лайза, воинственно вздернув подбородок. – Я же говорила тебе, что Эли бен-Ашер именно тот доктор, который спасет ее.
– Искренне рад. – Торн посмотрел на нее с такой любовью, что Лайза на минуту забыла о лежащей на нее вине.
– Ты не взяла с собой Тилли или кормилицу для малышки?
– Она приедет позже. – Страх и робость снова вернулись к ней. Ей все равно придется скоро сказать ему… почему бы не сейчас? Трусиха, обвиняла она себя. Дуреха! И тем не менее, когда экипаж катил по улицам, а он держал Гленниз на коленях и ее в своих объятиях, Лайза хранила молчание, стараясь продлить эти восхитительные минуты любви и мира.
Прошла вечность с тех пор, как он целовал ее. Тем желаннее это сейчас… волнующее ощущение обоюдного биения их сердец… его руки, гладящие и успокаивающие…
Он почувствовал ее слезы на своих пальцах и немного отклонился от нее.
– Лайза, – сказал он охрипшим голосом. – Лайза. – Увидев, что его глаза тоже стали влажными, она вернулась в его объятия, не столько боясь, сколько не желая испортить это редкое сладостное мгновение.
Дорога от причала до Боуэри-Лейн показалась слишком короткой. Лайза стояла на улице, глядя на дом, в котором они жили с первого дня ее замужества.
– Ты… ты снял ту же самую квартиру? – запинаясь, выговорила она.
– Никогда не переставал платить арендную плату, – ответил он просто. – Мне не хотелось, чтобы ты, однажды вернувшись назад, не нашла здесь своего дома.
Лайза наклонилась над Гленниз, пряча и пылающее лицо, и слезы. О Боже, подумалось ей, с каждой минутой все труднее и труднее сказать ему правду.
Комната, которая когда-то принадлежала Торну, а потом Тилли, была приспособлена теперь под детскую: для того ребенка, о котором ее муж знал. Лайза положила Гленниз в заботливо приготовленную колыбель, накрыла фланелевой простынкой, а сверху одеяльцем из прекрасной английской шерсти.
Торн открыл внутреннюю дверь, и она вошла в комнату, которая когда-то была ее, а затем стала их общей, закрыла глаза, непроизвольно вспоминая прекрасные ночи, проведенные здесь.
– Время ленча, и я страшно проголодался, так как не хотелось завтракать, – сказал муж, возвращая ее к реальности. – Несомненно, малышка чувствует то же самое и скоро потребует подкрепления, поэтому мы должны позаботиться об этом. Сейчас середина дня, не очень приличное время для того, чтобы раздеться и отправиться в постель, и слуги будут знать – каким-то образом они всегда все знают, – потом об этом заговорит весь Нью-Йорк. Выложив тебе все разумные причины, по которым нельзя этого делать, – он положил ей на плечи обе руки, – хочу предложить – не лечь ли нам в постель прямо сейчас, Лайза?
– Да, пожалуй, – ответила Лайза. – Думаю, добавила она сдавленным голосом, – что умру, если не сделаем этого.
Торн, подняв ее в воздух, звонко поцеловал, затем снова поставил и объявил голосом, полным сдерживаемого смеха и торжества:
– Бог простит меня, но твоя кончина сегодня будет на моей совести, моя любовь.
После длительной разлуки они никак не могли насытиться своей близостью, и снова и снова неистово бросались друг к другу в объятия, получая после долгого вынужденного воздержания изумительное наслаждение.
Лежа в его объятиях, устроившись на плече, обессиленная и счастливая, Лайза совсем забыла о признании, которое собиралась сделать.
Резкий крик голодного ребенка вернул ее к действительности. Торн услышал его тоже.
– О Боже! – простонал он. – Где мы найдем кормилицу так быстро? – Она подняла голову, и он повернулся к ней. – Поговорить с хозяйкой дома, что ли? – пробормотал он.
Сердце Лайзы благодарно забилось.
– Отдыхай, – прошептала она ему на ухо. – Сама позабочусь об этом, милый.
У нее не было времени одеваться, и так как ее собственная сумка была еще не распакована, она взяла из шкафа старый голубой халат Торна, подпоясала его кушаком и поспешила к Гленниз.
Увидев кресло-качалку, уселась в него с малышкой, с благодарностью думая, как это похоже на Торна позаботиться о таких мелочах. Она откинулась в кресле, Гленниз удовлетворенно сосала грудь, и Лайза чувствовала себя тоже пресыщенной и удовлетворенной.
Приложив Гленниз к другой груди, сквозь свое дремотное состояние смутно услышала, как открылась и закрылась дверь. Открыв глаза, Лайза увидела стоящего перед ней Торна, одетого только в бриджи.
– И-из-звини, – необдуманно вырвалось у нее. – Еще не вытащила собственный халат.
– Так ты за это извиняешься?
– О! – Лайза посмотрела вниз на ребенка, нежно прижимающегося к ее груди… так, как совсем недавно прижимался к ней муж.
– Девочка не моя, если это то, о чем ты думаешь сейчас, – сказала она сквозь стучащие зубы.
– Знаю все! – рявкнул Торн. – Ты думаешь, британская штаб-квартира не выдала мне в полном объеме сведения о тебе, когда вернулся из Джерси и запросил их? Но ясно, как Божий день, что у тебя был ребенок. Скажу генералу, – начал он так язвительно, что Лайза вздрогнула, – надо улучшать службу разведки: муж в этом случае узнает последним. Не сочти за дерзость с моей стороны, когда у тебя был ребенок… и заодно, конечно, от кого?
Лайза побледнела, услышав это нагромождение сарказма и оскорблений, но почувствовала себя более собранной, чем когда-либо с того момента, как прошла по тропинке мимо узников к ожидавшим ее британцам, зная, что гнев Торна, хотя и беспочвенный, – справедлив.
Она спокойно посмотрела на мужа.
– Мне есть в чем считать себя виноватой перед тобой, но только не в нарушении супружеской верности. В апреле 1779 года, когда я жила с бабушкой в Грейс-Холле, за несколько месяцев до ее смерти и еще до того, как дом превратился в госпиталь, у нас – у тебя и у меня – родился ребенок, названный в честь твоего и моего отца, а также в честь бабушки, и зарегистрированный в Морристауне как Джордан Жак Джорис Холлоуэй. В госпитале известен под именем Джей-Джей.
Она посмотрела вниз на Гленниз.
– К счастью для этой крошки, во время поездки за ней в Нью-Йорк твой сын – этот маленький жадный монстр – еще не был отнят от груди. Вот почему она осталась жива.
Торн беспорядочно взъерошил себе волосы.
– Джей-Джей – мой? У меня есть сын? – недоверчиво переспросил он.
– Очень хороший сын, хотя и немножко избалованный.
– И ему больше года?
– Да, Торн.
Она поняла по его прищуренным глазам, что голова у него начала работать в нормальном режиме.
– Ты была беременна, когда оставила меня?
– Да.
– И ты знала это?
– Да.
– И считала правильным не поставить меня в известность, что намечается наследник?
– Думала, – Лайза сделала первую попытку оправдаться, – что родится еще одна девочка.
– И, как всегда безгранично мудрая, решила, к чему мне дочь?
– Нет, Торн, конечно, нет, только…
– Только что? – спросил он с такой злостью, что Лайза откинулась в кресле, крепче прижав к себе спящую Гленниз и плотнее запахивая на себе халат.
– Обещала Эли, – произнесла она дрожащим голосом, – что…
– Опять этот Эли! – гневно прервал он. – Меня тошнит от этого имени: «Эли бен-Ашер, единственный доктор, которому можно доверить жизнь Гленниз». Наши шпионы допустили ошибку в отношении Джей-Джея, считая его ребенком одной из медсестер, – свирепо крикнул он, – но они много знают о твоем кумире… главном хирурге госпиталя… еврее, родившемся в Европе… строгом блюстителе чистоплотности… с удивительно низким уровнем смертности, то ли благодаря ему, то ли потому, что тяжелых больных отправляли куда-то умирать. Очень, очень хороший друг, этот твой Эли, все сообщения об этом говорят.
– Да, – не возражала Лайза, успокоившись снова, – очень хороший друг, и говорил мне, что поступаю неправильно, не сказав тебе о Джей-Джее. Я обещала ему, что скажу, когда закончится война.
Вместо того чтобы успокоить, это признание, казалось, возбудило его еще больше: глаза потемнели, лицо стало красным, ноздри раздулись, губы сжались. Прошло две минуты, прежде чем ему удалось облечь свои чувства в слова, но для Лайзы эти две минуты показались вечностью.
– Как благородно с твоей стороны! Наверно, это следует расценивать как великодушие: планировала сказать, что у меня есть сын, когда закончится война. Когда же: в этом году, в следующем; возможно, через два года – конец войны ведь так предсказуем? К черту, Лайза. Как ты могла так поступить со мной, и почему – ради Бога – не привезла нашего сына с собой в Нью-Йорк?
Пока он говорил, Лайза перепеленала малышку. Прежде чем ответить мужу, она уложила сухую и согревшуюся Гленниз в колыбель.
– В британском предложении не было ничего сказано о Джей-Джее, речь шла об обмене десяти узников с «Джерси» только на меня.
– Но, Боже, ни ты, ни великий Вашингтон не настолько глупы, чтобы предположить, что мы не примем Джей-Джея!
– Великий Вашингтон решил – после моего согласия, – чтобы британцы сделали предложение и относительно Джей-Джея: если только за мой приезд сюда нам возвращено десять здоровых солдат, то сколько следует отдать за твоего сына?..
Она только слегка вздрогнула, когда он двинулся к ней со сжатыми кулаками и опасным блеском в глазах.
– Ты, сука! Подлая интриганка! Втянула собственного сына в свои военные игры!
– Называй меня как хочешь, милорд, но использую сына не для игр. Не в них дело. Спустись к Ист-Ривер, Торн. Найди лодку, пусть доставят тебя на «Джерси» в заливе Уолэбаут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41