Отсутствие наследника было вечной печалью Джулиуса, ему некому было оставить свое состояние и земли – разве что сыну Элизабет, которого она могла родить, выйдя замуж.
Сейчас, когда он смотрел, как она усаживается за стол напротив него, ирония ситуации с новой силой больно поразила его: нет, где же справедливость? Он всю свою жизнь работал, отказывая себе в самом необходимом… и все, что он накопил, достанется будущему внуку его беспутного брата. И вдобавок к этому он еще вынужден расхлебывать кашу, которую заварил сводный брат Элизабет Роберт перед тем, как исчезнуть почти два года назад. Все это так надоело ему, что Джулиус решил наконец выполнить изложенную в письменном виде волю отца Элизабет, которая заключалась в том, что он хотел выдать свою дочь замуж за человека по возможности знатного и богатого. Месяц назад, когда Джулиус взялся за поиски подходящего мужа для Элизабет, он рассчитывал, что эта задача будет легко выполнимой. Ведь в позапрошлом году, когда состоялся ее дебют в свете, красота, безупречное происхождение и мнимое богатство девушки покорили всего за четыре недели рекордное количество мужчин, и она получила пятнадцать предложений руки и сердца. Но, к удивлению Джулиуса, из этих пятнадцати всего трое ответили ему согласием, а несколько человек не потрудились даже прислать ответ. Конечно, теперь ни для кого не секрет, что она обеднела, но Джулиус предлагал за племянницей вполне достойное приданое, лишь бы сбыть ее с рук. Самому Джулиусу, который все рассматривал с позиции денег, казалось, что одного приданого достаточно для того, чтобы девушка считалась завидной невестой. О том скандале, которым было окружено ее имя, Джулиус знал очень мало, а беспокоился об этом еще меньше. Он вообще сторонился света, со всеми его сплетнями, легкомыслием и различными эксцессами.
Вопрос Элизабет заставил его очнуться от мрачной задумчивости:
– Что вы хотели обсудить со мной, дядя Джулиус? Враждебность и негодование, прозвучавшие в голосе Элизабет, грозили обернуться взрывом с ее стороны, поэтому он постарался быть еще более кратким, чем всегда.
– Я приехал сюда сегодня, чтобы обсудить твое предстоящее замужество.
– Мое… мое… что? – ахнула Элизабет, настолько потрясенная, что крепкая стена ее невозмутимости рухнула, и на какую-то секунду она почувствовала себя ребенком, – заброшенным, растерянным и загнанным в угол.
– Полагаю, ты меня слышала.
Откинувшись на стуле, Джулиус отрывисто заговорил:
– Я сузил круг предполагаемых женихов до трех человек. Двое из них имеют титул, у третьего его нет. Поскольку для твоего отца титул имел первостепенное значение, я выберу человека самого высокого ранга из тех, что сделают тебе предложение, тем более что мне есть из кого выбирать.
– Как… – Элизабет пришлось сделать паузу, чтобы собраться с мыслями прежде чем она будет в состоянии заговорить, – …каким образом вы отобрали этих людей?
– Я попросил Люсинду сообщить мне имена всех, кто после твоего дебюта приходил к Роберту просить твоей руки. Она дала мне эти имена, и я послал к каждому из них посыльного, чтобы поставить их в известность, что ты и я – как твой опекун – мы оба хотели бы пересмотреть их кандидатуры в качестве претендентов на твою руку.
Элизабет вцепилась руками в подлокотники, пытаясь сдержать ужас.
– Вы хотите сказать, – сказала она задыхающимся шепотом, – что вы как бы публично предложили мою руку любому, кто захочет ее принять?
– Да! – отрезал Джулиус, рассвирепев от высказанного ею обвинения, что он вел себя неподобающим для своего и ее положения образом. – И более того, возможно, тебе будет полезно узнать, что твоя легендарная привлекательность для противоположного пола, судя по всему, осталась в прошлом. Только трое из пятнадцати выразили желание возобновить знакомство с тобой.
Осознав всю глубину своего унижения, Элизабет тупо смотрела на стену за его спиной.
– Я не могу поверить, что вы действительно сделали это. Удар ладонью по столу прозвучал громовым раскатом.
– Я действовал в пределах своих прав, племянница, и в соответствии со специфическими указаниями твоего отца-расточителя. Позволь тебе напомнить, что, когда я умру, к твоему мужу и впоследствии к сыну перейдут мои деньги. Мои.
Впервые за много месяцев Элизабет попыталась понять своего дядю, и где-то в глубине своего сердца она постигла причину его горечи и даже смогла посочувствовать ей.
– Мне очень жаль, что Господь не подарил вам собственного сына, – произнесла она сдавленным голосом. – Но я в этом не виновата. Я не сделала вам никакого зла, не дала вам никакого повода ненавидеть меня настолько, чтобы так обойтись со мной… – у нее сорвался голос, когда она увидела, как при этих словах ожесточилось его лицо, дядя подумал, что она упрашивает его. Элизабет тут же вздернула подбородок и собрала остатки своей гордости. – Кто, эти люди?
– Сэр Фрэнсис Белховен, – коротко сказал он. Элизабет в изумлении взглянула на него и покачала головой.
– Я познакомилась с сотнями людей в тот сезон, но этого имени не помню.
– Второй претендент лорд Джон Марчмэн, граф Кэнфордский.
И снова Элизабет покачала головой.
– Имя кажется мне знакомым, но лица я не помню.
Явно разочарованный ее ответами, дядя раздраженно закончил:
– У тебя, похоже, слабая память. Если ты не в состоянии запомнить пэра и графа, – саркастически добавил он, – то сомневаюсь, что ты вспомнишь какого-то мистера.
Уязвленная его незаслуженным упреком, Элизабет холодно поинтересовалась:
– И кто же третий?
– Мистер Ян Торнтон. Он…
Это имя заставило Элизабет вскочить на ноги, в голове у нее зашумело, и ужас сковал все ее тело.
– Ян Торнтон! – вскрикнула она, ухватившись ладонями за стол, чтобы не упасть. – Ян Торнтон! – повторила она высоким голосом, в котором смешались ярость и истерический смех. – Дядя, если Ян Торнтон и говорил когда-либо Роберту, что женится на мне, то только под дулом пистолета! Его интерес ко мне никогда не подразумевал женитьбу, и Роберт вызвал его из-за меня на дуэль!
Фактически он стрелял в него!
Вместо того, чтобы смягчиться или расстроиться, дядя встретил это известие с полным равнодушием.
– Вы не понимаете меня? – яростно спросила Элизабет.
– Я понимаю то, что он ответил на мое письмо утвердительно, в очень сердечной форме, – закипая, ответил он. – Возможно, он сожалеет о своем поведении в прошлом и теперь хотел бы загладить его.
– Загладить! – вскричала она. – Я понятия не имею, испытывает он ко мне ненависть или просто презрение, но, уверяю вас, он ни раньше, ни сейчас и в мыслях не имел жениться на мне! Это из-за него я не могу показаться в обществе!
– На мой взгляд, тебе только на пользу быть вдали от разлагающего влияния Лондона, но речь не о том. Он принял мои условия.
– Какие условия?
Уже попривыкший к тревожным вскрикам Элизабет, Джулиус бесстрастно изложил, что ее ждет в дальнейшем:
– Каждый из трех претендентов согласился, чтобы ты приехала к нему с кратким визитом для того, чтобы выяснить, подходите ли вы друг другу. Люсинда поедет с тобой в качестве опекунши. Первым будет Белховен, потом – Марчмэн, потом – Торнтон.
Комната поплыла перед глазами Элизабет.
– Я просто не могу этому поверить! – выкрикнула она и в своем несчастье уцепилась за самую незначительную из проблем. – Люсинда отправилась в отпуск, это ее первый отпуск за все годы! Она в Девоне у своей сестры.
– Тогда возьми Берту, а Люсинда присоединится к тебе позже, когда ты будешь у Торнтона в Шотландии.
– Но Берта – моя горничная! Моя репутация будет разорвана в клочья, если я проведу неделю в одном доме с мужчиной с одной только горничной в качестве компаньонки.
– Тогда не говори, что она горничная, – отрезал Джулиус. – Поскольку я уже указал в письмах, что твоей опекуншей будет Люсинда Трокмортон-Джонс, ты скажешь, что Берта твоя тетя. И больше никаких возражений, мисс, – закончил он, – вопрос решен. Пока все. Можешь идти.
– Вопрос не решен! Говорю вам, это какая-то ужасная ошибка. Ян Торнтон никогда не захочет видеть меня, даже в большей степени, чем я хочу его увидеть!
– Никакой ошибки, – сказал Джулиус, завершая беседу. – Ян Торнтон получил мое письмо и принял наше предложение. Он даже послал указания в свое шотландское поместье, чтобы его приготовили к твоему приезду.
– Ваше предложение, – закричала Элизабет, – а не мое!
– Я не буду обсуждать с тобой эти подробности, Элизабет. Дискуссия закончена.
Глава 4
Элизабет медленно сошла в холл и завернула за угол, намереваясь вернуться к Александре, но у нее так сильно тряслись колени, что она была вынуждена остановиться и опереться рукой о стену, чтобы удержаться на ногах. Ян Торнтон… Пройдет сколько-то дней, и она предстанет перед ним.
От этих мыслей у нее закружилась голова, страх, ненависть и унижение душили ее. В конце концов она развернулась и пошла в маленькую гостиную, где упала на диван, уставившись пустым взглядом на кусок обоев, где когда-то висела картина Рубенса.
Ни на секунду Элизабет не поверила, что Ян Торнтон хочет жениться на ней, и не могла себе представить, что подтолкнуло его принять немыслимое предложение ее дяди. Она была наивной, доверчивой дурочкой в той области, которая его интересовала.
Теперь, запрокинув голову и прикрыв глаза, Элизабет с трудом верила, что могла быть когда-то такой безрассудной – или беспечной, – какой она была на том уик-энде, где повстречала его. Она была так уверена в том, что ее будущее ясно, но тогда у нее и не было причин думать иначе.
Ей исполнилось всего одиннадцать лет, когда погибли ее родители. Это было ужасное время, но потом приехал Роберт, чтобы утешить и подбодрить ее, и пообещал, что вскоре все снова будет хорошо. Роберт был на восемь лет старше Элизабет, и, хотя он был всего лишь сводным братом – по матери, от ее первого брака, – она любила его, как родного, и полагалась на него всегда и во всем. Родители так часто оставляли ее одну, что она воспринимала их как приятных гостей, которые три-четыре раза в году прилетали домой, чтобы надарить ей подарков и снова упорхнуть, весело помахав рукой на прощание.
За исключением утраты родителей детство Элизабет было безоблачным. У нее был легкий, солнечный характер, и все слуги в доме любили ее до безумия. Повариха готовила ей лакомства, дворецкий обучил игре в шахматы, Эрон, главный кучер, научил играть в вист, а когда она выросла – стрелять из пистолета, чтобы в случае опасности она могла защитить себя.
Но из всех «друзей» в Хэвенхёрсте больше всего времени она проводила с Оливером, старшим садовником, который появился у них, когда ей было одиннадцать лет. Тихий, душевный человек с ласковым взглядом, Оливер занимался оранжереей и клумбами, нежно разговаривая со своими растениями и черенками.
– Растения нужно любить, – объяснил он, когда однажды она застала его беседующим с поникшей фиалкой и страшно этому удивилась, – им это нужно так же, как людям. Попробуй, – предложил он, кивнув в сторону фиалки, – скажи этой хорошенькой фиалке парочку добрых слов.
Элизабет чувствовала себя довольно глупо, однако последовала его совету, зная, что как садовнику Оливеру нет равных, – после его появления в Хэвенхёрсте их сад неузнаваемо изменился. Поэтому она склонилась над фиалкой и серьезно сказала:
– Надеюсь, что скоро ты совершенно поправишься и к тебе вернется прежняя красота!…..
Затем она отступила назад и стала ждать, когда пожелтевшие, увядшие листья начнут подниматься к солнцу.
– Я дал ей немного лекарства, которое готовлю сам, – сказал Оливер, заботливо переставляя горшок с цветком на лавку, где находились пациенты, требующие особого ухода. – Приходи через несколько дней, и ты увидишь, как старательно она будет показывать тебе, что поправляется.
Позже Элизабет узнала, что Оливер ко всем цветам обращается только в женском роде, а ко всем другим растениям – в мужском.
На следующий день Элизабет снова отправилась в оранжерею, но фиалка была такой же поникшей, как вчера. Пять дней спустя она совершенно забыла о ней и зашла в оранжерею просто для того, чтобы угостить Оливера пирожными.
– Ваша маленькая подружка уже заждалась вас, мисс, – сказал он ей.
Элизабет подошла к столу с больными растениями и отыскала там фиалку. Ее нежные цветы крепко стояли на маленьких хрупких стебельках, зеленые листики тоже воспряли духом, расправились и оживились.
– Оливер! – радостно воскликнула она. – Как тебе удалось сделать это?
– Ваша доброта и отчасти мои лекарства, вот что вернуло ее к жизни, – сказал он и, то ли оттого, что в глазах Элизабет он прочитал искренний интерес, а может быть, просто потому, что хотел отвлечь недавно осиротевшую девочку от горестей, повел ее по оранжерее, называя растения и рассказывая, какие из них он собирается скрестить, чтобы получить новые сорта. Под конец он спросил, не хочется ли ей завести свой собственный садик, и, когда Элизабет согласно кивнула, они стали решать, какие цветы ей надо будет посадить, и выбрали рассаду.
Этот день положил начало любви Элизабет ко всему, что растет из земли. Работая бок о бок с Оливером, в фартуке, чтобы не запачкать платье, она узнала от него все о его «лекарствах» и мульчировании, научилась сама прививать растения.
А когда Оливер научил ее всему, что знал, Элизабет смогла кое-чему научить и его, так как имела перед ним явное преимущество – она умела читать и могла пользоваться библиотекой, которая была гордостью ее отца. Они сидели рядышком на садовой скамейке до тех пор, пока не становилось настолько темно, что было невозможно различить строк, и Элизабет читала ему о старых и современных методах выращивания сильных и стойких растений. Через пять лет «маленький садик» Элизабет включал в себя почти все главные клумбы. Где бы она ни появлялась со своей лопаткой, цветы, казалось, начинали тут же буйно цвести вокруг нее. «Они знают, что ты любишь их, – сказал ей однажды Оливер, когда она присела у яркой, веселой клумбы с анютиными глазками, и на лице его засветилась столь редкая для него улыбка, – они знают об этом и показывают, что тоже любят тебя, стараясь цвести как можно лучше».
Когда здоровье Оливера пошатнулось и ему пришлось переехать в места с более теплым климатом, Элизабет очень скучала по нему и уделяла своему саду еще больше времени, чем раньше. Теперь она смогла дать полную волю своей фантазии, выдумывая различные преобразования в садовом хозяйстве и приводя их в исполнение. Она привлекла к работе конюхов и лакеев, чтобы они разбили новые клумбы, которые тянулись теперь вдоль всей веранды с задней стороны дома.
Помимо занятий с цветами и приятной компании слуг, Элизабет получала огромную радость от дружбы с Александрой Лоуренс. Алекс была ее ближайшей соседкой подходящего возраста, и, хотя она была немного старше, обе получали одинаковое удовольствие, когда лежали ночью в кровати и, взрываясь нервным смехом, рассказывали леденящие кровь истории о привидениях, или когда сидели в большом шалаше Элизабет и поверяли друг другу свои девичьи тайны и заветные мечты.
Даже когда Алекс вышла замуж и уехала, Элизабет никогда не считала себя одинокой, потому что у нее осталось то, что она больше всего любила и с чем были связаны все ее планы, у нее оставался Хэвенхёрст. Первоначально он строился как замок, с глубоким рвом и высокой каменной оградой. Его получила в наследство от умершего мужа прапрабабушка Элизабет, жившая в двенадцатом веке. Муж этой замечательной женщины сумел с выгодой для себя использовать расположение короля и получил разрешение изменить порядок наследования Хэвенхёрста. По новому завещанию замок переходил в полное распоряжение его жены и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского или женского пола.
В результате этого после смерти родителей Элизабет в одиннадцать лет стала графиней Хэвенхёрстской, и, хотя титул сам по себе мало что значил для нее, Хэвенхёрст с его богатой историей значил для нее все. К семнадцати годам она знала его историю так же хорошо, как свою собственную. Она могла перечислить все осады, которые ему пришлось пережить, назвать по именам нападавших и рассказать, какую тактику применяли графы и графини Хэвенхёрстские, чтобы сохранить замок в сохранности. Она знала все, что только можно, о его предыдущих владельцах – их воспитание, образование, слабости, она знала их всех, начиная с самого первого графа, чьи смелость и боевое искусство вошли в легенду (которая, однако, умалчивала, что он боялся собственной жены), и его сына, который пристрелил несчастливую лошадь, сбросившую его во дворе Хэвенхёрста, когда он тренировался в метании копья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Сейчас, когда он смотрел, как она усаживается за стол напротив него, ирония ситуации с новой силой больно поразила его: нет, где же справедливость? Он всю свою жизнь работал, отказывая себе в самом необходимом… и все, что он накопил, достанется будущему внуку его беспутного брата. И вдобавок к этому он еще вынужден расхлебывать кашу, которую заварил сводный брат Элизабет Роберт перед тем, как исчезнуть почти два года назад. Все это так надоело ему, что Джулиус решил наконец выполнить изложенную в письменном виде волю отца Элизабет, которая заключалась в том, что он хотел выдать свою дочь замуж за человека по возможности знатного и богатого. Месяц назад, когда Джулиус взялся за поиски подходящего мужа для Элизабет, он рассчитывал, что эта задача будет легко выполнимой. Ведь в позапрошлом году, когда состоялся ее дебют в свете, красота, безупречное происхождение и мнимое богатство девушки покорили всего за четыре недели рекордное количество мужчин, и она получила пятнадцать предложений руки и сердца. Но, к удивлению Джулиуса, из этих пятнадцати всего трое ответили ему согласием, а несколько человек не потрудились даже прислать ответ. Конечно, теперь ни для кого не секрет, что она обеднела, но Джулиус предлагал за племянницей вполне достойное приданое, лишь бы сбыть ее с рук. Самому Джулиусу, который все рассматривал с позиции денег, казалось, что одного приданого достаточно для того, чтобы девушка считалась завидной невестой. О том скандале, которым было окружено ее имя, Джулиус знал очень мало, а беспокоился об этом еще меньше. Он вообще сторонился света, со всеми его сплетнями, легкомыслием и различными эксцессами.
Вопрос Элизабет заставил его очнуться от мрачной задумчивости:
– Что вы хотели обсудить со мной, дядя Джулиус? Враждебность и негодование, прозвучавшие в голосе Элизабет, грозили обернуться взрывом с ее стороны, поэтому он постарался быть еще более кратким, чем всегда.
– Я приехал сюда сегодня, чтобы обсудить твое предстоящее замужество.
– Мое… мое… что? – ахнула Элизабет, настолько потрясенная, что крепкая стена ее невозмутимости рухнула, и на какую-то секунду она почувствовала себя ребенком, – заброшенным, растерянным и загнанным в угол.
– Полагаю, ты меня слышала.
Откинувшись на стуле, Джулиус отрывисто заговорил:
– Я сузил круг предполагаемых женихов до трех человек. Двое из них имеют титул, у третьего его нет. Поскольку для твоего отца титул имел первостепенное значение, я выберу человека самого высокого ранга из тех, что сделают тебе предложение, тем более что мне есть из кого выбирать.
– Как… – Элизабет пришлось сделать паузу, чтобы собраться с мыслями прежде чем она будет в состоянии заговорить, – …каким образом вы отобрали этих людей?
– Я попросил Люсинду сообщить мне имена всех, кто после твоего дебюта приходил к Роберту просить твоей руки. Она дала мне эти имена, и я послал к каждому из них посыльного, чтобы поставить их в известность, что ты и я – как твой опекун – мы оба хотели бы пересмотреть их кандидатуры в качестве претендентов на твою руку.
Элизабет вцепилась руками в подлокотники, пытаясь сдержать ужас.
– Вы хотите сказать, – сказала она задыхающимся шепотом, – что вы как бы публично предложили мою руку любому, кто захочет ее принять?
– Да! – отрезал Джулиус, рассвирепев от высказанного ею обвинения, что он вел себя неподобающим для своего и ее положения образом. – И более того, возможно, тебе будет полезно узнать, что твоя легендарная привлекательность для противоположного пола, судя по всему, осталась в прошлом. Только трое из пятнадцати выразили желание возобновить знакомство с тобой.
Осознав всю глубину своего унижения, Элизабет тупо смотрела на стену за его спиной.
– Я не могу поверить, что вы действительно сделали это. Удар ладонью по столу прозвучал громовым раскатом.
– Я действовал в пределах своих прав, племянница, и в соответствии со специфическими указаниями твоего отца-расточителя. Позволь тебе напомнить, что, когда я умру, к твоему мужу и впоследствии к сыну перейдут мои деньги. Мои.
Впервые за много месяцев Элизабет попыталась понять своего дядю, и где-то в глубине своего сердца она постигла причину его горечи и даже смогла посочувствовать ей.
– Мне очень жаль, что Господь не подарил вам собственного сына, – произнесла она сдавленным голосом. – Но я в этом не виновата. Я не сделала вам никакого зла, не дала вам никакого повода ненавидеть меня настолько, чтобы так обойтись со мной… – у нее сорвался голос, когда она увидела, как при этих словах ожесточилось его лицо, дядя подумал, что она упрашивает его. Элизабет тут же вздернула подбородок и собрала остатки своей гордости. – Кто, эти люди?
– Сэр Фрэнсис Белховен, – коротко сказал он. Элизабет в изумлении взглянула на него и покачала головой.
– Я познакомилась с сотнями людей в тот сезон, но этого имени не помню.
– Второй претендент лорд Джон Марчмэн, граф Кэнфордский.
И снова Элизабет покачала головой.
– Имя кажется мне знакомым, но лица я не помню.
Явно разочарованный ее ответами, дядя раздраженно закончил:
– У тебя, похоже, слабая память. Если ты не в состоянии запомнить пэра и графа, – саркастически добавил он, – то сомневаюсь, что ты вспомнишь какого-то мистера.
Уязвленная его незаслуженным упреком, Элизабет холодно поинтересовалась:
– И кто же третий?
– Мистер Ян Торнтон. Он…
Это имя заставило Элизабет вскочить на ноги, в голове у нее зашумело, и ужас сковал все ее тело.
– Ян Торнтон! – вскрикнула она, ухватившись ладонями за стол, чтобы не упасть. – Ян Торнтон! – повторила она высоким голосом, в котором смешались ярость и истерический смех. – Дядя, если Ян Торнтон и говорил когда-либо Роберту, что женится на мне, то только под дулом пистолета! Его интерес ко мне никогда не подразумевал женитьбу, и Роберт вызвал его из-за меня на дуэль!
Фактически он стрелял в него!
Вместо того, чтобы смягчиться или расстроиться, дядя встретил это известие с полным равнодушием.
– Вы не понимаете меня? – яростно спросила Элизабет.
– Я понимаю то, что он ответил на мое письмо утвердительно, в очень сердечной форме, – закипая, ответил он. – Возможно, он сожалеет о своем поведении в прошлом и теперь хотел бы загладить его.
– Загладить! – вскричала она. – Я понятия не имею, испытывает он ко мне ненависть или просто презрение, но, уверяю вас, он ни раньше, ни сейчас и в мыслях не имел жениться на мне! Это из-за него я не могу показаться в обществе!
– На мой взгляд, тебе только на пользу быть вдали от разлагающего влияния Лондона, но речь не о том. Он принял мои условия.
– Какие условия?
Уже попривыкший к тревожным вскрикам Элизабет, Джулиус бесстрастно изложил, что ее ждет в дальнейшем:
– Каждый из трех претендентов согласился, чтобы ты приехала к нему с кратким визитом для того, чтобы выяснить, подходите ли вы друг другу. Люсинда поедет с тобой в качестве опекунши. Первым будет Белховен, потом – Марчмэн, потом – Торнтон.
Комната поплыла перед глазами Элизабет.
– Я просто не могу этому поверить! – выкрикнула она и в своем несчастье уцепилась за самую незначительную из проблем. – Люсинда отправилась в отпуск, это ее первый отпуск за все годы! Она в Девоне у своей сестры.
– Тогда возьми Берту, а Люсинда присоединится к тебе позже, когда ты будешь у Торнтона в Шотландии.
– Но Берта – моя горничная! Моя репутация будет разорвана в клочья, если я проведу неделю в одном доме с мужчиной с одной только горничной в качестве компаньонки.
– Тогда не говори, что она горничная, – отрезал Джулиус. – Поскольку я уже указал в письмах, что твоей опекуншей будет Люсинда Трокмортон-Джонс, ты скажешь, что Берта твоя тетя. И больше никаких возражений, мисс, – закончил он, – вопрос решен. Пока все. Можешь идти.
– Вопрос не решен! Говорю вам, это какая-то ужасная ошибка. Ян Торнтон никогда не захочет видеть меня, даже в большей степени, чем я хочу его увидеть!
– Никакой ошибки, – сказал Джулиус, завершая беседу. – Ян Торнтон получил мое письмо и принял наше предложение. Он даже послал указания в свое шотландское поместье, чтобы его приготовили к твоему приезду.
– Ваше предложение, – закричала Элизабет, – а не мое!
– Я не буду обсуждать с тобой эти подробности, Элизабет. Дискуссия закончена.
Глава 4
Элизабет медленно сошла в холл и завернула за угол, намереваясь вернуться к Александре, но у нее так сильно тряслись колени, что она была вынуждена остановиться и опереться рукой о стену, чтобы удержаться на ногах. Ян Торнтон… Пройдет сколько-то дней, и она предстанет перед ним.
От этих мыслей у нее закружилась голова, страх, ненависть и унижение душили ее. В конце концов она развернулась и пошла в маленькую гостиную, где упала на диван, уставившись пустым взглядом на кусок обоев, где когда-то висела картина Рубенса.
Ни на секунду Элизабет не поверила, что Ян Торнтон хочет жениться на ней, и не могла себе представить, что подтолкнуло его принять немыслимое предложение ее дяди. Она была наивной, доверчивой дурочкой в той области, которая его интересовала.
Теперь, запрокинув голову и прикрыв глаза, Элизабет с трудом верила, что могла быть когда-то такой безрассудной – или беспечной, – какой она была на том уик-энде, где повстречала его. Она была так уверена в том, что ее будущее ясно, но тогда у нее и не было причин думать иначе.
Ей исполнилось всего одиннадцать лет, когда погибли ее родители. Это было ужасное время, но потом приехал Роберт, чтобы утешить и подбодрить ее, и пообещал, что вскоре все снова будет хорошо. Роберт был на восемь лет старше Элизабет, и, хотя он был всего лишь сводным братом – по матери, от ее первого брака, – она любила его, как родного, и полагалась на него всегда и во всем. Родители так часто оставляли ее одну, что она воспринимала их как приятных гостей, которые три-четыре раза в году прилетали домой, чтобы надарить ей подарков и снова упорхнуть, весело помахав рукой на прощание.
За исключением утраты родителей детство Элизабет было безоблачным. У нее был легкий, солнечный характер, и все слуги в доме любили ее до безумия. Повариха готовила ей лакомства, дворецкий обучил игре в шахматы, Эрон, главный кучер, научил играть в вист, а когда она выросла – стрелять из пистолета, чтобы в случае опасности она могла защитить себя.
Но из всех «друзей» в Хэвенхёрсте больше всего времени она проводила с Оливером, старшим садовником, который появился у них, когда ей было одиннадцать лет. Тихий, душевный человек с ласковым взглядом, Оливер занимался оранжереей и клумбами, нежно разговаривая со своими растениями и черенками.
– Растения нужно любить, – объяснил он, когда однажды она застала его беседующим с поникшей фиалкой и страшно этому удивилась, – им это нужно так же, как людям. Попробуй, – предложил он, кивнув в сторону фиалки, – скажи этой хорошенькой фиалке парочку добрых слов.
Элизабет чувствовала себя довольно глупо, однако последовала его совету, зная, что как садовнику Оливеру нет равных, – после его появления в Хэвенхёрсте их сад неузнаваемо изменился. Поэтому она склонилась над фиалкой и серьезно сказала:
– Надеюсь, что скоро ты совершенно поправишься и к тебе вернется прежняя красота!…..
Затем она отступила назад и стала ждать, когда пожелтевшие, увядшие листья начнут подниматься к солнцу.
– Я дал ей немного лекарства, которое готовлю сам, – сказал Оливер, заботливо переставляя горшок с цветком на лавку, где находились пациенты, требующие особого ухода. – Приходи через несколько дней, и ты увидишь, как старательно она будет показывать тебе, что поправляется.
Позже Элизабет узнала, что Оливер ко всем цветам обращается только в женском роде, а ко всем другим растениям – в мужском.
На следующий день Элизабет снова отправилась в оранжерею, но фиалка была такой же поникшей, как вчера. Пять дней спустя она совершенно забыла о ней и зашла в оранжерею просто для того, чтобы угостить Оливера пирожными.
– Ваша маленькая подружка уже заждалась вас, мисс, – сказал он ей.
Элизабет подошла к столу с больными растениями и отыскала там фиалку. Ее нежные цветы крепко стояли на маленьких хрупких стебельках, зеленые листики тоже воспряли духом, расправились и оживились.
– Оливер! – радостно воскликнула она. – Как тебе удалось сделать это?
– Ваша доброта и отчасти мои лекарства, вот что вернуло ее к жизни, – сказал он и, то ли оттого, что в глазах Элизабет он прочитал искренний интерес, а может быть, просто потому, что хотел отвлечь недавно осиротевшую девочку от горестей, повел ее по оранжерее, называя растения и рассказывая, какие из них он собирается скрестить, чтобы получить новые сорта. Под конец он спросил, не хочется ли ей завести свой собственный садик, и, когда Элизабет согласно кивнула, они стали решать, какие цветы ей надо будет посадить, и выбрали рассаду.
Этот день положил начало любви Элизабет ко всему, что растет из земли. Работая бок о бок с Оливером, в фартуке, чтобы не запачкать платье, она узнала от него все о его «лекарствах» и мульчировании, научилась сама прививать растения.
А когда Оливер научил ее всему, что знал, Элизабет смогла кое-чему научить и его, так как имела перед ним явное преимущество – она умела читать и могла пользоваться библиотекой, которая была гордостью ее отца. Они сидели рядышком на садовой скамейке до тех пор, пока не становилось настолько темно, что было невозможно различить строк, и Элизабет читала ему о старых и современных методах выращивания сильных и стойких растений. Через пять лет «маленький садик» Элизабет включал в себя почти все главные клумбы. Где бы она ни появлялась со своей лопаткой, цветы, казалось, начинали тут же буйно цвести вокруг нее. «Они знают, что ты любишь их, – сказал ей однажды Оливер, когда она присела у яркой, веселой клумбы с анютиными глазками, и на лице его засветилась столь редкая для него улыбка, – они знают об этом и показывают, что тоже любят тебя, стараясь цвести как можно лучше».
Когда здоровье Оливера пошатнулось и ему пришлось переехать в места с более теплым климатом, Элизабет очень скучала по нему и уделяла своему саду еще больше времени, чем раньше. Теперь она смогла дать полную волю своей фантазии, выдумывая различные преобразования в садовом хозяйстве и приводя их в исполнение. Она привлекла к работе конюхов и лакеев, чтобы они разбили новые клумбы, которые тянулись теперь вдоль всей веранды с задней стороны дома.
Помимо занятий с цветами и приятной компании слуг, Элизабет получала огромную радость от дружбы с Александрой Лоуренс. Алекс была ее ближайшей соседкой подходящего возраста, и, хотя она была немного старше, обе получали одинаковое удовольствие, когда лежали ночью в кровати и, взрываясь нервным смехом, рассказывали леденящие кровь истории о привидениях, или когда сидели в большом шалаше Элизабет и поверяли друг другу свои девичьи тайны и заветные мечты.
Даже когда Алекс вышла замуж и уехала, Элизабет никогда не считала себя одинокой, потому что у нее осталось то, что она больше всего любила и с чем были связаны все ее планы, у нее оставался Хэвенхёрст. Первоначально он строился как замок, с глубоким рвом и высокой каменной оградой. Его получила в наследство от умершего мужа прапрабабушка Элизабет, жившая в двенадцатом веке. Муж этой замечательной женщины сумел с выгодой для себя использовать расположение короля и получил разрешение изменить порядок наследования Хэвенхёрста. По новому завещанию замок переходил в полное распоряжение его жены и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского или женского пола.
В результате этого после смерти родителей Элизабет в одиннадцать лет стала графиней Хэвенхёрстской, и, хотя титул сам по себе мало что значил для нее, Хэвенхёрст с его богатой историей значил для нее все. К семнадцати годам она знала его историю так же хорошо, как свою собственную. Она могла перечислить все осады, которые ему пришлось пережить, назвать по именам нападавших и рассказать, какую тактику применяли графы и графини Хэвенхёрстские, чтобы сохранить замок в сохранности. Она знала все, что только можно, о его предыдущих владельцах – их воспитание, образование, слабости, она знала их всех, начиная с самого первого графа, чьи смелость и боевое искусство вошли в легенду (которая, однако, умалчивала, что он боялся собственной жены), и его сына, который пристрелил несчастливую лошадь, сбросившую его во дворе Хэвенхёрста, когда он тренировался в метании копья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10