Мария в темноте старалась разглядеть выражение его лица, по которому струилась вода. Его волосы прилипли к голове, рубашка насквозь промокла и приклеилась к тяжело дышащей груди. Но вздыбившийся перед его шотландской юбки заставил ее сердце громко стучать.
— Не действует, — сказала она, стараясь не улыбнуться. — Я имею в виду способ!
— Еще воды! — Джон оглянулся вокруг. — Мне нужно еще!
— Может быть, я сумею помочь… — Ей доставляло несказанное наслаждение наблюдать, как он борется с собой. Обвив его руками, она прижала свое тело к его мокрому торсу. — Ты забыл, что сейчас только март. Холодно. Смотри на меня, я сумею тебя согреть.
— Мария, — угрожающе произнес он, решительно положив руки ей на плечи, но оттолкнуть ее от себя было свыше его сил. Покусывая мочку ее уха, он честно предупредил: — Ты играешь с огнем. Но, невзирая на то, что я чувствую, я сдержу слово чести.
— Конечно, сдержишь, — вздохнула она.
Мария приподнялась на цыпочки и прильнула к его губам.
Джон вновь принялся целовать ее, тело Марии обмякло. Он больше не мог это вынести, ему немедленно надо остановиться. Он чуть отстранил ее, она еле держалась на ногах.
— Нужно уходить, — сказал Джон хрипло. — Пора проводить вас в вашу каюту.
13.
Яркий солнечный свет заливал палубу судна. Высокая, светловолосая, прямая, как шомпол ружья, женщина, ухватившись за перила у центральной палубы мачты, не спускала глаз с двоих, стоявших на корме слишком близко друг к другу. Со стороны могло показаться, что она просто разглядывает белые паруса. На самом деле, если бы стрелы, которые метали глаза Каролины Мол, могли поразить, то судном бы правила смерть.
— Ты забыла накинуть на себя что-нибудь потеплее, дорогая. — Услышав громкий голос мужа, она усмехнулась и, прежде чем повернуться, натянула на лицо улыбку. — Ты, конечно, женщина закаленная, но ведь сейчас только март. Утро-то солнечное, но ветер еще холодный. Я не хочу, чтобы ты простудилась.
Мужчина закутал жену в дорожный плащ и посмотрел на капитана судна, обнимавшего плечи той красавицы, которую они выловили из моря. Широко улыбнувшись, сэр Томас притянул Каролину к себе и заглянул ей в лицо. Ветер был действительно прохладным, но утро ясное и свежее.
— При таком бризе мы быстро доберемся до Антверпена, дорогая. — Сэр Томас взглянул на море. Суши пока не было видно. Справа и слева от них по пенной от ветра воде шли эскортирующие их суда. Стареющий рыцарь взял Каролину за руку и наклонился над перилами. — Такому старому вояке, как мне, все-таки привычнее гарцевать на скакуне с копьем в одной руке и щитом в другой.
— Старые вояки, как вы себя назвали, известны своей сентиментальностью. — Голос Каролины был холоден и равнодушен, она наблюдала за двумя чайками, парящими в сине-зеленом небе.
— Что? Что вы сказали? — сощурился сэр Томас.
— Ничего. Мне что-то не по себе сегодня утром.
— Хм-м, — промычал он. — Если вы себя неважно чувствуете, зачем было подниматься чуть свет. Вы покинули теплую постель в тот час, когда солнце не успело бы разбудить и служанку кюре.
— Не знаю, как можно продолжать спать, когда матросы устроили на палубе этот кошачий концерт. — Команда корабля на рассвете бросилась поднимать паруса и готовить судно к плаванию.
— Мне казалось, что лежать в теплой постели и слушать, как экипаж выполняет свою работу, гораздо уютнее, чем стоять на холодной палубе.
Каролина воздержалась от ответа. Отвернувшись от него, она посмотрела в сторону Джона Макферсо-на и этой испанской девки. У нее кровь отлила от сердца, когда она увидела, как ласково и бережно он обнимает ее плечи.
— Я чувствую себя совсем разбитой, — пожаловалась она. — Все, что я вчера съела… я не привыкла к такого рода путешествиям.
— Да, для вас тоже привычнее скакать на коне. — Сэр Томас улыбнулся собственной шутке и отвел глаза, встретившись с ледяным взглядом жены. — Ну ничего, Каролина, теперь уже недолго. Мы почти у цели. Два, ну от силы три дня. Потом нас ждут удобства и роскошь одного из лучших дворцов Европы. Я слышал, что каждого гостя императора Карла обслуживают пятьдесят слуг. А оставшееся время я постоянно буду рядом с вами; держать вас за руку… или поддерживать вашу головку, если это будет нужно. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы путешествие для вас было более приятным.
Большинству женщин было бы лестно услышать подобное, но Каролину эти слова просто бесили. Она ненавидела его. Она ненавидела их всех. Своего мужа, его дочь, этих никчемных людей, путешествующих вместе с ними. Она пыталась восстановить их против двух молчаливых испанских женщин, но никого это ни на йоту не интересовало. Какие же они все болваны!
Рука мужа по-прежнему успокаивающе и любовно поглаживала ее спину, и Каролина старалась скрыть, как ей это противно. Она желала, чтобы ее обнимали лишь руки Джона. Это от него она хотела бы слышать эти нежные слова. Она снова бросила негодующий взгляд в сторону командующего, столь внимательного к стоящей с ним рядом молодой женщине.
— Интересно, что бы сказала королева Венгрии, если бы знала, что каюта, предназначенная ей, особе королевской крови, отдана какой-то болтающейся по морю… — «девке», чуть было не сказала она, но воздержалась. Она не глупа и не хотела так открыто демонстрировать перед мужем свою враждебность по отношению к этой девке. Нет, следует по-прежнему делать вид, что ее утомил этот морской вояж.
— Вряд ли бы королева Мария особенно возражала, — ответил сэр Томас. — Правда, никогда не известно, что можно ждать от королевских особ. И ведь она еще не вышла замуж за Джеймса, нужно еще отработать кое-какие детали соглашения. И я не думаю, что сэр Джон намерен поместить ее вместе с женщинами, которые сейчас занимают ее каюту.
— Да, но это судно специально переоборудовано для королевы. Это стоило целого состояния, — огрызнулась Каролина, не в силах более сдерживать свой гнев. — Не понимать, что королеву оскорбит подобный поступок сэра Джона, может только глупец. Уверена, что граф Ангус посмотрит на это по-другому.
— Моя дорогая, я понимаю, у вас дурное самочувствие, но я бы попросил вас придержать язык. И если вы считаете, что Джон Макферсон поступил бы иначе просто из опасения вызвать гнев графа, то вы ошибаетесь. Он руководствуется лишь собственным мнением, независимо от того, что думает граф Ангус или кто-либо другой. Он хозяин на этом судне, и никто не рискнет возражать ему.
Сэр Томас понизил голос и привлек жену к себе. Честно говоря, он в восторге от того, что Макферсон явно заинтересовался испанкой.
— Вы ведь не ожидали, что он выбросит их в воду на съедение рыбам?
— Вытащить из моря и оказывать королевские почести — это не одно и то же, — упорствовала она.
— Да ладно, дорогая. А что еще он мог сделать? Запереть их вместе с матросами? — Сэр Томас покачал головой. — О них нужно было должным образом позаботиться.
— Да, но с нами плывут еще три корабля, — фыркнула Каролина. — Он обязан был поступить иначе, учитывая свою миссию. Можете говорить что угодно, но увидите, как будет взбешен этим Ангус.
Сэр Томас притянул ее ближе.
— Дорогая, вы просто не понимаете мужчин. Ангусу совершенно безразлично, что происходит на корабле, пока мы не достигнем Антверпена. И, приняв во внимание привлекательность девушки, он будет последним, кто осудит Макферсона за то, что тот позволил себе немного развлечься. И я бы тоже этого не сделал.
Каролина вскипела от возмущения, но голос ее был холоден как сталь.
— Мы ведь из клана Дугласов, и у вас определенные обязанности здесь. Грустно, что вы так легкомысленно относитесь к столь серьезному вопросу.
Сэр Томас постарался успокоить молодую жену:
— Моя дорогая, я всего лишь сказал, что сэра Джона совершенно не волнует, что думают о нем другие. Я, правда, знаю его лишь недолго, но он…
— Вы забываете, что я знаю его. — Каролина высвободилась из объятий мужа и повернулась к нему. — Вы, видимо, забыли, что я знаю его очень хорошо. — Она слегка улыбнулась, увидев, как потемнело лицо сэра Томаса. — Многое стерлось из вашей памяти. Да что можно ожидать от человека вашего возраста.
— Каролина! — Голос мужчины, свирепый и угрожающий, был похож на рев раненого быка.
— Да, да. — Она вонзала слова как меч в его грудь.
Окаменев, сэр Томас смотрел на стоящую перед ним безжалостную незнакомку.
— Хватит! — рявкнул он, справившись с чувством беспомощности. — Идите вниз. Вам лучше оставаться в каюте.
Сэр Томас чувствовал, как в его висках бешено стучит кровь. Он проследил, как его жена медленно повернулась и пошла. Казалось, холодный ветер пронизывает лишь его. Каролина Мол спокойно скользила по палубе. Все в ней было в полном порядке: волосы, выражение глаз, плащ.
* * *
Мария еще раз попыталась засунуть волосы под капюшон плаща, но ветер, гуляющий по палубе, не позволил ей этого сделать. Собрав их в кулак, она перекинула густую шелковистую прядь через плечо. Командующий улыбался, глядя на нее сверху вниз. Улыбались его губы, глаза, синие и сияющие.
— Наверное, я напоминаю морскую змею, запутавшуюся в водорослях.
— Нет, дорогая, ты похожа на прекрасную принцессу, которую немного взъерошила эта самая змея.
— Взъерошила? — растерянно переспросила Мария.
— Да, — кивнул Джон и протянул руку, чтобы помочь ей справиться с волосами. Он радовался каждому предлогу, чтобы лишний раз дотронуться до нее.
— Морская змея?
— Когда я был маленький, мой отец рассказывал нам сказки о морских змеях и принцессах, — медленно ответил он, гладя ее волосы цвета черного дерева. — А потом мы во все это играли. Я всегда был змеем, и моим любимым занятием было подбежать к девочке-принцессе и взъерошить ее волосы.
Он взял ее руку и прижал к себе. Что-то вдруг заставило Марию обратить внимание на высокую светловолосую женщину, которая решительными шагами направлялась к трапу, ведущему к каютам. Даже издалека ей было видно, с какой ненавистью и насмешкой Каролина Мол смотрела на них.
— Боюсь, что мы являем собой предосудительное зрелище для остальных путешественников.
— К черту остальных путешественников! — возмутился Джон. Ему чертовски хотелось поцеловать нежную полоску белой кожи у нее под ушком. Но, чувствуя ее волнение, он отодвинулся и, прислонившись к перилам, загородил ее рукой. — Я не обязан весь день слушать их глупости. Пусть занимаются своими делами.
Мария не могла не согласиться. Если фортуна улыбнется ей, она никогда не будет иметь к ним никакого отношения. Она больше не позволит мужчинам вроде ее брата управлять ее жизнью. Будь она посмелее в прошлом, кто знает, может быть, ее жизнь шла бы иначе. Да, но тогда встретила бы она когда-либо Джона Макферсона? Эта мысль остро пронзила ее.
Мария нерешительно оглянулась. Матросы, поднимающие паруса, не обращали на них никакого внимания, Каролина спустилась вниз. Никто на них не смотрел. Несколько офицеров на палубе были заняты своими делами. Знатные дамы и господа не желали насладиться ярким солнечным утром, кроме одинокого плотного господина, стоящего к ним спиной. Он наклонился над перилами и смотрел в морскую даль.
— Сэр Томас Мол. — Джон проследил за ее взглядом. — Вас ведь не представили ему официально. Не так ли?
— Пожалуй, как-нибудь в другой раз, я хочу поблагодарить его лично.
— Поблагодарить? — удивился Джон. — За что?
— За то, что он наскочил на нас тогда вечером. — Мария бросила на него взгляд своих ярко-зеленых глаз. — Если бы он не появился у вашей каюты, вы бы никогда меня не поцеловали. Мы бы никогда не…
Мария, покраснев, замолкла, вспомнив, как прошлой ночью вновь переживала его ласки. Воспоминания были просто божественными, но говорить об этом неловко.
Джон положил широкую ладонь на ее изящную ручку.
— Не будь сэра Томаса с его безупречным чувством времени, я бы все равно рано или поздно поцеловал вас, Мария. С первой же минуты, как я увидел вас, я мечтал узнать вкус ваших губ.
Он гладил ее холодные руки. Она подняла на него глаза и лукаво улыбнулась.
— Вы обращаетесь так со всеми девушками, которых находите в море?
— Как ни странно, дорогая, — ответил командующий, сияя глазами ей в ответ, — я провел в море половину жизни, а вы первая русалка, которая попалась мне в сети.
Она осталась довольна его ответом.
— Я рада, — прошептала она, — рада, что оказалась первой.
Он крепче сжал ее руку.
— А вы? — продолжала она. — Вы ведь тоже первый…
— Первый? — переспросил он.
— Первый… кто… воспринял меня как женщину. Первый, кто возжелал меня. Вы доставили мне такое наслаждение, что я достигла звезд.
Рука Джона обняла ее плечи. Он не обращал внимания на окружающих. На то, что они стоят на открытой палубе при дневном свете.
— А ваш муж? Он когда-либо…
Она покачала головой.
— То, что вы дали мне прошлой ночью, — она замолкла, собираясь с мужеством, — я никогда не чувствовала такой… Я вообще не думала, что это возможно.
Он больше не мог ждать. Взяв ее за руку, он направился к лестнице.
— Куда вы меня ведете? — спросила она, с трудом успевая за его широкими шагами.
— К себе в каюту.
— Но вы сказали вчера… — Она понизила голос, оглядываясь, не слышат ли их. — Вы ведь не изменили своих намерений?
Он не останавливался. Даже не повернулся к ней, чтобы ответить. Чувствуя, как растет его возбуждение, Мария молила бога, чтобы он передумал. Слишком долго она принимала навязанную ей роль послушного ребенка. Отныне она будет жить жизнью взрослой женщины. Что бы он ни захотел с ней сделать в каюте, она примет все. Только лишь это сейчас имело значение. Быть с ним.
Просто быть с ним.
* * *
— Ну, ну, ну, скажи мне, девочка. Кто он? Как его зовут? Твоя семья его одобряет? — Видя, как покраснела Дженет Мол, Изабель ослабила натиск. — Может быть, мне надо спросить иначе. Знает ли твоя семья о его существовании?
От Изабель почти ничего не ускользало. Держа под руку молодую девушку, она дефилировала с ней по каюте взад и вперед, насколько позволяли ее размеры. Лекарь, посетивший ее сегодня утром, порекомендовал ей встать и немного походить. Рана на ее плече благополучно затягивалась, и, исключая некоторую боль в застывших суставах, Изабель чувствовала себя почти как раньше.
— Молчание весьма привлекательно в молодой женщине, но если она при этом смущенно улыбается и краснеет, то старой все ясно, — Изабель остановилась. Нежное лицо девушки стало подобно солнечному закату при сборе урожая. Она не поднимала глаз.
Дженет нерешительно взглянула на старую даму, в горле у нее стоял комок.
— Ваша мать — она ведь умерла?
— Да, — ответила Дженет.
— Мария к вам очень расположена, она часто говорит о вас. Это она рассказала мне про вашу семью и про вашу мачеху. Наверное, трудно, когда не с кем поделиться. Расскажите мне, у Марии почти всю ее жизнь были те же проблемы. Думаю, что поэтому она вас и полюбила.
— Ее мать тоже умерла? — спросила Дженет.
— Нет, она жива. — Изабель решительно покачала головой. — Очень даже жива, но все равно ее как будто нет на свете. Она нездорова и поэтому — ну, тут есть еще и другие семейные обстоятельства — она жила вдалеке от своих детей со времени их младенчества. Марии года не исполнилось, когда мать оторвали от нее. Зачем я говорю об этом? Сейчас не время рассказывать грустные истории.
— Мне очень жаль, — ответила Дженет. — Наверно, это было очень печально для Марии… и для вашей сестры.
— Не будем говорить о ранах моей сестры, ей этим не поможешь, дитя. Лучше подумаем о ваших, пока их еще можно залечить. — Изабель направилась к столу у небольшого открытого окна. Дженет следовала за ней. Свежий, бодрящий ветер проникал в окно.
Сев на стул, Изабель подала знак девушке опуститься на соседний.
— Ну, дитя, скажите мне, что вас так взволновало в это утро. Я наблюдаю за вами с той минуты, как вы вошли сюда. Внешне вы стараетесь не выдать себя, но я-то вижу. Вас что-то угнетает. Что?
Дженет подняла на Изабель глаза. Она знает старую даму всего несколько дней, но в ней, в ее уверенности в себе, в манере держаться есть что-то особенное, вызывающее доверие и желание открыть ей свою боль.
У Дженет действительно никого не было. Ей не к кому было обратиться за помощью.
Они с Дэвидом любили друг друга, и тем более девушка нуждалась в совете и наставлении. Совете того, кто не таил против нее зла, кто был разумен и обладал чувством здравого смысла.
— Я догадываюсь. Это связано с мужчиной. Вы считаете, что неправильно поступили или собираетесь поступить так, что ваш отец сочтет это ошибкой. — Изабель помолчала. — Ну как, я права?
Дженет кивнула, пробормотав:
— Да. Понимаете, я влюблена. Но мой отец… мой отец… никогда…
— Давайте об отце пока не будем. Расскажите мне сначала о своей любви. Вы думаете, что влюблены, или…
— Я уверена в этом. Я думаю только о нем. Остальное неважно. Но… то, что мы испытываем друг к другу, я боюсь…
— Вы боитесь, что это всего лишь вопрос времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32