Парри нанесла румяна безупречного персикового цвета, с легким оттенком коралла, и надушила меня бергамотом из Падуи. Вооружившись до зубов, я была готова сразиться с дьяволом.Что мне и предстояло сделать. Это был брат опасности, старший брат опасности — Том.— Мое почтение, принцесса! — Огонь свечей, горевших вдоль стен, плясал в его глазах, когда он склонился передо мной в поклоне до самого пола.Мой реверанс был исполнен в том же напыщенном стиле.— Милорд адмирал!Он взял мою руку и снова его нахальный указательный палец ласкал мою ладонь. На тыльной стороне его загорелой руки был виден ужасный старый шрам. Он жарко глянул мне в глаза.— Как поживаете, леди?По коже у меня бегали мурашки, и все внутри трепетало, но я не опустила глаз. И тут я перехватила взгляд, которым он обменялся со стоящей за моим плечом Кэт. «Вы открыли ей мои намерения? — спрашивал он. — Ей известно о моем сватовстве?»«Да, сэр! О, да!» — отвечала ему Кэт каждой частичкой своего круглого, мягкого существа. Я затвердела на «нет».— Говорят, вы недавно вернулись с войны, сэр? — Я старалась держаться с ним как можно холоднее. — Сражались с французами?— Называйте их как хотите: французами, шотландцами. Всюду я нужен! — отвечал он с улыбкой. — И еще эти лохматые ирландские оборванцы, что подбираются к нашим западным воротам. Но я не могу покинуть Англию прямо сейчас: это разобьет сердца прекрасным дамам.Боже! Он ведет себя вызывающе. Тут требовалась целомудренная отповедь, напоминание о моей добродетели, в знак того, что я не простила ему чересчур вольного обращения с моей рукой.— Каково ваше мнение о «школе ученых дев», которую королева открыла при дворе? — Я постаралась перевести разговор на высокие материи. — Не правда ли, прекрасно придумано? Вам не кажется, что и мужчины могут там многому научиться?— Придумано неплохо, хотя сегодня вы, по-видимому, сочли, что занятия там слишком хороши для вас, — с улыбкой нанес он ответный удар. — Но, может, вы были заняты другими делами, например судом любви, о котором вы говорили вчера вечером. Я умоляю вас позволить мне посещать заседания в качестве вашего верного слуги.Он смотрел мне прямо в глаза.— Моего слуги, сэр? — пренебрежительно переспросила я. — Что же тут такого? Ничтожнейший лакей может именовать себя моим слугой.— Я буду вам служить совсем по-другому, леди. — Ошибиться в значении его слов было невозможно. Он сделал шаг в мою сторону. — Дайте мне возможность это доказать, испытайте меня!Золотая, украшенная красной эмалью коробочка с ароматическим шариком, висевшая у него на шее, качалась прямо у меня перед глазами. От запаха мужественности и мускуса голова моя кружилась. Глаза, взгляд которых жег меня, казались знакомыми — это были… это были глаза моей матери, какими я видела их во сне, темно-коричневые, как сахарная патока, при другом освещении совсем черные, и сверкающие, сверкающие, как у голодного волка.Я вся дрожала, и у меня уже не было сил вынести его взгляд. К своему стыду и бешеной ярости, я услышала его смех.Еще шаг, и он подошел совсем близко.— Миледи? — Он потянулся за моей рукой.Отступи!Отступи!Как, я могла отступить, если все мое существо рвалось к нему!От дверей послышался крик: «Дорогу королеве! Приветствуйте королеву!»Я присела в глубоком реверансе, склонив голову, чтобы спрятать пылающее лицо. Моя юбка расплылась по полу черным озером, в котором мне хотелось утопиться.— Милорд? — послышался голос королевы. — Где милорд Садли?— Я здесь, ваша королевская милость, — всегда к вашим услугам.И Томас Сеймур, он же лорд Садли, удалился, оставив меня в тоске и печали.
Потом все было очень странно. Вечер за вечером он добивался меня, как не добивался ни один мужчина после него. Ведь я тогда была не королевой, а всего лишь зеленой девчонкой, не представляющей особой ценности, а он был в силе, власть принадлежала ему. В тридцать с небольшим, он был почти вдвое меня старше и уже успел изведать мир. Я возмущалась его слишком уж дерзким наступлением, но он в ответ отрубил:— Я солдат, мадам, и твердо знаю — женщинам нравится, когда их завоевывают.Завоевывают? Да, он научил меня сражениям любви, бесконечной игре в наступление и отступление. Я отвоевывала позиции, я флиртовала, как тигрица. Но только до тех пор, пока не появлялась королева, после этого он безраздельно принадлежал ей. «Она королева, — говорил он. — И для каждого мужчины долг служить ей превыше всего».Слушая его разговоры о любви, о том, как он сделает меня своей, я снова пришла к мыслям о замужестве — мне хотелось узнать, как это происходит, и еще интереснее было узнать, как это с ним…Мое любопытство разгоралось все сильней и сильней по мере того, как он разогревал мою холодную девственную кровь своей странной алхимией. И вся та весна прошла в пустых грезах о любви.
Однажды в апреле весь мир, стряхнув в одночасье смертельную зимнюю спячку, воскрес для жизни и любви. Поля вокруг Челси пестрели лютиками и ромашками, а я танцевала на них, и радость переполняла мое сердце, душу и тело. В ту ночь королева не сошла в Большой зал, и мой лорд безраздельно принадлежал мне одной. Он был молчалив, даже мрачен, и новое чувство к нему заполнило все мое существо. Вполне возможно, что скоро он будет принадлежать мне, а я — ему. Ни разу в жизни я не была так счастлива.Вечером, в спальне, Парри восторгалась:— Никогда еще вы не были так хороши, как сегодня, мадам. Платье, убор, драгоценности, цвет лица…— Вашими заботами, — отозвалась я не слишком любезно, потому что устала и мечтала поскорее улечься в постель. — Вот, возьмите это и это. И потрите мне голову.Ее пальцы умело делали свое дело.— Все лорды вами восхищались, мадам. И больше всех лорд Садли, барон Том… Я улыбнулась про себя.— Что вы о нем думаете?— Он вполне подходит… Ее ногти судорожно впились мне в кожу. Она вдруг замолчала на полуслове.— Для чего он подходит? Говорите, Парри, не бойтесь.Он ей определенно нравится. Она считает его подходящим мужем для меня. Это хорошо.— Думаю, он подходит на роль брата вашего высочества или отчима, тут уж как судьба повернется.Мне стало тошно. Я высвободила трясущуюся голову из ее рук и повернулась к ней:— Брата? Отчима? Вы бредите, Парри! Скажите на милость, о чем это вы?В ее больших глазах застыла тоска, как у больной коровы.— Простите меня, принцесса. Я только сегодня об этом услыхала от своего брата. Мой брат Томас как ваш казначей при дворе сейчас занимается наследством, которое вы получили по завещанию своего отца…Голова у меня раскалывалась.— Да, я помню. И что же он? Парри уловила мой страх и ее голос дрогнул:— Обычные придворные сплетни, леди, не больше. Говорят, лорд Том просил у своего брата, лорда-протектора, позволения жениться на принцессе Марии…Марии?О, мое сердце!— Или жениться на принцессе Клевской, третьей жене вашего отца и, следовательно, вашей мачехе, и на богатой вдове здесь, в Англии, и стать таким образом вашим отчимом.Уши, лицо, внутренности — у меня все горело. Ну и дура я была, когда думала, что ему нужна я, а он в это время ловил рыбку в другом пруду! В двух других прудах! И добро бы они были красивые и молодые, как я, а то две уродливые старухи!Я была в ярости и готова была рыдать, нет, визжать от горя. Он любил меня! Меня, а не Марию и не эту скелетину — Анну Клевскую. Анну! Да она и в молодости была страшилой — сущая ведьма (разве что слишком глупа даже для этого). Как он мог — пусть даже из-за денег — так поступить со мной?Но тут, как вспышка молнии, пришла другая мысль: и все-таки я — та, кого он любит, чья любовь нужна ему сейчас, та, кого он искал всю жизнь.Он ухаживал за ними лишь напоказ, ради протокола, чтобы освободить себе путь ко мне, хотя я и не такая выгодная партия, как они.Наконец-то в голове у меня прояснилось. Мы будем вместе.Я люблю его, он любит меня, все складывается удачно. Стыдная и непозволительная мысль завладела мной: у нас будут такие замечательные детки, высокие, рыжеволосые, красивые, и все отчаянные драчуны…Я так ясно себе это представила, что глаза мои сами закрылись и в голове не осталось никаких других мыслей.Слова Парри доходили до меня медленно, как шум жизни доходит в подземелье:— Ходят слухи, что его светлость получил новое назначение, и поэтому его свадьба состоится через несколько дней……его свадьба состоится через несколько дней… наша свадьба состоится…— ..и не будет в мире женщины, счастливей той, что пойдет от алтаря женою Сеймура. Ведь она, бедняжка, так долго этого ждала.…той, что пойдет от алтаря…О ком это?— Кто эта бедняжка, Парри? О ком ты говоришь?— Как о ком? О нашей вдовствующей королеве, бывшей мадам Парр. О ком же еще, миледи? Глава 4 Тогда у меня случился самый первый из приступов мигрени, от которых я потом страдала всю жизнь. Боль слепила меня, лишала сил и способности двигаться. Я лежала в затемненной спальне, и в голове у меня работали сотни кузнечных молотов, вспыхивали огни, как метеоры, гулкие барабаны отстукивали похоронные марши, отдаваясь невыразимой мукой. Наконец кровососные банки и полное воздержание от пищи сделали свое дело: из меня вышла кровь вместе со всеми дурными соками и я снова стала сама собой, хотя и сильно ослабевшей.Так, по крайней мере, мне сказали, но сердце мое было полно тоски, злобы и черной желчи, ибо на этой неделе он женился.Да, он на ней женился! Я была в бешенстве, а Кэт негодовала еще пуще меня. Ее ярость была бы очень забавна, если бы не была столь сильна. Она, гак же как и я, чувствовала себя обманутой и униженной. Она, конечно, была влюблена в него — как все женщины без исключения, — но, будучи чиста сердцем и не помышляя об измене любимому мужу, она мечтала о нем для меня.Эшли, как я потом узнала, предупреждал ее, что лорд-адмирал никогда не женится по любви, ему лишь бы набить свой кошель потуже. Мое наследство было невелико, в то время как Екатерина, пережив трех мужей, один из которых был королем, стала самой богатой женщиной в Англии — кто мог с ней сравниться?А сама королева? Соблазн был слишком велик даже для добродетельной Екатерины. Рыдая от ревности в теплых объятиях Кэт, я наконец увидела то, что все это время было у меня прямо перед глазами.— Вовсе не была она безутешной вдовой! — жаловалась я. — Она мечтала о нем с той самой минуты, как умер король. Она всегда на него зарилась.Конечно, все, что говорил Ризли о «вдове Парр» и о ее неравнодушии к «гордому Тому», было правдой. Она и раньше его любила и собиралась выйти за него, когда умер ее второй муж. Но тут появился мой отец, и она не стала противиться королевской воле, решив, что так будет лучше и для нее, и для Сеймура.Да, я знала, сколько она вынесла, как страдала она от тирании и жестокости короля, как едва не лишилась жизни по его прихоти. А лечь в постель с этой громадной мерзостной тушей, этим гнойным мешком зловонного сала, коснуться этой гниющей ноги — да легче взять в руки слизняка!Как я могла злиться на нее после этого? На нее, лишь в тридцать шесть впервые в жизни познавшую любовь мужчины?— И какого мужчины! — всхлипывала Кэт в горьком восхищении. — Высокого, статного, прославившегося подвигами на поле брани и на ложе страсти!Из-за такого мужчины я на нее злилась? Да!
Итак, они поженились, и мысль о его предательстве застилала мне свет. Но не одной мне был нанесен удар его пренебрежением. Как я узнала, пока лежала больная в постели, лорд-протектор категорически запретил своему младшему брату даже думать о браке с особой королевской крови. Королевы и принцессы предназначаются в жены иностранным государям. Но такие наглецы, как мой лорд, усматривают в отказе лишь вызов. И хотя лорд Гертфорд, протектор Сомерсет, хорошо знал непомерные аппетиты своего брата и опасался их, но не знал, как их сдержать, потому что в итоге они всегда выходили наружу.Так и случилось. Своенравный лорд Том попросил у племянника благословение на брак с Екатериной и получил его. А после того как король с радостью дал свое согласие, лорд Сомерсет уже ничего не мог поделать. Но в отношениях между братьями образовалась трещина, и это подготовило почву для темных дел в будущем.Все самые темные дела и темные мысли, наверное, не темнее тех, что приходили в голову мне, когда я лежала в постели. И не только болезнь была тому виной.— Как здоровье ее высочества? — Из-за опущенного балдахина послышался чопорный голос кузины Джейн. — Скажите своей госпоже, что я буду за нее молиться.Иди, девочка, молись, но не обо мне, не обо мне! Я предпочту любить и терять, чем, как ты, прожить всю свою жизнь в ледяной башне девственности.Еще приходил мой дорогой Гриндал и просиживал часами у моей постели, читая мне вслух по-гречески, чтобы как-то меня развлечь. «Скромность — цитадель души, красота ее и сила: первая из добродетелей — нерассуждающая вера, вторая — искреннее раскаяние».Искреннее раскаяние! Мне было о чем сожалеть: во-первых, о моей глупой доверчивости, а во-вторых, о моем бренном теле, корчившемся теперь от презрения к самой себе. С этого дня, клялась я себе, я буду, как монахиня, проводить дни в учении, молитве и посте. Ни один мужчина больше не приблизится ко мне, ни один!Неделю я была больна, но однажды, проснувшись, вдруг почувствовала, что моя лихорадка прошла. Было не больше четырех утра — кричал петух и в церкви звонили в колокола. У меня в ногах похрапывала горничная — ее уложили туда на время моей болезни, и, понадобись мне вдруг помощь, мне достаточно было бы пихнуть ее ногой. Кэт была уже в комнате, как я могла догадаться по тихим, осторожным звукам ее шагов. Скоро она поднимет полог…И тут я услышала, как дверь в спальню распахнулась, Кэт вскрикнула, и загорелая рука со шрамом на костяшках пальцев, перламутрово блеснувшим в рассветном полумраке, раздвинула занавес.Как давно он живет с королевой в Челси, под одной крышей с нами? Сначала, когда они поженились и пока он не уговорил короля, положение его было так шатко, что он приходил тайком на рассвете, прокрадываясь полями и берегом реки, так что никто и не знал, что он здесь. Когда же все открылось, он сам, его слуги, горничные, лошади, собаки и соколы покинули дом, Сеймуров в городе и переехали на новое место. На следующий же день он был здесь.Он был здесь, в моей постели, он ворвался, как лев, сверкая глазами и зубами. Я чуть не умерла от страха. Кто это, я не знала, только чувствовала по разлившемуся в воздухе мужскому духу, что это — «он», потому что у него был свой особый запах, как у кота. В испуге я упала на бок и отбивалась изо всех сил, но так как спала я нагишом, то не могла выбраться из постели, не прикрывшись, и моя нагота была теперь открыта для его взгляда…Его рука была у моей груди, к которой я прижимала домотканую льняную простыню. Я в ужасе закричала. Позади него истошно орала горничная, вне себя от страха, и храбрая Кэт повисла у него на руке, колотя его по спине и вопя ему в ухо:— Пощадите ее, милорд! Бедняжка миледи! Как вам не стыдно, уходите!Я всхлипывала, забившись в угол. Если об этом узнают, я погибла! Предать меня, опозорить — этого ему еще мало? Пламя ярости все жарче разгоралось у меня в груди. Да как он посмел! Но глубже, чем вспышка гнева, тлел другой, новый огонь…Встав коленями на кровать, он резким движением схватил мою руку и оторвал ее от груди. Неужели он разденет меня догола? Но он осторожно поднес мою сжатую в кулак руку к губам и нежно прошептал:— Не пугайтесь, принцесса. Я пришел только пожелать вам доброго утра и скорейшего выздоровления, не больше и не меньше.Кэт все еще кричала в голос:— Постыдились бы, сэр! Как вам не стыдно, вы запятнаете честь и доброе имя моей госпожи! Уходите! Вы ее погубите!— Кто? — Похоже, он наконец расслышал крики Кэт и завывания горничной. — Заткнись, бесстыжая!Он влепил девушке пощечину, от которой рот у нее наполнился кровью, а затем повернулся к Кэт.— Придержите язык, мистрис, — сурово осадил он ее. — Неужели вы полагаете, что мужчина не может зайти к той, кого он теперь зовет своей дочерью? Это вам надо стыдиться своего испорченного воображения, и впредь будьте осмотрительнее.Надо было видеть лицо Кэт, когда он все повернул против нее. Она униженно извинялась:— Простите, сэр. Не наказывайте меня! Я не хотела сказать вам ничего такого. Просто я должна защищать миледи…— Так же, как и я, ибо теперь я ей вместо отца, — благородно произнес он и, развернув ее спиной, спровадил увесистым шлепком пониже спины. После этого, повернувшись лицом ко мне и спиной к поротой заднице Кэт, он бросил на меня взгляд столь недвусмысленный, что сжигавшие меня страх и ненависть растаяли, как дым от костра, пламя которого жгло мне не сердце и не голову, а спускалось все ниже и ниже, по грудям, по животу и глубже, глубже…
А он все разжигал и разжигал этот огонь, и хотя Кэт, которая снова была влюблена в него, могла признавать его моим отцом или не признавать, но в тайных беседах со мной он снова добивался моего расположения, и снова я его слушала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Потом все было очень странно. Вечер за вечером он добивался меня, как не добивался ни один мужчина после него. Ведь я тогда была не королевой, а всего лишь зеленой девчонкой, не представляющей особой ценности, а он был в силе, власть принадлежала ему. В тридцать с небольшим, он был почти вдвое меня старше и уже успел изведать мир. Я возмущалась его слишком уж дерзким наступлением, но он в ответ отрубил:— Я солдат, мадам, и твердо знаю — женщинам нравится, когда их завоевывают.Завоевывают? Да, он научил меня сражениям любви, бесконечной игре в наступление и отступление. Я отвоевывала позиции, я флиртовала, как тигрица. Но только до тех пор, пока не появлялась королева, после этого он безраздельно принадлежал ей. «Она королева, — говорил он. — И для каждого мужчины долг служить ей превыше всего».Слушая его разговоры о любви, о том, как он сделает меня своей, я снова пришла к мыслям о замужестве — мне хотелось узнать, как это происходит, и еще интереснее было узнать, как это с ним…Мое любопытство разгоралось все сильней и сильней по мере того, как он разогревал мою холодную девственную кровь своей странной алхимией. И вся та весна прошла в пустых грезах о любви.
Однажды в апреле весь мир, стряхнув в одночасье смертельную зимнюю спячку, воскрес для жизни и любви. Поля вокруг Челси пестрели лютиками и ромашками, а я танцевала на них, и радость переполняла мое сердце, душу и тело. В ту ночь королева не сошла в Большой зал, и мой лорд безраздельно принадлежал мне одной. Он был молчалив, даже мрачен, и новое чувство к нему заполнило все мое существо. Вполне возможно, что скоро он будет принадлежать мне, а я — ему. Ни разу в жизни я не была так счастлива.Вечером, в спальне, Парри восторгалась:— Никогда еще вы не были так хороши, как сегодня, мадам. Платье, убор, драгоценности, цвет лица…— Вашими заботами, — отозвалась я не слишком любезно, потому что устала и мечтала поскорее улечься в постель. — Вот, возьмите это и это. И потрите мне голову.Ее пальцы умело делали свое дело.— Все лорды вами восхищались, мадам. И больше всех лорд Садли, барон Том… Я улыбнулась про себя.— Что вы о нем думаете?— Он вполне подходит… Ее ногти судорожно впились мне в кожу. Она вдруг замолчала на полуслове.— Для чего он подходит? Говорите, Парри, не бойтесь.Он ей определенно нравится. Она считает его подходящим мужем для меня. Это хорошо.— Думаю, он подходит на роль брата вашего высочества или отчима, тут уж как судьба повернется.Мне стало тошно. Я высвободила трясущуюся голову из ее рук и повернулась к ней:— Брата? Отчима? Вы бредите, Парри! Скажите на милость, о чем это вы?В ее больших глазах застыла тоска, как у больной коровы.— Простите меня, принцесса. Я только сегодня об этом услыхала от своего брата. Мой брат Томас как ваш казначей при дворе сейчас занимается наследством, которое вы получили по завещанию своего отца…Голова у меня раскалывалась.— Да, я помню. И что же он? Парри уловила мой страх и ее голос дрогнул:— Обычные придворные сплетни, леди, не больше. Говорят, лорд Том просил у своего брата, лорда-протектора, позволения жениться на принцессе Марии…Марии?О, мое сердце!— Или жениться на принцессе Клевской, третьей жене вашего отца и, следовательно, вашей мачехе, и на богатой вдове здесь, в Англии, и стать таким образом вашим отчимом.Уши, лицо, внутренности — у меня все горело. Ну и дура я была, когда думала, что ему нужна я, а он в это время ловил рыбку в другом пруду! В двух других прудах! И добро бы они были красивые и молодые, как я, а то две уродливые старухи!Я была в ярости и готова была рыдать, нет, визжать от горя. Он любил меня! Меня, а не Марию и не эту скелетину — Анну Клевскую. Анну! Да она и в молодости была страшилой — сущая ведьма (разве что слишком глупа даже для этого). Как он мог — пусть даже из-за денег — так поступить со мной?Но тут, как вспышка молнии, пришла другая мысль: и все-таки я — та, кого он любит, чья любовь нужна ему сейчас, та, кого он искал всю жизнь.Он ухаживал за ними лишь напоказ, ради протокола, чтобы освободить себе путь ко мне, хотя я и не такая выгодная партия, как они.Наконец-то в голове у меня прояснилось. Мы будем вместе.Я люблю его, он любит меня, все складывается удачно. Стыдная и непозволительная мысль завладела мной: у нас будут такие замечательные детки, высокие, рыжеволосые, красивые, и все отчаянные драчуны…Я так ясно себе это представила, что глаза мои сами закрылись и в голове не осталось никаких других мыслей.Слова Парри доходили до меня медленно, как шум жизни доходит в подземелье:— Ходят слухи, что его светлость получил новое назначение, и поэтому его свадьба состоится через несколько дней……его свадьба состоится через несколько дней… наша свадьба состоится…— ..и не будет в мире женщины, счастливей той, что пойдет от алтаря женою Сеймура. Ведь она, бедняжка, так долго этого ждала.…той, что пойдет от алтаря…О ком это?— Кто эта бедняжка, Парри? О ком ты говоришь?— Как о ком? О нашей вдовствующей королеве, бывшей мадам Парр. О ком же еще, миледи? Глава 4 Тогда у меня случился самый первый из приступов мигрени, от которых я потом страдала всю жизнь. Боль слепила меня, лишала сил и способности двигаться. Я лежала в затемненной спальне, и в голове у меня работали сотни кузнечных молотов, вспыхивали огни, как метеоры, гулкие барабаны отстукивали похоронные марши, отдаваясь невыразимой мукой. Наконец кровососные банки и полное воздержание от пищи сделали свое дело: из меня вышла кровь вместе со всеми дурными соками и я снова стала сама собой, хотя и сильно ослабевшей.Так, по крайней мере, мне сказали, но сердце мое было полно тоски, злобы и черной желчи, ибо на этой неделе он женился.Да, он на ней женился! Я была в бешенстве, а Кэт негодовала еще пуще меня. Ее ярость была бы очень забавна, если бы не была столь сильна. Она, гак же как и я, чувствовала себя обманутой и униженной. Она, конечно, была влюблена в него — как все женщины без исключения, — но, будучи чиста сердцем и не помышляя об измене любимому мужу, она мечтала о нем для меня.Эшли, как я потом узнала, предупреждал ее, что лорд-адмирал никогда не женится по любви, ему лишь бы набить свой кошель потуже. Мое наследство было невелико, в то время как Екатерина, пережив трех мужей, один из которых был королем, стала самой богатой женщиной в Англии — кто мог с ней сравниться?А сама королева? Соблазн был слишком велик даже для добродетельной Екатерины. Рыдая от ревности в теплых объятиях Кэт, я наконец увидела то, что все это время было у меня прямо перед глазами.— Вовсе не была она безутешной вдовой! — жаловалась я. — Она мечтала о нем с той самой минуты, как умер король. Она всегда на него зарилась.Конечно, все, что говорил Ризли о «вдове Парр» и о ее неравнодушии к «гордому Тому», было правдой. Она и раньше его любила и собиралась выйти за него, когда умер ее второй муж. Но тут появился мой отец, и она не стала противиться королевской воле, решив, что так будет лучше и для нее, и для Сеймура.Да, я знала, сколько она вынесла, как страдала она от тирании и жестокости короля, как едва не лишилась жизни по его прихоти. А лечь в постель с этой громадной мерзостной тушей, этим гнойным мешком зловонного сала, коснуться этой гниющей ноги — да легче взять в руки слизняка!Как я могла злиться на нее после этого? На нее, лишь в тридцать шесть впервые в жизни познавшую любовь мужчины?— И какого мужчины! — всхлипывала Кэт в горьком восхищении. — Высокого, статного, прославившегося подвигами на поле брани и на ложе страсти!Из-за такого мужчины я на нее злилась? Да!
Итак, они поженились, и мысль о его предательстве застилала мне свет. Но не одной мне был нанесен удар его пренебрежением. Как я узнала, пока лежала больная в постели, лорд-протектор категорически запретил своему младшему брату даже думать о браке с особой королевской крови. Королевы и принцессы предназначаются в жены иностранным государям. Но такие наглецы, как мой лорд, усматривают в отказе лишь вызов. И хотя лорд Гертфорд, протектор Сомерсет, хорошо знал непомерные аппетиты своего брата и опасался их, но не знал, как их сдержать, потому что в итоге они всегда выходили наружу.Так и случилось. Своенравный лорд Том попросил у племянника благословение на брак с Екатериной и получил его. А после того как король с радостью дал свое согласие, лорд Сомерсет уже ничего не мог поделать. Но в отношениях между братьями образовалась трещина, и это подготовило почву для темных дел в будущем.Все самые темные дела и темные мысли, наверное, не темнее тех, что приходили в голову мне, когда я лежала в постели. И не только болезнь была тому виной.— Как здоровье ее высочества? — Из-за опущенного балдахина послышался чопорный голос кузины Джейн. — Скажите своей госпоже, что я буду за нее молиться.Иди, девочка, молись, но не обо мне, не обо мне! Я предпочту любить и терять, чем, как ты, прожить всю свою жизнь в ледяной башне девственности.Еще приходил мой дорогой Гриндал и просиживал часами у моей постели, читая мне вслух по-гречески, чтобы как-то меня развлечь. «Скромность — цитадель души, красота ее и сила: первая из добродетелей — нерассуждающая вера, вторая — искреннее раскаяние».Искреннее раскаяние! Мне было о чем сожалеть: во-первых, о моей глупой доверчивости, а во-вторых, о моем бренном теле, корчившемся теперь от презрения к самой себе. С этого дня, клялась я себе, я буду, как монахиня, проводить дни в учении, молитве и посте. Ни один мужчина больше не приблизится ко мне, ни один!Неделю я была больна, но однажды, проснувшись, вдруг почувствовала, что моя лихорадка прошла. Было не больше четырех утра — кричал петух и в церкви звонили в колокола. У меня в ногах похрапывала горничная — ее уложили туда на время моей болезни, и, понадобись мне вдруг помощь, мне достаточно было бы пихнуть ее ногой. Кэт была уже в комнате, как я могла догадаться по тихим, осторожным звукам ее шагов. Скоро она поднимет полог…И тут я услышала, как дверь в спальню распахнулась, Кэт вскрикнула, и загорелая рука со шрамом на костяшках пальцев, перламутрово блеснувшим в рассветном полумраке, раздвинула занавес.Как давно он живет с королевой в Челси, под одной крышей с нами? Сначала, когда они поженились и пока он не уговорил короля, положение его было так шатко, что он приходил тайком на рассвете, прокрадываясь полями и берегом реки, так что никто и не знал, что он здесь. Когда же все открылось, он сам, его слуги, горничные, лошади, собаки и соколы покинули дом, Сеймуров в городе и переехали на новое место. На следующий же день он был здесь.Он был здесь, в моей постели, он ворвался, как лев, сверкая глазами и зубами. Я чуть не умерла от страха. Кто это, я не знала, только чувствовала по разлившемуся в воздухе мужскому духу, что это — «он», потому что у него был свой особый запах, как у кота. В испуге я упала на бок и отбивалась изо всех сил, но так как спала я нагишом, то не могла выбраться из постели, не прикрывшись, и моя нагота была теперь открыта для его взгляда…Его рука была у моей груди, к которой я прижимала домотканую льняную простыню. Я в ужасе закричала. Позади него истошно орала горничная, вне себя от страха, и храбрая Кэт повисла у него на руке, колотя его по спине и вопя ему в ухо:— Пощадите ее, милорд! Бедняжка миледи! Как вам не стыдно, уходите!Я всхлипывала, забившись в угол. Если об этом узнают, я погибла! Предать меня, опозорить — этого ему еще мало? Пламя ярости все жарче разгоралось у меня в груди. Да как он посмел! Но глубже, чем вспышка гнева, тлел другой, новый огонь…Встав коленями на кровать, он резким движением схватил мою руку и оторвал ее от груди. Неужели он разденет меня догола? Но он осторожно поднес мою сжатую в кулак руку к губам и нежно прошептал:— Не пугайтесь, принцесса. Я пришел только пожелать вам доброго утра и скорейшего выздоровления, не больше и не меньше.Кэт все еще кричала в голос:— Постыдились бы, сэр! Как вам не стыдно, вы запятнаете честь и доброе имя моей госпожи! Уходите! Вы ее погубите!— Кто? — Похоже, он наконец расслышал крики Кэт и завывания горничной. — Заткнись, бесстыжая!Он влепил девушке пощечину, от которой рот у нее наполнился кровью, а затем повернулся к Кэт.— Придержите язык, мистрис, — сурово осадил он ее. — Неужели вы полагаете, что мужчина не может зайти к той, кого он теперь зовет своей дочерью? Это вам надо стыдиться своего испорченного воображения, и впредь будьте осмотрительнее.Надо было видеть лицо Кэт, когда он все повернул против нее. Она униженно извинялась:— Простите, сэр. Не наказывайте меня! Я не хотела сказать вам ничего такого. Просто я должна защищать миледи…— Так же, как и я, ибо теперь я ей вместо отца, — благородно произнес он и, развернув ее спиной, спровадил увесистым шлепком пониже спины. После этого, повернувшись лицом ко мне и спиной к поротой заднице Кэт, он бросил на меня взгляд столь недвусмысленный, что сжигавшие меня страх и ненависть растаяли, как дым от костра, пламя которого жгло мне не сердце и не голову, а спускалось все ниже и ниже, по грудям, по животу и глубже, глубже…
А он все разжигал и разжигал этот огонь, и хотя Кэт, которая снова была влюблена в него, могла признавать его моим отцом или не признавать, но в тайных беседах со мной он снова добивался моего расположения, и снова я его слушала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20