Юноша растрогался, на глаза его навернулись слезы, но он постарался сдержаться, чтобы еще больше не расстраивать старика, отвернулся, вытер слезы тыльной стороной ладони и сказал почти веселым тоном:
— Не касайтесь больше таких печальных вещей, отец; мысль о разлуке, чем бы она ни была вызвана, делает меня слабым, как женщина, а слабость не пристала мужчине. (Он полагал, что уже стал мужчиной.) Без сомнения, в один прекрасный день я все узнаю о себе, а не узнаю — так это не помешает мне ни спокойно спать, ни просыпаться с радостью. Черт побери! Пусть мне и не известно мое настоящее имя, благородное оно или нет, но зато я знаю, кем хочу быть: я хочу быть лучшим стрелком, который когда-либо выпускал стрелу по лани в Шервудском лесу.
— А вы уже и есть лучший стрелок, сэр Робин, — с гордостью отвечал Гилберт. — Разве не я ваш учитель? Ну, трогай, Джип, мой славный пони, — добавил старик, садясь в седло, — мне нужно поскорее съездить в Мансфилд-Вудхауз и вернуться, а то у Мэгги от беспокойства лицо вытянется и станет подобным самой длинной из моих стрел. А ты пока, мальчик, упражняйся и станешь таким же метким, каким был Гилберт Хэд в свои лучшие годы… До свидания.
Некоторое время Робин развлекался тем, что простреливал листья на вершинах самых высоких деревьев, потом ему это занятие надоело, он улегся на полянке в тени и мысленно восстановил слово за словом весь разговор с приемным отцом. Робин совершенно не знал окружающего мира, и его желания не выходили за пределы того, что могла ему дать жизнь под крышей лесника; наивысшим счастьем для него было свободно охотиться в Шервудском лесу, полном дичи; что могло для него значить, кем он будет: знатным человеком или простолюдином?
Где-то рядом послышался шорох листьев и треск ветвей, и это вывело юного охотника из задумчивости; он поднял голову и увидел, что из кустов выскочила лань, промелькнула на поляне и тотчас скрылась в чаше леса.
Первым движением Робина было броситься за ланью, натяну» тетиву, но, прежде чем кинуться в погоню, он случайно, а может быть, влекомый инстинктом охотника, посмотрел в ту сторону, откуда появилось животное, и увидел, что в нескольких туазах от него, за пригорком, возвышающимся над дорогой, притаился человек; оставаясь невидимым, он мог наблюдать за всем, что происходило на дороге; он настороженно вглядывался вдаль, держа наготове стрелу.
По одежде он походил на простого лесника, который хорошо знает повадки диких зверей и мирно охотится, поджидая добычу в засаде. Но если это на самом деле охота, причем охота на ланей, отчего же он не преследует поспешно свою добычу? Зачем же он спрятался в засаде? Быть может, это убийца и караулит он путников?
Робин почувствовал, что тут замышляется преступление; надеясь предотвратить его, он спрятался за купой буков и стал внимательно следить за всеми движениями незнакомца. Тот по-прежнему сидел на корточках за пригорком спиной к Робину и находился, следовательно, между ним и тропой.
Внезапно этот человек, то ли разбойник, то ли охотник, выпустил стрелу в сторону тропы и приподнялся, будто собирался прыгнуть к намеченной им цели, но внезапно он остановился, крепко выругался и, снова наложив стрелу на лук, спрятался в засаде.
Вторая стрела вылетела, сопровождаемая еще более отвратительным проклятием.
«Кому же все это предназначается? — подумал Робин. — Может, он хочет причесать кого-нибудь из своих друзей, как я это сделал со старым Гилбертом этим утром? Это игра не из легких. Но там, куда он целит, я никого не вижу, а он, наверное, видит, потому что приготовил третью стрелу».
Робин уже собирался выйти из своего убежища и познакомиться с этим незадачливым стрелком, как вдруг, нечаянно раздвинув ветви бука, увидел на том месте, где дорога в Мансфилд-Вудхауз делает поворот и от нее отходит тропа, всадников: какого-то дворянина, а с ним молодую даму, которые явно пребывали в нерешительности — продолжать ли им путь, пренебрегая опасностью, или же повернуть обратно. Лошади храпели, а дворянин оглядывался по сторонам, чтобы высмотреть врага и оказать ему сопротивление, и одновременно пытался успокоить свою спутницу.
Внезапно женщина издала пронзительный крик и упала почти без чувств; в луку ее седла вонзилась стрела.
Сомнений больше не было: человек в засаде был подлым убийцей.
Охваченный благородным негодованием, Робин выбрал в своем колчане самую острую стрелу и натянул тетиву. Выстрел пригвоздил левую руку убийцы к луку как раз тогда, когда тот снова собирался выстрелить в всадника и его спутницу.
Взвыв от боли и гнева, разбойник повернул голову и попытался разглядеть, кто столь неожиданно напал на него, но тонкая фигура позволяла Робину целиком скрыться за стволом бука, а цвет куртки делал юношу невидимым среди листвы.
Робин мог бы убить разбойника, но он удовлетворился тем, что наказал его, и пустил еще одну стрелу, сбив с него шляпу, отлетевшую шагов на двадцать.
Вне себя от боли и страха, раненый выпрямился, придерживая простреленную руку здоровой, завыл, завертелся на месте, испуганно вглядываясь в окружающую лесную чащу, и убежал с криком:
— Это дьявол! Дьявол! Дьявол!
Робин проводил его веселым смехом и пожертвовал еще одну стрелу, которая, подстегнув бег убийцы, должна была надолго лишить его возможности сидеть.
Увидев, что опасность миновала, Робин вышел из укрытия и прислонился в небрежной позе к стволу дуба, стоявшего у самой тропы; он хотел приветствовать путников; но едва они заметили его, как дама громко закричала, а всадник бросился к нему, обнажив меч.
— Эй! Сэр рыцарь, — воскликнул Робин, — удержи свою руку и умерь свой пыл! Стрелы, летевшие в вас, были не из моего колчана!
— Вот ты где, негодяй! Вот ты где! — повторял рыцарь во власти страшного гнева.
— Я не убийца, совсем напротив, это я спас вам жизнь.
— А где же тогда убийца? Говори или я расколю тебе голову!
— Выслушайте меня, и вы все узнаете, — холодно ответил Робин. — А что до того, чтобы расколоть мне голову, об этом и не думайте, милорд, и позвольте вам заметить, что эта стрела, острие которой смотрит на вас, пробьет вам сердце прежде, чем ваш меч хотя бы оцарапает меня. Считайте, что я предупредил вас, и выслушайте меня спокойно: я расскажу вам все, как оно было.
— Слушаю, — ответил всадник, как бы зачарованный хладнокровием Робина.
— Я спокойно лежал на траве там, за этими буками; мимо меня пробежала лань, и я хотел броситься вслед за ней, но тут увидел человека, пускавшего стрелы по какой-то цели, которую я не мог рассмотреть. Я сразу забыл о лани и стал следить за этим человеком, потому что он был мне подозрителен; вскоре я обнаружил, что он избрал своей мишенью эту благородную даму. Говорят, что я самый меткий лучник в Шервудском лесу, и я воспользовался случаем, чтобы доказать самому себе, что обо мне говорят правду. С первого же выстрела я пригвоздил руку убийцы к его луку, второй стрелой сбил с него шляпу — мы можем с вами легко ее найти, — наконец, третий выстрел обратил его в бегство; наверное, он и сейчас еще бежит… Вот и все.
Всадник все еще держал меч поднятым: он сомневался.
— Ну же, милорд, — продолжал Робин, — взгляните мне в лицо, и вы сами увидите, что я не похож на убийцу.
— Да, да, мой мальчик, признаюсь, что на разбойника ты не похож, — сказал незнакомец, внимательно разглядывая Робина: чистый лоб, искреннее лицо, светящееся в глазах мужество, улыбка законной гордости на губах — вся благородная внешность подростка невольно внушала доверие тому, кто смотрел на него.
— Скажи мне, кто ты, и прошу тебя, отведи нас туда, где наших лошадей могут покормить и где они отдохнут, — добавил всадник.
— С удовольствием. Следуйте за мной.
— Но прежде возьми мой кошелек, а потом и Господь отблагодарит тебя.
— Оставьте себе ваше золото, сэр рыцарь, мне оно ни к чему, у меня нет в нем нужды. Меня зовут Робин Гуд, и я живу с отцом и матерью в двух милях отсюда, на опушке леса; пойдемте, и вы найдете в нашем доме сердечный прием.
Молодая женщина, до того державшаяся в отдалении, подъехала к ним, и Робин увидел, что из-под шелкового капюшона, который прикрывал ее голову от утренней свежести, блестят огромные черные глаза; он заметил также, что она божественно хороша собой, и, пожирая ее взглядом, вежливо поклонился ей.
— По-вашему, нам следует верить словам этого юноши? — спросила дама у рыцаря.
Робин гордо поднял голову и, не дав рыцарю времени ответить, воскликнул:
— А что, на земле уже совсем не верят честным людям?
Путники улыбнулись: они больше не сомневались.

III
Маленький караван сначала двигался в полном молчании: рыцарь и девушка все еще думали об опасности, какой им удалось избежать, а в голове юного лучника роились неведомые ему дотоле мысли — он первый раз в жизни был восхищен красотой женщины.
Робин был горд по врожденному благородству и не хотел показаться ниже тех, кто был обязан ему жизнью, а потому шел впереди них с видом надменным и суровым; он догадывался, что эти люди, скромно одетые и путешествующие без свиты, принадлежат к знати, но он полагал, что в Шервудском лесу он им ровня, а перед лицом убийц даже превосходит их.
Заветной мечтой Робина было прослыть метким лучником и смелым лесником; первый титул он заслужил, а второй — еще нет, потому что выглядел совсем зеленым юнцом.
Помимо всех своих замечательных качеств, Робин обладал еще и прекрасным певучим голосом; он сам это знал и пел при каждом удобном случае, а потому и сейчас ему захотелось показать путешественникам свои способности. Он запел какую-то веселую балладу, но странное волнение сжало его горло, а губы его задрожали; он попробовал снова запеть, но тяжело вздохнул и умолк; затем попытался запеть еще раз, но с тем же успехом.
Простодушный мальчик не понимал, какое чувство делает его робким: перед его мысленным взором все время стоял образ прекрасной незнакомки, ехавшей за ним следом, и, грезя о ее прекрасных черных глазах, он забыл слова своей песни.
Но в конце концов, поняв причину своего волнения, он снова обрел присущее ему хладнокровие и подумал:
«Терпение, я скоро увижу ее без капюшона!»
Рыцарь стал доброжелательно расспрашивать Робина о его вкусах, привычках и занятиях, но тот отвечал холодно и изменил тон лишь тогда, когда разговор задел его самолюбие.
— Так ты не боишься, — спросил незнакомец, — что этот негодяй попытается отомстить тебе за свою неудачу? Не боишься, что рука тебе изменит?
— Черт возьми, нет, милорд, такое опасение мне и в голову прийти не может!
— И в голову прийти не может?!
— Да, я привык легко попадать в цель в куда более сложных случаях.
В словах Робина было столько гордости, благородства и поры в спои силы, что незнакомец воздержался от насмешек и спросил:
— Так ты достаточно меткий стрелок, чтобы попасть с пятидесяти шагов в ту же цель, и которую попадаешь с пятнадцати?
— Конечно; но надеюсь, милорд, — добавил мальчик насмешливо, — что вы не сочтете урок, который я преподал этому разбойнику, образцом меткости.
— Почему же?
— Да потому, что подобный пустяк ничего не доказывает.
— А ты что, можешь дать мне лучшее доказательство?
— Пусть только случай представится, и вы сами увидите.
Снова на несколько минут воцарилось молчание; маленький караван достиг небольшой поляны, пересеченной наискось тропой. И в ту же минуту в воздух поднялась крупная хищная птица, а из соседних зарослей, испуганный топотом конских копыт, выскочил олененок и кинулся через поляну, чтобы снова скрыться в лесу.
— Внимание! — воскликнул Робин, наложив одну стрелу на лук, а другую беря в зубы. — Какую дичь вы предпочитаете, в шерсти или в перьях?
И не успел рыцарь ответить, как олененок замертво свалился на траву, а птица, кружась в воздухе, упала на поляну.
— Ну, раз вы не хотели выбирать, когда они были живыми, выберете вечером, когда их изжарят.
— Превосходно! — воскликнул рыцарь.
— Чудесно! — прошептала девушка.
— Вашим милостям нужно только идти прямо по этой дороге, и за вот тем лесом будет дом моего отца. Поклон вам! Я пойду вперед, чтобы предупредить мать о вашем приезде и послать за убитой дичью нашего старого слугу.
И, сказав это, Робин убежал.
— Благородный ребенок, не правда ли, Марианна? — спросил рыцарь свою спутницу. — Очаровательный мальчик, и самый красивый лесник, какого я когда-либо встречал в Англии.
— Он еще совсем юн, — ответила незнакомка.
— И может быть, еще моложе, чем кажется благодаря своему росту и крепости. Вы и поверить не можете, Марианна, насколько жизнь на свежем воздухе благоприятствует развитию силы и укрепляет здоровье; в удушающей атмосфере городов все не так, — добавил, вздохнув, всадник.
— Мне кажется, сэр Аллан Клер, — ответила дама, лукаво улыбаясь, — что вы вздыхаете не столько по зеленым деревьям Шервудского леса, сколько по их очаровательной ленной владетельнице, благородной дочери барона Ноттингема.
— Вы трапы, милая сестрица Марианна, и признаюсь, что если бы это зависело от моего выбора, то я предпочел бы бродить по этим лесам, имея жилищем хижину какого-нибудь йомена и будучи мужем Кристабель, чем сидеть на троне.
— Братец мысль ваша прекрасна, но несколько романтична. А впрочем, сами вы уверены, что Кристабель согласится поменять свою жизнь принцессы на жалкое существование, о котором вы говорите? Ах, дорогой Аллан, не питайте безумных надежд: я очень сомневаюсь в том, что барон когда-нибудь согласится отдать вам руку своей дочери.
Молодой человек нахмурился, но согнал со своего лица облачко печали и спокойно ответил сестре:
— Мне казалось, что вы с восторгом говорили о прелестях деревенской жизни.
— Это правда, Аллан. Признаюсь, у меня вкусы странные, но не думаю, что Кристабель их разделяет.
— Если Кристабель меня действительно любит, ей в моем жилище будет хорошо, каким бы оно ни было. О, вы предчувствуете, что барон мне откажет? Но если я захочу, мне стоит только слово сказать, одно слово, и гордый, вспыльчивый Фиц-Олвин примет мое предложение из страха, что он станет изгнанником, а его ноттингемский замок сровняют с землей.
— Тише! Вот и хижина, — сказала Марианна, прерывая брата. — И мать юноши уже ждет нас на пороге. Сказать по правде, внешность у этой женщины очень приятная.
— Да и мальчик ей под стать, — ответил, улыбаясь молодой человек.
— О, это уже не мальчик, — прошептала Марианна, и на ее лице проступил румянец.
Тут девушка спешилась с помощью брата, капюшон упал с ее головы, и стали видны черты ее лица нежно-розового цвета, который пришел на смену румянцу. Робин стоял около матери и в полном изумлении смотрел на женщину, впервые заставившую сильно забиться его сердце. Волнение его было так велико и искренне, что, не отдавая себе отчета, он воскликнул:
— Ах, я был уверен, что такие прекрасные глаза могут озарять только прекрасное лицо!
Маргарет, удивленная смелостью сына, повернулась к нему и довольно резким тоном сделала ему замечание. Аллан засмеялся, а прекрасная Марианна покраснела почти так же сильно, как и дерзкий Робин, который, чтобы скрыть смущение и стыд, повис на шее у матери; но уголком глаза простодушный проказник при этом подглядывал за девушкой. На лице Марианны не было и следов какого-либо гнева, напротив, на губах ее Робин увидел благожелательную улыбку, которую девушка тщетно пыталась от него скрыть, и тогда юноша, уверенный в том, что он прошен, осмелился поднять глаза на это божество.
Через час домой вернулся Гилберт Хэд; позади него на крупе лошади находился раненый, подобранный лесником на дороге; Гилберт с величайшей осторожностью снял незнакомца с неудобного сиденья и внес на руках в большую комнату, а потом позвал Маргарет, в эту минуту готовившую гостям постели в комнатах на втором этаже.
Маргарет прибежала на зов Гилберта.
— Иди сюда, жена, этому бедняге срочно нужна твоя помощь. Какой-то злой человек сыграл с ним скверную шутку, пригвоздив стрелой кисть его руки к луку как раз тогда, когда сам он целился в оленя. Давай поскорее, моя дорогая Мэгги, а то он очень ослабел от потери крови. Ну, как ты, приятель? — добавил старик, обращаясь к раненому. — Ну-ну, держись, ты поправишься. Да подними голову, не поддавайся унынию, приободрись немного, черт возьми! Никто еще не умирал оттого, что ему продырявили руку.
Раненый сидел согнувшись и втянув голову в плечи; лицо он все время отворачивал от хозяев, как будто не хотел, чтобы его видели.
В эту минуту в дом вошел Робин и подбежал к отцу, чтобы помочь раненому, но, лишь взглянув на него, он тут же отошел в сторону и сделал знак Гилберту, что хочет поговорить с ним.
— Отец, — сказал шепотом юноша, — постарайтесь скрыть от тех путников, которые сейчас наверху, что этот человек находится в нашем доме. Позже узнаете, зачем это надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10