Порядочный человек в подобном случае настоящий мученик, ему запрещено быть любимым любой другой женщиной кроме той, которую ему запрещено любить. Если бы те, кто порицает меня, знали, на какую пытку я обречен, клянусь, они бы меня простили.– Но я слышала, что из положения, которое вы обрисовали мне как безвыходное, можно выйти, пожертвовав некоторой суммой денег.– Да, когда женщина – жалкое ничтожество, а мужчина богат. Но я имею дело с порядочной женщиной, а дела мои так запутаны, что, понадобись мне десять тысяч франков, я нашел бы их с немалым трудом.– Если бы у вас был искренний друг и давал бы вам добрые советы!..– Неужели вы согласны стать моим другом?– Да, я буду вам другом, а не подругой, и, если вы мне позволите, расскажу обо всем своим тетям, чтобы они не удивлялись, увидев, что мы сидим вдвоем и беседуем.– Благодарю вас, – вскричал граф. – Надеюсь, это искренне? Нерушимо? Навсегда?– Навсегда, – ответила Мария Каппель, подавая ему руку.Нет ничего опаснее дружеского союза, заключенного между девушкой и молодым человеком. Дружба противоположных полов – всегда маска, ее снимает либо тот, либо другой, чтобы открыть влекущее лицо любви.С того часа, когда союз был заключен и мадам де Мартенс, полагая, что рано или поздно он завершится браком, дала на него согласие, граф стал приезжать не реже раза в неделю в Вилье-Элон, поверяя все свои горести – любовные и денежные – Марии. Он словно бы говорил: вот как я любил бы вас, будь я свободен; вот как я распорядился бы своим состоянием, если бы мог его поправить. Само собой разумеется, что Мария не сомневалась: будь граф свободен, он действительно любил бы ее, и мысленно делила с ним все путешествия, рассказами о которых он манил ее, как миражами на горизонте.Время шло, Мария упивалась счастьем – в мечтах, хоть и не была счастлива на деле.Между тем рядом с молодым безумцем, проживающим свое богатство, оказался и старый расточитель, который свое богатство уже прожил: в один прекрасный день г-н Коллар всерьез вник в свои денежные дела и вынужден был признать, что если и дальше будет катиться по накатанному с присущей ему беспечностью, то разорение не за горами.Итак, на попечении Марии оказались молодой старик двадцати шести лет и старый младенец семидесяти. Но это и была та деятельная жизнь, в какой она нуждалась. Марии чужды были хозяйственные хлопоты, какими живет буржуазная семья, зато она могла управлять состоянием аристократа. Дед вручил ей все ключи, в том числе и от шкатулки с деньгами, отдал в ее распоряжение и огромный штат прислуги, который содержал у себя в доме. Мария заправляла всем домашним царством, и оно ей повиновалось.«Дедушке нравилось смотреть, как я играю в „хозяйку дома“, и он с ласковой готовностью подчинялся моим распоряжениям, моей экономии, моим представлениям, как следует вести хозяйство.Он выделил немалую сумму на собственные удовольствия или, вернее будет сказать, на удовольствия и нужды других. Ну так вот, время от времени я шла на низости из любви, чтобы получить право потратить деньги по своему разумению. У каждого из нас были свои бедняки. Дедушка опекал юных девиц, я опекала стариков. Он раздавал нарядные платья, а я – хлеб и суп. Он давал возможность поплясать хорошеньким нищенкам, я – понюхать табак уродливым старикам. Дедушка дарил радость, я оберегала от горя. Дедушка поддерживал тех, кто родился у него на глазах, я ухаживала и утешала тех, кто склонялся над моей колыбелью» с. 127
.Молодой граф продолжал баюкать себя индустриальными мечтами и назначил на конец октября 1838 года открытие своей железной дороги. Все его надежды были связаны с этим днем, все свое будущее он поместил в первый вагон, пустить который должна была Мария Каппель.Жена Мориса Коллара подарила мужу чудесного мальчугана – первого в этом многочисленном семействе. Помочь превратить маленького язычника в христианина должен был граф Ш(арпантье), его пригласили представительствовать в церкви вместо крестного, Мария представительствовала вместо крестной матери Артур Анри Коллар родился 28 февраля 1838 г., окрестили его 15 марта в церкви Вилье-Элона. «Крестный отец Опост Луи Габриэль Софи, граф де Монтегю, дед, представлен графом Шарлем Эспри Франсуа Шарпантье, крестная мать, дама Огюстина, графиня де Монтегю, тетя, представлена мадемуазель Марией Фортюне Эмэ Каппель, кузиной» церковный архив в Вилье-Элоне
.Коробки с конфетами, душистые саше, цветы, перчатки– множество подарков было привезено в Вилье-Элон, и растроганная Мария пришла в восторг, предвкушая будущее, радуясь прошлому и настоящему. Граф прибыл вслед за подарками. От души поблагодарив его, Мария спросила:– Вы знаете, по крайней мере, те молитвы, которые должны будете произнести?– Первую не знаю, – признался молодой граф, – но я надеялся, что вы меня научите.Мария села на канапе, граф встал перед ней на колени. Она взяла молитвенник, и урок начался. После «Отче наш» она стала читать «Аве Мария», молитва заняла много времени, крестный делал ударение на каждом слове, наконец славословие Марии дочитали до конца. Граф открыл молитвенник на венчании и вырвал две страницы.– Что вы делаете? – испугалась Мария.– Настанет день, и я верну эти две страницы на место. А пока вы не сможете читать венчальные молитвы без меня, – ответил граф и прибавил шепотом: – Через год, о Мария!Вечер завершился небольшим балом, но из города никто не был приглашен, плясали на этом балу крестьяне Вилье-Элона, Корси и Лонпре.Танцевали в большой столовой, в доме было холодно, и в гостиной разожгли камин. В перерывах между контрдансами Мария шла в гостиную, чтобы погреться. Граф сопровождал ее. Она прижалась обнаженным плечом к мраморной стойке камина.– Какая неосторожность! – вскричал граф. – Вы разгорячены и прижались к холодному мрамору! Так недолго и умереть.Мария никогда еще с жизни не была так счастлива. Что же касается будущего, то у нее были основания его опасаться.– Могила в двадцать лет? – подхватила она. – Цветы, слезы, молитвы – чего же тут пугаться?– Вы хотите умереть? Дождитесь и узнайте, по крайней мере, что значит быть любимой.– В этом мире так трудно быть любимой по-настоящему, – отозвалась она.– Вы любимы по-настоящему, Мария! Я люблю вас всеми силами моей души!Он взял ее руку и поцеловал с присущей ему страстностью.– Верю, верю, – остановила она его.– Условимся, через год… Раньше я ничего не могу обещать.– Да, через год.Г-ну Коллару исполнилось шестьдесят два или шестьдесят три года. Он слабел на глазах. Ревматизм, против которого он всегда с таким мужеством боролся, в конце концов победил его. Сначала г-н Коллар перестал покидать свою спальню, потом кровать. Как-то он пожаловался на сильную головную боль. Через сутки у него случилось кровоизлияние в мозг. В доме находились только Мария Каппель, Морис и его молодая жена. За врачом пришлось посылать в Суассон. Отправили слугу на лошади. Больному тем временем стало хуже, он уже не говорил, но еще видел и слышал. Когда его спрашивали, больно ли ему, он отрицательно качал головой.Приехал врач, г-н Мисса. У г-на Мисса была прекрасная репутация, он прописал микстуру, положил горчичники, и уехал, не оставив никакой надежды на улучшение.Мария взяла на себя роль сиделки и осталась возле дедушки. Она была в комнате одна, когда около полуночи к нему вернулся голос. Больной окликнул Марию.Она вскрикнула от радости, присела на кровать, старик слегка приподнялся.– Не уходи, деточка, – попросил он. – Я хочу немного поспать.– Значит, вам стало лучше?– Да, похоже, что так.Мария позвала свою кормилицу и послала ее сказать дяде Морису, что кризис счастливо миновал.Она положила голову больного к себе на колени и взяла его за руку. Не прошло и пяти минут, как ей показалось, что дыхание у дедушки прервалось, а рука из пылающей стала теплой, потом холодной, потом ледяной. Мария вскрикнула, приподняла обеими руками голову деда, но она вновь упала ей на колени – старый Коллар умер! Жак Коллар умер 30 августа 1838 г
На жизненном пути Марии разверзлась четвертая могила. Сначала ушла бабушка, г-жа Коллар, затем отец, мать и, наконец, дедушка. Мария потеряла сознание, с ней случился тяжелый нервный припадок.Получив известие о случившемся горе, Луиза тут же приехала из Парижа. Но первым приехал граф. Он был ласковее, чем обычно, и еще более грустным. Мадам Гара сообщила о своем намерении увезти Марию в Париж. Три четверти года, о котором просил граф, уже истекло. Мария решила попросить у графа окончательного и недвусмысленного ответа.«Всякий раз, когда я заговаривала об отъезде, – пишет Мария Каппель, – граф бледнел и вздрагивал.– Мне бы хотелось поговорить с вами наедине, – сказал он наконец.– Мне бы хотелось того же.Я повернулась к тетям – мы все вместе сидели в гостиной – и попросила их оставить меня на четверть часа для разговора с г-ном Ш(арпантье). Они согласились и покинули гостиную. Воцарилось долгое молчание. Наши глаза избегали встречи, наши мысли тоже боялись встретиться. Вдруг он взял меня за руку, я расплакалась и сказала:– Шарль, теперь я одна на свете. Не станете ли вы моим защитником?– О, – воскликнул он, – я люблю вас и буду любить всегда!– Мой отъезд в Париж, вы ему рады?– Как меня может радовать разлука? Почему бы вам не остаться в Вилье-Элоне?– Моя тетя Гара заменила мне мать. Я должна следовать за ней и ей повиноваться до тех пор, пока не буду повиноваться…Я не решилась продолжать.В ответ я опять получила молчание, и было оно еще более жестоким. Я собрала все свои силы, желая его нарушить.– Я верю, что вы меня любите, – торопливо проговорила я. – И я тоже знаю, что люблю вас. Глубокая привязанность вручила нас друг другу… Но во имя наших отцов на Небесах скажите, Шарль, та ли я женщина, которую вы выбрали себе в жены?– Выслушайте меня, Мария, мои дела идут все хуже и хуже. Могу ли я увлечь вас в бездну полного разорения? Один – Боже мой! – да я все вынесу! Но я не могу допустить, чтобы вы делили со мной лишения. Нет, я восстановлю свое состояние, и тогда…– Тогда в счастье или в несчастье вы выберете меня?– Как я могу связать вас подобным обещанием? Соединить вашу молодую жизнь с моими сожалениями, с моими бедами?– Достаточно, сударь, я поняла вас. Бог вас простит! Вы меня жестоко обманули.Он бросился передо мной на колени, целовал мне руки, сжимал в объятиях.Но Бог дал мне сил. Я поднялась с дивана, громко позвонила в колокольчик и приказала слуге посветить г-ну Ш(арпантье), он намерен удалиться к себе в комнату.Но прежде, чем дверь за ним закрылась, я упала без чувств на пол.Ночь я провела, положив голову на плечо моей бедняжки Антонины. Мы обе с ней были в мрачном отчаянии.На рассвете я услыхала цоканье копыт. Цокала его лошадь. Проезжая под моими окнами, он искал меня взглядом. Но не встретил моего в ответ. Хотя и я провожала его глазами. Трижды он обернулся. Трижды я собирала все свое мужество.Наконец он тронул поводья, пустил лошадь в галоп и исчез. Больше я его никогда не видела» с. 138-140
.Так описывает Мария Каппель свою последнюю встречу с графом Ш(арпантье), окончательно лишившую ее надежды. 12 Согласимся, что трудно быть несчастнее бедной Марии. В двадцать один год она потеряла всех ближайших родственников, которые могли бы ей служить опорой. Лишилась она и последней надежды выйти замуж за любимого человека. После того, как имущество деда было поделено, ей досталось весьма скромное состояние – кажется, восемьдесят тысяч франков. Приходилось надеяться на милость какой-нибудь из тетушек.Ее взяла к себе мадам Гара. Мария прожила в доме семейства Гара уже чуть ли не год Письмо Марии Каппель, воспроизведенное в дальнейшем, относит переданные Дюма события примерно к концу июля 1839 г., так как произошли они «примерно за две или три недели до моего несчастного замужества»
, и вот однажды мой друг по имени Брэндо, директор газеты «Мессаже», зашел ко мне поутру часов в десять и сообщил:– Сегодня я везу тебя обедать в город.– Меня?– Тебя. И никаких возражений. Хочешь ты или не хочешь, поехать придется.– Надеюсь, к кому-нибудь из знакомых?– Разумеется, но ты не виделся с ними добрый десяток лет.– А ты бы не мог сказать, к кому именно?– Мог бы, да не хочу. Это сюрприз.– Одежда парадная – черный фрак, белый галстук?– Именно так, черный фрак, белый галстук. Я заеду за тобой ровно в шесть.– Зачем так рано?– До обеда с тобой хотят немножко поговорить.– Хорошо. Приезжай в шесть.Без пяти минут шесть Брэндо приехал и усадил меня в карету. Спустя десять минут наша карета уже въезжала в ворота банковского особняка и остановилась у дверей человека, чья подпись была неоспоримой коммерческой ценностью. Один приятель написал мне как-то из Марселя: «Ответь немедленно и подпишись Гара».Да, меня в самом деле пригласил на обед г-н Гара, а точнее, г-жа Гара.Два или три раза я встречал Поля Гара в свете, но никогда не был ему представлен и ни разу не говорил с ним.Мы поднялись на второй этаж. Г-жа Поль Гара распорядилась, чтобы меня немедленно проводили в будуар, там она ждала меня.И опять меня охватило замешательство. Даже большее, чем в гостиной г-на Лаффита. А как иначе? Я находился у нее в доме, я не мог называть ее на «ты» в присутствии мужа. В присутствии дочери…– Баронесса, – обратился я к ней.– Маркиз, – отозвалась она с улыбкой.– Может быть, нам перейти на английский, он избавил бы нас от многих затруднений? – продолжал я.– Говори со мной по-французски и так, как привык. Все знают, что мы выросли вместе, никто не обратит внимания.– А твой муж?– Представляя тебя, я шепну ему словечко.– Ну и прекрасно! А теперь позволь тобой полюбоваться.Брэндо не ошибся: с мадам Гара мы не виделись лет десять. Ей уже было тридцать шесть, на десять лет больше, чем на балу у г-на Лаффита, но она не утратила ни своей красоты, ни свежести.– Ты давно не бывал в Вилье-Элоне? – спросила она.– С тех пор, как угощался там утками Монрона.– Но обо всех наших несчастьях ты знаешь: смерть Каролины, смерть нашего дорогого папочки, несостоявшийся брак Марии…– С графом Ш(арпантье)?– Да.– Я слышал, Мария живет у тебя?– А что ей остается?– Я увижу ее?– Конечно! Мало этого, я очень хочу, чтобы ты с ней увиделся. Ты же знаешь ее романтический склад, она тобой восхищается.– А тетушка не разделяет чувств племянницы?– Я никак не привыкну, что имею дело с великим человеком.– Меня бы не порадовало, если бы ты обращалась со мной как с великим. А что с Марией? Ты, кажется, сказала, что хочешь, чтобы я повидался с ней?– Да, хочу.– Я тоже очень хочу с ней повидаться, я не видел ее лет двенадцать, а то и четырнадцать.– Я поручаю тебе сделать ей внушение.– Мне? Внушение Марии? И по какому же поводу?– Честно говоря, не знаю даже, как мне это высказать.– Высказать что?Луиза наклонила ко мне голову и сказала шепотом:– Вообрази себе, она у меня ворует.– Как то есть ворует?– Да, именно ворует.– Ты хочешь сказать, что время от времени она забирает у тебя кольцо или подвеску? Но она права, черт побери! Твоя красота не нуждается ни в каких украшениях!– Представь себе, она ворует у меня деньги.– Деньги?! Не может быть!– На прошлой неделе она украла у меня из кошелька сто франков.Я взял ее обе ручки в свои.– Позволь мне кое-что сказать тебе, милая Луиза. Если Мария взяла у тебя из кошелька сто франков, то виновата ты.– Как это я виновата?– Очень просто. С твоим-то богатством, имея шестьдесят, а то и восемьдесят тысяч ренты, – как ты можешь позволить Марии испытывать нужду в ста франках?– Ах, вот что ты имеешь в виду! Неужели ты думаешь, что она у нас в чем-то нуждается?– Девушки всегда в чем-то нуждаются. И потом, ты не помнишь, что одно время, когда она обедала только льдом и сахаром, у нее была болезненная страсть к воровству? Даже я помню рассказы, как она спускалась на кухню, и если находила там вилку или ложку, то уносила с собой и прятала.– Но это же деньги! Речь идет о деньгах!– Так что же ты хочешь, чтобы я ей сказал? У нас на сцене идет сто комедий про племянников, которые обкрадывают своих дядюшек. Теперь у нас появилась племянница, которая обкрадывает свою тетушку.– Знай я, что ты увидишь тут комедию, а не трагедию, я не стала бы к тебе обращаться.– Надеюсь, ты не собралась обращаться к королевскому прокурору?– Нет, по я подумала, что если человек с твоей репутацией, человек, которого она уважает, сделает ей серьезное внушение…– Я не обещаю тебе, что поговорю с ней очень серьезно, потому что большой серьезности тут не нахожу. Но обещаю поговорить настолько серьезно, насколько смогу. Только прошу разрешить беседовать нам наедине, без свидетелей.– Нет ничего проще. Я тебе ее сейчас же пришлю. Слышишь, часы бьют половину седьмого? Мы садимся за стол ровно в семь. У тебя целых полчаса.– Вряд ли мне понадобится больше.Луиза вышла. Спустя пять минут дверь вновь отворилась, и на пороге застыла Мария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
.Молодой граф продолжал баюкать себя индустриальными мечтами и назначил на конец октября 1838 года открытие своей железной дороги. Все его надежды были связаны с этим днем, все свое будущее он поместил в первый вагон, пустить который должна была Мария Каппель.Жена Мориса Коллара подарила мужу чудесного мальчугана – первого в этом многочисленном семействе. Помочь превратить маленького язычника в христианина должен был граф Ш(арпантье), его пригласили представительствовать в церкви вместо крестного, Мария представительствовала вместо крестной матери Артур Анри Коллар родился 28 февраля 1838 г., окрестили его 15 марта в церкви Вилье-Элона. «Крестный отец Опост Луи Габриэль Софи, граф де Монтегю, дед, представлен графом Шарлем Эспри Франсуа Шарпантье, крестная мать, дама Огюстина, графиня де Монтегю, тетя, представлена мадемуазель Марией Фортюне Эмэ Каппель, кузиной» церковный архив в Вилье-Элоне
.Коробки с конфетами, душистые саше, цветы, перчатки– множество подарков было привезено в Вилье-Элон, и растроганная Мария пришла в восторг, предвкушая будущее, радуясь прошлому и настоящему. Граф прибыл вслед за подарками. От души поблагодарив его, Мария спросила:– Вы знаете, по крайней мере, те молитвы, которые должны будете произнести?– Первую не знаю, – признался молодой граф, – но я надеялся, что вы меня научите.Мария села на канапе, граф встал перед ней на колени. Она взяла молитвенник, и урок начался. После «Отче наш» она стала читать «Аве Мария», молитва заняла много времени, крестный делал ударение на каждом слове, наконец славословие Марии дочитали до конца. Граф открыл молитвенник на венчании и вырвал две страницы.– Что вы делаете? – испугалась Мария.– Настанет день, и я верну эти две страницы на место. А пока вы не сможете читать венчальные молитвы без меня, – ответил граф и прибавил шепотом: – Через год, о Мария!Вечер завершился небольшим балом, но из города никто не был приглашен, плясали на этом балу крестьяне Вилье-Элона, Корси и Лонпре.Танцевали в большой столовой, в доме было холодно, и в гостиной разожгли камин. В перерывах между контрдансами Мария шла в гостиную, чтобы погреться. Граф сопровождал ее. Она прижалась обнаженным плечом к мраморной стойке камина.– Какая неосторожность! – вскричал граф. – Вы разгорячены и прижались к холодному мрамору! Так недолго и умереть.Мария никогда еще с жизни не была так счастлива. Что же касается будущего, то у нее были основания его опасаться.– Могила в двадцать лет? – подхватила она. – Цветы, слезы, молитвы – чего же тут пугаться?– Вы хотите умереть? Дождитесь и узнайте, по крайней мере, что значит быть любимой.– В этом мире так трудно быть любимой по-настоящему, – отозвалась она.– Вы любимы по-настоящему, Мария! Я люблю вас всеми силами моей души!Он взял ее руку и поцеловал с присущей ему страстностью.– Верю, верю, – остановила она его.– Условимся, через год… Раньше я ничего не могу обещать.– Да, через год.Г-ну Коллару исполнилось шестьдесят два или шестьдесят три года. Он слабел на глазах. Ревматизм, против которого он всегда с таким мужеством боролся, в конце концов победил его. Сначала г-н Коллар перестал покидать свою спальню, потом кровать. Как-то он пожаловался на сильную головную боль. Через сутки у него случилось кровоизлияние в мозг. В доме находились только Мария Каппель, Морис и его молодая жена. За врачом пришлось посылать в Суассон. Отправили слугу на лошади. Больному тем временем стало хуже, он уже не говорил, но еще видел и слышал. Когда его спрашивали, больно ли ему, он отрицательно качал головой.Приехал врач, г-н Мисса. У г-на Мисса была прекрасная репутация, он прописал микстуру, положил горчичники, и уехал, не оставив никакой надежды на улучшение.Мария взяла на себя роль сиделки и осталась возле дедушки. Она была в комнате одна, когда около полуночи к нему вернулся голос. Больной окликнул Марию.Она вскрикнула от радости, присела на кровать, старик слегка приподнялся.– Не уходи, деточка, – попросил он. – Я хочу немного поспать.– Значит, вам стало лучше?– Да, похоже, что так.Мария позвала свою кормилицу и послала ее сказать дяде Морису, что кризис счастливо миновал.Она положила голову больного к себе на колени и взяла его за руку. Не прошло и пяти минут, как ей показалось, что дыхание у дедушки прервалось, а рука из пылающей стала теплой, потом холодной, потом ледяной. Мария вскрикнула, приподняла обеими руками голову деда, но она вновь упала ей на колени – старый Коллар умер! Жак Коллар умер 30 августа 1838 г
На жизненном пути Марии разверзлась четвертая могила. Сначала ушла бабушка, г-жа Коллар, затем отец, мать и, наконец, дедушка. Мария потеряла сознание, с ней случился тяжелый нервный припадок.Получив известие о случившемся горе, Луиза тут же приехала из Парижа. Но первым приехал граф. Он был ласковее, чем обычно, и еще более грустным. Мадам Гара сообщила о своем намерении увезти Марию в Париж. Три четверти года, о котором просил граф, уже истекло. Мария решила попросить у графа окончательного и недвусмысленного ответа.«Всякий раз, когда я заговаривала об отъезде, – пишет Мария Каппель, – граф бледнел и вздрагивал.– Мне бы хотелось поговорить с вами наедине, – сказал он наконец.– Мне бы хотелось того же.Я повернулась к тетям – мы все вместе сидели в гостиной – и попросила их оставить меня на четверть часа для разговора с г-ном Ш(арпантье). Они согласились и покинули гостиную. Воцарилось долгое молчание. Наши глаза избегали встречи, наши мысли тоже боялись встретиться. Вдруг он взял меня за руку, я расплакалась и сказала:– Шарль, теперь я одна на свете. Не станете ли вы моим защитником?– О, – воскликнул он, – я люблю вас и буду любить всегда!– Мой отъезд в Париж, вы ему рады?– Как меня может радовать разлука? Почему бы вам не остаться в Вилье-Элоне?– Моя тетя Гара заменила мне мать. Я должна следовать за ней и ей повиноваться до тех пор, пока не буду повиноваться…Я не решилась продолжать.В ответ я опять получила молчание, и было оно еще более жестоким. Я собрала все свои силы, желая его нарушить.– Я верю, что вы меня любите, – торопливо проговорила я. – И я тоже знаю, что люблю вас. Глубокая привязанность вручила нас друг другу… Но во имя наших отцов на Небесах скажите, Шарль, та ли я женщина, которую вы выбрали себе в жены?– Выслушайте меня, Мария, мои дела идут все хуже и хуже. Могу ли я увлечь вас в бездну полного разорения? Один – Боже мой! – да я все вынесу! Но я не могу допустить, чтобы вы делили со мной лишения. Нет, я восстановлю свое состояние, и тогда…– Тогда в счастье или в несчастье вы выберете меня?– Как я могу связать вас подобным обещанием? Соединить вашу молодую жизнь с моими сожалениями, с моими бедами?– Достаточно, сударь, я поняла вас. Бог вас простит! Вы меня жестоко обманули.Он бросился передо мной на колени, целовал мне руки, сжимал в объятиях.Но Бог дал мне сил. Я поднялась с дивана, громко позвонила в колокольчик и приказала слуге посветить г-ну Ш(арпантье), он намерен удалиться к себе в комнату.Но прежде, чем дверь за ним закрылась, я упала без чувств на пол.Ночь я провела, положив голову на плечо моей бедняжки Антонины. Мы обе с ней были в мрачном отчаянии.На рассвете я услыхала цоканье копыт. Цокала его лошадь. Проезжая под моими окнами, он искал меня взглядом. Но не встретил моего в ответ. Хотя и я провожала его глазами. Трижды он обернулся. Трижды я собирала все свое мужество.Наконец он тронул поводья, пустил лошадь в галоп и исчез. Больше я его никогда не видела» с. 138-140
.Так описывает Мария Каппель свою последнюю встречу с графом Ш(арпантье), окончательно лишившую ее надежды. 12 Согласимся, что трудно быть несчастнее бедной Марии. В двадцать один год она потеряла всех ближайших родственников, которые могли бы ей служить опорой. Лишилась она и последней надежды выйти замуж за любимого человека. После того, как имущество деда было поделено, ей досталось весьма скромное состояние – кажется, восемьдесят тысяч франков. Приходилось надеяться на милость какой-нибудь из тетушек.Ее взяла к себе мадам Гара. Мария прожила в доме семейства Гара уже чуть ли не год Письмо Марии Каппель, воспроизведенное в дальнейшем, относит переданные Дюма события примерно к концу июля 1839 г., так как произошли они «примерно за две или три недели до моего несчастного замужества»
, и вот однажды мой друг по имени Брэндо, директор газеты «Мессаже», зашел ко мне поутру часов в десять и сообщил:– Сегодня я везу тебя обедать в город.– Меня?– Тебя. И никаких возражений. Хочешь ты или не хочешь, поехать придется.– Надеюсь, к кому-нибудь из знакомых?– Разумеется, но ты не виделся с ними добрый десяток лет.– А ты бы не мог сказать, к кому именно?– Мог бы, да не хочу. Это сюрприз.– Одежда парадная – черный фрак, белый галстук?– Именно так, черный фрак, белый галстук. Я заеду за тобой ровно в шесть.– Зачем так рано?– До обеда с тобой хотят немножко поговорить.– Хорошо. Приезжай в шесть.Без пяти минут шесть Брэндо приехал и усадил меня в карету. Спустя десять минут наша карета уже въезжала в ворота банковского особняка и остановилась у дверей человека, чья подпись была неоспоримой коммерческой ценностью. Один приятель написал мне как-то из Марселя: «Ответь немедленно и подпишись Гара».Да, меня в самом деле пригласил на обед г-н Гара, а точнее, г-жа Гара.Два или три раза я встречал Поля Гара в свете, но никогда не был ему представлен и ни разу не говорил с ним.Мы поднялись на второй этаж. Г-жа Поль Гара распорядилась, чтобы меня немедленно проводили в будуар, там она ждала меня.И опять меня охватило замешательство. Даже большее, чем в гостиной г-на Лаффита. А как иначе? Я находился у нее в доме, я не мог называть ее на «ты» в присутствии мужа. В присутствии дочери…– Баронесса, – обратился я к ней.– Маркиз, – отозвалась она с улыбкой.– Может быть, нам перейти на английский, он избавил бы нас от многих затруднений? – продолжал я.– Говори со мной по-французски и так, как привык. Все знают, что мы выросли вместе, никто не обратит внимания.– А твой муж?– Представляя тебя, я шепну ему словечко.– Ну и прекрасно! А теперь позволь тобой полюбоваться.Брэндо не ошибся: с мадам Гара мы не виделись лет десять. Ей уже было тридцать шесть, на десять лет больше, чем на балу у г-на Лаффита, но она не утратила ни своей красоты, ни свежести.– Ты давно не бывал в Вилье-Элоне? – спросила она.– С тех пор, как угощался там утками Монрона.– Но обо всех наших несчастьях ты знаешь: смерть Каролины, смерть нашего дорогого папочки, несостоявшийся брак Марии…– С графом Ш(арпантье)?– Да.– Я слышал, Мария живет у тебя?– А что ей остается?– Я увижу ее?– Конечно! Мало этого, я очень хочу, чтобы ты с ней увиделся. Ты же знаешь ее романтический склад, она тобой восхищается.– А тетушка не разделяет чувств племянницы?– Я никак не привыкну, что имею дело с великим человеком.– Меня бы не порадовало, если бы ты обращалась со мной как с великим. А что с Марией? Ты, кажется, сказала, что хочешь, чтобы я повидался с ней?– Да, хочу.– Я тоже очень хочу с ней повидаться, я не видел ее лет двенадцать, а то и четырнадцать.– Я поручаю тебе сделать ей внушение.– Мне? Внушение Марии? И по какому же поводу?– Честно говоря, не знаю даже, как мне это высказать.– Высказать что?Луиза наклонила ко мне голову и сказала шепотом:– Вообрази себе, она у меня ворует.– Как то есть ворует?– Да, именно ворует.– Ты хочешь сказать, что время от времени она забирает у тебя кольцо или подвеску? Но она права, черт побери! Твоя красота не нуждается ни в каких украшениях!– Представь себе, она ворует у меня деньги.– Деньги?! Не может быть!– На прошлой неделе она украла у меня из кошелька сто франков.Я взял ее обе ручки в свои.– Позволь мне кое-что сказать тебе, милая Луиза. Если Мария взяла у тебя из кошелька сто франков, то виновата ты.– Как это я виновата?– Очень просто. С твоим-то богатством, имея шестьдесят, а то и восемьдесят тысяч ренты, – как ты можешь позволить Марии испытывать нужду в ста франках?– Ах, вот что ты имеешь в виду! Неужели ты думаешь, что она у нас в чем-то нуждается?– Девушки всегда в чем-то нуждаются. И потом, ты не помнишь, что одно время, когда она обедала только льдом и сахаром, у нее была болезненная страсть к воровству? Даже я помню рассказы, как она спускалась на кухню, и если находила там вилку или ложку, то уносила с собой и прятала.– Но это же деньги! Речь идет о деньгах!– Так что же ты хочешь, чтобы я ей сказал? У нас на сцене идет сто комедий про племянников, которые обкрадывают своих дядюшек. Теперь у нас появилась племянница, которая обкрадывает свою тетушку.– Знай я, что ты увидишь тут комедию, а не трагедию, я не стала бы к тебе обращаться.– Надеюсь, ты не собралась обращаться к королевскому прокурору?– Нет, по я подумала, что если человек с твоей репутацией, человек, которого она уважает, сделает ей серьезное внушение…– Я не обещаю тебе, что поговорю с ней очень серьезно, потому что большой серьезности тут не нахожу. Но обещаю поговорить настолько серьезно, насколько смогу. Только прошу разрешить беседовать нам наедине, без свидетелей.– Нет ничего проще. Я тебе ее сейчас же пришлю. Слышишь, часы бьют половину седьмого? Мы садимся за стол ровно в семь. У тебя целых полчаса.– Вряд ли мне понадобится больше.Луиза вышла. Спустя пять минут дверь вновь отворилась, и на пороге застыла Мария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30