— Мне очень неудобно жить так далеко от города, где я не могу никого принимать у себя, — прибавил он.
Не возражая ни слова, Ксения Александровна с тяжелым сердцем стала готовиться покинуть дом, полный для нее самых дорогих воспоминаний. Здесь играла ее дорогая дочь, здесь в каждой комнате, в каждой аллее маленького садика она могла вызвать в своей памяти сияющее, маленькое личико, серебристый смех и невинные шалости своего потерянного сокровища. Укладывая игрушки, детскую мебель и кроватку, молодой женщине казалось, что она вторично теряет свою дорогую Ольгу, и сердце ее сжалось смертельной тоской.
Новое помещение было обширно и изящно. Иван Федорович обставил его с утонченной роскошью. Он нанял многочисленный штат прислуги и предложил Ксении приобрести себе изящные костюмы, так как он решил принимать у себя своих начальников и товарищей.
К великому мучению Ксении Александровны началась совершенно новая жизнь, шумная и рассеянная. Ей уже не приходилось больше учитывать каждую копейку и одалживать в лавках; но вечная толкотня в доме чужих людей и необходимость выезжать и еще чаще принимать у себя страшно раздражали молодую женщину, потерявшую всякий интерес к свету.
Иван же Федорович, наоборот, был веселее, легкомысленнее и жизнерадостнее, чем когда-либо. Вся память его об Ольге ограничивалась большим портретом, который он приказал написать с ее фотографической карточки и поставил на мольберте в своем кабинете.
Что касается Бориса, то Иван Федорович, казалось, боготворил его, наряжал и всячески баловал. Он формально усыновил мальчика и нанял ему француженку-бонну.
Так прошла зима. Весной серьезно заболела бабушка Ивана Федоровича и только после трех . месяцев страданий умерла, к великой скуке своего любезного внучка, который собрался ехать заграницу, а теперь из приличия приходилось отложить эту поездку.
Наконец, старая дама была торжественно погребена, а две недели спустя, в половине августа, Иван Федорович уехал со своим другом Доробковичем в двухмесячный отпуск.
Он решил выдержать курс лечения в Виши, а потом проехаться по Италии. Понятно, жену он и не подумал взять с собой.
Был туманный и холодный сентябрьский вечер. Ксения Александровна задумчиво лежала на кушетке в своем кабинете. Молодая женщина запретила зажигать огонь, так как мрак и тишина благотворно действовали на ее больные нервы. Со времени отъезда мужа она никого не принимала и, жила только прошлым.
В этот день Ксения Александровна была как-то особенно печальна. Осенний дождь монотонно барабанил в стекла окон, и это еще более увеличивало ее меланхолическое настроение. Кроме того, она сильно беспокоилась и думала о Ричарде. Вот уже два года как она не имеет о нем никаких известий.
Он даже ничего не ответил ей, когда она писала ему об исчезновении дочери. Мысль, что. с ее великодушным другом случилось какое-нибудь несчастье, страшно мучила ее. К довершению всего, ее приемный отец не ответил на два ее последних письма, и она решила, что если сегодня или завтра она не получит от него известий, то сама поедет на день в Москву посмотреть, что с
ним.
Она только что окончательно остановилась на таком решении, как вошел лакей и подал ей письмо. Молодая женщина поспешно встала, распечатала пакет и повернула кнопку электрической лампы. Ксения с удивлением увидела, что письмо представляло из себя объемистое послание, состоявшее из пяти или шести листов почтовой бумаги, мелко исписанных чьим-то незнакомым почерком. Невольно она взглянула на подпись и прочла: Юлия Гольцман.
Тогда молодая женщина схватила конверт и увидела, что он адресован Ивану Федоровичу в их дом на Крестовском. На адресе была дважды подчеркнута следующая надпись: «очень важное» и «в собственные руки».
С минуту Ксения находилась в нерешительности. Ей было очень неприятно, что она распечатала чужое письмо, но ее нескромность была невольная, так как Иван Федорович имел обыкновение получать свою корреспонденцию в министерстве.
Тем не менее, молодая женщина продолжала держать письмо в руке, так как последние строчки письма возбудили в ней недоверчивое любопытство. Юлия писала: "Надеюсь, мой дорогой Иван, что ты будешь рассудителен и не откажешься немного поделиться со мной, так как держу пари, ты получил очень хорошее наследство. Иначе, слово Юлии, я открою все твоей жене".
Что могла означать эта угроза и о каком наследстве шла речь?
Ксения Александровна решительно развернула первый лист. Имеет же она, наконец, право узнать, что такое хотят от нее скрыть, и бросить взгляд на шашни своего милейшего супруга...
По мере того, как она читала, лицо ее то бледнело, то краснело, а затем, бледная и расстроенная, она бессильно опустилась на диван. Ксения инстинктивно погасила электричество. Ей необходима была темнота, чтобы собраться с мыслями, все обдумать и принять какое-нибудь решение, а также для того, чтобы скрыть от прислуги свое расстроенное лицо, так как со времени исчезновения Ольги ни разу не бушевала в ее душе такая буря.
Достойной Юлии снова не повезло заграницей. Сначала, правда, она много кутила и очень веселилась. Первой большой каплей горечи была для нее смерть княгини. Об этом ее уведомила ее верная корреспондентка Зоя Дмитриевна, которой она уделила часть своей добычи. Далее она узнала, что Иван Федорович разбогател и переехал с Крестовского. Ловкая и хитрая Юлия Павловна тотчас же пришла к заключению, что княгиня передала своему любовнику большую сумму денег, которые предназначались ее ребенку, но которой воспользовался Иван. В выигрыш в лотерею она не верила и в глубине души решила, что эта выдумка была придумана с целью отклонить подозрения и навсегда скрыть нити интриги.
«Во всяком случае, у меня остается Иван. Правда, у него не так легко выманить деньги, как у Анны Михайловны, но все-таки он не захочет, чтобы Ксения узнала про это дело. Как ни глупа она, но на этот раз может выйти грандиозный скандал», — подумала Юлия и с обычной легкостью утешилась в смерти княгини.
В данную минуту, впрочем, Юлии Павловне не было нужды прибегать к этому источнику. Она приобрела себе любовника в лице одного богатого негоцианта голландца, которого ощипывала достаточно для удовлетворения своих расточительных вкусов, но также и для возбуждения недовольства семьи молодого человека. Именно в ту минуту, когда Юлия Павловна проиграла в Монако большую сумму, туда приехал отец ее любовника и с чисто тевтонскою энергией положил конец этому роману.
Захваченная врасплох, Юлия решила немедленно взяться за Ивана Федоровича. Она прибегла к средству, которое уже раз так хорошо удалось ей. Чтобы доказать, что ей хорошо известна его тайна в самых мельчайших подробностях, она описала всю интригу и довела свою неосторожность до того, что сообщила своему кузену о полученных ею десяти тысячах рублей и изложила ему все свои соображения, доказывавшие ясно, как день, что богатство Ивана Федоровича является следствием наследства, которое княгиня несомненно оставила своему незаконному сыну.
Ничего не зная об отъезде Ивана Федоровича заграницу, она адресовала письмо на Крестовский, оттуда, по ее мнению, оно скорее должно попасть в его руки, чем через министерство, если, как это весьма вероятно, он взял отпуск.
Это письмо, как удар грома, поразило Ксению Александровну и быстро вывело ее из апатичного оцепенения, возбудив в ней такую бурю гнева, презрения и ненависти, что ей казалось, что она задохнется. Вся гордость молодой женщины сразу возмутилась такой жестокой насмешкой над ее самыми лучшими чувствами и таким оскорблением ее прав супруги и ее женского достоинства.
Ее не только предательски заставили воспитывать незаконного сына мужа, но еще принудили теперь жить в этой роскоши, купленной отвратительным позором на деньги женщины, которая не пожелала Ивана мужем, но сумела сделать из него своего любовника. А он! Он позволяет сначала овладеть собой женщине, которая отвергла его, а потом принимает плату за свою позорную роль. Теперь же, пустой и циничный, он чванится этим позорным богатством!
Хриплый вздох сорвался с губ Ксении, и она прижала обе руки к своему трепещущему сердцу. Муж внушал ей глубокое отвращение. Ни одного дня не останется она в этом доме, где каждая вещь казалась ей оскорблением ее чести. Мысль уехать, бежать от этого ненавистного человека и его не менее ненавистной обстановки немного успокоила молодую женщину. Она прошла в свою спальню и заперлась там, чтобы все обдумать и обсудить последние распоряжения.
Два часа спустя она позвала Дашу и спокойным и решительным тоном приказала ей уложить указанные вещи, так как утром она уедет в Москву к своему приемному отцу. Затем она написала Ивану Федоровичу следующее:
«Благодаря случаю или, может быть, по воле Провидения в мои руки попало письмо вашей кузины Юлии, которое открыло мне глаза на ту роль, столько же оскорбительную, сколько смешную, какую я играю в вашем доме. Прилагаемая копия с этого письма вполне объяснит вам мое решение покинуть ваш дом с тем, чтобы никогда уже больше не возвращаться в него". Оригинал я увожу с собой. Против таких людей, как вы, Иван Федорович, необходимо иметь оружие. У вас может явиться фантазия заставить вернуться к вам силой, конечно, а не любовью, так как вы женились на мне исключительно из злобы на госпожу Никифорову, чтобы уколоть ее. Я же не желаю ни пользоваться богатством, столь достойно приобретенным, ни воспитывать вашего незаконного сына.
Ксения».
Запечатав письмо и положив его на виду на письменном столе мужа, Ксения Александровна сама упаковала все вещи, принадлежавшие ее дочери, в том числе все ее фотографические карточки и портрет масляными красками, который сняла с мольберта в кабинете. Иван Федорович мог заменить его портретом своего любимца — незаконного сына. Разыгрывать же комедию жалости к давно забытому ребенку совершенно лишнее.
В эту ночь Ксения Александровна не могла спать. Прошлое и будущее бурно перемешивались в ее уме. Вот каков конец ее романтического супружества, того союза, в какой она вступила, полная любви, надежды, добрых намерений и иллюзий.
Одинокая, разбитая душой и телом, лишенная решительно всего, она возвращалась к своему приемному отцу, чтобы трудом зарабатывать свой хлеб. Однако она предпочитала трудиться, чем что-либо принять от Ивана Федоровича, а пока она найдет себе какое-нибудь занятие. Леон Леонович, конечно, не откажет ей в приюте. Теперь он сделался гораздо экспансивнее и нежнее, чем прежде, а участие, какое он принял в ее несча-стьи, окончательно покорило сердце Ксении.
Молодая женщина встала рано. Она хотела ехать с первым поездом. Надевая уже шляпу, Ксения Александровна вдруг вспомнила про Бориса. Несмотря на все случившееся, в сердце молодой женщины проснулась жалость и участие к невинному ребенку.
Ребенок не был виноват в оскорблении, какое он представлял для нее. Его маленькое сердечко было горячо привязано к ней, кого он считал своей матерью, несмотря на холодность и равнодушие, с каким она относилась к нему со времени исчезновения Ольги.
Колеблющимися шагами направилась Ксения в комнату Бориса и склонилась над его кроваткой. Ребенок крепко спал. Невыразимая горечь сдавила сердце молодой женщины.
«Бедное создание! — думала она. — Ты не виноват в обмане, посредством которого занял место в моем сердце и < в моем доме. В этот час разлуки навсегда я не отниму у тебя то, что дала добровольно. Я буду молить Господа, чтобы Он сохранил тебя и поддержал на пути добра, чтобы Он не допустил заразить твое сердце и сделать из тебя такого же бесчестного человека, каков твой отец».
Молодая женщина положила на минуту руку на кудрявую голову мальчика, и горячая слеза скатилась на его щеку.
Ребенок точно почувствовал эту ласку, заволновался и, протянув к ней ручки, пробормотал:
— Мама!
Ксения Александровна, быстро отступив назад, выбежала из комнаты. Слово «мать» всегда, как ударом ножа, поражало ее сердце. Ее несчастный ребенок не мог уже называть ее этим неясным именем. Ничья рука не ласкает головку ее бедной малютки и вместо кровати с кружевными занавесками ей постелью, может быть, служит грубая соломенная подстилка.
Очутившись на улицах Москвы, Ксения Александровна почувствовала острую боль. Подобно вырванному с корнем дереву, увлеченному бурным потоком к неизвестной цели, она возвращается сюда, где выросла, чтобы начать жизнь, полную борьбы и труда и лишенную всех радостей и надежды.
Приемный отец ее был дома. Нежная, хотя и спокойная радость, с какой он принял ее, благотворно подействовала на раздраженную душу молодой женщины.
Леон Леонович сильно постарел. Причиной же его молчания была серьезная болезнь.
С глубоким искренним участием смотрел он на похудевшее и расстроенное лицо своей приемной дочери. Когда же последняя хотела рассказать ему о событиях, приведших ее к нему, и о своем намерении искать занятия, Леон Леонович перебил ее и просто заметил:
— Дорогое дитя мое! Отложим до завтрашнего дня все серьезные разговоры. Ты возвращаешься под отцовскую кровлю — это твое право, и не требуется никаких объяснений. Твой вид достаточно ясно доказывает, что важные причины заставили тебя покинуть Петербург. Ты мне скажешь их, когда отдохнешь и успокоишься.
Твои девичьи комнатки сохраняются в том же виде, в каком ты их оставила. Старуха Катерина отнесет туда твой багаж. Ты же закуси, а потом иди отдохнуть.
Взволнованная и признательная Ксения поцеловала руку старика, но Леон Леонович неожиданно привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
— Бедное дитя мое! Ты тысячу раз желанная здесь. Я буду счастлив, если ты можешь остаться у меня и захочешь украсить своею любовью конец моих дней. Проникнись же хорошенько тем убеждением, что ты здесь у себя, что тебе незачем куда-нибудь идти и что только твое собственное желание может разлучить нас.
Трудно описать чувства Ксении, когда она вступила в свою прежнюю, чистую и кокетливую комнату, где шесть лет тому назад она предавалась радужным мечтам, увы, так скоро разбитым. Ее невыразимо тронуло, что ее приемный отец сохранил эту комнату в неприкосновенном виде. Мало-помалу она начала успокаиваться, страшное напряжение ее нервов разразилось благодетельными слезами, и она - уснула глубоким, укрепляющим сном.
На следующий день Ксения была уже гораздо спокойнее.- Когда после завтрака Леон Леонович увел ее в свой кабинет, молодая женщина, не слишком волнуясь, рассказала ему причины своего бегства и показала письмо Юлии.
— Все, что я узнал, только подтвердило мои давнишние предположения, о которых я не хотел говорить тебе, — заметил Леон Леонович, с отвращением складывая послание Юлии Павловны.
Затем, устремив на Ксению проницательный взор, он спросил:
— Скажи мне откровенно, дитя мое, любишь
ли ты еще Ивана Федоровича?
— О! Нет, нет! Я ненавижу и презираю его, -вскричала Ксения, дрожа всем телом.
— В таком случае, надеюсь, ты предоставишь мне полную свободу действий, чтобы освободить тебя от этих недостойных уз. Я только упрекаю себя за то, что дал разрешение на этот брак; теперь же я считаю, что настала удобная минута расторгнуть его.
— Ты хочешь начать процесс о разводе? Подумай только, какой это вызовет скандал! — сказала, бледнея Ксения.
— Я постараюсь, чтобы это дело вызвало как можно меньше шума. Это также в интересах самого Герувиля. Если же мы пропустим настоящий случай, то ты на всю жизнь останешься в зависимости от этого человека. Или ты думаешь, что он не захочет дать тебе свободу?
— Если он сделает это, то только по злобе, так как он никогда не любил меня, и мое присутствие только стесняло его, — с горечью ответила Ксения.
— Я сам поеду в Петербург и переговорю с твоим мужем. Когда он возвратится?
— Через три недели.
— Отлично! А пока мы устроимся здесь. Тебе необходимо нанять камеристку и кухарку. Моя старая Катерина хочет уйти в богадельню. Кстати, камердинер твоего мужа согласится перейти на службу ко мне? Он человек старательный и очень нравится мне; я ему дал бы такое же жалованье, какое он получает у вас. А так как его жена была всегда твоей горничной, то ты будешь иметь при себе знакомое лицо. У нас здесь есть свободная комната, заваленная старыми инструментами и бумагами; ее можно будет освободить и отдать им.
— Отличная мысль! Я убеждена, что Иосиф с Дашей с радостью приедут сюда. Это я устроила их брак и крестила их дочь. Оба они очень привязаны ко мне. Кроме того, Иосиф очень обижен тем, что Иван Федорович взял с собой камердинера-француза, а его, так сказать, отстранил на второй план. Я сегодня же напишу Даше.
Месяц спустя приехали Иосиф с Дашей. Они рассказали, что Иван Федорович приехал в самом прекрасном расположении духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22