..
Долго рассматривал он картину, и вновь ревность охватила его с такой силой, что ему стало невыносимо кого-либо видеть. Он ушел к себе и, под предлогом головной боли, послал извиниться, что не выйдет к вечернему чаю.
Барон мало спал в эту ночь. Комната его исходила на двор, и из окна он видел, как прибыл Станислав и снова уехал встречать на станцию жену и тестя.
Волнуемый смутными чувствами, в которых никак не мог разобраться, барон с нетерпением ожидал возвращения Станислава; его сердце тревожно забилось, когда у подъезда остановилась коляска, в которой сидели Адауров с дочерью, и когда Земовецкий стал высаживать жену, что-то тихо нашептывая ей на ухо. Барон покраснел, но все-таки от него не укрылось, что молодая была грустна и бледна и избегала, как будто, смотреть на мужа.
Марина действительно чувствовала себя все время как бы под гнетом кошмара. Во время венчания она была так взволнована, что вся церемония прошла точно мимо нее, не оставив никакого впечатления; ее всецело поглотила одна гнетущая мысль, что отныне она навеки связана неразрывными узами с человеком, который ей противен, и что тяжесть взятых на себя обязанностей превышает ее силы. Наружно она выдержала свою роль с таким совершенством, о котором даже не подозревала. Лишь по отъезде графа, когда она осталась одна на несколько часов, слезы и жаркая молитва облегчили ее тяжелый душевный гнет.
В пути она была уже спокойнее. Под маской застенчивой сдержанности в душе Марины таились энергия и сильно развитое чувство долга. Каковы бы ни были причины ее брака, она считала своей обязанностью пересилить отвращение и сделать их совместную жизнь сносной.
По приезде в Чарну граф повел жену и тестя в апартаменты бабушки. Графиня очень ласково приняла Марину и была любезна с Павлом Сергеевичем, приглашая его подольше погостить у них; но Адауров сказал, что после венчания, немедленно принужден выехать обратно.
После приема у старой графини, Земовецкий провел Марину в ее помещение, роскошно и со вкусом отделанное и через маленький коридорчик соединявшееся с его комнатами. Марина была так утомлена, что приняла ванну и легла спать, приказав разбудить себя в четыре часа, чтобы переодеться.
Замковая «каплица» была роскошно украшена цветами и зеленью; убранный редкими растениями алтарь представлялся живописной беседкой, а яркий свет люстр освещал богатое облачение священника и пышные Наряды приглашенных.
Вошла Марина — очаровательная в своем воздушном кружевном платье — и преклонила колени на красной бархатной подушке, лежавшей на ступенях алтаря; а когда она подняла на ксендза свои чудные, бархатные глаза, тот даже на мгновение зажмурился. Это было действительно видение его грез, но только более прекрасное и обаятельное, чем на картине. В это же время злобное, жестокое торжество проснулось в его сердце: между ней и графом, стоявшим на коленях рядом, он вырыл пропасть; это было вполне справедливое наказание за беспутную жизнь.
Спрятавшись за толпой, бледный Реймар стоял, прислонясь к стене и тоже не сводил глаз с новобрачной. Его сердце усиленно билось, и он с тревогой искал в глазах Марины разгадку ее душевной тайны. Но взгляд ее был так чист и искренен, что не было сомнения:' она ничего не знала о порочном, преступном прошлом ее мужа. Кроме того, она не выглядела счастливой: в ее глазах таилась глубокая печаль, и стиснутые губы придавали лицу горькое выражение. В таком случае какая же причина вызвала подобный брак?
Реймар взглянул на двоюродного брата. Бледное лицо Станислава не выражало ничего, и ревнивое чувство подсказало барону, что у того тоже не было истинного, глубокого чувства.
«Как мог Станислав, считавший себя таким знатоком женской красоты, оставаться слепым? Или, пресыщенный жизнью, он считает законной данью обладание всякой красивой женщиной?» — думал барон.
После венчания молодых окружили, и начались поздравления. В числе прочих гостей подошел и барон. Неожиданно увидав его перед собой, Марина вздрогнула, и легкий румянец вспыхнул на ее бледном лице, но она тотчас же овладела собой, и на его приветствие ответила холодно вежливой фразой и легким наклонением головы. Барону показалось даже, что она враждебно взглянула на него при этом, и смутное, беспокойное чувство охватило его. Выпив за здоровье новобрачных бокал шампанского, он отошел, а затем спустился в сад и ушел в самую глушь, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли.
В доме, между тем, царили оживление и веселье. Молодая графиня своей красотой и привлекательностью произвела на всех прекрасное впечатление.
В десять часов уехал Павел Сергеевич, нежно простившись с дочерью. Марина расплакалась, прощаясь с отцом, но тот дружески потрунил над ее слезами, не подозревая, конечно, какой тяжелой ценой дочь купила ему его призрачное счастье...
Ужин должен был быть около полуночи, и графиня Ядвига с несколькими пожилыми дамами пошла отдохнуть, а прочие гости ушли на террасу или разбрелись по иллюминированным аллеям парка.
Был май месяц, весна рано началась в этом году, и тихая, ясная, чуть прохладная ночь, наполненная запахом цветов и молодой зелени, ласкала негой и покоем.
Марина тоже вышла с гостями на террасу, но незнакомое общество и разговор на мало понятном языке раздражали ее; улучив минуту, она незаметно спустилась в сад и медленно пошла по дорожке вдоль замка.
Тяжелые мысли роились у нее в голове. Теперь, после отъезда отца, она осталась совсем одна; а тут, в тот самый момент, когда началась ее мучительно тяжелая жертва, — совместная жизнь с мужем, она столкнулась с бароном, человеком, который все же занимал особое место в ее сердце. Как надменно и сдержанно он отнесся к ней; его губы едва коснулись ее руки; как холодно и равнодушно глядел он, пока цедил свои банальные пожелания и поздравления... Он, вероятно, презирает ее за то, что она вышла замуж за пустого и легкомысленного графа Станислава, которого он сам осуждал когда-то.
Сердце ее усиленно билось, а в душе поднималось чувство горечи и возмущения. Разумеется, барон не подозревает, что она пожертвовала собой. Но какое же имеет он право осуждать ее, даже если бы она, действительно, полюбила графа? Что ему за дело до этого? Ведь он же сам отвернулся тогда от нее, видя в ней «ядовитый цветок», от которого счел нужным спастись бегством.
Уйдя в свои бурные мысли, она не обращала внимания, куда шла и, когда оказалась перед террасой, убранной цветами, то приняла ее за ту, которая примыкала к ее комнатам. Торопливо войдя по ступенькам, она, к своему удивлению, увидала, что очутилась у входа в широкую и длинную галерею, уставленную зеленью и статуями; неподалеку, перед большой ярко освещенной картиной стоял, скрестив руки, в задумчивой позе барон Фарнроде.
Первой мыслью Марины было уйти: встреча с человеком, о котором она только что думала, была ей неприятна и тяжела; но гордость взяла
верх.
Она подошла к нему и сказала:
— Не можете ли вы, барон, помочь мне ориентироваться. Я не знаю, куда попала и как пройти в залу...
Она замолчала, разглядев картину, перед которой стоял барон. То был «Блуждающий огонек».
Барон обернулся и мрачно, почти враждебно взглянул на стоявшую перед ним Марину.
— Я к вашим услугам, графиня. Но что за чудное произведение эта картина! Я только что любовался ею. Какой громадный талант надо иметь, чтобы создать такую сильную вещь.
— Вам понравилась идея картины? Я тоже нахожу, что она очень удачно выполнена, — глухим голосом ответила Марина. — Очень жизненным, не правда ли, вышел и этот предусмотрительный рыцарь, который, хотя и занес уже было ногу, однако не двигается с места, боясь как бы «блуждающий огонек» не увлек его на гибель.
— Да, — сухо ответил барон, — болотная тина породила это заманчивое видение, и его чары отравлены, а счастье, которое оно сулит, есть только тот призрачный огонек, за которым притаилась смерть. Горе тому, кто, поддавшись чувству, пойдет за таким существом без сердца.
При последних словак Марина слегка прикусила губы, точно хотела подавить острое чувство боли.
— Я должна, однако, его защитить, так как служила его прообразом. Хотя не думаю, что граф Станислав рискует в данном случае спасением души. Бедный, одинокий «огонек»! Он и не знал, что добродетель так сурова, безжалостна и слепо судит, не задумываясь даже, заслужен ли приговор?.. Но довольно метафор, будем говорить прямо. Скажите, барон, отчего вы так строги ко мне? Осудить молодую девушку, решив, что она ядовитый цветок только потому, что росла на болоте, довольно легкомысленно; а между тем, насколько мне известно, я не тянулась преступной рукой ни за каким рыцарем «без страха и упрека», не становилась намеренно поперек его дороги и не пыталсь смущать его святую непорочность.
Голос изменил ей, она порывисто дышала, губы дрожали. Барон густо покраснел.
— Простите, графиня, мои необдуманные слова. Да и по какому праву смел бы я вас осуждать? Мне остается только пожалеть, что молодое создание, которому Бог дал ангельскую красоту, вступает в такую нравственную грязь. Вы правы, мои убеждения строги и потому меня возмущает ваш выбор. Берите, кого хотите, хотя бы столь же распущенного человека, как и Станислав, но только не его!..
Марина была бела, как ее платье, и широко раскрытыми глазами недоумевающе гладела на барона. По ее лицу ясно было видно, что она не поняла истинного смысла слов, и тот вздрогнул.
Но барон не успел что-либо прибавить, потому что в эту минуту в галерею вбежала запыхавшись Камилла.
— Я вас всюду ищу. Пани графиня просит сейчас вас пожаловать к ней на пару слов, — обратилась она к Марине.
Та провела рукой по лицу и ответила: — Хорошо, я иду за вами.
Графиню она нашла в сводчатой, как и гостиная, спальне. Большая постель под балдахином, аналой и потемневшая от времени дубовая резьба по стенам придавали комнате вид опочивальни какой-нибудь настоятельницы средневекового аббатства.
Усадив Марину, графиня пристально, как будто даже сочувственно, поглядела на нее и затем, подавив вздох сожаления, тихим, медоточивым голосом начала:
— Милое дитя, я попросила вас ко мне для очень важного и серьезного разговора. Мне придется коснуться разных неприятных и тяжелых обстоятельств. Бог свидетель, насколько мне это тяжело, но я считаю своим нравственным долгом сказать всю правду...
— Я вас не понимаю, — сказала удивленная таким вступлением Марина.
— Вы сейчас все поймете. Я вас слишком мало знаю, чтобы судить: неведение или нравственная распущенность руководила вами при заключении вашего брака, который, увы, совершился. Но весьма возможно, что вы не отдавали себе отчета, какой ужасный трех вы совершаете, станозясь женой человека, который был возлюбленным вашей матери...
— Моей мачехи, хотели вы сказать, вероятно. Ведь, чтобы спасти честь Юлианны и, вместе с тем, сберечь счастье моего отца, я и вышла за графа. Но я не считаю, чтобы это был грех, — презрительно ответила Марина.
— Несомненно, ваше побуждение очень похвально, а все-таки Стах был в Монако возлюбленным вашей родной матери, и потому ваша супружеская жизнь будет мерзостью...
— Это неправда!.. Это ложь! — вне себя от негодования вскрикнула Марина, и в ее голосе зазвучали слезы.
— Я не привыкла лгать, милая моя! Но чтобы положить конец нашим пререканиям, возьмите и прочтите это письмо, писанное вашим мужем, и... вы убедитесь.
Марина почти вырвала у нее письмо и жадно пробежала отмеченные красным карандашом строки:
«Я поражен, с каким талантом ты следишь за мной, где бы «я ни был, вдали от тебя, или вблизи; однако твои опасения, как бы я не женился на прекрасной Адауровой, напрасны. Хотя, раз ты осведомлена о моих проказах, не стану отрицать, что эта женщина дьявольски хороша собой и обольстительна; но в мои годы, поверь, не женятся на своей любовнице, у которой к тому же семнадцатилетняя дочь. Столь же неосновательны и твои опасения, что я разоряюсь на Адаурову. Она довольствуется моей любовью и сама оплачивает как свои расходы, так и проигрыши в Монте-Карло. Я же подношу ей только цветы и конфеты»...
Последние строки Марина видела уже как в тумане, в ней все дрожало от стыда, гнева и отчаяния. Перед ней раскрылась завеса и обнажила нравственное падение ее матери, подтвержденное этим письмом, каждое слово которого было для нее пощечиной. Но вместе с тем, она поняла всю низость и злобу этой женщины, которая разоблачила перед ней грустную истину, когда уже все было кончено.
— Зачем же вы сказали мне про это только теперь, когда я уже связала себя навеки? — почти крикнула она.
— Чтобы предупредить отношения, которые считаю преступными, пока наша святая церковь не простит грех и милосердно не разрешит вам супружескую жизнь.
Марина вскочила, судорожно комкая в руке предательское письмо.
— Я не нуждаюсь ни в прощении, ни в дозволении вашей церкви и никогда не буду принадлежать вашему внуку, — сказала она, смерив графиню гневным взглядом, и затем почти бегом бросилась из комнаты.
В гостиной она чуть не столкнулась с входившим бароном, но, по-видимому, даже не заметила его, и сбежала в сад, где в изнеможении упала на скамью под развесистым дубом. Она задыхалась; ни разу еще подобная буря не бушевала в ней. Она винила себя и в глупом ослеплении, и в непростительной наивности. Она чувствовала отвращение и к себе самой, и к той грязи, в которую окунулась, но из которой уже не было выхода.
— Умереть!.. Одна смерть освободит меня и разрешит вопрос, — пронеслось в ее разгоряченной голове. — Да, она хочет умереть, но как?..
Мысли путались, как вдруг она вспомнила, что когда они подъезжали утром, она видела в парке, поблизости от дома, речку. Вот где блаженный покой — там, в свежей, тихо журчавшей воде.
Оставшись один после ухода Марины из галереи, барон беспокойно шагал взад и вперёд.
Что Марина ничего не знала о прошлом, было бесспорно, что она не любит Станислава, тоже не подлежало сомнению, а между тем она вышла за него замуж... Почему? Тут скрыта какая-то тайна. Что означает, наконец, это приглашение бабушки? Что может она ей сказать такого, что не терпит отлагательства до завтра? Его охватило непреодолимое желание все знать и все выяснить. Черт возьми, не чужой же он здесь!
Не раздумывая, он быстрыми шагами направился в апартаменты старой графини. Если Марина уже ушла, он переговорит с бабушкой.
При входе в приемную он чуть не столкнулся с выбежавшей Мариной, но та как будто не заметила его и скользнула мимо. Она была смертельно бледна, вид у нее был расстроенный, а взгляд какой-то блуждающий, рассеянный.
Барон встревожился, охваченный к тому же недобрым предчувствием, и стремглав вошел в спальню бабушки, что помешало отцу Ксаверию выйти из ниши, в которой он прятался, закрытый тяжелой занавесью.
Графиня вздрогнула, когда неожиданно вошел
внук.
— Господи Боже! Ты, кажется, с ума сошел? Что означает твой внезапный приход?
— Я хочу, наконец, знать побудительные причины этого отвратительного брака, который тебе, как женщине набожной и строгих правил, не следовало допускать, — возбужденно сказал барон, что вовсе не соответствовало его хладнокровию.
Графиня пробовала было уклониться от прямого ответа, но настоятельные вопросы внука заставили ее говорить, и она взяла с Реймара клятву молчать.
— Пожалуйста, успокойся! Я и без клятвы буду молчать про семейные дела; а тут, я чувствую, таится какой-то скандал. Что ты сказала Марине? Я видел сейчас, что она как безумная выбежала от тебя.
По строгому лицу графини пробежало выражение тревоги, и она спешно рассказала приключение Юлианны и причины, заставившие Стаха жениться.
— Конечно, только необходимость могла меня принудить согласиться на этот мерзкий брак; но предупредить грех я считала своим долгом, потому что на Стаха нельзя рассчитывать, когда дело касается хорошенькой женщины. Поэтому я обратилась к совести Марины; и вообрази, эта глупая девчонка ничего не знала о похождениях своей мамаши. Сначала она даже верить мне не хотела, но я показала ей письмо Стаха, вполне подтвердившее мои слова. Однако, если она так трагически отнеслась к делу, иди, милый Реймар, и утешь эту дуру, а то она учинит еще скандал, который может обнаружить всю историю. Ведь если Адауров узнает правду, это может плохо кончиться и для Юлианны, и для Стаха.
Барон молча слушал и в первую минуту не знал, что делать. В голове вихрем пронеслась мысль, что Марина — жертва подлой интриги, что он не разгадал ее души, а когда мог спасти, не пожелал этого и теперь виноват в ее разбитой жизни.
Это оцепенение, однако, быстро рассеялось. Прежде всего, надо отыскать Марину и предотвратить возможное несчастье или скандал.
— Воспользоваться неопытностью и великодушием этого ребенка, чтобы прикрыть свои похождения, вполне достойно кузины Юлианны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16