Больше о ней не было слышно. Муж, между тем, погиб в бою, а дочь постриглась в монастыре, и младший брат стал родоначальником нынешних Земовецких. Поучительная история, не правда ли? А я нашла место, где та москалька была заключена; пойдемте, я вам покажу.
Она встала, подошла к книжным полкам, нажала какую-то пружину, и тотчас открылась скрытая в резьбе дверь. Холодный, спертый и сырой воздух пахнул в лицо; но, не обращая на это внимания, графиня нагнулась и взяла стоявший в углу фонарь.
— Зажгите его, отец. Лет тридцать, а то и больше, я туда не ходила.
Ксаверий безмолвно зажег восковую свечу в фонаре, и они вошли в узкий проход, в конце которого лестница в тридцать ступеней оканчивалась внизу массивной, окованной железом дверью, снабженной засовом; тяжелый замок валялся на полу. Когда дверь была отворена, стало видно круглое подземелье с низким каменным сводом. Ксендз приподнял фонарь и с любопытством осмотрел каземат.
У стены, на низкой каменной скамье лежала куча мусора, должно быть сгнившая солома, и одеяло из красной истлевшей материи, все в лохмотьях; наверху висел черный крест с пожелтевшим телом Христа из слоновой кости. Неподалеку от входа, на каменном столе стояла глиняная кружка и серебряный, почерневший от сырости кубок; частью на земле, частью на столе разбросаны были бусы четок; тут же лежала плеть трехвостка и книга в кожаном переплете с серебряными углами.
С злобной усмешкой графиня взяла плеть и взмахнула ею по воздуху.
— Хроника не говорит, сама ли кающаяся бичевала свое грешное тело, или капеллан, а может брат мужа наказывал ее, когда она бывала чересчур строптива. Во всяком случае, это прекрасное средство помогает побеждать упрямство, — лукаво заметила она.
— О, несомненно, — ответил, отворачиваясь, Ксаверий.
Ему невольно представилась картина: Марина, запертая в этой зловонной тюрьме, а он хлещет бичом ее беломраморное тело. Не то от страсти, не то от жалости по его телу пробежала холодная дрожь. Но нет, это нежное, хрупкое создание не умрет в этой отвратительной яме; только такой дьявол, как эта старуха, может придумать подобную подлость. А он зорко будет смотреть, чтобы Марина не попалась в западню.
Было уже поздно, когда отец Ксаверий вернулся в свою комнату, мрачный и возбужденный; он перечел дарственную запись на довольно значительную сумму в пользу общества распространения католичества и затем сердито швырнул его в ящик своего стола.
— Дорого я заплатил за этот клок бумаги, чтобы обрадовать его высокопреосвященство архиепископа... Но как мне гадко было покупать его ценой ласки старой ведьмы. Тьфу! Вот уж служение церкви, о котором не упоминалось в моем обете. Вероятно, это входило в понятие «послушания»?..
Он разразился злобным насмешливым хохотом и, захлопывая с шумом стол, проворчал сквозь зубы:
— Если я уж обязан служить церкви подобным образом, то, конечно, могу без зазрения совести воспользоваться тем же способом .в личных интересах, для собственного услаждения.
Несколько дней спустя один из соседей помещиков устроил по случаю семейного торжества пикник. Граф счел нужным присутствовать на празднестве и пожелал, чтобы Марина ехала с ним. По обыкновению, она согласилась не протестуя и в условленный час села в карету рядом с мужем.
Переезд совершался в полном молчании. Откинувшись в угол экипажа, Марина задумалась, позабыв о соседе; наоборот, глаза Станислава упорно взглядывали на очаровательную фигуру жены, и ему казалось, что никогда она не была так хороша, как сегодня. Ее глубокое и явное равнодушие злило и оскорбляло его, избалованного до пресыщения светскими победами, и эта неудача у собственной жены приводила его в бешенство.
На празднике Марина имела большой успех, и целая толпа поклонников осыпала ее любезностями и вниманием; она была очаровательна в белом, убранном кружевами платье, которое донельзя шло к ее воздушной красоте и грациозным, медлительным движениям.
Станислав прямо задыхался от злобы и стал открыто ухаживать за хорошенькой и кокетливой вдовушкой, надеясь возбудить ревность жены, но та даже не заметила явного флирта мужа, и лишь общество подивилось легкомыслию молодого графа. За обедом, которым закончился праздник, Станислав хлебнул больше обыкновенного, и вот, с разгоряченной головой, волнуемый ревнивой злобой, оскорбленным самолюбием и страстью, ехал он домой. Хотя он упорно молчал всю дорогу, тем не менее придумывал разные способы положить конец отношениям с женой, ставшим невыносимыми.
В это время экипаж въехал в парк и, ударившись обо что-то, остановился. На вопрос графа кучер отвечал, что одна из лошадей споткнулась и, должно быть, вывихнула себе ногу, но что шагом еще можно кое-как добраться до замка. Тогда граф приказал лакею сбегать домой за лошадью, пока они тихо поедут дальше.
— Вечер чудный, и мы могли бы дойти пешком, чтобы не утомлять бедное животное, — заметила Марина, высовываясь в окно и осматривая, где они находились.
Садясь на свое место, она столкнулась с мужем, который тоже смотрел в окно, и его щека коснулась ее щеки. При этом прикосновении вся его страсть вмиг вспыхнула. Обхватив жену, он страстно прижал ее к себе и покрыл горячими поцелуями.
— Мара, Мара! Прогони тени, которые вызваны между нами людской злобой и не дают нам жить естественной жизнью, — шептал он, целуя ее. — Ты не виновата, что роковая случайность столкнула меня с твоей матерью... Дай мне любить тебя и полюби ты меня. Ведь это наше право, наш долг!..
Марина молча отбивалась и старалась высвободиться.
— Оставь, ты не смеешь так поступать. Не вынуждай меня кричать перед людьми... — прошептала она задыхаясь.
— Кричи, мне все равно! Ведь, над тобой же будут смеяться, что ты орешь, когда тебя обнимает муж.
С силой, на которую тот не рассчитывал, она оттолкнула мужа и, распахнув дверцу, выскочила на землю.
Перепрыгнув придорожную канаву, она очутилась в знакомой ей аллее парка, а дальше начиналась уже чаща, прорезаннач разветвлявшимися в разные стороны дорожками и прозванная лабиринтом. Марине хотелось поскорее добраться туда, чтобы там спрятаться, тем более, что уже спускались сумерки. Но Станислав угадал ее намерение и хотел объясниться, раз уж вопрос об их отношениях был поставлен на очередь. Не теряя времени, он выскочил из кареты.
— Поезжай тихонько, Войтех, а мы с графиней пойдем до дома пешком, — крикнул он кучеру и зашагал за женой.
Марина сознавала, что граф сейчас ее догонит, а чем дальше она уйдет от большой дороги, тем более рискует очутиться во власти мужа, которого еще ни разу не видала в таком возбужденном состоянии; но отвращение и гнев тотчас вернули ей мужество.
Неподалеку, бурля и пенясь о камни, протекала речка; берег в этом месте был высок и обрывист. Она бросилась к речке и прислонилась к дереву в тот самый момент, когда к ней подошел запыхавшийся взбешенный муж.
— Что означает ваше нападение и это преследование? Разве так держат данное слово? Я считала вас более порядочным человеком.
В тоне ее голоса слышалось глубокое негодование и презрение.
— Это означает только, что я безумно обещал то, что не в состоянии исполнить, а смешная и ненормальная жизнь, которую мы с тобой ведем, продолжаться дальше не может. С меня довольно! Поняла? По всем законам, божеским и человеческим, ты принадлежишь мне, ты — моя жена, и я тебя люблю.
Голос его дрожал от гнева и страсти.
— Когда я выходила за вас замуж, я не Знала прошлого. Ведь я же, поймите, дочь той, которую вы любили всего год назад. Я не потеряла еще страха перед Богом и тем ужасным греком, который теперь стоит между нами, чтобы...
— Все это глупости, отживший романтизм, — вне себя, перебил ее граф. — Оглянись вокруг и посмотри, что творится в обществе: на всяком шагу ты увидишь то отца возлюбленным своей невестки, то дам, берущих в обожатели мужей сестер; а мужчинами, которые женятся на дочерях своих прежних любовниц, хоть пруд пруди, и гром небесный, однако их не поражает... Прошли те времена, когда верили в угрозы муками ада. Я же хочу найти счастье в твоих объятиях, чаровница; твои бархатные глазки околдовали меня, и волей или неволей, а ты будешь моей...
— А я предпочту смерть в этой реке подобному «счастью». Неужели вы не понимаете, какое непобедимое отвращение внушает мне ваша грязная любовь и вы сами — развратник без веры и совести? Да, да, вы мне отвратительны, гадки... Конечно, я не властна против насилия, но знайте, что день, в который вы нарушите данное мне слово, будет последним в моей жизни.
Видя, что граф с раскрасневшимся лицом собирается подойти к ней, она проворно отступила на самый край берега.
— Уйдите и дайте мне вернуться домой. Или вы намерены, как разбойник, обесчестить меня на большой дороге? — дрогнувшим голосом произнесла она..
От быстрого движения Марины глыба земли обвалилась с берега, и из-под ее ног камни с шумом посыпались в воду.
Испуганный граф побледнел и попятился.
— Иди, но знай, что в свое время мы возобновим этот разговор. Чем тянуть подобную жизнь, я скажу всю правду твоему отцу и готов с ним драться.
Он повернулся и скрылся за поворотом аллеи. Ошеломленная Марина простояла еще некоторое время, а потом пошла в замок. В ней все дрожало и ныло внутри, а сердце билось до боли.
Она ясно видела страсть в глазах мужа; значит, ее единственная верная защита — равнодушие Станислава — более не существовала.
Между тем, в глазах посторонних граф оказался бы совершенно правым, а ее поведение по отношению к мужу, свободно, по-видимому, ею избранному, непростительным. Она сомневалась, конечно, чтобы он привел в исполнение свою угрозу... Ну, а если он все-таки, ей в отместку, поступит, как грозил? Что тогда? И при одной этой мысли холодный пот выступал на лбу. Но и помимо этого, если что-нибудь дойдет до Павла Сергеевича о их семейном разладе, такой слух несомненно разбудит его прежнюю ревнивую подозрительность, которую рассеяло лишь ее обручение с Земовецким. Ей вспомнились некоторые тяжелые эпизоды подобного рода, а в памятный день столкновения с Тудельской Юлианна сама призналась, что муж неоднократно делал ей уже сцены из-за Станислава, и это именно было причиной решения Марины. Теперь, если так или иначе истина раскроется, ее жертва пропала даром...
Занятая своими тревожными думами, Марина быстро шла, не обращая внимания на кустарник, кочки и ветки, раздиравшие ей платье, на росу, которая вымочила ей ноги. Не отдавая себе отчета, она шла вдоль реки, казавшейся ей верной защитницей, и потому сделала большой обход.
Наступила уже ночь, когда она подходила к замку. Луна была в первой четверти и тускло освещала аллею вдоль стены дома. Марина шла быстро и неожиданно наткнулась на высокую фигуру отца Ксаверия, которого сначала не заметила. Как, вы вернулись одна, графиня, и пешком? — спросил удивленный ксендз.
— Да. Лошадь вывихнула себе ногу, и пришлось выйти из кареты. Вот я и пришла через парк, — нехотя ответила она и хогела пройти мимо.
Но зоркий взгляд ксендза уже подметил, что платье ее было выпачкано и мокро, дорогое кружево на одном из рукавов разорвано, а лицо было бледно и глубоко взволновано. Очевидно, между супругами что-то произошло, и он должен знать, что именно.
— И граф отпустил вас одну? — недоверчиво спросил он. — Нет, что-то случилось... вы так бледны и расстроены...
Он схватил ее похолодевшую руку и крепко сжал в своей.
— Скажите, что вас встревожило? Будьте откровенны, графиня. Ведь вы здесь одиноки, без поддержки и совета, между ненавидящей вас пани Ядвигой и графом, который вовсе не так равнодушен, как кажется. Доверьтесь и примите мою помощь. Если мой житейский опыт, знание и духовный авторитет могут быть вам полезны — воспользуйтесь ими безбоязненно, прошу вас.
Марина не отняла своей руки. Б его голосе звучало правдивое, горячее участие, а в глазах отражалось искреннее сожаление взрослого, который хотел бы утешить ребенка. Да, он прав: она здесь одна, без друга и советника.
Марина была в таком состоянии, когда душа жаждет излить свое горе, услышать слово утешения и мудрый совет, способный успокоить душевный разлад. Да почему, наконец, ей не посоветоваться с ним? Ведь это — единственный человек, протягивающий ей здесь руку помощи. По ее неопытности у Марины даже не шевельнулось подозрение, что ксендз мог питать к ней более горячее чувство, и что под его сутаной могла таиться страсть, более сильная и упорная, чем у Станислава, который в своей жизни любил до пресыщения, тогда как этот был впервые порабощен своим чувством.
— Спасибо вам, отец Ксаверий, за доброе слово. Ведь вы тоже служитель того самого Бога, которому мы оба поклоняемся; так почему бы мне и не открыть вам мою душевную муку? — тихо сказала она.
— Да, у меня с графом произошла неприятная сцена, которая ясно показала, что данное после свадьбы слово меня больше не ограждает... Я не вижу выхода из этого положения и не могу даже обороняться открыто, чтобы не вызвать пересудов или громкого скандала, который, дойдя до отца, обратил бы в ничто мою жертву. Одно, что могло бы все разрешить, так это моя смерть... Я устала жить и не дорожу жизнью, но меня удерживает и мучает сомнение, как Господь осудит мою мятежную душу, если она самовольно предстанет пред Ним, не будучи призвана?
Ксендз вздрогнул и пристально поглядел на ее расстроенное лицо и влажные от слез глаза.
— Кто же из нас, смертных, осмелится определять границы милосердия Божия? Но церковь, которой служу я, считает самоубийство столь тяжким грехом, что лишает самоубийцу священной могилы, церковных молитв и изгоняет его с кладбища. Страждущая душа его, -- учит церковь, — блуждает во мраке ада... А разве ваше вероучение проповедует не то же самое? Священник, направляющий вашу совесть, должен был разъяснить вам, какой страшный грех — даже сама мысль о самоубийстве. Неужели у вас нет духовного отца, который утешил бы вас и поддержал?..
Марина опустила голову и уклонилась от прямого ответа.
— Да, моя церковь тоже осуждает самовольную смерть, и я буду отвержена, если наложу на себя руки; а все-таки, что же мне остается, чтобы избежать любви моего мужа, к которому я чувствую только отвращение? Вот вы, отец мой, духовник, постарайтесь втолковать ему, как ненавистно мне его чувство; убедите его, что честный человек должен держать данное слово.
— Постараюсь, — сказал отец Ксаверий после некоторого молчания. — Конечно, граф не избег пагубного влияния окружающего его безобразного и безнравственного общества; поведение его доказывает вам, как он мало стесняется правилами христианской нравственности, которую он прямо отрицает, когда она ему мешает; но он все же верует в Бога и доступен голосу чести. Я попробую вразумить его; во всяком случае, рассчитывайте на мою помощь и поддержку.
— Благодарю вас, — ответила Марина, признательно пожимая ему руку, и затем быстро направилась в свои комнаты.
Станислав вернулся к себе в бешенстве. Он никак не ожидал встретить такой отпор и презрение со стороны этой девочки, которую еле удостаивал, бывало, взглядом, и казавшейся ему всегда бесцветной, «пресной» наряду с блестящей красотой Юлианны, демонической Надин и многими другими страстными кокетками, услаждавшими бурную жизнь богатого кутилы. Отделявшая их нравственная преграда обратила его внимание на Марину, и вдруг ее нежная, мечтательная красота, стыдливая грация и та нетронутость, которой от нее веяло, его очаровали; затем, очень скоро это чувство перешло в дикую страсть, которую еще более распаляло ее сопротивление. Сознание, что эта женщина, которя была его достоянием, его отталкивает, бесило Станислава и пробуждало настоящую ненависть к графине Ядвиге. Если бы эта ведьма в своем глупом фанатизме и слепой ненависти ко всему русскому не раскрыла прошлого перед Мариной, никогда он не очутился бы в таком ужасном положении перед женой.
Как тигр в клетке, шагал он по своей комнате, придумывая планы, один рискованнее другого, чтобы положить конец своему невыносимому состоянию. Как бы то ни было, он ни за что не желает дольше жить под одной крышей с бабушкой и решил уехать из Чарны; в ином месте, в другой среде, окруженная иными влияниями, Марина образумится, может быть, и примирится с ним.
Граф провел скверную ночь и утром отправился к бабушке объявить ей свое решение, которое приведет ее, конечно, в ярость, это он знал наверное, но помешать которому она не могла, в виду того, что большое состояние, унаследованное графом от матери, делало его совершенно независимым.
Графиня Ядвига сидела в своем будуаре и, перебирая четки, с набожным видом перелистывала книгу «Жизнеописание мучеников». Когда вощел внук, она положила книгу.
— Отчего ты такой бледный и хмурый, мой друг? — спросила она с улыбкой, протягивая ему руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16