но для причисления к этим советникам надо было доказать явное выполнение «семи смертных грехов», совершить по крайней мере одно убийство и какое-нибудь новое, в пикантном духе кощунство. Царьград, как полагали, Шелом избрал своей столицей.
Настал наконец день, когда грозный и таинственный человек вступил в город. Еще накануне волнующаяся толпа стала наводнять улицы; а с наступлением ночи показалась окруженная флотилией свиты черная с золотой инкрустацией и залитая ярким кроваво-красным светом воздушная яхта, в которой помещался
Шелом. Подобно духу тьмы, спустился он из пространства на водворение в избранной столице.
Прибытие Шелома праздновалось сатанинскими процессиями и жертвоприношениями, избиением нескольких человек, признанных народным голосом за верующих, и оргиями, превзошедшими по своему бесстыдству и вновь придуманным кощунствам все раньше виденное. Но Шелом не ограничился празднествами и наградами; он принялся также за экономические реформы и первая же из них вызвала общее удовольствие. Население освобождалось от обязанности платить за билеты при переезде в воздушных поездах; взамен этого установлен был незначительный общий годовой налог, дававший право каждому безвозмездно передвигаться и путешествовать с одного конца мира на другой.
«Потому что,- пояснял в своем законе новый владыка земли,- это стесняет личную свободу людей, привязывая человека к одному месту, когда он пожелает переехать на другое, а воздушные пути принадлежат каждому, подобно самому воздуху».
Глава одиннадцатая
Недели через две после своего прибытия Шелом Иезодот находился в своих покоях. Это была средней величины зала, обтянутая черной с красными разводами материей и обставленная мебелью из черного дерева с резными, увенчанными козлиной головой спинками и красными шелковыми подушками. Красные электрические лампы заливали комнату кровавым светом. За столом в широком с высокой спинкой кресле сидел Шелом и внимательно слушал стоявшего перед ним одного из советников, который, жестикулируя, с необыкновенным жаром ему что-то докладывал. Черная звезда на шее указывала на его высокое положение в сатанинской иерархии.
Царь зла был молодой человек громадного роста, но такой тонкий, худой и гибкий, что движения его высокой фигуры, обтянутой черным трико, напоминали змею. Черты лица, хотя и угловатые, были правильны; а глаза – большие, серые, с резким зеленоватым отливом и прямыми, почти сросшимися на переносье бровями, так фосфорически блестели, что минутами казались глазами дикого зверя.
Из-за красных, как кровь, и мясистых губ блестели острые белые зубы; густые кудрявые черные волосы и бородка резко оттеняли тусклый, сероватый цвет лица. Словом, его можно было бы назвать красивым, если бы физиономия его не отражала все пороки и нечистые вожделения, а взгляд не был бы таким ледяным и вместе с тем диким, даже жестоким.
Рядом с Шеломом, но на стуле пониже, сидела женщина обаятельной красоты. Обтягивавшее ее трико обрисовывало чудные формы, оставляя открытыми шею и руки цвета слоновой кости; черты лица напоминали древнюю камею; большие черные и мрачные глаза сверкали из-под пушистых ресниц, словно озаренные внутренним огнем; маленький красный рот выражал чувственность, иссиня-черные и необыкновенно густые волосы спускались ниже колен. Широкий золотой обруч, украшенный головой козла с изумрудными глазами, поддерживал ее пышную чернокудрую гриву. Женщина эта была, в полном смысле слова, дьявольской красоты и, как истинное воплощение сладострастия, словно создана возбуждать страсти и завлекать людей в ту бездну, из которой сама вышла.
– Так ты, Мадим, считаешь этого индуса опасным? – спросил Шелом, поглаживая бороду и слегка насмешливо смотря на стоящего перед ним и окончившего свой доклад человека.
– Да, я считал своим долгом обратить на него твое особое внимание. Человек этот вылез, наверно, из какого-нибудь тайного логовища древних христиан, и окружен такой противной атмосферой, что когда проходит со своим секретарем мимо наших святилищ, в них творится что-то вроде бури. Дом его полон слуг, но ни один не знакомится с нашими и не участвует в наших церемониях. Как я уже докладывал тебе, принц Супрамати бывает в свете и у себя устраивает роскошные приемы; но достоверно известно, что он относится ко всем в высшей степени сдержанно, а самое невероятное – это что у него нет любовницы.
– Надо бы достать ему, – сказал насмешливо Шелом.
– Это будет нелегко, – ответил озабоченно Мадим. – Притом Маслот, наш великий ясновидец и астролог, сказал мне, что человек этот с некоторыми другими послан нашими врагами и причинит нам много неприятностей. Я уже знаю, что индус говорил доктору Шаманову, будто приближается конец света и разразятся страшные катастрофы, голод, землетрясение и невесть что еще…
Шелом Иезодот разразился звонким смехом.
– Придется лишить Маслота его звания Великого ясновидца, потому что он начинает слепнуть; да и тебя, Мадим, я считал умнее! Неужели ты думаешь, что я не знаю того, что мне следует знать? Я – на пути к открытию и завладению таинственной субстанцией, или кровью планеты, а не то «эликсиром жизни», как называют ее презренные эгоисты, скрывающиеся в Гималаях. Хитер же будет тот, кто сумеет уничтожить нас, когда мы поглотим первобытную эссенцию, которая обеспечивает планетную жизнь. Каким образом может произойти голод, если та же субстанция вызывает повсюду богатую растительность и изобилие всяких продуктов? Но допустим даже, что произойдет катастрофа! Мне остается всего лишь шаг, чтобы вступить в сношение с соседними мирами, куда мы и переселимся; а после нас пусть себе разваливается наша старуха-земля со всеми попрятавшимися на ней болванами, их глупой верой и всем «старьем», тщательно скрытым ими в пещерах и подземных галереях.
Шелом выпрямился, глаза его сверкали и весь он дышал безмерной гордостью и сознанием своего могущества. Мадим и та женщина, вместе с несколькими находившимися в комнате людьми, взирали на него с восхищением и суеверным страхом.
– Впрочем, в одном ты прав, Мадим,- продолжал Шелом.- Полезно будет обезоружить принца Супрамати и сделать его безопасным. Дело это я поручаю тебе, Исхэт. Ты искусишь и соблазнишь этого человека, а ему трудно будет устоять против такой красоты, как твоя.
Дрожь пробежала по телу молодой женщины, и она пугливо закрылась бывшим на ней красным плащом.
– Владыка, приказание твое – жестоко. Человек этот должен обладать огромным могуществом, если уж только приближение его производит потрясение в наших святилищах. Как же ты хочешь, чтобы я подошла к нему?
Холодная, жестокая усмешка скользнула на лице Шелома.
– Это уже твое дело; на то ты и Исхэт Земумин. Впрочем, я облегчу тебе задачу и устрою пиршество, на котором он будет. Надеюсь, этого достаточно, чтобы ты забрала его в свои руки. Завтра я посещу Супрамати. Позаботься, чтобы все было готово,- сказал он затем, обращаясь к Мадиму.
На другой день Супрамати находился с Ниварой в смежной с лабораторией зале. Маг был бледен и задумчив, но встретив несколько тревожный взгляд Нивары, улыбнулся.
– Итак, тебя беспокоит предстоящее посещение его величества царя богохульства. Я тоже не могу сказать, чтобы это доставляло мне удовольствие; но так как встречи с ним неизбежны, то надо себя к ним приучать. Пока пойдем в лабораторию и сделаем кое-какие приготовления к приему.
По указанию Супрамати Нивара привел в действие большой электрический аппарат; из него стали выделяться длинные полосы света, которые обвивались вокруг них и образовали удивительную сетку вроде клетки. Через несколько минут все побледнело и расплылось в воздухе.
– Теперь пусть пожалует! – весело сказал Нивара, останавливая аппарат. – Жаль, не настал еще час, чтобы доказать этому дьявольскому ублюдку, с кем он имеет дело. Нехорошо, конечно, адепту радоваться чужому несчастью, но я не могу отделаться от чувства глубокого удовлетворения при мысли о приближающемся наказании, которое поразит это презренное человечество. Супрамати покачал головою.
– То, что их ждет, так ужасно, что надо быть снисходительным и жалеть их.
Прошел, может быть, час, как вдруг по комнате пронесся порыв ледяного ветра и снаружи донесся глухой шум, слышный, разумеется, лишь посвященным.
– Гость наш приближается; я приказал провести его в голубую залу, – сказал Супрамати, вставая. – Пойдем со мною, Нивара, он также со своим секретарем Мадимом; а прочую его свиту наши друзья остановят у дверей, – прибавил он, увидав, что подвластные ему духи стихий собрались и окружили его, чтобы защищать собою.
Действительно, у входа во дворец загорелся бой, невидимый, конечно, для глаз смертных – между духами стихий с одной стороны, и ларвами, вампирами и прочей адской поганью, составлявшими свиту Шелома Иезодота. Воинство мага победило, однако, – ни один из нечистых не попал во дворец. А внешним образом борьба двух враждебных начал выразилась черными, затянувшими небо тучами, сгустившимся, тяжелым воздухом и глухими раскатами грома. Когда Супрамати вошел, голубая зала, выходившая в сад, погружена была в белесоватый сумрак, и в широко открытое окно видно было, как сверкали молнии, жгучий ветер вздымал столбы пыли.
Шелом Иезодот стоял один посреди комнаты и нервная судорога искажала его мертвенно-бледное лицо. Мадим оставался, вероятно, за дверью, и, заметив это, Нивара тоже удалился из скромности.
Два могущественных противника остались одни и смерили друг друга взглядом. Они-то понимали значение волнений атмосферы. Взгляд Супрамати был по-прежнему спокоен и ясен, тогда как в зеленоватых глазах Шелома сверкала ненависть и зависть, словом, весь ад хаотических чувств, таившихся в его мрачной душе. Как очарованный, взгляд его не мог оторваться от высокой и стройной фигуры мага, который весь точно светился голубоватым светом, скоплявшимся над головой в виде блестящего ореола.
На легкий поклон Супрамати Шелом ответил наклоном головы, значительно, впрочем, ниже обыкновенного. В атмосфере этого дворца свет давил его, как свинцовая тяжесть, и по гибкому стану пробегала холодная дрожь. Руки друг другу они не подали, потому что этот обычай был давно уничтожен. Он процветал в то время, пока оккультные законы были почти неизвестны, и никто не подозревал могущества прямого соприкасания двух противных сил. Сатанисты знали этот закон и избегали подавать руку верующим.
– Приветствую тебя, принц Супрамати. Я явился предложить тебе мир, – начал Шелом минуту спустя. – Я знаю, что ты и братья твои покинули свое гималайское убежище, чтобы бороться со мной. И верно, в этом мире нам обоим нет места. Земля с ее наслаждениями и богатствами – моя область; вам тут нечего делать, потому что ваше царство «не от мира сего». Борьба между нами будет ужасна, так как вы знаете, что мое могущество равно вашему. Подобно вам, я повелеваю стихиями, знаю тайну исцеления, и легионы духов покорны мне; я воскрешаю мертвых и камни превращаю в золото. Но прежде чем начать эту решительную борьбу, я предлагаю тебе выгодную сделку. Вы хотите спасать души? Хорошо, хорошо. Скажи, во сколько душ оцениваешь ты свое пребывание здесь, и я добровольно дам их тебе. Хочешь пять тысяч?… Десять?… Пятьдесят?… Только берите их и уходите, не стойте на моем пути.
– Предложение твое блестяще, но неприемлемо, потому что я не могу брать души; они должны сами прийти ко мне. Только в борьбе очистятся они и с полной свободой сделают выбор между добром и злом.
Глаза Шелома гневно сверкнули.
– Я знаю, на что вы рассчитываете, – на чудодейственную силу первобытной эссенции, которую вы, «бессмертные», считаете своей исключительной собственностью. Ну, так вы ошибаетесь; я нашел то, что вы так тщательно скрывали, и совершу больше чудес, чем вы,- скупцы, недостойные хранители предания, лишившие людей этого сокровища. На ваших глазах, так сказать, перемерло множество людских поколений, но вы не пошевелились; а я каждому дам возможность наслаждаться бесценным даром – жизнью. Вы предсказываете близкий конец мира и будто ничто не может предотвратить это разрушение? А вот я… – он горделиво выпрямился и затрепетал. – Я остановлю разложение планеты; я покрою землю цветущей растительностью, и плодородие станет неистощимым, а люди, вечно здоровые и молодые, одаренные планетной жизнью, будут наслаждаться всеми ее радостями и боготворить меня как своего благодетеля.
– Смотри, Шелом Иезодот, чтобы лекарство не оказалось хуже самого недуга. Берегись, как бы вместо того, чтобы повелевать космическими, установленными Богом законами, они не обрушились на тебя!
При имени Предвечного отвратительная судорога исказила лицо Шелома; затем вдруг, придя в неистовство, он закричал:
– Я признаю одного лишь владыку, законам которого подчиняюсь, – сатану, отца моего!… Последнее слово еще не сказано, никто не знает, он победит или Тот!…
– Безумец, невежда и слепец! – неодобрительно заметил Супрамати. – Одурманенный своей ненавистью и пороками, ты забываешь, что и сам сатана, каков он ни есть, тоже – сын Божий. Никакой мятеж, никакая хула, ни отцененавистничество – ничто не может изъять из него сущность Отца его; она останется в нем до скончания веков, ибо то, что создано Богом, – нерушимо. И сам ты – недостойный отпрыск Божества. Под корой грязи, преступлений и мятежа, там, в самой глубине твоего существа, таится пламень, давший тебе жизнь. И пламень этот священен, он – дыхание Предвечного, твоего и моего Отца, а эту священную искру ты не в состоянии ни загрязнить, ни уничтожить.
Пока говорил Супрамати, Шелом согнулся, охваченный нервной дрожью. Он был гадок, лицо его исказилось и кровавая пена выступила на губах. А буря снаружи, казалось, еще усилилась. В порывах ветра слышались словно жалобы и стоны. Не оплакивал ли ад свое бессилие в борьбе с небесным светом?…
Вдруг Шелом выпрямился и погрозил сжатыми кулаками Супрамати, по-прежнему спокойно и ясно, с состраданием смотревшему на него.
– Брось свои увещевания, гималайский отшельник: я не для того пришел сюда, чтобы слушать твои наставления. Ты не пожелал мира, так будем бороться и увидим, кто кому уступит. Испытаем наши силы перед народом, и пусть он решит, кому из нас должно принадлежать господство.
– Я вовсе не намерен царствовать в этом умирающем мире, но не имею оснований и отказываться от твоего вызова. Только предупреждаю тебя, чтобы ты не вооружался против предстоящей катастрофы. Ты говоришь, что обладаешь первобытной эссенцией? Хорошо. Но ты ведь не знаешь способа ее употребления, а потому будь осторожен. Иначе, еще раз повторяю, лекарство окажется хуже болезни,- спокойно ответил Супрамати.
– Не беспокойся об этом, я отвечаю за свои поступки. Но раз ты принимаешь мой «вызов», как ты его называешь, то прими также и мое приглашение, принц Супрамати, и пожалуй на празднество, которое я вскоре устрою.
Загадочная улыбка мелькнула на устах Супрамати.
– Если ты, Шелом Иезодот, не боишься моего присутствия в твоем доме, то я, конечно, буду.
– И ты будешь один, как и я?
– Ты же явился со своим секретарем Мадимом. Я вижу, он дрожит от холода за дверью. Так и я приду с моим секретарем, Ниварой.
– Которого я тоже вижу надутого гордостью за другой дверью, – насмешливым тоном возразил Шелом. – За обещание благодарю, принц. Буду ждать на праздник и без всякой борьбы уступаю тебе в подарок несколько сотен душ, которых вы можете вдоволь спасать в своих уютных убежищах.
– Благодарю, ты очень великодушен, но я не привык получать что-либо без труда, в том числе и преступные души. Сладок лишь плод труда.
Шелом сухо расхохотался.
– Как хочешь. Пока же вели стихиям успокоиться, а слугам твоим прекратить воевать с моими, чтобы я мог свободно и безболезненно выйти из твоего дворца.
Супрамати обернулся к окну и, подняв руку, начертал в воздухе несколько фосфоресцировавших знаков. Почти мгновенно раздался глухой шум, порывы сильного ветра точно смели черные свинцовые тучи, просветлело, и лучи солнца залили комнату. В то же время послышалась удивительно нежная, словно из-
далека донесшаяся музыка, а за большим окном столпились призрачные, легкие существа, которые колебались подобно волнуемому ветром газу.
Улыбка бесконечного счастья озарила прекрасное лицо мага, а мертвенно-бледный Шелом Иезодот с поникшей головой, как ураган, вылетел из дворца в сопровождении Мадима. Странная тоска охватила сердце царя зла и затрудняла дыхание. Щемящее чувство ненависти, горечи и зависти терзало его. Откуда явилось это чувство? Ужели в нем шевелилось и заставляло его действительно страдать то проклятое «нечто», таившееся в глубине его существа, то божественное наследие Отца Небесного, которое не поддавалось уничтожению и смущало торжество сатаны, когда тот останавливал восхождение душ к свету?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34