– Что это значит? Весь дом разграблен. Что же могло случиться здесь в несколько дней?
– Вы скоро все узнаете, синьора! Здесь не место для длинного разговора, – ответил Супрамати, увлекая спутницу к выходу.
Во время переезда не было произнесено ни слова; но когда Супрамати причалил к своему дворцу, Лоренца крикнула глухим голосом:
– Вы замышляете предательство, синьор незнакомец? Вы везете меня во дворец Нарайяны? Здесь он не станет прятать меня. Отвезите меня к нему! Я хочу его видеть! – Прибавила она, разражаясь рыданиями.
Ироническая и грустная улыбка скользнула по лицу Супрамати.
Вместе с жизнью в душе несчастной пробудилась и любовь к предавшему ее человеку, который был причиной ее печальной кончины и который вырвал теперь ее из гроба только для того, чтобы произвести «интересный опыт» и доказать, что он может воскрешать мертвых.
В кратких, но решительных выражениях он убедил Лоренцу выйти из лодки и молча провел ее в гостиную Нары, где и попросил подождать его. Сам же он прошел прямо в спальню жены, чтобы сообщить ей о происшедшем.
Нара не спала. Она, по-видимому, была раздражена и в беспокойстве ходила по комнате. Когда вошел муж, она смерила его мрачным взглядом.
– Ну, что скажешь нового? Какую еще новую глупость сделал ты? Соучастником какого нового бесчестного поступка сделал тебя Нарайяна? – презрительно спросила она.
– Прости меня, Нара, – сказал Супрамати, беря ее руку и поднося к губам. – Это правда! Я позволил себе увлечься опытом преступным, но до такой степени необыкновенным, что…
– Понадобилось убить живое существо и облечь в траур целую семью, чтобы воскресить скелет, а Нарайяне дать возможность показать свое «знание»! Право, нет конца его адской злобе, и той дерзости, с которою он забавляется человеческими жизнями, словно пешками, созданными для его развлечения. Ты выбрал себе опасного учителя. Это ученый без совести. Он пользуется страшными законами не для полезной цели и не с благоразумием, как всякий истинный посвященный, а с самой преступной беззаботностью.
– Может быть, и я был неблагоразумен, но меня увлекло желание знания. Я хочу наконец знать свойства той первоначальной материи, которой я владею! Вы же с Дахиром оставляете меня в неведении, отмериваете мне знание по каплям, как лекарство, – с легкой досадой возразил Супрамати.
– Кто хочет только учиться, должен постепенно двигаться вперед; ты же, Супрамати, несмотря на все твои хорошие качества, – ужасный ребенок! Разве не увлекло тебя сегодня твое безрассудное, ни перед чем не останавливающееся любопытство на жестокий и бесполезный поступок? Какова будет судьба женщины, которую вы, так сказать, воссоздали? Что будет она делать, очутившись в непонятных для нее условиях, в этом мире, где она никого не знает?
Супрамати покраснел, а потом привлек Нару к себе и поцеловал в щеку.
– Ты права, как и всегда, моя прекрасная и мудрая волшебница. Но раз зло сделано, помоги мне исправить его в пределах возможного. Я привез бедную Лоренцу сюда. Нельзя же было ее бросить на улице. Теперь она в твоей гостиной и, признаюсь, у нее вид немного сумасшедшей.
– Я полагаю. По правде сказать, безумие было бы для нее благодеянием. Хотя добрая Лоренца и не заслуживает моего участия и помощи, но ввиду протекшего времени и двойной смерти, которую ей предстоит пережить, я прощаю тебя, и постараюсь облегчить ее участь.
– Ты знала Лоренцу?
– О, конечно! Ее выдали замуж за одного старого, очень богатого нобили, который безумно любил ее, но Нарайяна увлек ее и обольстил. Связь их была так скандальна, что слухи о ней дошли наконец до синьора Марко, и тот в припадке ревности задушил жену. Мучили ли его угрызения совести, или волнение было слишком сильно для него, только по совершении преступления с ним случился апоплексический удар, а через шесть месяцев он умер. Что же касается нас, то мы уехали из Венеции – и вся история была замята. Теперь я пойду к живой покойнице, а ты, ненасытный «искатель истины», ступай к Нарайяне. Может быть, он научит тебя, как создать при помощи первоначальной материи человека. Он и это умеет делать. И если вы с ним не населите целую пустыню, то, может быть, навяжете мне заботы о какой-нибудь новой жертве ваших «опытов».
Не дожидаясь ответа, Нара повернулась и вышла из комнаты.
Лоренца сидела в гостиной, закрыв лицо руками; в голове ее бушевал хаос мыслей, и ей казалось, что она сходит с ума.
Очевидность указывала ей, что с той минуты, как она потеряла сознание, до того времени, как очнулась в склепе, произошла необыкновенная перемена во всем, что ее окружает.
Она ясно помнила, как вернулась к гондоле, наполненной цветами, которые в изобилии бросал ей Нарайяна во время корсо на Большом канале.
Она с трудом таила свою страсть к обольстительному Нарайяне, который был чужеземцем только по происхождению, но по костюму, манерам и даже христианскому благочестию ничем не отличался от венецианских синьоров, за исключением, может быть, своей щедрости сатрапа. С какой деликатной изобретательностью находил он всегда возможность осыпать ее подарками с тех пор, как сделался ее любовником!
После этого чудного вечера настала ужасная ночь. Муж устроил ей бешеную сцену. Она с дрожью вспомнила искаженное лицо, налитые кровью глаза, смотревшие на нее с дикою ревностью, и ледяные пальцы Марко, которые, как клещами, сдавили ее горло.
Все это произошло всего лишь несколько дней тому назад, а между тем великолепный дворец обратился в развалины, улицы изменили свой вид, костюмы прохожих не были похожи на те, к
которым она привыкла, и даже эта комната, куда привел ее неизвестный покровитель, дышала чем-то новым, неведомым. Все было ей чуждо здесь, начиная с огня, горевшего в каких-то стеклянных трубочках, и кончая мебелью странной формы, обтянутой атласом.
Острая боль сдавила ей череп и она, как разбитая, поникла головой на стол.
Прикосновение чьей-то руки заставило Лоренцу вздрогнуть. Она выпрямилась и вскочила на ноги.
– Мадонна Нара! Это вы?! – пробормотала она и тотчас же сконфуженно умолкла.
– Да, это я, мадонна Лоренца! Пойдемте в мою комнату и там мы можем объясниться.
Смущенная Лоренца послушно пошла в будуар Нары, где на маленьком столике была приготовлена еда, состоявшая из овощей, молока и хлеба, тут же стоял кубок вина.
– Прежде всего, подкрепите едой свои силы, – сказала Нара, заставляя сесть свою посетительницу.
Вид кушаний сразу возбудил аппетит Лоренцы. Она выпила вина и отведала всех блюд. Но когда она хотела начать объяснения, Нара остановила ее.
– Прежде, чем приступить к беседе, вам необходимо взять ванну и переменить платье. Никто не должен видеть вас в этом костюме. Итак, пойдемте в мою уборную.
Лоренца молча повиновалась, чувствуя себя утомленной и неспособной рассуждать. Она послушно разделась и погрузилась в ванну, куда Нара налила что-то из небольшого флакона. Пока ее гостья с наслаждением мылась, Нара принесла из гардеробной белье и приготовленный для нее пеньюар, так как не хотела будить камеристку.
Ванна освежила Лоренцу, а когда она надела батистовое белье и широкий шелковый пеньюар, отделанный кружевами, то почувствовала себя совсем хорошо.
– Теперь надо поспать, – с улыбкой сказала Нара.
– Но прежде я поблагодарю вас за вашу доброту ко мне. Я так мало заслужила ее и очень виновата перед вами, – пробормотала Лоренца, краснея и опуская глаза.
– Вся ваша вина передо мной прощена и забыта, так как с умершими не считаются. Для первого объяснения многих вещей, которые кажутся вам непонятными, я должна сказать вам, маркиза, что ваша летаргия длилась гораздо дольше, чем вы предполагаете. За это время Нарайяна умер…
Лоренца страшно побледнела и вскричала глухим голосом:
– Нарайяна умер, а я жива!
Заливаясь слезами, она продолжала отрывисто:
– Зачем Господь дал мне пережить его! Как ни преступна моя любовь, она связывает меня с ним всеми фибрами моего существа. Ради него я готова была все перенести.
Видя, что Нара молчит, печально и задумчиво глядя на нее, Лоренца пробормотала, стараясь подавить рыдания и побороть свое отчаяние:
– Простите мне такое слишком живое выражение горя, которое равносильно для вас оскорблению. Мое единственное извинение заключается в том, что сердцу нельзя приказывать и что он говорил мне, будто разошелся с вами, что вы не любите его больше и равнодушно смотрите на его любовь к другой женщине. Правда ли это? Возможно ли не любить такого человека, как он?
– Это правда. Я не могла любить Нарайяну. Меня отталкивали от него беспутная жизнь, безнравственные принципы, измены и жестокое легкомыслие, с какими он бесчестил женщин. Его поведение по отношению к вам и вашему супругу было недостойно. Он выдавал себя за друга маркиза и воспользовался его кратким отсутствием, чтобы обольстить вас. Вы были так молоды и хороши собой, что легко могли возбудить каприз гуляки; ваш же муж искренно любил вас. Когда вы погубили его счастье и честь, он дошел до преступления и умер.
– Как? Марко тоже умер? – пробормотала Лоренца, бессильно падая в кресло.
– Да, вам остается только молиться за него и за вашего обольстителя. Господь даровал вам жизнь, чтобы вы раскаялись и посвятили остаток ваших дней молитве и очищению души.
– Скажите же, отчего он умер, и как долго я лежала в летаргии? Одним словом, объясните мне все, что произошло с того времени, как я… лишилась сознания, – робко попросила Лоренца.
– Только не теперь; на сегодня и так довольно волнений. Мне нужно будет передать многое, что сильно волнует вас, а вы настоятельно нуждаетесь в отдыхе.
Видя, что Лоренца собирается протестовать, Нара сказала властно:
– Без возражений! Примите вот эти успокоительные капли, ложитесь в соседней комнате на диван и спите. Завтра вы узнаете все, что пожелаете.
И действительно, Лоренца сама не сознавала, что силы ее окончательно истощены. Ужасный «опыт», какой вынесли ее душа и тело, давал себя знать. Поэтому, едва она легла на диван, как принятое ею наркотическое средство погрузило ее в глубокий сон.
Нара задумчиво и печально смотрела на красивое лицо, которое в течение веков было прахом, и теперь оживлено преступной волей. Тяжелый вздох вырвался из ее груди.
– Несчастная! Какие нравственные муки ждут тебя при пробуждении. Когда же, Нарайяна, поразит тебя небесное правосудие? Когда осознаешь ты преступность легкомыслия – играть страшным знанием, попавшим в твои руки? – пробормотала она.
– Ты ненавидишь меня, а потому так беспощадно осуждаешь,- произнес звучный и хорошо знакомый голос.
Нара быстро обернулась, и ее спокойный, ясный взгляд встретился с пылающими глазами Нарайяны.
– Ты явился полюбоваться на свое дьявольское дело? Неужели тебя не мучает совесть, что ты снова так жестоко поступил с этой жертвой своих прихотей?- с упреком заметила Нара. – Но, – продолжала она, – ты отлично знаешь, что я не ненавижу тебя, так как степень моего посвящения исключает такое дурное чувство. Я только жалею тебя и упрекаю, что ты, держа в руках кубок знания, предпочел ему кубок наслаждений. Мне жаль, что ты не захотел стряхнуть с себя прах пошлого человека и пользуешься обрывками приобретенных знаний только для того, чтобы делать зло и глупости. Ты сам знаешь, что на твоем прошлом лежит больше проклятий, чем благословений.
– Это ты все намекаешь на воскрешение Лоренцы?
– Не только о нем. Вспомни, сколько совершил ты оккультных злоупотреблений, забывая, что грозный, творящий и разрушающий двигатель доверен нам для того, чтобы мы были его безмолвными и верными хранителями, а вовсе не для того чтобы пользоваться им ради забавы или для удовлетворения личных
фантазий. Статус братства, членом которого ты был, строго запрещают употреблять первоначальную материю для нарушения действующих общих законов, как-то: для воскрешения мертвых, что создало бы ужасный беспорядок и вызвало бы неслыханные осложнения. Если бы каждый из нас пользовался известными свойствами таинственной эссенции подобно тебе, мы перевернули бы всю планету.
– Ты права, Нара, и, однако, все-таки заблуждаешься. Воскрешение одного существа не воспламенит мир и не поколеблет мудрого закона, обрекающего смерть все живущее. Точно так же никому не принесет вреда, что я принял несколько капель эссенции жизни.
– Для тебя последствия этого будут очень тяжелы.
– Эти последствия я и буду нести сам. Но можешь ли ты, зная законы, которым я подчинен, так строго осуждать меня? Тебе известно, что вследствие долгой жизни мое астральное тело чересчур пропитано первоначальной материей и что в течение времени, которое трудно определить, я не могу снова воплотиться. Таким образом, я осужден на блуждание.
Но так как меня не допускают в высшие сферы, то я должен влачить свое существование в людской среде, а ты сама понимаешь все невыгоды подобного состояния. Какое человеческое воображение способно придумать более ужасный ад, чем блуждание около земли! Пляска мертвых, людей, и животных, атмосфера отчаянной борьбы миллиардов существ, ищущих равновесия, беспорядочные стоны, картины преступлений, наполняющий все адский вихрь смертей и рождений – нет, существовать в таких условиях у меня не хватает сил.
Бедное человечество и так достаточно страждет, чтобы увеличивать эти страдания. Продолжать же существование бродячей собаки я не хочу ни за что на свете. Поэтому-то я и решил снова наполовину войти в человечество, чтобы быть в состоянии скрыться, когда этого пожелаю, от удовольствия созерцать окружающее и прозябания в вонючей атмосфере первой сферы.
Полудух, получеловек, я буду жить в Индии подобно йогу и буду подкреплять свои силы необходимыми жизненными токами, но не стану никому делать зла, не считая, конечно, шуток над негодяями, не заслуживающими ничего лучшего. Обещаю тебе больше не пользоваться первоначальной материей, а буду забавляться лишь своей двойственностью. Вообрази только, как будет смешно, если какая-нибудь старая леди, не видя меня, наступит мне на ногу, а я закричу «ай!» и вырву у нее ридикюль; или, например, если я крикну: «Ха! ха!» на ухо какому-нибудь обожателю, когда он объясняется в любви своей возлюбленной.
– И подобные глупости могут развлекать тебя? Право, ты достоин сожаления, Нарайяна! Великий Боже! Кому же будет дано внушить тебе любовь к истинному знанию! – вздохнула Нара.
– Успокойся! Я не буду заниматься исключительно глупостями. Как только я прилично устроюсь,- ведь тебе известен мой девиз: «если жить, то надо жить хорошо»,- и немного позабавлюсь, ослепляя людей своим блеском и заинтриговывая их окружающей меня таинственностью, я обосную небольшую школу посвящения. У меня будет несколько учеников, которых я обучу если не высшей магии, то во всяком случае, феноменам, вызываемым полумагом. И ты увидишь, что меня будут уважать не меньше, чем Супрамати, который одарен всеми качествами, чтобы сделаться настоящим магом, что без малейшей зависти я и признаю. А теперь – до свидания, моя прекрасная экс-супруга! Приглашаю тебя вместе с Супрамати навестить меня. Вы будете желанными гостями, особенно ты, так как отказавшись от прав мужа и от всех сопряженных с ними удовольствий, я сохраняю за собой права кавалера и постараюсь вниманием второго загладить все ошибки первого.
– Шут! – сказала Нара, пожимая плечами и невольно смеясь.
В своей комнате Нара застала взволнованного и встревоженного Супрамати. Он тотчас же спросил про Лоренцу. Нара рассказала ему, что она сделала, и прибавила, что видела Нарайяну, упрекавшего ее в ненависти к нему, вследствие которой она будто бы слишком строго судит его.
– Я тоже думаю, что ты к нему недоброжелательна, – заметил Супрамати. – Ты очень рассердилась, когда я дал ему чуточку эликсира, а между тем не все ли тебе равно?
– Конечно, все равно, за исключением некоторых флюидических неудобств, проистекающих от уз, какие образовались между нами в течение веков. Я просто считала бесполезным и опасным вводить Нарайяну в искушение. Если бы он оставался в состоянии блуждания, то отвращение к своему страждущему положению все-таки толкало бы его вперед по пути очищения и серьезного труда. Теперь же он остановится на одном месте, будет забавляться и ничего не делать.
– В таком случае, я искренне сожалею о своей непредусмотрительности,- с сожалением сказал Супрамати.
– Теперь уже никакие сожаления не помогут. Нет, мой друг, я вижу, что тебе надо еще много учиться, прежде чем ты приобретешь не только знания истинного мага, но и его благоразумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20