Все женщины испытывают боль, когда первый раз спят с мужчиной. Больше этого не случится. А теперь опусти юбку, а то я вот-вот решу, что ты хочешь, чтобы я снова оказался у тебя между ног.Она подумала, что это неплохая идея, но послушно одернула юбку, потому что услышала, как к ним сквозь кустарник пробираются люди Дайнуолда. Они были уже совсем близко.— Может, ты наконец соблаговолишь выслушать, что произошло в Крандалле?— спросила Филиппа.— Нет, — буркнул он. — Прошлой ночью я не мог заткнуть тебе рот и ты болтала до тех пор, пока не заснула. Я уже все знаю. Тебе очень больно?— Ты сам не дал мне выспаться! Ты ведь не хотел, чтобы я спала! И потом — больно где?Дайнуолд грустно посмотрел на нее:— Это не только моя вина. Ты хотела меня и получила, будь проклята моя мужская слабость. У тебя болит между ног и не в порядке с головой. Ты ребенок, Филиппа, по крайней мере у тебя мозги ребенка. — Он немного помолчал и хмуро добавил:— Ты мне приснилась… так, пустые сны, а потом ты оказалась рядом. Ты протянула ко мне руку, и мне захотелось овладеть тобою.Застегнув перевязь, он повернулся и ушел, не сказав больше ни слова и не оглянувшись.— Ну, — громко сказала Филиппа, медленно поднимаясь на ноги, — раз это произошло, он точно женится на мне.У нее из головы не выходило изумленное лицо Дайнуолда, когда девятилетний мальчик потребовал, чтобы он выполнил свой долг. Сказать по правде, ее это удивило не меньше, чем самого Дайнуолда.Эдмунд, по-видимому, не возражал, чтобы она стала его мачехой. Значит, так и будет. Она слегка сжала больную руку и принялась осторожно массировать ее. Боль постоянно напоминала о себе, но была уже не такой острой. Филиппа оглядела себя и печально вздохнула. Ее единственное некогда красивое желтое платье было безнадежно испорчено. Но девушка так привыкла к простой одежде, почти тряпью, что не слишком долго предавалась сожалениям.Из-за деревьев выпрыгнул Круки. Физиономия его сияла.— Милость Божья снизошла на вас, хозяйка, — торжественно произнес он и отвесил поклон. — Я услышал от приятеля, что вы скоро выйдете замуж за хозяина. Ну и отлично. Я знал, что похоть лишит его рассудка, — так и случилось. Странно, что она обуяла его так внезапно, к тому же в лесу, когда вы ранены, но, может, как раз это и подтолкнуло его. Мне кажется, хозяин любит вас, хоть и ругает чаще, чем хвалит вашу красоту. Отец Крамдл скажет прекрасные слова в вашу честь. — Он помолчал и добавил:— Да, все будет отлично.Круки снова поклонился и ушел, а Филиппа осталась одна на маленькой поляне между деревьями.Круки говорил так, словно хотел убедить самого себя, подумала девушка. Что ж, может, Дайнуолд не любит ее, но сейчас это не имело для Филиппы значения. Ее печалило лишь то, что она бесприданница и у нее нет ни монетки, а единственная одежда — лишь та, что подарила ей леди Кассия. Как только они с Дайнуолдом поженятся, она пошлет отцу письмо. И тому некуда будет деться — придется прислать все ее вещи. Филиппа мало что знала о брачных контрактах, приданом и тому подобном, но, похоже, у нее никакого приданого и не будет. К тому же лорд Генри явно не собирался устанавливать родственный союз с де Фортенберри.Впрочем, это ее мало заботило. Бошам остался для нее где-то в прошлой жизни. Это у другой девочки были слуги, исполнявшие все ее прихоти, и десятки платьев. У той девочки была мать, которая не любила ее, и сестра, постоянно придиравшаяся к ней. Все: и приятное, и неприятное, — ушло навсегда.Сент-Эрт. Ей нравилось произносить это слово и ощущать, как все в ней отзывается на этот звук. Сент-Эрт станет ее домом, а Дайнуолд — ее мужем. Пусть отец ревет от ярости, пока не зашатается Бошам, ей все равно! Вальтер сказал, что лорду Генри нужны деньги. Она не верила этому ни минуты; выбросив все мысли из головы, Филиппа утешила себя тем, что даже такая отвратительная жаба, как де Бриджпорт, не захочет брать в жены женщину, с которой переспал другой мужчина. Улыбнувшись, девушка принялась напевать что-то бессвязное и стала готовиться к возвращению домой.Улыбка не померкла на ее лице даже тогда, когда она увидела всех людей Дайнуолда. Они уже знали, что Филиппа станет леди Сент-Эрт, и прекратятся грязные пересуды о том, что хозяин хочет овладеть девственницей. Теперь он будет спать с ней на законных основаниях. Филиппа улыбалась до тех пор, пока, усевшись на коня впереди Дайнуолда, не тронулась в путь. Она сидела прямо, стараясь не поворачиваться. Не то чтобы ей не хотелось видеть лицо Дайнуолда, просто всякий раз, когда она пыталась это сделать, боевой конь Филбо дергался и приседал и каждый толчок болью отдавался в раненой руке. Время тянулось медленно; рука нестерпимо ныла, и Филиппа начала легонько постанывать.— Еще раз заорешь, и я скину тебя с лошади. Боже правый, я больше не могу. Что тебе еще надо?— Я не ору, — ответила Филиппа и от боли закусила кулак.Тогда что ты делаешь? Соревнуешься с Круки? Сейчас ты мне скажешь, что у тебя опять болит рука.— Да, болит. А еще твоей лошади не нравится, сколько я вешу.Дайнуолд фыркнул и посмотрел на подрагивающие уши Филбо.— Это правда, ты увесистая девица и весьма объемная. Не бойся, Филбо тебя не укусит; я думаю, даже он рад, что ты станешь моей женой, так что хватит жаловаться. Ты хотела меня и получила. Или ты мечтаешь услышать стихи в честь твоей красоты? Вот, должно быть, почему ты стонешь. Она покачала головой.Теперь уже слишком поздно ухаживать за тобой. Ты станешь моей женой раньше, чем успеешь поздравить себя с успешным завершением своего коварного плана, но я покажу тебе, кто настоящий хозяин Сент-Эрта. Я буду делать с тобой все, что захочу, и никто не посмеет мне перечить!— Ты всегда делал со мной все, что хотел.Это была правда, но Дайнуолд промолчал. Его настроение портилось с каждой минутой.— Да, я женюсь на тебе, но не из-за твоего благородного происхождения или большого тела, на которое ты напялила то, что прислала леди Кассия. Твой чертов папаша скорее всего припрется в Сент-Эрт, потребует мою голову за оскорбление семьи де Бошам. Ты будешь кричать и браниться, а он осадит замок и затем…— Успокойся! — крикнула Филиппа.Дайнуолд от неожиданности замолчал, потом усмехнулся ей в затылок. Ему захотелось провести рукой по ее буйно вьющимся волосам, но он удержался, ожидая, не скажет ли Филиппа что-нибудь еще. Она сказала, и довольно громко:— Я никогда не кричала, никогда, до тех пор пока не встретила тебя, злосчастный мошенник! Ты наглый, самоуверенный петух!— Да, — сказал он и крепче сжал ее руками, — но ты хочешь в постель к этому петуху, так что не стоит так браниться на него. Или тебе больше хочется быть моей любовницей, чем женой? А может, ты предпочитаешь остаться служанкой?Она выдернула руку и заехала ему локтем в живот. Филбо захрапел и присел на задние ноги. Дайнуолд сгреб Филиппу, прижал к себе и зашелся таким смехом, что чуть не свалился вместе с ней с лошади и усидел лишь потому, что подскакавший к ним Нортберт толкнул его в бок, помогая сохранить равновесие.— Осторожнее, хозяин, — сказал Нортберт. — Хозяйка не совсем здорова. Вы ведь не хотите, чтобы у нее открылась рана.— Она в голову раненная, — ответил Дайнуолд и, наклонившись к самому ее уху, прошептал:— и между ног. Глубокая рана между нежными, красивыми ногами, куда я снова войду сегодня ночью. Подумай об этом, девка.Филиппе смертельно захотелось снова ткнуть его в живот; она сдержалась лишь потому, что, если бы сделала это, оба они наверняка свалились бы на землю.Дайнуолду нравилось дразнить Филиппу. Впервые за всю сознательную жизнь ему нравилось разговаривать, сражаться и спорить с женщиной. Что ж, это неплохо, поскольку теперь он будет связан с ней до гробовой доски.Дайнуолд искоса посмотрел на Нортберта и обнаружил, что тот неодобрительно поглядывает на него. Какое ему дело!— Де Грассе не видно? — спросил он.— Нет, — ответил Нортберт. Дайнуолд выругался.— Он трус! Я так долго ждал встречи с ним.— Почему? — спросила Филиппа.— О, миледи соблаговолила снова поговорить со мной?Что между вами произошло? — не обращая внимания на его иронию, настаивала девушка.— Однажды я получил подметное письмо, якобы написанное Кассией, с приглашением приехать. На самом деле писал его Вальтер. Я отправился к ней, по дороге он схватил меня, и я очутился в вулфитонской темнице. Прежде чем Кассия успела освободить меня, Вальтер сломал мне несколько ребер и убил трех моих людей. Я ему сильно задолжал. Особенно после того, как он похитил моего сына. Ничего, скоро он за все ответит.— Он и меня похитил, — напомнила Филиппа.— Ох, совсем забыл. Да, и тебя тоже, — нарочито небрежно проронил Дайнуолд и усмехнулся, за что немедленно получил локтем в живот.Значит, вот каким образом Кассия — маленькая, чудесная Кассия — спасла Дайнуолда. Может, она делала что-нибудь еще? Спасала его, как время от времени спасает своего мужа? Чертова Кассия! Она словно колючка у меня в боку, да какое там — целый пучок колючек, подумала Филиппа.— Интересно, почему Вальтер так хотел на мне жениться? — спросила она.— Ты уверена, что хотел?— В отличие от тебя он просто сгорал от желания сделать меня своей супругой, — с горечью ответила Филиппа. — Да, он готов был изнасиловать меня, чтобы добиться своего, и наверняка сделал бы это, если б я вовремя не удрала. Представляешь? Я ничего не могла понять — и не понимаю до сих пор.— Ерунда. Просто этот мужлан спятил, только и всего.Филиппа резко двинула локтем назад. Дайнуолд только крякнул и еще крепче обвил ее руками, но гораздо выше, чем раньше, — под самой грудью. Затем приподнял ее груди ладонями.— Прекрати, нас увидят!— Тогда перестань дразниться. Филиппа закусила нижнюю губу.— Знаешь… Когда эта женщина, ну, Бритта… пришла, чтобы убить меня, она кричала, что Вальтеру нужна не я, а мое богатство, — задумчиво проговорила она. — Что эта дурочка имела в виду? Должно быть, мой отец все же приезжал к Вальтеру и пообещал ему деньги, если тот найдет меня. Другого объяснения я придумать не могу.— Понятия не имею, но скоро все выяснится. Когда мы поженимся, нам придется известить об этом твое семейство.— Ха-ха! Мой отец приедет и отрежет твое драгоценное мужское орудие.— Не говори о нем так пренебрежительно; ведь именно оно заставило меня влюбиться в тебя. — К ее и своему удивлению, Дайнуолд наклонился и поцеловал девушку в ухо.— Ты испытаешь со мной наслаждение. Боль вчера ночью была неизбежна — это обряд превращения в женщину, и ты должна была его пройти.— И кто только это придумал?— Сами женщины, кто же еще, — шутливо ответил Дайнуолд.— Нет, напыщенные, самодовольные мужчины!— Поверь мне, я хочу, чтобы ты испытала со мной истинное наслаждение и такое же наслаждение доставила мне.— Разве прошлой ночью я этого не сделала? Уловив в ее голосе обиженные нотки, Дайнуолд ласково усмехнулся:— Самую малость. По крайней мере ты старалась. Дайнуолд почувствовал, как напряглось тело Филиппы, и медленно накрыл ладонью ее правую грудь.Он ласкал ее, водя пальцем вокруг соска, пока не услышал, как часто и гулко забилось у нее сердце.— Может, мне приказать остановиться и заявить, что моя невеста хочет меня — прямо здесь и сейчас? Может, мне следует быть решительнее и залезть рукой тебе под платье, чтобы коснуться твоей теплой кожи и ощутить, как под моими пальцами твой сосок становится большим и упругим?Ее дыхание стало прерывистым, грудь взволнованно вздымалась и опускалась. Да, она хотела, чтобы он ласкал ее. Она хотела почувствовать его губы, его мужскую плоть… Филиппа не раздумывая откинулась назад и, прижавшись к его груди, со вздохом сказала:— Да, Дайнуолд, если ты этого хочешь, то мне это тоже доставит большое удовольствие.Он сразу забыл все свои шпильки и подковырки, забыл все, кроме желания обладать ею, желания, которое, казалось, невозможно насытить. Чем больше Филиппа уступала ему, тем больше он хотел ее. Это смущало и раздражало Дайнуолда и в то же время было приятно до головокружения.Рука Дайнуолда осторожно проникла под платье; он обхватил ладонью грудь Филиппы, ощущая, как его пальцы щекочет ее взволнованное дыхание. Дайнуолд понимал, как нелепо все, что он делает: кто-нибудь из слуг может в любой момент подъехать к ним, Нортберту понадобится что-то сообщить ему… его сыну… О Святой Петр!Он поспешно выдернул руку из-под платья.— У нас еще будет время на подобные пустяки, — сказал он. — Посмотри, какие деревья! Это боярышник и тис. Они уже отцветают и вскоре дадут плоды. Жизнь все время обновляется. — Слова неожиданно застряли у него в горле, потому что ему вдруг пришло в голову, что всего несколько часов назад он оплодотворил ее своим семенем, ., и новая жизнь, возможно, уже зародилась. Красивые видения промелькнули перед его мысленным взором: маленькая девочка с пышными вьющимися волосами, в которых все оттенки коричневого, высокая, сильная, смешливая, с глазами цвета летнего неба.— Я надеюсь, — прошептал он на ухо Филиппе, — что ты подаришь мне детей больше, чем я смогу прокормить.Она обернулась и улыбнулась ему божественной улыбкой. Виндзорский замок Король Эдуард решительно кивнул головой:— Да, Робби, тебе нужно отправиться к де Фортенберри и сообщить ему об удаче, которая выпала на его долю. Бедняга живет в такой нужде, что у него, верно, в стенах замка дыры. К тому же предки не оставили ему никакого наследства, которое можно было бы присоединить к родительскому благословению. Да, мне придется заняться ремонтом Сент-Эрта. Не хочу, чтобы моя милая дочурка подвергалась опасности, живя в такой развалюхе. Я пошлю ему своих людей.— А я думал, ваше величество, — сказал Роберт Бернелл, — что вы не захотите брать в зятья человека, который обойдется вам в кругленькую сумму.— Речь не о деньгах, Робби, а о моей дочери. Это грех моей юности, результат излияния моего молодого… — Король усмехнулся. — Ведь у него маленький сын? Все женщины в роду Плантагенетов любят детей. Она займется мальчиком, об этом можно не беспокоиться. После того как ты получишь согласие де Фортенберри и выдержишь бесконечные излияния его благодарности, вели лорду Генри привезти нашу чудесную дочь сюда в Виндзор. Королева настаивает, чтобы Филиппа сочеталась браком в Лондоне. Мы сыграем свадьбу Филиппы через две недели, не позже. Как ты считаешь, Робби?Лорд-канцлер пожал плечами.— Отправляйся прямо сейчас, потому что у нас еще много дел.Чертовски много. Им конца не будет. Но это дело мы закончим, и его конец будет счастливым.На следующее утро Роберт Бернелл в сопровождении двадцати лучших королевских солдат отправился в Корнуолл.А два дня спустя король вместе с Аккурси, сыном известного итальянского адвоката, сидел и подсчитывал, на сколько ему придется опустошить свои знаменитые сундуки, чтобы осуществить в Уэльсе строительство замка, которое он задумал.— Ваше величество, — говорил Аккурси высоким сральцетом, — вам совершенно не надо себя утруждать и напрасно тратиться.Просто прикажите дворянам распахнуть для вас свои сердца и кошельки. Они ваши подданные и должны подчиниться.Эдуард с озабоченным видом почесал подбородок. Несмотря на долгие годы службы, этот Аккурси никогда не поймет английских дворян. Он думает, что это слабые и безвольные овцы, на которых нужно лишь прикрикнуть, чтобы они сами отдали свою шерсть. Только Эдуард собрался сказать Аккурси что-нибудь такое, что сильно бы испортило тому настроение, как услышал рядом деликатное покашливание. Он поднял голову.Ваше величество, простите, что беспокою вас, — поспешно произнес его камергер, Алерик, — но приехал Роланд де Турней и ждет, когда ваше величество примет его. Вы говорили, что желаете видеть его немедленно.— Де Турней! — радостно засмеялся Эдуард и быстро поднялся. — Зови его скорее. Я хочу видеть его красивое лицо.Роланд де Турней на мгновение остановился на пороге в королевские покои, по своему обыкновению оглядев комнату и оценив всех находящихся в ней. Эдуард заметил, как при виде Аккурси в его глазах мелькнуло презрение — инстинктивная реакция англичанина на любого иностранца.— Подойди поклонись, черт неверный, — с улыбкой приветствовал Роланда Эдуард.— Надо полагать, наш великодушный Господь решил, что ты должен уцелеть и снова служить мне?Роланд прошел в комнату с таким видом, словно был ее хозяином, но это не обидело Эдуарда: де Турней всегда вел себя так. Зато обиделся Аккурси.— Следите за своими манерами, сэр, — раздался его фальцет. По-английски Аккурси говорил с изрядным акцентом.— Кто сей язычник, ваше величество? Что-то я не припомню ни этого лица, ни этих развязных манер. Вы не говорили ему, кто я такой?Эдуард отрицательно покачал головой и повернулся к Аккурси.— Успокойся! Это мой хороший друг, и никто не имеет права его оскорблять — кроме меня, разумеется. Мы давно не видели тебя в Англии, Роланд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34