Внимательно обследовав всю башню, он установил, что в ней множество комнат, заполненных пьяными и измученными спящими воинами, несколько кладовых, но ни одной тюремной камеры. Большинство рыцарей и слуг Уайтхоука, а также королевских наемников спали прямо на полу на подстилках — везде, даже в коридорах. Те, кто еще не успел заснуть, громогласно что-то кричали пьяными голосами, пока Николас пробирался по башне, чтобы выйти на улицу. Решив, что, скорее всего, пленников могут держать в угловых башнях, он сначала направился к ближайшей из них. Внутри оказалась лишь лестница, ведущая наверх, — подземных комнат не было. Тщательно осмотрев все три этажа, он нашел пустые комнаты для стражи да храпящих пьяных рыцарей. Пока, благодаря крепкому вину Уайтхоука, его поиски ничем не осложнялись. Николас осмотрел и три других угловых башни, но и там не нашел того, что искал.
Замешкавшись у входа в четвертую башню, он растерянно и устало задумался. Неожиданно наверху раздались голоса и стук подкованных железом сапог. Николас прижался в темный угол. Дверь открылась почти рядом с ним.
Вышли трое рыцарей и, что-то едва слышно обсуждая, направились через двор. Вдруг один весело завопил и, схватив пригоршню снега, швырнул в других. Завязалась игра в снежки.
Проскользнув в башню, Николае осторожно начал подниматься.
На первом этаже дверь открылась от легчайшего прикосновения руки. Тусклый свет факела отбрасывал длинные тени, освещая голову и плечи человека, сидящего за столом над документами.
На улице опять раздались крики веселящихся рыцарей. Человек за столом поднял голову, потом медленно обернулся.
Крепко сжав тонкую рукоятку кинжала, Николас, не отрываясь, смотрел в удивленные косящие глаза Хью де Шавена. Мгновенно приняв решение, он вошел в полутемную комнату.
— Что тебе нужно? — раздраженно спросил Шавен. — Здесь нет спальных комнат для крестьян. Уходи отсюда!
Николас так стремительно пересек комнату, что Шавен едва успел встать из-за стола. Сверкнул клинок, и блестящее острие оказалось у самого его горла. Он откинулся назад, едва не падая на скамейку. Николас склонился над ним — яростный, черный, абсолютно неуправляемый дикарь с нависшими на глаза волосами.
— Кто ты? — прохрипел Шавен, — и что тебе нужно?
— Где она?
Шавен, моргая, всматривался, потом внезапно прищурился.
— Боже мой, — медленно проговорил он, — я знаю тебя. Ты Черный Шип.
Николас поднес острие ближе к горлу.
— Говори, где леди. Твое горло мягкое, как брюхо свиньи, — прошипел он. — Позови только своих воинов, и они увидят лужу твоей крови. Где леди Эмилин?
— Господи! — неожиданно произнес Шавен, — Николас! А я думал, это…
— Отвечай, — проревел барон.
— Ваша леди невредима, милорд. Но я не могу вам сказать, где она. Уайтхоук не захочет, чтобы она сейчас покинула замок.
Никола медленно провел клинком по горлу Шавена. Показалось несколько капель крови.
— Я не жду любезностей от тебя, и не буду любезен сам. Ты похитил мою жену и детей, как вор и трус. Немедленно верни ее, или мои войска разрушат эти стены.
Морщась от боли, Шавен раздул ноздри.
— Уайтхоук запер ее до тех пор, пока она не скажет, где… — Он внезапно все понял. — Ага, — произнес он, — похоже. Черный Шип сам пришел за ней. Вы…
Николас схватил Шавена за кольчугу, посадил его на скамейку, прижимая лезвие к горлу.
— Видит Бог, я не могу устоять от искушения перерезать твое паршивое горло прямо сейчас. Где она?
На лбу Шавена заблестел пот.
— Пожалуйста…
Николас стремительно поднял его и развернул спиной к себе.
— Веди меня к ней. Немедленно! Шавен, спотыкаясь, пошел к двери.
— Так, значит, ты и был Черным Шипом все это время, — язвительно прошипел он. — Твой отец будет крайне разочарован сыном.
— Его мнение меня не волнует, — ответил Николас, когда они спускались по винтовой лестнице.
Неуверенно выйдя из башни, Шавен пошел по двору. Ноги вязли в свежем снегу. Впереди несколько стоящих рядом повозок казались снежной горой.
Холод тронул уши и нос Николаса и проник ему в легкие. Кинжал казался ледяным слитком — пальцы онемели.
— Черт возьми, — выругался Шавен. — Здесь бело, словно в каком-то бесовском молоке. Твой отряд ни за что не пойдет на приступ в такую погоду. Лошади не пройдут через болота.
— Мои воины совсем близко и наготове. Снег им не помеха. Если они не получат от меня знака в ближайшее время, то начнут наступление на Грэймер.
— Глупец! Здесь же король Джон!
— Я знаю. Но присутствие короля в данном случае не станет помехой, поскольку он вполне может отправиться отсюда в Хоуксмур. Какое значение имеет, где произойдет битва?
Что-то внезапно ударило Шавена по голове. Он поднял свободную руку и опустился на колени, подавшись вперед. Следующий снежок пролетел между ними. Николас с трудом удержал Шавена — оба упали в снег. Веселые крики подгулявших рыцарей уже превратились в тревожные, и торопливые шаги приближались. Николас поставил Шавена на колени.
— Вставай! — приказал он.
— Стража! — завопил Шавен.
Николас бросил кинжал и выхватил меч Питера: к нему с двух сторон приближались враги. Колено его утонуло в сугробе, но ему удалось выбраться и взмахнуть мечом. С криком один из нападавших упал, схватившись за бедро.
Николас в яростном азарте вскочил на ноги. Второй стражник выхватил свой меч и оказался лицом к лицу с Николасом. Он неплохо владел оружием, однако с бароном сравниться не мог; даже в полной темноте Николас распознал его слабость и метнулся вперед; раздался хруст ребер.
Прежде чем он снова смог выпрямиться, барон ощутил толчок в спину и осел, словно мешок с зерном. Сразу несколько воинов напали на него. Он оказался вмятым в снег их Тяжестью. Пытаясь вздохнуть, повернул голову. Рука его оказалась прижата, меч выпал из онемевших пальцев. Крики и топот раздавались со всех сторон. А он лежал в холодной снежной глубине, тщетно пытаясь скинуть с себя непосильное бремя разъяренных вражеских тел.
— Поставьте его на ноги, — приказал Шавен.
Николаса вздернули в вертикальное положение. Вражеские воины, казалось, были повсюду. Двое держали его руки, заломив их за спину. Кто-то схватил его за длинные волосы и тянул голову назад. Кто-то приставил к горлу нож, чтобы он не двигался.
Шавен вышел вперед.
— Ну, — заявил он, — я приготовил славный подарок лорду Уайтхоуку. — Он склонил голову. — Отведите его в зал и хорошенько охраняйте. И пошлите кого-нибудь, чтобы разбудили графа.
Когда Николаса вели по двору, внезапно ему показалось, будто знакомый мелодичный голос произнес его имя. Слабый звук утонул в холодном шепоте ветра.
— Эмилин! — ответил он, крича в ночь, пока его безжалостно тащили вперед. — Эмилин!
Он повернул голову, но сильный удар обухом топора заставил померкнуть свет перед его взором.
Каменная стена под ее пальцами оказалась покрыта тонкой ледяной коркой. Эмилин поднялась на цыпочки и как можно дальше высунулась из глубокой ниши, стараясь рассмотреть, что происходит во дворе.
Крики и лязг стали привлекли ее к окну. Вытянув шею и заглядывая вниз и влево, она смогла рассмотреть какое-то движение. Бесформенная тень двигалась недалеко от башни; в ней смутно виднелись два человека, сражающиеся на мечах. Несколько рыцарей бежали через двор к дерущимся.
Вскоре они напали на одного из противников и повалили его в снег. Потом снова подняли на ноги. Когда кто-то рывком запрокинул ему голову, в свете снега лицо стало едва различимым.
— Николас! — закричала Эмилин, но голос ее, казалось, безнадежно утонул в снегу. — Ах, Боже! Николас!
— Эмилин! — мучительный, волнующий крик перевернул ей душу. Опустившись на пол, девушка зарыдала, закрыв лицо руками.
«Уайтхоук скоро обнаружит, что его сын и есть Черный Шип», — в отчаянье подумала она. Ужасная судьба, которую Николас так долго дразнил, наконец, настигла его и готова расквитаться за все.
Но и теперь Эмилин ни секунды не сомневалась, что Николас сумеет сохранить свое холодное непреклонное мужество, какую бы месть ни выбрал Уайтхоук. Наверное, ей следует вести себя так же.
Но она совсем не ощущала в себе ни смелости, ни сил. Те проблески мужества, которые она иногда испытывала, были всего-навсего порождением порывистого и несдержанного нрава. А вообще-то ей всегда приходилось бороться со слезами и страхом.
Думая о Николасе, Эмилин как будто впитывала в себя его живую силу. Выпрямившись, она вздохнула, ощущая, что больше, чем когда-либо еще, нуждается в его близости.
Она непременно выберется из этой башни и найдет Николаев и детей. Отряд из Хоуксмура придет им на помощь.
Вскочив на ноги, Эмилин принялась мерить комнату шагами. Николас посоветовал бы ей хорошенько все обдумать и действовать, а не хныкать. Она не имеет права сидеть здесь и лить слезы, пока ее семья и муж страдают.
Стараясь вырваться на свободу, она должна твердо верить в Господнюю справедливость. Вера, 'честь, мужество, надежда — все, чему ее учили, — это основа внутренней силы. Именно это всегда восхищало ее в Николасе. В ее душе это тоже есть, и вот сейчас пришло время проверить себя.
Подойдя к двери, Эмилин провела рукой по плоскому замку. Сначала в комнате, очевидно, была лишь задвижка, которую ничего не стоило открыть. Второй замок наверняка добавили позже, когда комната превратилась в тюремную камеру.
Эмилин уже пыталась тянуть за железное кольцо в центре двери, но, разумеется, ничего не добилась — лишь сбила пальцы. Сейчас она решила, что замок надо открывать при помощи подходящего инструмента.
Она поняла, что теперь уже ничто не сможет остановить ее. Она готова перевернуть вверх дном всю комнату, чтобы найти что-то, чем можно открыть ненавистную дверь. Надеясь найти в комоде у кровати ножницы, нож или какой-нибудь другой металлический предмет, она опустилась на колени и начала тянуть на себя крышку ящика — до тех пор, пока петли не заскрипели и не сдались.
Глава 25
Отчаянный, до костей пронизывающий холод напоминал о смерти и ледяной вечности. Вокруг — тьма и жуткая тишина. Теперь так будет всегда: холод, темнота, бесконечное молчание и абсолютная беспомощность.
Вздрогнув, Николас очнулся и потряс головой, чтобы отогнать страшные видения, отражающие реальность: темноту и леденящий холод. Его привели в ту же самую комнату, где раньше находились дети, но огонь в камине погас, позволив воцариться сырости и зимнему ветру.
Николас лежал на полу, связанный по рукам и ногам. Открыв глаза, он огляделся, не понимая, сколько прошло времени. Ясно было одно: Уайтхоук, узнав, что Николас пойман, не оставит его в покое. Свет, пробивающийся сквозь ставни, говорил о наступлении утра.
Он без особой охоты явился в эту комнату. Процесс его усмирения закончился разбитым лицом и парой сломанных ребер. Николас лежал на боку, теперь уже полностью придя, в себя, и глубоко дышал, чтобы победить боль, голод и жажду. Жаль, что он не успел поесть, направляясь сюда, и жаль также, что у него нет плаща.
Шавен приказал, чтобы барона отвели в единственную в замке комнату, в которой не было гостей: туда, где находились дети.
Придя в ярость от того, что комната пуста, а единственный часовой в стельку пьян, Шавен хлестнул Николаса по лицу тяжелой рукавицей. Затем он отправился на поиски Уайтхоука, шепнув одному из воинов, что графа задержал король.
Сейчас, лежа на полу, Николае подогнул ноги и изо всех сил пытался достать из сапога небольшой кинжал. Но с руками, связанными за спиной, сделать это никак не удавалось. В конце концов, он лег на спину, поднял ноги и тряс ими до тех пор, пока кинжал сам не упал ему на грудь. Он скинул его на пол и постарался дотянуться до рукоятки.
Старательно перепиливая пеньковые веревки, он, наконец, почувствовал, что они ослабли. Но работа не была закончена: веревки оказались обмотанными вокруг кожаных манжет в несколько слоев.
Как только он освободит руки и ноги, то сразу выберется из комнаты, даже если для этого придется убить часового. Эмилин где-то здесь, в замке, и он найдет ее. Лучше, если удастся выйти отсюда до того, как явится Уайтхоук и попытается задержать его.
Главная проблема оставалась той же: где Эмилин? Ребенком он жил в Грэймере, но не мог вспомнить, где расположена тюрьма. Да и насколько он знал старые и новые башни, там негде было устроить темницу.
С трудом. Николасу удалось сесть, прислонившись спиной к кровати, хотя ребра отплатили ему за это острой болью. Куда вел его Шавен, когда они так неудачно наткнулись на рыцарей? Он пересекал двор по направлению к старой башне или дальше за нее — к двум оставшимся угловым башням.
Но Николас точно знал, что в старой башне тюрьмы нет — когда он был ребенком, там располагались жилые комнаты. Построенная по норманнскому образцу, высокая и прочная, она покоилась на каменном фундаменте и почти не имела подвалов — огромный известняковый гроб, поставленный вертикально.
И все-таки Кристиен сказал «тюрьма».
Внезапно Николас прекратил пилить и едва не уронил нож. Мальчик же произнес «тюрьма» по-английски.Уайтхоук же вполне мог говорить с Эмилин по-французски. И тогда это вовсе не тюрьма, а главная башня.
Значит, Эмилин заперли в главной башне.
В коридоре раздались шаги и голоса. Николас успел сунуть кинжал под кровать как раз в ту минуту, когда тяжелый засов отодвинулся, и дверь открылась.
— Ты не мой сын! — в ярости кричал Уайтхоук. Лицо его сейчас напоминало маску, волосы растрепались. Он подошел почти вплотную к Николасу, сжав кулаки и едва владея собой. — Сын не смог бы так жестоко предать меня.
Николае поднял голову и спокойно взглянул на Уайтхоука.
— Милорд, — как можно спокойнее произнес он, — полагаю, к нашему обоюдному неудовольствию, что я — ваш родной сын.
Уайтхоук ударил его по лицу, и из разбитой губы потекла кровь. Уайтхоук смотрел на него сверху вниз, тяжело дыша.
— Поднимите его, — приказал он. Вздернутый на ноги, Николае сжал руки, возблагодарив судьбу за то, что перерезанные веревки еще не упали с запястий.
Отвернувшись, Уайтхоук провел рукой по лицу и волосам. В комнату вошел Шавен и что-то тихо сказал графу.
Тот повернулся к Николасу.
— Где дети?
— Думаю, пошли поиграть на свежем снегу, — коротко ответил барон.
— Без сомнения, это он освободил их, — вмешался Шавен. — Как вам это удалось? — обратился он к Николасу. — Где дети и где те люди, которые вам помогали?
Николас презрительно взглянул на него
— Дети в безопасности. Но лучше бы я нашел Эмилин до того, как нашел вас.
Уайтхоук подошел к сыну вплотную.
— Клянусь тебе, парень, ты больше не увидишь своей леди в этой жизни. Сколько у тебя людей за стенами замка?
Услышав подобную угрозу, Николас сжался от ярости.
— Сотни на данный момент. А остальные подойдут, как только болота станут проходимыми.
— Думаю, что без твоего сигнала ничего не произойдет. А ты его уже не подашь. Впрочем, вполне возможно, что ты врешь мне так же, как лгал все это время. На собственной груди я пригрел гадюку.
— Я провел очень малую часть жизни с вами, милорд.
— Зачем ты делал это? — взревел Уайтхоук. — Представить невозможно! Ты — Черный Шип. Я надеялся, что поймаю крестьянина, которого тут же и повешу, а вместо этого поймал тебя! Ты навеки опозорил имя Хоуквудов!
— Все вероломство, которое есть в моей души, я унаследовал от отца, убившего мою мать, когда я был еще ребенком.
— Я уже понес покаяние за ее смерть. Она предала меня. И я этого не забыл.
— И все же ваше обращение с ней — не единственная причина того, что я ушел в лес еще юношей. — Николас прямо смотрел в глаза отцу.
— Так в чем же дело?
— Из-за вашей жадности, милорд, вся долина страдала в течение долгих лет. Горели дома и амбары, крестьяне лишались нажитого честным и тяжелым трудом. Мало-помалу вы покорили Арнедейл. Вы начали безжалостные налеты на монастырские земли, воспользовавшись тем, что король Джон преследует монахов Йорка. Даже король задумался, когда Папа Римский пригрозил ему отлучением, а вы все продолжали свое дело. — Он взглянул на отца, чувствуя, как румянец заливает его щеки. — Вы не желали слушать никаких доводов разума. Я тоже старался, насколько мог, убедить вас, но меня вы слушали еще меньше, чем других.
— Монахи Йорка годами не платили налогов, — резко ответил Уайтхоук. — Король приказал им убрать стада из лесов. Я просто помогал исполнить этот приказ!
— Для вас этот приказ все равно что кусок мяса для голодного пса.
— У меня была причина преследовать монахов. Эта земля — часть приданого Бланш. Она теперь моя!
— Но почему же тогда суд так и не вынес решения в поддержку вашего заявления? — возразил Николас. — Если бы земля принадлежала другому барону, вам пришлось бы с боем отбирать ее. Но монахи ничем не могут противостоять огню, топору и ограблениям. Вот поэтому-то я и решил прийти им на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44