Став постоянным клиентом, Марджори договорилась с владельцем магазина, что будет покупать вещи со скидкой. Когда миссис Вэнстроу узнала о такой экономии, она просто засияла от гордости.
— Ты ведь моя племянница, не так ли? — воскликнула она, обнимая Марджори и целуя ее в обе щеки.
За прилавком мистер Перкинс развернул рулон прекрасного индийского ситца. Исключительная ткань с узорами из вишен и листьев, длинные ряды которых разделяли узкие золотые полосы по всей длине материала. Марджи просто очаровал этот рисунок. Она пристроила кусок ситца рядом с шелковым тюлем, который тоже ей понравился. Ей пришло в голову, что эти ткани будут хорошо сочетаться, но только каким образом и в каком костюме?
До сих пор она с успехом изобретала довольно смелую одежду для тети, чью пухлую фигуру было не так-то легко скрыть. Вишни и вертикальные полосы на костюме сделали бы фигуру стройнее, значит, можно шить костюм из этого ситца.
Не обращая внимание на прочих посетителей магазина, она рассматривала нежный легкий шелковый тюль и пыталась представить себе, как ей сочетать вместе эти ткани. Внезапно она вздрогнула, услышав, как к ней обращается какая-то молодая женщина.
— Марджори Чалкот? — слабый голос едва доходил до ее сознания.
Все еще воображая выкройки, оборки, вытачки, складки, Марджори медленно повернула голову и встретилась взглядом с молодой женщиной, смотревшей на нее запавшими глазами. Марджори ее не узнала.
— Да, — ответила она, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение, тщетно пытаясь узнать эту сильно исхудавшую молодую даму, называвшую ее по имени. — Я Марджори Чалкот.
Внезапно смутно знакомая улыбка появилась на бледном лице этой женщины.
— Марджи, — сказала она почти шепотом, в ее кротких серых глазах блестели слезы. — Я бы узнала тебя где угодно. Ты так же красива, как в наши школьные годы. Неужели ты совсем меня забыла? Хотя, наверное, я сильно изменилась.
Марджори моргнула. Потом еще раз. Она, наконец, узнала этот голос.
— Уинифред Синглтон. Уинни! — закричала она ошеломленно. Одна из ее лучших школьных подруг стояла перед ней и была совершенно неузнаваема. О ее былой красоте теперь напоминали только цвет ее глаз, ровные белоснежные зубы, украшавшие ее улыбку, и музыкальный голос.
Когда Уинни кашлянула, у Марджори не осталось никаких сомнений. Ее подруга больна чахоткой.
— Как дела? — вежливо спросила она, не в состоянии сразу же заговорить о ее здоровье. — Я помню, ты собиралась выйти замуж за сына сквайра. Со времени последнего семестра, который мы провели вместе, столько всего произошло, что, боюсь, я сочла невозможным продолжать переписываться.
— О, я действительно вышла замуж за Чарльза, — сказала Уинни, пытаясь казаться бодрой. — А это наш сын, Чарли.
Только сейчас Марджи заметила, что рядом с Уинифред молча стоял ребенок и прижимался к ее юбкам.
— У него твои глаза, — заметила Марджи.
— Да, верно. А волосы, нос и подбородок как у его отца, — мягко продолжала она. Она погладила сына по голове и обняла за плечи, посмотрев на него с любовью.
Марджи, видя нежность Уинни к сыну, с чувством беспомощности смотрела на печальную подругу. Потом та закашлялась и прижала платок к побледневшим губам.
Это было немыслимо грустное зрелище. Сердце ее переполняла жалость. Неистовая чудовищная жалость, которая вызвала в ней сострадание и чувство глубокой благодарности за то, что, несмотря на все испытания, ни ее, ни Дафну не настигла болезнь, от которой человек постепенно терял силы. И в самом деле, путь, который они прошли, казался гладким и прямым. Они не знали безнадежной борьбы со смертью, которая ждала Уинифред.
— Мы, приехали в Бат, чтобы я лечилась водами, — ответила она на незаданные вслух вопросы Марджи голосом, в котором при дыхании были едва заметны хрипы. — Как видишь, я не совсем здорова, хотя чувствую себя немного лучше, чем когда мы здесь появились несколько месяцев назад. Лето я всегда переношу легче, чем зиму.
Чарли поднял голову и с серьезным видом посмотрел на свою мать.
— Она позаботится обо мне, мама? — вдруг спросил он. — У нее милое лицо. Она мне нравится.
— Нет, дорогой, — ответила Уинни с легким смешком, снова гладя своего ребенка по голове. Она добавила, обращаясь к Марджори:
— Я искала няню для Чарли. Место, дом, где он сможет играть с одним или двумя детьми.
Марджи смотрела на ребенка. Она понимала, что ему предстоит перенести. Она знала, что значит потерять мать. Марджи спросила самым жизнерадостным тоном:
— А где твой муж, Уинни? Он вместе с тобой приехал в город? Вы живете близко отсюда? Он, наверное, каждый день провожает тебя в зал для питья минеральной воды?
Уинифред пошатнулась так, будто Марджи ее ударила.
— Не знаю, как и сказать, Марджи, но все равно придется. Чарльз умер несколько лет назад. Он упал с лошади на охоте. Мы были женаты всего несколько месяцев. Чарли еще даже не появился на свет. Боюсь, что с тех пор наша жизнь не была гладкой.
— О, дорогая Уинни. Мне так жаль. Никакой помощи от твоей семьи?
Уинифред покачала головой.
— Это старая и несчастливая история. У сквайра были другие планы для сына, а из моих родственников остался только брат. Он ничем не может нам помочь.
После этого у Марджи не нашлось слов. Кажется, Уинифред почувствовала ее неловкость. Она взглянула на ткань на прилавке и воскликнула:
— Какой прекрасный ситец, какой изящный тюль! Это для платья, которое ты собираешься заказать? Наверняка платье для прогулок.
— Это для моей тети. Я таким образом отрабатываю деньги, «наряжаю» ее. — Затем она кратко рассказала о смерти ее собственных родителей, об обстоятельствах, которые привели ее в Бат, и о том, как случилось, что она живет в доме миссис Вэнстроу. — Не можешь даже представить, как я рада, что она позволила остаться нам под ее кровом и ее крылышком, учитывая ее влияние в обществе! Это поможет обеспечить будущее сестры.
— Я слышала об этом! Прекрасное родство — лучшего и пожелать нельзя! И я уверена, что лорд Сомерсби…
— Сомерсби? — тут же перебила ее Марджори. — Нет, нет! Ты очень ошибаешься. Это только слухи. За ней настойчиво ухаживает другой вполне достойный джентльмен. Я не назову его имя, но к концу лета он наверняка сделает предложение.
Уинифред покачала головой, явно озадаченная.
— Ты уверена, что это не Сомерсби? — спросила она, медленно произнося слова. — Да ведь я на днях видела их вместе. По крайней мере, я уверена, что видела Дафну — кто же забудет ее ангельское лицо. Она ехала в экипаже вместе с вашей тетей. Она выглядела такой счастливой.
Марджори засмеялась.
— Ты, должно быть, ошиблась. Я уверена, что это был другой джентльмен. Опекун не разрешает Сомерсби ухаживать за Дафной.
— Понимаю, — сказала Уинни, уступая, — тогда я, должно быть, ошиблась. Что ж, желаю ей и тебе счастья. Но что касается твоего положения, кое-что мне уже было известно. Видишь ли, я знакома с одной из нанятых тобой швей. — Затем она прикусила губу, и на ее лице появилось выражение ужаса. — Я никогда не думала, что кого-нибудь попрошу об этом, но придется. — Она замолчала снова и, прежде чем продолжить, прижала платок к губам. — Ты ведь нанимаешь швей для своей тети. Я пришла сюда сегодня, надеясь тебя встретить и попросить какую-нибудь работу. Я прекрасно шью, разбираюсь в нитках и пухе. Конечно, я не могу подолгу работать, но если понадобится сделать небольшую вышивку, оборки или отделку рюшем… — Она внезапно остановилась, сделала глубокий вдох и снова закашлялась.
Приступ кашля закончился не скоро, Марджори подвела ее к стулу и усадила. Мальчик шел следом за ними, твердо отказываясь выпустить юбки ее серой поношенной ротонды.
Марджори смотрела на склоненную голову и тонкую костлявую шею Уинни. Старая серая фетровая шляпка с красной атласной лентой закрывала ее темные кудри, когда-то полные жизни и блестящие, а теперь тусклые. Она помнила, какой жизнерадостной была Уинифред, ее заразительный смех. Марджори достаточно хорошо ее знала. Уинни не примет благотворительности.
— Как хорошо, что мы сегодня с тобой встретились, — произнесла она. — Мои швеи могут только стегать многочисленные швы на одеждах тети. Если я только упомяну вышитый или плоеный воротник, отделанный рюшем, или кружевную сборку, на меня попросту смотрят злыми глазами.
Уинни, внезапно перестала кашлять, взяла руку Марджи и нежно ее сжала.
— Ты всегда была добра, и мы много веселились, правда?
— Я бы напомнила тебе один или два эпизода, но боюсь, ты снова закашляешься, так что я лучше промолчу.
Затем Уинни принялась что-то искать в сумочке и наконец достала карточку с адресом. Марджори ужаснулась, узнав, что ее подруга живет на Эйвон-стрит, в печально известном жилище для нищих Бата.
— Знаю, знаю, — закивала та с легкой улыбкой отчаяния. — Это ужасно, но, если ты пришлешь лакея, я уверена, что все будет хорошо, а я буду тебе признательна. Так признательна, что ты представить себе не можешь. — Закончив речь, Уинни встала и, взяв сына за руку, еще раз поблагодарила Марджори перед тем, как покинуть магазин. Марджори предложила проводить ее домой, но Уинни упрямо отказалась.
Марджори смотрела, как они уходят. Сердце ее было полно печали. В тот момент казалось, что в жизни произошла очередная перемена. Ее мысли больше не были заняты жалобами на ее собственное положение. Они уступили место искренней благодарности за все то хорошее, что было у нее: здоровье, сестра, приличный дом, прекрасная пища и небольшое умение, которое и сделало возможной эту поездку в Бат. Может быть, оно поможет ей однажды открыть собственный магазин платьев.
Снова повернувшись к ткани, она внезапно воочию увидела одежду, которую сошьет тете: наряд для прогулок с буфами, сборки на лифе, стоячий воротник, отделанный кружевом, а между лифом и воротником — легкий шелковый тюль с крошечными складочками — достаточно работы для Уинни на две, а то и четыре недели.
22
Клерк проводил Марджори к выходу, неся купленные ею ситцы и тюль, а также большой кусок кисеи, которой миссис Вэнстроу приказала задрапировать нижнюю часть окон своего городского дома. Марджори собиралась нанять экипаж, как вдруг заметила знакомую черную коляску, которая замедляла ход перед магазином. О боже, ведь этот экипаж принадлежал мистеру Раштону, и правил им сам хозяин. Удивительно, но он, кажется, ехал прямо к ней.
Она насмешливо подумала, что мисс Притчард пришла бы в восторг, узнав, как она ошиблась, заявляя, что Раштон не вернется в Бат еще целых две недели. Прошло всего шесть дней, и вот он здесь, явно в добром здравии.
Как только Раштон остановил лошадей, он посмотрел прямо на нее и вежливо спросил:
— Вы позволите проводить вас домой, мисс Чалкот?
Марджори хотела отказаться, но, когда она увидела на его лице выражение смиренного сожаления, правда, сочетавшееся с гордым блеском глаз, она подумала, что едва ли сможет разочаровать его.
— Благодарю вас, сэр, — ответила она и сделала жест клерку, чтобы тот передал свертки мистеру Раштону.
Потом клерк помог ей сесть в элегантный экипаж, мистер Раштон положил ей на колени дорожный плед и хлестнул свою пару прекрасных серых лошадей.
Солнечные лучи, появляясь из-за туч, согревали лицо Марджори. Судя по юго-восточному ветерку с запахом дождя, в ближайшее время ожидалась ненастная погода, но пока что солнце улыбалось, и Марджори улыбалась в ответ.
Когда они справились с оживленным движением вокруг многочисленных магазинов Милсом-стрит, мистер Раштон сказал:
— Как раз когда я возвращался в город, я случайно увидел, что вы выходите из магазина. Я не мог не прийти вам на помощь, особенно когда увидел клерка, нагруженного ценными приобретениями. Надеюсь, ваша вылазка была удачной?
— Совершенно верно, — ответила она, нисколько не преувеличивая. Затем он сделал вежливое замечание по поводу прекрасной погоды, стоявшей в Бате последнее время, и спросил, часто ли шел дождь с тех пор, как он уехал. Она ответила, что дождь шел всего три раза. Надо было бы продолжить разговор, хотя бы для приличия, но Марджори молчала, не находя слов. Ее мысли все время возвращались к Уинни, гладившей по голове своего сына.
Обычно она не думала так долго о несчастьях, своих или чьих-то еще. Но осознание того, что при самом незначительном повороте судьбы она могла бы оказаться в таком же отчаянном положении, сильно потрясло ее. Ей захотелось не только дать работу Уинифред, но и сделать для нее нечто большее. Но что еще можно было сделать, она не знала, по крайней мере пока.
— И какие же грезы возникают в вашем пылком мозгу?
Марджори взглянула на Раштона, который смотрел на нее явно озадаченно.
— Неужели вы наконец обратили на меня внимание? — спросил он чуть ли не с обидой. — Неужели я перешел все границы? Поэтому вы не обращаете внимание на меня и мои извинения?
— Ваши извинения?
— Вот! Я так и думал. Я только что произнес самую убедительную речь за всю мою жизнь, а вы ничего не слышали!
Марджори растерянно глядела на него. Она все еще воспринимала только половину его слов.
— О, мне очень жаль, — равнодушно ответила она.
— Нет, не думаю, что вам жаль! — сердито воскликнул он, круто поворачивая влево и останавливая лошадей перед рядом контор.
— Что вы затеяли, Раштон? Почему мы остановились?
— Потому что я не стану больше говорить или, вернее, не стану больше обращаться к вам, не посмотрев в глаза. Я желаю понять, почему вы отвечали столь односложно и отказывались слушать мои смиренные речи!
Наконец Марджори перестала думать об Уинни и повернулась к нему, твердо решив его выслушать.
— Мне начать снова? — спросил он.
— Да, пожалуйста. Простите, что я вас не слушала. Я думала о другом. Прошу вас, говорите что хотите. Я не позволю больше моим мыслям оказаться далеко.
— О том вечере, на концерте. Боюсь, что я выставил себя полным болваном и подверг ваше имя насмешкам со стороны всех, кому нравится вас дразнить. Мне очень, очень жаль, что произошла эта злосчастная сцена, которая, обещаю вам, никогда…
Она перебила его.
— В самом деле, Раштон, перестаньте. Видите ли, мне совершенно все равно! Вы не первый человек, которого захватила врасплох замолкшая музыка. А что до всего остального, я ценю ваши извинения, но они не имеют для меня значения. Я вас простила, если вам это так необходимо, раньше, чем вы извинились. И уверяю вас, меня никто не дразнил.
— Никто не осмелился, — тихо сказал он, задумчиво нахмурившись.
Она легко рассмеялась.
— Думаю, это скорее потому, что я занимаю в Бате совершенно незначительное положение. Кроме того, любой, кто знает вас так, как я, поймет, какой бы это было нелепостью. Разве можно предположить, что вы в меня влюбились? Я сирота без гроша в кармане, без особой самоуверенности в общении и с весьма дерзким язычком. Так что сами видите, вас может беспокоить разве что ваша совесть. Я вас прощаю, но думаю, вам будет труднее простить самого себя.
— Тут вы ошибаетесь! — живо возразил он, стегая вожжами лошадь, чтобы та вновь тронулась с места. — Я бы легко мог себя простить, если бы не утратил или, возможно, так и не заслужил, вашего уважения.
Марджори удивленно посмотрела на него. Он, конечно, был прав, так что она сочла за лучшее промолчать.
Всю оставшуюся дорогу они не разговаривали друг с другом. Раштон, казалось, погрузился в глубокое раздумье и не отрывал взгляда от дороги.
Когда наконец свернули к «Полумесяцу», он произнес:
— Кажется, с тех пор как вы сели в мой экипаж, ваши мысли что-то очень занимало. Вы позволите мне поинтересоваться, что же вас так расстроило? Ваше лицо — просто воплощение печали.
Марджори, чувствуя, что она сильно уязвила его гордость во время этого путешествия, полагала себя до некоторой степени обязанной ответить ему прямо:
— Я встретила свою подругу, с которой мы вместе учились несколько лет назад. С тех пор она вышла замуж и овдовела. Она привела с собой своего милого ребенка — мальчика по имени Чарли. И к своему ужасу, я поняла, что она очень больна и, возможно, умирает.
— Мне очень жаль, — тихо ответил он, инстинктивно беря ее за руку.
Ее тронуло такое неожиданное сочувствие с его стороны. Она опустила глаза и стала рассматривать его желтовато-коричневые перчатки. Почему-то она совсем не ощущала неловкости из-за того, что он завладел ее рукой. Она сказала:
— Меня обычно не выбивают из колеи несчастья других людей, но в этом случае… — Она взглянула на Раштона и сказала:
— Я хочу что-нибудь сделать для нее. Моя тетя наняла несколько швей, и я уверена, что для нее найдется работа, хотя едва ли этого будет достаточно, учитывая, в какой ситуации Уинни. О, Раштон, это действительно ужасно! Видите ли, у нее чахотка, и она живет… на Эйвон-стрит!
Теперь ее глаза жгли непрошеные слезы, и она быстро выдернула свою руку из-под его руки, чтобы поискать в сумочке носовой платок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29