Конечно, Конистан состоял из самых возмутительных недостатков, но как партнеру в вальсе ему не было равных. Она уже готова была сказать ему об этом, но вдруг поняла, что ей почему-то ни единой секунды не хочется тратить на пустую болтовню. Каждое новое движение — шаг вперед, назад, поворот, круг — казалось все более плавным и отточенным, словно они с виконтом слились в этом танце воедино. Краем глаза она замечала стремительное кружение атласных платьев, пестро расписанных вееров, сверкающих ожерелий и кричаще-модных желтых жилетов, но все это расплывалось перед ее взором смутными и неясными цветовыми пятнами. Эммелайн с удивлением обнаружила, что поминутно заглядывает своему партнеру в лицо и видит в его глазах отражение своего упоения танцем. Казалось, его сердце бьется в такт с ее собственным, и он, так же, как и она, испытывает наслаждение от омывающих их обоих звуков музыки.В очередной раз бросив на него взгляд, она была поражена выражением искренней радости на его лице. Куда привычнее была маска равнодушия, досады или отвращения, будто навек приросшая к нему. Но сейчас его глаза светились ничем не омраченной добротой, и весь облик его излучал чистую и открытую приветливость. Как приятно было на него смотреть! Конистана можно было смело назвать красивейшим из всех ее знакомых. Его черные брови были круто изогнуты, лицо отличалось благородной лепкой, на подбородке виднелась очаровательная небольшая ямочка. У него был орлиный нос, и хотя Эммелайн частенько приходилось видеть, как злобно раздуваются в гневе его ноздри, в настоящий момент этот надменный нос казался всего лишь аристократичным. Словом, Эммелайн вдруг почувствовала себя в плену у этого человека, силой навязавшего ей приглашение на вальс. Ей следовало его возненавидеть, но во время танца неприязнь странным образом смягчилась, уступив место непривычному и потому встревожившему ее ощущению теплоты и близости.Но вскоре она заметила, что выражение его лица немного изменилось, стало более напряженным, а взгляд потемнел. Конистан крепче обхватил рукой ее талию и, воспользовавшись очередным поворотом, притянул ее к себе. Волна смущения окатила Эммелайн, она едва не сбилась с такта, но он крепко держал ее в объятиях и увлекал за собой в стремительном кружении вальса. Ее сердце забилось учащенно, а дыхание стеснилось в груди, когда она заглянула в его серые глаза. По какой-то таинственной причине она больше не чувствовала под собою ног и вообще перестала различать окружающие предметы, ей казалось, что она плывет по воздуху. Как странно! Да, она просто плыла по волнам музыки, увлекаемая рукой Конистана, чудесным образом позабыв обо всем на свете.— Я и не думала… — пролепетала Эммелайн, сама не сознавая, что говорит. Звук ее голоса отчасти разрушил окружавшее их очарование. — То есть, я хочу сказать… что вы такой искусный танцор, лорд Конистан. Я и не подозревала… — Она отвернулась, опустила глаза и вспыхнула.— Дело вовсе не в моем искусстве, — раздалось в ответ.Конистан говорил низким, волнующим голосом, почти шепотом. И вместе с последним замирающим звуком вальса, эхом прокатившимся под сводами переполненного бального зала, по телу Эммелайн пробежала дрожь. Ей захотелось вновь услышать его голос. Пусть бы он говорил, чтобы его слова отдавались прямо у нее в сердце!— Что вы имеете в виду? — спросила она, когда он легонько подхватил ее под локоть и повел сквозь толчею танцоров, покидавших площадку. — Вы так бесподобно выполняли все фигуры! Никогда в жизни вальс не доставлял мне большего удовольствия.Конистан крепко сжал ее руку, и его дыхание опалило ей щеку, когда, низко склонившись к ней в окружавшей их толпе, он прошептал слова, поразившие ее до глубины души:— Повторяю, дело вовсе не в моем искусстве, мисс Пенрит. Весь секрет в вашем очаровании и грации, в том врожденном изяществе, которое свойственно вам во всем, что вы делаете.Они застряли в толпе разгоряченных танцем гостей, устремившихся к дверям зала в поисках прохладительного. Последние слова Конистана до крайности встревожили Эммелайн, но ей оста-валось лишь гадать, что он замышляет. Будь на его месте любой другой мужчина, она не сомне-валась бы, что он просто пытается с нею флир-товать. Ей хотелось взглянуть ему в лицо, чтобы по его выражению определить, что у него на уме. Но то, что последовало, вконец лишило ее душевного покоя, потому что, когда она обернулась, его губы легчайшим, мимолетным, почти неуловимым движением коснулись ее губ. Он поцеловал ее! Он посмел захватить ее врасплох прямо в бальном зале! Какое неслыханное коварство! С какой это стати лорд Конистан, никогда не скрывавший своей неприязни к ней, вдруг решил сорвать у нее с губ поцелуй?Где-то глубоко в мозгу зазвучал тревожный звонок. Эммелайн торопливо отвернулась и попыталась вырваться, но Конистан сжимал ее локоть словно тисками, и в людской толчее у дверей, ведущих в холл, ей не оставалось ничего иного, кроме как терпеть это крепкое пожатие.Как только они покинули бальный зал и толпа разбрелась по другим помещениям, Эммелайн отняла руку. Когда же Конистан попытался вновь взять ее за локоть, она набросилась на него, как тигрица.— Вы негодяй, сэр! — воскликнула она. — Как вы посмели меня поцеловать… я хочу сказать, как вы смеете домогаться меня столь возмутительным образом? И зачем вам это нужно, ведь мне отлично известно, что вы меня терпеть не можете?— Вероятно, мне просто нравится целоваться, — ответил он самым невозмутимым тоном. — Никакого иного ответа тут быть не может. Могу, разве что, добавить, что вы — красивейшая женщина из всех, кого я знаю, вот вам и весь ответ!— Ваш ответ отнюдь не делает чести моему уму! — возмутилась Эммелайн. — Будь я наивной глупышкой, у меня, несомненно, закружилась бы голова при виде подобных знаков внимания с вашей стороны. Но я не так глупа и потому требую объяснений. Скажите на милость, что вам от меня нужно, ибо сама я не вижу, чем вызван ваш столь неожиданный интерес ко мне.Казалось, он готов был ответить, но как раз в эту минуту к ним подошли Дункан и Грэйс. Последняя тотчас же уцепилась за руку Эммелайн, стараясь, насколько возможно, спрятаться за ее плечом и усиленно обмахиваясь веером, чтобы, не дай Бог, не встретиться глазами с Конистаном. Дункан же, напротив, подарил сводному брату ослепительную улыбку и заверил его, что ни разу в жизни не видел столь безупречно исполненного вальса. Конистан взглянул на него с любопытством и, в свою очередь, заверил Дункана, что заслуга целиком принадлежит мисс Пенрит.«Он совершенно бесподобен», — подумала Эммелайн, и тотчас же в ее мозгу вновь, еще настойчивее и громче, зазвучал прежний тревожный сигнал. Она ни минуты не сомневалась, что за внешней любезностью виконта скрываются самые неблаговидные намерения, но так и не смогла догадаться, чего же он от нее добивается, пока он не сказал:— А знаете ли, мне только что пришла в голову совершенно блестящая мысль. С тех пор, как мне стало известно, что Дункан собирается нанести визит в дом вашего отца этим летом, чтобы принять участие в самых захватывающих — в этом я не смею усомниться — увеселениях, я просто одержим желанием к нему присоединиться.Не могло возникнуть и тени сомнения в том, что он недрогнувшей рукой приставил ей нож к горлу, Эммелайн сразу это поняла.— Мисс Пенрит, могу я вас умолять о приглашении в Фэйрфеллз на ваши состязания? Понимаю, моя просьба доставляет вам известные неудобства, но неужели вы не сжалитесь надо мной? Вы меня обяжете по гроб жизни, уверяю вас!Эммелайн почувствовала, что никак не может закрыть открывшийся от неожиданности рот, и попыталась поспешно собрать воедино разбегающиеся мысли, чтобы найти слова для достойного отказа. У себя над ухом она слышала дыхание Грэйс, перешедшее в судорожный, захлебывающийся стон, причем веер подруги заработал с утроенной силой.— Я… я, конечно, была бы рада вам услужить, — запинаясь, начала Эммелайн, — но вы не можете не понимать, что подобного рода грандиозные мероприятия готовятся заранее. Видите ли, количество комнат в доме моего отца ограничено.Она стоически выдержала его взгляд в надежде, что он поймет намек и не будет настаивать.— Да я с радостью буду спать в конюшне, если понадобится, — с готовностью парировал он. — Протанцевав с вами сегодня этот вальс, я просто не в состоянии ждать следующего сезона, чтобы пригласить вас вновь. Одна мысль об этом для меня невыносима, так что не лишайте меня удовольствия, умоляю вас.Эммелайн была в замешательстве. Если бы только она могла просчитать ход Конистана! Несомненно, он попытается воспрепятствовать отъезду Дункана в Фэйрфеллз, но с этим можно легко справиться: Дункан, похоже, уже и сам готов восстать против тиранства старшего брата, и она прекрасно знала, как подстрекнуть его к бунту. Но принимать в Фэйрфеллз самого Конистана…Вокруг них уже начали собираться любопытные, явно привлеченные тем, что виконт не только танцевал с мисс Пенрит, но и задержался, чтобы поговорить с нею после бала. У себя за спиной Эммелайн услыхала знакомый голос Алисии Сивилл.— Конистан желает участвовать в турнире? — проговорила та восторженным громким шепотом. — Но это же великолепно!Замечание мисс Сивилл вызвало оживленный обмен мнениями среди окружавших ее гостей, не ускользнувший и от внимания Эммелайн.Джентльмены принялись восклицать: «Ну что ж! В таком случае нас и вправду ждет славное развлечение! Конистан сидит в седле, как Бог, ему нет равных, за исключением, разве что, Вардена Соуэрби, да ведь он тоже участвует! Не сойти мне с места, если этот турнир не окажется самым интересным!»Эммелайн стало ясно, что сражение проиграно. Не успела она собраться с силами и отказать Конистану в праве на участие в ее празднике, как он оказался в кругу ее же собственных друзей, выражавших восторг по поводу того, что он решил присоединиться к их компании. Что ж, придется его пригласить, причем немедленно, иного выхода нет!— Вы ведь знаете, — обратилась к виконту мисс Сивилл, возбужденно сверкая золотисто-карими глазами, — мы там не тратим время на подготовку и проведение балов и пикников al fresco! На свежем воздухе (итал.).

Вовсе нет! В Фэйрфеллз мужчины сражаются по-настоящему, как в старые добрые времена. О, я прекрасно помню, как два года назад, во время конного поединка, один из рыцарей был сброшен с лошади и вывихнул плечо. Ну а вы, милорд, такой прекрасный спортсмен! Я все свои карманные деньги собираюсь поставить на вашу победу!Другие участники будущего турнира тоже принялись высказываться в подобном духе. Все это время Конистан не сводил глаз с Эммелайн, и в его взоре читался холодный вызов, а на губах играла торжествующая улыбка.— А вам уже известно, кто будет Королевой? — осведомился он, и на его красивом лице появилось так хорошо знакомое и бесившее ее до чертиков детски-невинное выражение.Вокруг воцарилось молчание, нарушаемое лишь невнятными возгласами испуга, более похожими на стон, которые, не умолкая, издавала ее подруга.Грэйс наклонилась к самому уху Эммелайн.— Конистану все известно! — прошептала она. — Он все знает! О, как мне нехорошо! У меня ноги отнимаются!Эммелайн пропустила стенания Грэйс мимо ушей.— Королеву всегда выбирают тайным голосованием накануне Королевского Бала, — ровным голосом объявила она. — Имени Королевы никто знать не может, пока голоса не подсчитаны.— Понятно, — кивнул в ответ Конистан. — Хотя, если мне будет позволено высказать свои скромные соображения, полагаю, мисс Баттермир отлично подошла бы на эту роль. Ее восшествие на престол придало бы вашему турниру поистине королевский размах.Эммелайн грозно сдвинула брови. Ей хотелось в нескольких тщательно взвешенных словах объяснить Конистану коротко и ясно, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, но в эту самую минуту Грэйс, подавленная и до смерти перепуганная, с громким стоном рухнула в обморок прямо на руки Эммелайн. Ее лицо стало мертвенно-бледным, лишь веки слабо трепетали, выдавая присутствие жизни.Конистан в мгновение ока очутился рядом с Эммелайн, но девушка была так зла на него, что, когда он предложил свою помощь, она лишь бросила на него уничтожающий взгляд и обратилась за поддержкой к Дункану.— Вы не поможете мне отвести мисс Баттермир в одну из комнат наверху? Боюсь ей снова станет дурно, если она очнется посреди толпы зевак.Дункан торопливо подхватил Грэйс на руки.Казалось, это не стоило ему никаких усилий, словно она была легка, как перышко.— От всей души благодарю вас!Краткое путешествие вверх по лестнице сопровождалось многоголосыми репликами зрителей, причем самым глубокомысленным оказалось замечание о том, что Рыцарь-Победитель уже держит в объятиях свою Королеву. Эммелайн была неприятно поражена, поняв, что ее планы уже всем известны.Как только Дункан уложил Грэйс на обитую узорчатой камчатной тканью оттоманку в одной из дамских комнат, Эммелайн заметила, что будущий сэр Ланселот Самый знаменитый рыцарь Круглого стола, спаситель королевы Гиневры.

смотрит на ее подругу с озабоченным выражением. Подняв наконец глаза и переведя взгляд на Эммелайн, он спросил:— С ней все будет в порядке? Она так ужасно бледна!Эммелайн опустилась на колени подле оттоманки и принялась растирать виски Грэйс.— Ну, разумеется, Дункан, — отвечала она. — Полагаю, все дело в том, что в бальном зале было слишком душно…— Вздор! — живо перебил ее Дункан. — Все это — дело рук моего брата. Как раз перед тем, как все случилось, Грэйс говорила мне, что манеры Конистана ее нервируют. Не сомневаюсь, он сделал это нарочно. Я пытался ее убедить, что не стоит обращать на него внимание, и хотя она обещала прислушаться к моему совету, я ее ничуть не виню за обморок: ведь он ее высмеял перед всей толпой, собравшейся вокруг нас!Грэйс тихонько застонала. Выждав еще минуту, Дункан выразил надежду, что она скоро поправится, вежливо откланялся и торопливо покинул комнату.— Такое поведение меня обнадеживает! — пробормотала про себя Эммелайн, когда за ним закрылась дверь, и тут же вновь принялась ухаживать за Грэйс.Вскоре ей на помощь пришли две горничные, полные сострадания к несчастной юной леди, не выдержавшей напряжения лондонского сезона. То и дело сочувственно причитая, изрекая мрачные пророчества по поводу всевозможных осложнений, вроде неминуемого воспаления мозга или легких, они захлопотали вокруг больной. Ей смочили виски лавандовой водой и помахали у нее под носом флакончиком ароматической соли.Ласково поглаживая руку Грэйс, Эммелайн почти не прислушивалась к их вздорному лепету. Очень скоро ее подруга пришла в себя, и Эммелайн принялась утешать и успокаивать ее, приводя всевозможные доводы в пользу того, что не стоит впадать в отчаянье.Увы, Грэйс совсем пала духом. Она продолжала лить слезы, беспрерывно шмыгая носом в вышитый гладью носовой платочек и не желая слушать всего того, что Эммелайн пыталась ей втолковать. В ответ на увещевания бедная девушка твердила, что сама все испортила и что Дункан теперь не может испытывать по отношению к ней ничего, кроме глубочайшего отвращения.— Ты ведь прекрасно знаешь, что думают мужчины о чахнущих и склонных к обморокам девицах. Их презирают! И я нисколько не верю тому, что пишут в романах, будто бы герой восторгается бледностью лишившейся чувств дамы.— Все это выдумки!Полностью разделяя мнение подруги на сей счет, Эммелайн никак не желала усугубить отчаяние Грэйс, признав ее правоту вслух.— Дункан выглядел крайне обеспокоенным, — возразила она. — Не думаю, что твое недомогание показалось ему хоть в малейшей мере отталкивающим. Совсем напротив, он выразил твердое убеждение, что во всем виноват Конистан, а не ты!Заслышав такие слова, Грэйс перестала хныкать и в изумлении часто-часто заморгала.— И если хочешь знать, именно Дункан принес тебя на руках в этот будуар! — продолжала Эммелайн.— Это правда? — воскликнула Грэйс, внезапно воскреснув из мертвых, и села прямо на вытканной золотыми полосками оттоманке, а большие голубые глаза ее загорелись восторгом.Но вскоре лицо девушки снова вытянулась, и она опять повалилась на расшитые шелком подушки. — До чего же мне не везет! Именно в тот момент, когда Дункан, то есть, я хочу сказать, мистер Лэнгдейл, держал меня на руках, я была без сознания! Нет, я вижу, мне суждено стать гувернанткой, как велит папенька!— Вздор! — возмутилась Эммелайн, чувствуя, что мрачные предсказания Грэйс выводят ее из себя. — Тебе бы следовало больше доверять мне. И не забудь: не далее, как через три недели вы с Дунканом будете полностью предоставлены самим себе в окружении разве что Уэзермирских скал. Если он в тебя не влюбится, что ж, значит, он безнадежный тупица, и нам останется лишь позабыть о нем навсегда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33