Он блаженно потер руки, когда на стол возле камина наконец-то водрузили фаршированного лебедя.
— Дорогой мой Эбенизер, разрешите мне самому вас попотчевать. Наливайте себе вина! Прошу вас! Еще!
Жизнь снова улыбалась сэру Гренвиллу. Он пережил осенние бури и теперь уже мог различить финал борьбы. Договор достанется ему во что бы то ни стало. Он перекладывал куски лебединой грудки на тарелку Эбенизеру.
— Дорогой мой мальчик, слева репа и соус из гусиных потрохов. Отрезайте от новой буханки. Крылышко? Вы уверены?
Некоторое время они ели в дружеском молчании. Кэмпион сейчас было бы столь же трудно узнать Эбенизера, которому исполнилось девятнадцать, как и ему свою сестру. Он повзрослел, на лице с темными тенями появилась печальная мудрость, свойственная гораздо более зрелому возрасту. Отросшие волосы были зачесаны назад и волной падали на шею. Это придавало Эбенизеру хищный вид, который усугубляли глаза, словно бы горевшие каким-то внутренним огнем.
Он, как и прежде, был калекой и навсегда таким и останется, но теперь он обнаружил некую силу, заключенную в нем самом и дававшую ему власть над здоровыми. Одет он был не в черное, а в религиозные пурпурные тона, и ему нравилось думать, что его платье такого же цвета, как церковные одежды. Подобно сестре, он бьи счастлив, но в отличие от нее, обретшей счастье в любви и щедрости, Эбенизер нашел свое призвание на более мрачном и кровавом поприще. Под влиянием сэра Гренвилла Кони он связал свою религиозную миссию с болью.
Будучи на службе у парламентского Комитета безопасности, Эбенизер во имя Господа пытками вырывал признание у тех, кого подозревали в неверности. Визг женщин, разрываемых на дыбе, стоны тех, кто терял сознание, когда у них на ноге туго завинчивали ломавший все кости железный ботинок, — все эти звуки доставляли Эбенизеру удовольствие. Он пользовался лезвием, огнем, воротом, иглами, крюками, щипцами — всем арсеналом инструментов своей профессии и, причиняя боль другому, обрел свободу. Он стоял выше закона, и людского и Господнего, и сознавал себя человеком особенным, не скованным никакими нравственными ограничениями. Он был не таким, как все, и всегда был не таким, как все, но теперь Эбенизер знал, что он выше всех. Только одного господина он пока еще признавал — сэра Гренвилла Кони.
Сэр Гренвилл обсосал косточку и бросил ее в огонь.
— Барнегат не ошибся, — сказал он. Барнегат был астрологом сэра Гренвилла и напророчил на Рождество хорошие вести. Сэр Гренвилл долил соуса себе на тарелку. — Насчет священника вы оказались правы. Я рад, что мы ему помогли. Что он собой представляет?
Эбенизер уже закончил трапезу. Он откинулся назад. По глазам абсолютно невозможно было прочитать его мысли.
— Амбициозен. Чувствует себя обманутым. Сэр Гренвилл заворчал:
— Под такое описание подходит половина парламента. Ему можно доверять?
— Да.
В то рождественское утро в доме сэра Гренвилла побывали два странных посетителя. На крыльце, выходившем на аллею, стояли усталые и продрогшие преподобный Верный До Гроба Херви и Гудвайф Бэггерли. Сэр Гренвилл был в Вестминстере, но Эбенизер их принял, выслушал их рассказ и отправил в комнаты в Сент-Джайлз. А потом Эбенизер встретил сэра Гренвилла приятным и очень радостным известием.
Весь вечер сэр Гренвилл упивался этой новостью. От нее прошла боль и потеплело на душе. Он все еще наслаждался ею.
— А зачем приходила женщина? Эбенизер пожал плечами, потягивая вино.
— Она ненавидит Доркас. Херви хотел, чтобы она показала, где вы живете.
— А ей тоже нужно заплатить двадцать фунтов?
— Нет. — Эбенизер бережно поставил рюмку на стол. Все его движения были точно рассчитаны. — Подозреваю, Гудвайф догадывается, что от Сэмьюэла Скэммелла ждать особо нечего.
Сэр Гренвилл рассмеялся.
— Ну что за благоразумная Гудвайф. Не забывайте, она бы избавила нас от уймы неприятностей, если бы смогла назвать ублюдка, который увез девчонку. Но сейчас это уже не имеет значения.
Сэр Гренвилл знал, что ему повезло. Всего четыре месяца назад он ощутил настоящий ужас. Лопес в Амстердаме. Девчонка исчезла, но все его страхи оказались беспочвенными. Еврей, похоже, приехал в Амстердам просто для того, чтобы быть поближе к военным действиям в Англии. У Мордехая Лопеса без сомнения, думал сэр Гренвилл, есть финансовые связи и с той и с другой стороной, хотя сэр Гренвилл лишь по слухам знал о деньгах, которые были даны в долг королю. Лопес не сделал ничего такого, что давало бы основание заключить, будто ему известно о смерти Мэттью Слайза, а девчонка, очевидно, и не пыталась связаться с ним. Завтра сэр Гренвилл отзовет из Голландии своих сторожевых псов.
Он отодвинул тарелку, тихо рыгнул и подмигнул Эбенизеру.
— Не перейти ли нам к окну?
Они сели и стали смотреть на Темзу. Уже почти стемнело. По реке вверх по течению шла на веслах одна-единст-венная лодка с фонарем на носу. Гребцам приходилось туго, потому что течение было стремительным, ведь с обоих берегов подступал лед. Кони знал, что вскоре на реке не останется ни одной лодки и появятся они лишь когда лед начнет сдавать позиции. В саду ему придется выставить дополнительную охрану, потому что замерзшая Темза открывала легкий доступ в его владения.
На низеньком столике между ними лежали виноград и миндаль из Иордании в сладком французском марципане. Кабинет сэра Гренвилла обставлен так, чтобы быть достойным подобной трапезы, а сегодняшние новости сделали праздник безмятежным. Сэр Гренвилл раскусил миндальный орешек.
— Нам повезло, Эбенизер. Нам действительно повезло.
— Да, — серьезно кивнул человек с худым лицом. Девчонка жила в замке Лэзен. По словам Эбенизера, священник был абсолютно в этом уверен, уверен настолько, что рискнул отправиться в Лондон по зимним дорогам. Сэр Гренвилл хмыкнул, вокруг его выпученных лягушачьих глаз собрались счастливые морщинки.
— И у нее была печать!
— У нее на шее висел золотой цилиндр на золотой цепочке, — педантично поправил своего хозяина Эбенизер.
Настроение у сэра Гренвилла все улучшалось. Он удовлетворенно хихикал, потом подлил себе еще вина. Эбенизер же почти не притрагивался к своему бокалу.
— Замок Лэзен. Замок Лэзен. Нам повезло даже больше, чем вы думаете, Эбенизер.
Эбенизер молча смотрел на маленького, безобразно жирного человека. Клапан на панталонах у него был оттопырен и лежал на бедре, материя залоснилась от капавшего с мяса жира. Сэр Гренвилл взглянул на Эбенизера.
— Как сообщает мой человек в Оксфорде, Лэзен собираются укреплять.
Эбенизер стал сосредоточенным.
— А не лучше ли нам захватить девчонку до того, как укрепят замок?
— Нет, Эбенизер, нет! — Сэра Гренвилла распирало от восторга. — Это было бы нелегко и в самый благоприятный момент, но, как я полагаю, нескольких слов сэра Гренвилла Кони будет достаточно, чтобы направить туда войска. Мы устроим засаду, овладеем замком и захватим девчонку. И еще много чего другого. — Он рассмеялся, снова наливая себе вина. — Вы знаете этот замок?
— Нет.
— Очень красивый, очень, — радостно рассказывал сэр Гренвилл. — Половина построена в елизаветинскую эпоху, но есть еще и великолепное современное крыло, спроектированное Лиминжем. Мне рассказывали, что в длинной галерее лепные украшения весьма и весьма изящны. Там немало леса, больше тысячи акров пахотных земель и еще в два раза больше отдано под пастбища для овец.
От беззвучного смеха плечи его затряслись. Когда он заговорил, голос звучал как-то непривычно ликующе, как у проказливого мальчишки.
— Я думаю, комитет графства по конфискации имущества благосклонно посмотрит на то, чтобы передать эти владения мне в собственность, как вы полагаете?
Эбенизер улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. Он знал, что сэр Гренвилл, пользуясь своим положением в парламентском комитете по надзору за судьбой захваченного вражеского имущества, обеспечивал себя землями по всей Южной Англии.
— А кому он сейчас принадлежит?
— Сэру Джорджу Лэзендеру. До боли честный человек. У него потрясающая жена. Сэр Джордж счел уместным присоединиться к нашим врагам, Эбенизер, так что, я полагаю, мы можем с чистой совестью наказать его.
— Аминь.
— Аминь. У него еще есть сын, не могу припомнить, как зовут мальчика. Думаю, этим и объясняется пребывание там вашей сестры.
Эбенизер пожал плечами.
— Не знаю.
— Не то чтобы это имело какое-то значение, пока она остается там.
Он засмеялся, тяжело поднимаясь со стула, придерживая одной рукой расшнурованные панталоны, а другой открывая огромный железный ящик. Оттуда он извлек листок бумаги и вручил его Эбенизеру, сопроводив жест цветистой фразой.
— Исполните все необходимое, дорогой мой мальчик. Эбенизер взял бумагу аккуратно — так, будто мог от нее заразиться. Это было свидетельство о браке Сэмюоэла Скэммелла и Доркас Слайз, подписанное Джеймсом Боллсби, священнослужителем. Эбенизер взглянул на сэра Гренвилла.
— Вы абсолютно уверены?
— Уверен, дорогой мой мальчик, ни капельки не сомневаюсь и не колеблюсь. Действуйте!
Эбенизер пожал плечами, потом поднес потемневшую хрупкую бумагу к пламени ближайшей свечи. Свидетельство вспыхнуло, скрючилось, заполыхало, и Эбенизер уронил его на серебряную тарелку, где оно и догорело. Посмеиваясь, сэр Гренвилл нагнулся и растер кучку пепла.
— Вашей сестре только что дали развод. Он снова сел.
— Вы ей скажете?
— Боже упаси, конечно нет. И ему не скажу! И вообще никому не скажу! Пусть себе вечно думают, что они женаты, до самого конца света. Знаем только мы с вами, Эбенизер, только мы с вами. Вот так-то! — Почерневшим пальцем он указал на пепел. — Ваша сестра больше не жена Сэмьюэлу Скэммеллу. Так кто теперь хранитель печати?
Эбенизер понимающеулыбнулся, но промолчал.
— Вы, Эбенизер, вы. Поздравляю, вы разбогатели. Эбенизер поднял бокал и чуть пригубил. Пил он мало, предпочитая трезво смотреть на мир.
Сэр Гренвилл скатал шарик из марципана и миндаля.
— Более того, в завещании вашего отца говорится, что если ваша бедняжка сестра не доживет до двадцати пяти лет и не оставит наследников, тогда деньги Договора должны быть использованы на распространение Евангелия. Думаю, мы бы прекрасно сумели распространять Евангелие, как вам кажется, Эбенизер?
Эбенизер Слайз улыбнулся и кивнул.
— А как же Скэммелл?
— Сами подумайте, дорогой мой. — Выпученные глаза адвоката пристально наблюдали за собеседником.
Эбенизер сцепил пальцы обеих рук.
— Если когда-то он и был вам нужен, то теперь явно бесполезен. Он весьма неудобный свидетель свадьбы, которая вам больше не нужна. Думаю, брату Скэммеллу пора перейти через реку Иордан.
Сэр Гренвилл расхохотался:
— Вот именно. Пусть ждет воскрешения из мертвых в могильной тиши.
В последних отблесках дня огромный обломок серожелтого льда заколыхался на реке, натолкнулся на другую льдину и замер. Незамерзшая вода, казавшаяся черной в надвигавшейся темноте, ненадолго вспенилась, потом успокоилась. Вдалеке сэр Гренвилл едва различал тусклые огоньки несчастной деревушки Лэмбет.
— Итак, брат Скэммелл должен умереть, но от чьей руки?
Темные глаза ничего не выражали.
— От моей?
— По отношению ко мне это было бы добрым делом, дорогой мой мальчик. К несчастью, у этого, теперь весьма нежелательного брака, есть еще один свидетель.
Эбенизер пожал плечами.
— Гудвайф ничего не скажет.
— Я имею в виду не Гудвайф.
— А-а. — На лице Эбенизера промелькнуло подобие улыбки. — Дорогая Доркас.
— Дорогая Доркас, которая будет очень сильно мешать, случись ей дожить до двадцати пяти лет.
Под длинной пурпурной рясой Эбенизер вытянул обе ноги — одну длинную и тонкую, другую скрюченную и подвернутую внутрь.
— Будет также весьма некстати, если с ее смертью станут связывать мое или ваше имя. Вы сами сказали, что Лопес все еще может доставить кое-какие неприятности.
— Ну и?
Эбенизер снова улыбнулся удовлетворенной, мудрой улыбкой.
— Мы с вами так и не поговорили о вознаграждении священнику.
— Преподобному Верному До Гроба Херви? Ему нужно что-то еще, кроме его двадцати фунтов?
— Возможно, он заслужил поощрение. Он же не сказал Скэммеллу. Он никому не сказал, кроме Гудвайф, да и она была ему нужна только для того, чтобы побыстрее добраться до вас.
— Чего ему нужно?
— Славы.
Сэр Гренвилл издал короткий неприятный смешок.
— И это все? Это просто. В эту же субботу он у меня будет проповедовать в соборе Святого Павла и потом каждую субботу, когда ему только захочется.
— Нет. — Эбенизер без всякого смущения возразил сэру Гренвиллу. С тех пор, как он обосновался в этом доме, невозможно было не поражаться его самоуверенности. — У него свои представления о славе.
Быстро и толково он изложил их суть сэру Гренвиллу, отметив внимание на лице адвоката.
Сэр Гренвилл раздумывал, глядя на окно, в котором отражались горевшие в комнате свечи. Он усмехнулся:
— Так значит, с ней разделается суд?
— Да. И нас не в чем будет упрекнуть.
— Вы бы смогли даже выступить в ее защиту, Эбенизер.
— Я так и сделаю.
— А Верный До Гроба — какое подходящее имя — позаботится о том, чтобы ее вздернули.
— Или еще того хуже.
— Как все удачно складывается. — Сэр Гренвилл потер пухлые руки. — Вам придется отправиться в Лэзен, Эбенизер. Я позабочусь о том, чтобы комитет безопасности освободил вас от ваших обязанностей.
Эбенизер выслушал приказ и серьезно кивнул. Несмотря на выпитое вино, мысль сэра Гренвилла работала четко.
— Возьмите с собой священника, а я сделаю так, чтобы и Скэммелл там оказался. Дайте мне знать, когда победа будет близка. Я сам приеду.
— Вы хотите присутствовать?
— Не забывайте, что там печать, которую нужно забрать.
Эбенизер не шелохнулся, не произнес ни звука. Сэр Гренвилл усмехнулся:
— И обширное поместье. Я быстро вступлю во владение.
— Когда?
— Как только мы сможем выступить. — Сэр Гренвилл пожал плечами. — Ранней весной, а пока нужно присматривать за домом. — Он широко улыбнулся. — Я сделаю вас своим наследником, Эбенизер.
Эбенизер чуть заметно поклонился.
— Надеюсь, ваш астролог ошибся в своем втором предсказании.
Сэр Гренвилл предпочел бы не слышать этих слов. Несмотря на шедший от огня жар, несмотря на уютную комнату, у него по спине побежали мурашки. Склонившись над астрологическими картами сэра Гренвилла, Барнегат сказал, что враг грядет из-за моря. Он подумал было про Кита Эретайна, но Эретайн мертв! Сэр Гренвилл поежился. Если бы Кит Эретайн слышал сотую долю того, что говорилось в этой комнате на Рождество, тогда Кони следовало бы опасаться такой смерти, в сравнении с которой участь жертв Эбенизера Слайза показалась бы милостью.
— Подбросьте поленьев в огонь, Эбенизер. Эретайн мертв. Он лежит в могиле в Америке, и, надеюсь, американские черви приканчивают его труп. Нет. Барнегат имел в виду Лопеса, но, если еврей осмелится сунуться в Англию, мы упрячем его за решетку.
Эбенизер захромал к камину, подбросил поленьев и посмотрел, как разгорается пламя. Он прислонился к камину и в отороченной мехом пурпурной рясе казался на удивление элегантным. Глаза его напоминали два белых огонька.
— Хотите поразвлечься сегодня вечером? Сэр Гренвилл повернул голову.
— Садитесь, пожалуйста, дорогой мой мальчик. Мне больно шею. — Он посмотрел, как Эбенизер, хромая, вернулся к стулу. — Что вы можете предложить?
— Девушка. Просит помилования для отца.
— Кто такой?
— Торговец сальными свечами, — пожал плечами Эбенизер. — Мы подозреваем, что он посылал сообщения в Оксфорд. Он все отрицает.
— Вы его отпустите?
— Как знать? Теперь это во многом зависит от его дочери.
— Что она собой представляет?
— Семнадцать лет, девственница, достаточно хорошенькая.
— Она не догадывается, чей это дом? Эбенизер снисходительно посмотрел на хозяина.
— А вы как думаете?
— Простите, Эбенизер, простите. — Он усмехнулся. — Действуйте, дорогой мой мальчик.
Он с трудом выпрямился. Ему нравилось смотреть, как Эбенизер мстит миру, который так долго не признавал талантов калеки. Через окошко сэр Гренвилл мог из темной комнаты наблюдать за происходящим в спальне Эбенизера. Даже и без орудий пытки, которыми правительство снабжало представителей его профессии, Эбенизер отлично умел унижать, особенно тех невинных и непорочных, которые попадали в его власть.
Сэр Гренвилл с нетерпением последовал за воспитанником.
На улице начался дождь, и черные холодные капли мягко падали на темное болото, на реку, на застывший лед, медленно и неуловимо распространявшийся к мирным западным берегам, скрытым ночным покровом.
— Ты всегда ее носишь?
— Да. — Кэмпион оттолкнула руку Тоби, тянувшуюся к печати и белому шелку, прикрывавшему грудь.
— Мама говорит, вы читали Джона Донна?
— И Спенсера, и Дрейона, и Форда, и Грина, и Шекспира, и сэра Филипа Сидни, и Ройдена, и даже кого-то по имени Томас Кэмпион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Дорогой мой Эбенизер, разрешите мне самому вас попотчевать. Наливайте себе вина! Прошу вас! Еще!
Жизнь снова улыбалась сэру Гренвиллу. Он пережил осенние бури и теперь уже мог различить финал борьбы. Договор достанется ему во что бы то ни стало. Он перекладывал куски лебединой грудки на тарелку Эбенизеру.
— Дорогой мой мальчик, слева репа и соус из гусиных потрохов. Отрезайте от новой буханки. Крылышко? Вы уверены?
Некоторое время они ели в дружеском молчании. Кэмпион сейчас было бы столь же трудно узнать Эбенизера, которому исполнилось девятнадцать, как и ему свою сестру. Он повзрослел, на лице с темными тенями появилась печальная мудрость, свойственная гораздо более зрелому возрасту. Отросшие волосы были зачесаны назад и волной падали на шею. Это придавало Эбенизеру хищный вид, который усугубляли глаза, словно бы горевшие каким-то внутренним огнем.
Он, как и прежде, был калекой и навсегда таким и останется, но теперь он обнаружил некую силу, заключенную в нем самом и дававшую ему власть над здоровыми. Одет он был не в черное, а в религиозные пурпурные тона, и ему нравилось думать, что его платье такого же цвета, как церковные одежды. Подобно сестре, он бьи счастлив, но в отличие от нее, обретшей счастье в любви и щедрости, Эбенизер нашел свое призвание на более мрачном и кровавом поприще. Под влиянием сэра Гренвилла Кони он связал свою религиозную миссию с болью.
Будучи на службе у парламентского Комитета безопасности, Эбенизер во имя Господа пытками вырывал признание у тех, кого подозревали в неверности. Визг женщин, разрываемых на дыбе, стоны тех, кто терял сознание, когда у них на ноге туго завинчивали ломавший все кости железный ботинок, — все эти звуки доставляли Эбенизеру удовольствие. Он пользовался лезвием, огнем, воротом, иглами, крюками, щипцами — всем арсеналом инструментов своей профессии и, причиняя боль другому, обрел свободу. Он стоял выше закона, и людского и Господнего, и сознавал себя человеком особенным, не скованным никакими нравственными ограничениями. Он был не таким, как все, и всегда был не таким, как все, но теперь Эбенизер знал, что он выше всех. Только одного господина он пока еще признавал — сэра Гренвилла Кони.
Сэр Гренвилл обсосал косточку и бросил ее в огонь.
— Барнегат не ошибся, — сказал он. Барнегат был астрологом сэра Гренвилла и напророчил на Рождество хорошие вести. Сэр Гренвилл долил соуса себе на тарелку. — Насчет священника вы оказались правы. Я рад, что мы ему помогли. Что он собой представляет?
Эбенизер уже закончил трапезу. Он откинулся назад. По глазам абсолютно невозможно было прочитать его мысли.
— Амбициозен. Чувствует себя обманутым. Сэр Гренвилл заворчал:
— Под такое описание подходит половина парламента. Ему можно доверять?
— Да.
В то рождественское утро в доме сэра Гренвилла побывали два странных посетителя. На крыльце, выходившем на аллею, стояли усталые и продрогшие преподобный Верный До Гроба Херви и Гудвайф Бэггерли. Сэр Гренвилл был в Вестминстере, но Эбенизер их принял, выслушал их рассказ и отправил в комнаты в Сент-Джайлз. А потом Эбенизер встретил сэра Гренвилла приятным и очень радостным известием.
Весь вечер сэр Гренвилл упивался этой новостью. От нее прошла боль и потеплело на душе. Он все еще наслаждался ею.
— А зачем приходила женщина? Эбенизер пожал плечами, потягивая вино.
— Она ненавидит Доркас. Херви хотел, чтобы она показала, где вы живете.
— А ей тоже нужно заплатить двадцать фунтов?
— Нет. — Эбенизер бережно поставил рюмку на стол. Все его движения были точно рассчитаны. — Подозреваю, Гудвайф догадывается, что от Сэмьюэла Скэммелла ждать особо нечего.
Сэр Гренвилл рассмеялся.
— Ну что за благоразумная Гудвайф. Не забывайте, она бы избавила нас от уймы неприятностей, если бы смогла назвать ублюдка, который увез девчонку. Но сейчас это уже не имеет значения.
Сэр Гренвилл знал, что ему повезло. Всего четыре месяца назад он ощутил настоящий ужас. Лопес в Амстердаме. Девчонка исчезла, но все его страхи оказались беспочвенными. Еврей, похоже, приехал в Амстердам просто для того, чтобы быть поближе к военным действиям в Англии. У Мордехая Лопеса без сомнения, думал сэр Гренвилл, есть финансовые связи и с той и с другой стороной, хотя сэр Гренвилл лишь по слухам знал о деньгах, которые были даны в долг королю. Лопес не сделал ничего такого, что давало бы основание заключить, будто ему известно о смерти Мэттью Слайза, а девчонка, очевидно, и не пыталась связаться с ним. Завтра сэр Гренвилл отзовет из Голландии своих сторожевых псов.
Он отодвинул тарелку, тихо рыгнул и подмигнул Эбенизеру.
— Не перейти ли нам к окну?
Они сели и стали смотреть на Темзу. Уже почти стемнело. По реке вверх по течению шла на веслах одна-единст-венная лодка с фонарем на носу. Гребцам приходилось туго, потому что течение было стремительным, ведь с обоих берегов подступал лед. Кони знал, что вскоре на реке не останется ни одной лодки и появятся они лишь когда лед начнет сдавать позиции. В саду ему придется выставить дополнительную охрану, потому что замерзшая Темза открывала легкий доступ в его владения.
На низеньком столике между ними лежали виноград и миндаль из Иордании в сладком французском марципане. Кабинет сэра Гренвилла обставлен так, чтобы быть достойным подобной трапезы, а сегодняшние новости сделали праздник безмятежным. Сэр Гренвилл раскусил миндальный орешек.
— Нам повезло, Эбенизер. Нам действительно повезло.
— Да, — серьезно кивнул человек с худым лицом. Девчонка жила в замке Лэзен. По словам Эбенизера, священник был абсолютно в этом уверен, уверен настолько, что рискнул отправиться в Лондон по зимним дорогам. Сэр Гренвилл хмыкнул, вокруг его выпученных лягушачьих глаз собрались счастливые морщинки.
— И у нее была печать!
— У нее на шее висел золотой цилиндр на золотой цепочке, — педантично поправил своего хозяина Эбенизер.
Настроение у сэра Гренвилла все улучшалось. Он удовлетворенно хихикал, потом подлил себе еще вина. Эбенизер же почти не притрагивался к своему бокалу.
— Замок Лэзен. Замок Лэзен. Нам повезло даже больше, чем вы думаете, Эбенизер.
Эбенизер молча смотрел на маленького, безобразно жирного человека. Клапан на панталонах у него был оттопырен и лежал на бедре, материя залоснилась от капавшего с мяса жира. Сэр Гренвилл взглянул на Эбенизера.
— Как сообщает мой человек в Оксфорде, Лэзен собираются укреплять.
Эбенизер стал сосредоточенным.
— А не лучше ли нам захватить девчонку до того, как укрепят замок?
— Нет, Эбенизер, нет! — Сэра Гренвилла распирало от восторга. — Это было бы нелегко и в самый благоприятный момент, но, как я полагаю, нескольких слов сэра Гренвилла Кони будет достаточно, чтобы направить туда войска. Мы устроим засаду, овладеем замком и захватим девчонку. И еще много чего другого. — Он рассмеялся, снова наливая себе вина. — Вы знаете этот замок?
— Нет.
— Очень красивый, очень, — радостно рассказывал сэр Гренвилл. — Половина построена в елизаветинскую эпоху, но есть еще и великолепное современное крыло, спроектированное Лиминжем. Мне рассказывали, что в длинной галерее лепные украшения весьма и весьма изящны. Там немало леса, больше тысячи акров пахотных земель и еще в два раза больше отдано под пастбища для овец.
От беззвучного смеха плечи его затряслись. Когда он заговорил, голос звучал как-то непривычно ликующе, как у проказливого мальчишки.
— Я думаю, комитет графства по конфискации имущества благосклонно посмотрит на то, чтобы передать эти владения мне в собственность, как вы полагаете?
Эбенизер улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. Он знал, что сэр Гренвилл, пользуясь своим положением в парламентском комитете по надзору за судьбой захваченного вражеского имущества, обеспечивал себя землями по всей Южной Англии.
— А кому он сейчас принадлежит?
— Сэру Джорджу Лэзендеру. До боли честный человек. У него потрясающая жена. Сэр Джордж счел уместным присоединиться к нашим врагам, Эбенизер, так что, я полагаю, мы можем с чистой совестью наказать его.
— Аминь.
— Аминь. У него еще есть сын, не могу припомнить, как зовут мальчика. Думаю, этим и объясняется пребывание там вашей сестры.
Эбенизер пожал плечами.
— Не знаю.
— Не то чтобы это имело какое-то значение, пока она остается там.
Он засмеялся, тяжело поднимаясь со стула, придерживая одной рукой расшнурованные панталоны, а другой открывая огромный железный ящик. Оттуда он извлек листок бумаги и вручил его Эбенизеру, сопроводив жест цветистой фразой.
— Исполните все необходимое, дорогой мой мальчик. Эбенизер взял бумагу аккуратно — так, будто мог от нее заразиться. Это было свидетельство о браке Сэмюоэла Скэммелла и Доркас Слайз, подписанное Джеймсом Боллсби, священнослужителем. Эбенизер взглянул на сэра Гренвилла.
— Вы абсолютно уверены?
— Уверен, дорогой мой мальчик, ни капельки не сомневаюсь и не колеблюсь. Действуйте!
Эбенизер пожал плечами, потом поднес потемневшую хрупкую бумагу к пламени ближайшей свечи. Свидетельство вспыхнуло, скрючилось, заполыхало, и Эбенизер уронил его на серебряную тарелку, где оно и догорело. Посмеиваясь, сэр Гренвилл нагнулся и растер кучку пепла.
— Вашей сестре только что дали развод. Он снова сел.
— Вы ей скажете?
— Боже упаси, конечно нет. И ему не скажу! И вообще никому не скажу! Пусть себе вечно думают, что они женаты, до самого конца света. Знаем только мы с вами, Эбенизер, только мы с вами. Вот так-то! — Почерневшим пальцем он указал на пепел. — Ваша сестра больше не жена Сэмьюэлу Скэммеллу. Так кто теперь хранитель печати?
Эбенизер понимающеулыбнулся, но промолчал.
— Вы, Эбенизер, вы. Поздравляю, вы разбогатели. Эбенизер поднял бокал и чуть пригубил. Пил он мало, предпочитая трезво смотреть на мир.
Сэр Гренвилл скатал шарик из марципана и миндаля.
— Более того, в завещании вашего отца говорится, что если ваша бедняжка сестра не доживет до двадцати пяти лет и не оставит наследников, тогда деньги Договора должны быть использованы на распространение Евангелия. Думаю, мы бы прекрасно сумели распространять Евангелие, как вам кажется, Эбенизер?
Эбенизер Слайз улыбнулся и кивнул.
— А как же Скэммелл?
— Сами подумайте, дорогой мой. — Выпученные глаза адвоката пристально наблюдали за собеседником.
Эбенизер сцепил пальцы обеих рук.
— Если когда-то он и был вам нужен, то теперь явно бесполезен. Он весьма неудобный свидетель свадьбы, которая вам больше не нужна. Думаю, брату Скэммеллу пора перейти через реку Иордан.
Сэр Гренвилл расхохотался:
— Вот именно. Пусть ждет воскрешения из мертвых в могильной тиши.
В последних отблесках дня огромный обломок серожелтого льда заколыхался на реке, натолкнулся на другую льдину и замер. Незамерзшая вода, казавшаяся черной в надвигавшейся темноте, ненадолго вспенилась, потом успокоилась. Вдалеке сэр Гренвилл едва различал тусклые огоньки несчастной деревушки Лэмбет.
— Итак, брат Скэммелл должен умереть, но от чьей руки?
Темные глаза ничего не выражали.
— От моей?
— По отношению ко мне это было бы добрым делом, дорогой мой мальчик. К несчастью, у этого, теперь весьма нежелательного брака, есть еще один свидетель.
Эбенизер пожал плечами.
— Гудвайф ничего не скажет.
— Я имею в виду не Гудвайф.
— А-а. — На лице Эбенизера промелькнуло подобие улыбки. — Дорогая Доркас.
— Дорогая Доркас, которая будет очень сильно мешать, случись ей дожить до двадцати пяти лет.
Под длинной пурпурной рясой Эбенизер вытянул обе ноги — одну длинную и тонкую, другую скрюченную и подвернутую внутрь.
— Будет также весьма некстати, если с ее смертью станут связывать мое или ваше имя. Вы сами сказали, что Лопес все еще может доставить кое-какие неприятности.
— Ну и?
Эбенизер снова улыбнулся удовлетворенной, мудрой улыбкой.
— Мы с вами так и не поговорили о вознаграждении священнику.
— Преподобному Верному До Гроба Херви? Ему нужно что-то еще, кроме его двадцати фунтов?
— Возможно, он заслужил поощрение. Он же не сказал Скэммеллу. Он никому не сказал, кроме Гудвайф, да и она была ему нужна только для того, чтобы побыстрее добраться до вас.
— Чего ему нужно?
— Славы.
Сэр Гренвилл издал короткий неприятный смешок.
— И это все? Это просто. В эту же субботу он у меня будет проповедовать в соборе Святого Павла и потом каждую субботу, когда ему только захочется.
— Нет. — Эбенизер без всякого смущения возразил сэру Гренвиллу. С тех пор, как он обосновался в этом доме, невозможно было не поражаться его самоуверенности. — У него свои представления о славе.
Быстро и толково он изложил их суть сэру Гренвиллу, отметив внимание на лице адвоката.
Сэр Гренвилл раздумывал, глядя на окно, в котором отражались горевшие в комнате свечи. Он усмехнулся:
— Так значит, с ней разделается суд?
— Да. И нас не в чем будет упрекнуть.
— Вы бы смогли даже выступить в ее защиту, Эбенизер.
— Я так и сделаю.
— А Верный До Гроба — какое подходящее имя — позаботится о том, чтобы ее вздернули.
— Или еще того хуже.
— Как все удачно складывается. — Сэр Гренвилл потер пухлые руки. — Вам придется отправиться в Лэзен, Эбенизер. Я позабочусь о том, чтобы комитет безопасности освободил вас от ваших обязанностей.
Эбенизер выслушал приказ и серьезно кивнул. Несмотря на выпитое вино, мысль сэра Гренвилла работала четко.
— Возьмите с собой священника, а я сделаю так, чтобы и Скэммелл там оказался. Дайте мне знать, когда победа будет близка. Я сам приеду.
— Вы хотите присутствовать?
— Не забывайте, что там печать, которую нужно забрать.
Эбенизер не шелохнулся, не произнес ни звука. Сэр Гренвилл усмехнулся:
— И обширное поместье. Я быстро вступлю во владение.
— Когда?
— Как только мы сможем выступить. — Сэр Гренвилл пожал плечами. — Ранней весной, а пока нужно присматривать за домом. — Он широко улыбнулся. — Я сделаю вас своим наследником, Эбенизер.
Эбенизер чуть заметно поклонился.
— Надеюсь, ваш астролог ошибся в своем втором предсказании.
Сэр Гренвилл предпочел бы не слышать этих слов. Несмотря на шедший от огня жар, несмотря на уютную комнату, у него по спине побежали мурашки. Склонившись над астрологическими картами сэра Гренвилла, Барнегат сказал, что враг грядет из-за моря. Он подумал было про Кита Эретайна, но Эретайн мертв! Сэр Гренвилл поежился. Если бы Кит Эретайн слышал сотую долю того, что говорилось в этой комнате на Рождество, тогда Кони следовало бы опасаться такой смерти, в сравнении с которой участь жертв Эбенизера Слайза показалась бы милостью.
— Подбросьте поленьев в огонь, Эбенизер. Эретайн мертв. Он лежит в могиле в Америке, и, надеюсь, американские черви приканчивают его труп. Нет. Барнегат имел в виду Лопеса, но, если еврей осмелится сунуться в Англию, мы упрячем его за решетку.
Эбенизер захромал к камину, подбросил поленьев и посмотрел, как разгорается пламя. Он прислонился к камину и в отороченной мехом пурпурной рясе казался на удивление элегантным. Глаза его напоминали два белых огонька.
— Хотите поразвлечься сегодня вечером? Сэр Гренвилл повернул голову.
— Садитесь, пожалуйста, дорогой мой мальчик. Мне больно шею. — Он посмотрел, как Эбенизер, хромая, вернулся к стулу. — Что вы можете предложить?
— Девушка. Просит помилования для отца.
— Кто такой?
— Торговец сальными свечами, — пожал плечами Эбенизер. — Мы подозреваем, что он посылал сообщения в Оксфорд. Он все отрицает.
— Вы его отпустите?
— Как знать? Теперь это во многом зависит от его дочери.
— Что она собой представляет?
— Семнадцать лет, девственница, достаточно хорошенькая.
— Она не догадывается, чей это дом? Эбенизер снисходительно посмотрел на хозяина.
— А вы как думаете?
— Простите, Эбенизер, простите. — Он усмехнулся. — Действуйте, дорогой мой мальчик.
Он с трудом выпрямился. Ему нравилось смотреть, как Эбенизер мстит миру, который так долго не признавал талантов калеки. Через окошко сэр Гренвилл мог из темной комнаты наблюдать за происходящим в спальне Эбенизера. Даже и без орудий пытки, которыми правительство снабжало представителей его профессии, Эбенизер отлично умел унижать, особенно тех невинных и непорочных, которые попадали в его власть.
Сэр Гренвилл с нетерпением последовал за воспитанником.
На улице начался дождь, и черные холодные капли мягко падали на темное болото, на реку, на застывший лед, медленно и неуловимо распространявшийся к мирным западным берегам, скрытым ночным покровом.
— Ты всегда ее носишь?
— Да. — Кэмпион оттолкнула руку Тоби, тянувшуюся к печати и белому шелку, прикрывавшему грудь.
— Мама говорит, вы читали Джона Донна?
— И Спенсера, и Дрейона, и Форда, и Грина, и Шекспира, и сэра Филипа Сидни, и Ройдена, и даже кого-то по имени Томас Кэмпион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51