Хотя мать Тоби и хвасталась языческой лепниной, она пришла в ужас, узнав, что Кэмпион не прошла конфирмацию в англиканской церкви. Едва ли были основания удивляться этому. Мэтгью Слайз презирал епископов, поэтому в Уэрлаттонском приходе отказались от проводимой ими конфирмации, равно как и от других церковных обрядов. Преподобный Верный До Гроба Херви (таких людей из своего прошлого Кэмпион иногда вспоминала с содроганием) перестал совершать даже святое причастие, заменив его обрядом, который он именовал «Ужин Господа».
Леди Маргарет возмутилась:
— Ужин Господа! Смехотворно! Можно с таким же успехом устроить Завтрак Господа или Господний полуденный пирог с крольчатиной!
Она сама взялась за подготовку Кэмпион к конфирмации, заявив, что справится с задачей не хуже, чем мистер Перилли, лэзенскии викарий, и на занятиях сам собой зашел разговор о Боге и религии.
— Ты все слишком усложняешь, дитя. — Леди Маргарет неодобрительно тряхнула седой головой. — Бог — это добро, и все, что он творит, — добро. Вот и все.
— Все?
— Конечно! Ты что, серьезно думаешь, что он отправляет нас на землю, чтобы мы страдали? Если что-то доставляет тебе удовольствие, — это хорошо, это от Бога.
— А если кому-то от этого плохо?
— Не будь дерзкой. Я же тебя учу. Если кому-то от этого плохо — это от дьявола. — Леди Маргарет хмыкнула. — Сэр Гренвилл Кони — явно порождение дьявола, но подумай обо всем том радостном, что дал нам Господь. Хорошая еда, бег гончих, доброе дело, замужество, красивые платья, — она тараторила, уверенно перечисляя несказанные блага, даруемые Всевышним, — хорошие книги, музыка, подогретое вино, друзья, убийство врагов, уютный дом. Все это дары Господа, дитя, и мы должны возблагодарить его.
Кэмпион попыталась объяснить собственные страхи — страхи, порожденные ее воспитанием, когда жизнь изображалась как беспрерывная война с грехом, который якобы гнездится в каждом закоулке повседневной жизни. Леди Маргарет и слушать не желала.
— Ты утомляешь меня, дитя. Ты изображаешь Создателя чрезвычайно неприятным человеком, а я этого не потерплю.
Это было новое, непривычное для Кэмпион христианство. Христианство, которое не требовало мучительной борьбы и бесконечного самобичевания, которое воспринимало мир как дар Господа, исполненный его любви. Вера была очень проста и этим понравилась Кэмпион, потому что она устала от бесконечных пуританских словопрений о триединой природе Бога, о предопределении, об искуплении, от нескончаемых попыток доказать, что один человек «спасен», а другой нет. Вера леди Маргарет коренилась в бесхитростном убеждении, что замок Лэзен — это микрокосм Божьего мира, а сам Всевышний — некое подобие хозяина поместья, этакий небесный сэр Джордж Лэзендер.
— Милая моя Кэмпион, я вовсе не жду, чтобы арендаторы танцевали вокруг Джорджа и боготворили его! Тогда встанет вся работа! Конечно, при встрече они должны выказывать ему почтение. Мы рассчитываем, что в беде они обратятся за помощью к нам, и мы постараемся сделать все, что в наших силах. Но они не должны уповать только на своего хозяина и возносить к небу хвалу Джорджу. Да, чего-то они ждут и от нас, как, например, праздников в пахотный понедельник, на майский день, во время сбора урожая и на Рождество, но ведь и мы от этого получаем удовольствие! Наши арендаторы счастливы, а значит, и мы вместе с ними. Ну, почему, собственно, человек должен быть угрюмым, чтобы осчастливить Господа?
Ответа на этот вопрос не существовало. За осень и зиму страх Кэмпион перед Богом постепенно рассеялся, уступив место более жизнерадостной и смелой вере. Она менялась и внешне и внутренне и знала, что это совершается не без посторонней помощи. Перед Рождеством же произошел случаи, напомнивший ей о ее прошлом унылом существовании и заставивший ее увидеть себя теперешнюю в сравнении с той, какой она когда-то была, и похолодеть от ужаса.
Сэр Джордж объявил, что он на стороне короля, но сделано это было отнюдь не во всеуслышание. Парламентские вожаки графства все еще надеялись заручиться его поддержкой и, пытаясь прощупать его позицию, направили в Лэзен оценочный комитет.
Этот комитет посещал все владения в пределах парламентских земель и, в зависимости от их размеров, облагал налогом, средства от которого шли на покрытие военных расходов. Круглоголовые решили, что, если сэр Джордж все еще с ними, он заплатит налог, а если откажется, это будет считаться объявлением войны.
Задержавшись из-за дождей, оценочный комитет однажды к вечеру все же прибыл с инспекцией. Как всегда безукоризненно вежливый сэр Джордж пригласил приехавших в холл Старого дома, где они переминались с ноги на ногу, пока с их одежды и ножен капала вода, и предложил по глотку эля. С большинством членов комитета он был знаком — его соседи, которые вот-вот могут стать врагами. Но одного или двух он не знал и попросил представить себя им. Одно имя его заинтересовало.
— Сэр Джордж, это викарий Уэрлаттона, преподобный Верный До Гроба Херви.
Херви дернул головой, заискивающе улыбаясь владельцу замка. Верный До Гроба все еще не добился почестей и богатства, но радовался хотя бы тому, что стал членом оценочного комитета, чем был обязан сэру Гренвиллу Кони, которому, в свою очередь, эту мысль подсказал Эбенизер Слайз. Верный До Гроба произнес свое традиционное приветствие, с которым входил в те дома, где рассчитывал получить налог.
— Да пребудет Господь в этом доме.
— Воистину, — сказал сэр Джордж.
В этот момент в холл впорхнули смеющиеся Кэмпион и Кэролайн. Обе девушки переоделись к раннему обеду, и Кэмпион блистала в платье из красного шелка с отделкой из муслина. Гостям она сделала вежливый неглубокий реверанс.
Сэр Джордж ни на секунду не запнулся. — Моя дочь Кэролайн и моя племянница леди Генриэтта Крид.
Ложь насторожила Кэмпион. Продолжая улыбаться, она посмотрела на гостей и в слабом свете фонарей увидела худое желтоватое лицо из прошлого. Преподобный Верный До Гроба Херви смотрел на нее, его кадык прыгал вверх-вниз, будто крыса, попавшая в мешок с ячменем. Он открыл рот, чтобы заговорить, но сэр Джордж опередил его, указав девушкам на соседнюю комнату.
— Через секунду я присоединюсь к вам, милые дамы.
Кэмпион побледнела, рука сжимала висевшую на цепочке печать. В комнате она прислонилась к задрапированной полотном стене.
— Он меня узнал! Он меня узнал!
— Кто?
— Священник.
Сэр Джордж решительно отмел ее страхи.
— Дорогая моя! Это невозможно! Волосы, одежда — у тебя все другое. Все. Он меня спросил. Я объяснил, что ты моя племянница из Лестершира, и он сказал только, что ты напоминаешь ему одного человека, которого он когда-то знал. Успокойся!
Но Кэмпион не успокаивалась.
— Он узнал меня!
— Да нет же. А если и да? Не имеет значения. А теперь, прежде чем ты отправишься к Маргарет, вызываю тебя на партию в криббидж.
Судя по всему, сэр Джордж был прав. Из Уэрлаттона не доходило никаких слухов, что пропавшую дочь Мэттью Слайза видели в Лэзене. Шли дни, и Кэмпион сочла, что Верный До Гроба так и не узнал ее, даже смеялась над собой.
В Лэзене, в отличие от Уэрлаттона, действительно много смеялись. Особенно на Рождество, когда сэр Джордж, оторвавшись от книг, наблюдал за тем, как в большой зал волокли огромное рождественское полено. В предвкушении пиршества пульс Лэзена, замиравший на зиму, снова учащался. Рождественский день отдавался в безраздельное распоряжение церкви, а потом праздник вспыхивал в полную силу и продолжался до Двенадцатой ночи. В замке Лэзен Рождество отмечали с шиком.
Накануне Рождества в замок съехались гости. Забыв на время праздника о своих распрях с Лэзендерами, прибыли граф и графиня Флит вместе с сэром Саймоном и леди Перро, ближайшими соседями Лэзендеров с севера. Пожаловала дюжина джентри с семьями, пригласили и деревенских жителей, арендаторов, слуг, чтобы заполнить весь огромный зал. В эту ночь все должны были пировать, смеяться, пить, а под утро сэр Джордж по традиции должен был затянуть песню в помещении для слуг.
Все это привело Кэмпион в сильное возбуждение. Жаль, что в замке не было Тоби, но даже и без него она решила повеселиться в этот Сочельник. Она выбрала свое любимое голубое платье, а к вечеру, когда Инид, горничная хозяйки, укладывала Кэмпион волосы, явилась и сама леди Маргарет.
Критически оглядев платье, леди Маргарет осталась довольна.
— Ты очаровательна, Кэмпион.
— Спасибо, леди Маргарет.
— Не меня надо благодарить, а твоих родителей.
Леди Маргарет понаблюдала за манипуляциями с волосами Кэмпион. В свете свечи четко обрисовывалась линия подбородка. Удивительно, что такие увальни, как Мэттью и Марта Слайз, смогли произвести на свет подобную красавицу, а красота Кэмпион была поистине необыкновенной. Она словно притягивала людей. Впрочем, леди Маргарет не была бы сама собой, если бы не сопроводила комплимент критикой.
— Грудь у тебя все еще слишком мала.
— Вы же сами не даете мне возможности сделать ее пышнее, — улыбнулась Кэмпион, глядя в зеркало на леди Маргарет.
— Ох, дитя. Не надо было тебе выходить замуж за этого жуткого человека. И не пугайся сегодня вечером.
— Не пугаться.
— На Рождество Джордж всегда напиваеся. Это семейная традиция. Потом он отправляется на половину для слуг и затягивает весьма сомнительные песни. Уж и не знаю, где он им научился. Думаю, что ни в одной из своих книг он их конечно же найти не мог.
Инид с полным ртом шпилек промычала, что будто бы отец сэра Джорджа научил этим песням своих сыновей.
— Охотно верю, Инид, — фыркнула леди Маргарет. — Мужчины вечно напиваюся на Рождество. Не сомневаюсь, что и Иосиф был весьма надоедлив, когда появлялся на свет младенец Иисус.
С этой не допускающей возражений фразой она вышла из комнаты, поспешив на громкие крики, возвещавшие о прибытии новых гостей.
Инид подкрасила веки Кэмпион ламповой сажей, едва коснулась щек румянами и отступила на шаг.
— Вы, правда, очень красивы, мисс Кэмпион.
— Твоя заслуга, Инид.
Кэмпион посмотрелась в великолепное венецианское зеркало в серебряной оправе, и то, что предстало ее взору, поразило ее. Она улыбнулась при мысли о том, что сказали бы Эбенизер, Скэммелл и Гудвайф, если бы увидели ее сейчас: свободно ниспадающие золотые локоны, увитая серебром и лентами голова, почти полностью обнаженные плечи над шелковым воротом. В этот день было на ней и кое-что новое — сапфировые сережки, которые перешли в ее собственность по настоянию сэра Джорджа. Леди Маргарет проколола ей уши, сначала заморозив их льдом, а потом проткнув одолженным у кожевника шилом.
— Потерпи, дитя. Немножко больно, зато потом удовольствие на целую жизнь. Сиди тихо.
Кэмпион повесила на шею печать, которая легла на платье. Глядя в зеркало, она сдвинула брови.
— А у меня правда слишком маленькая грудь, Инид?
— Ну не надо же прислушиваться ко всему, что она говорит, мисс. Имеет значение лишь то, что думает мистер Тоби.
— Как жаль, что его здесь нет. Я надеялась, он приедет. — В ее голосе послышалась грусть. Тоби она не видела с сентября.
— Вам и так будет весело, мисс. А теперь спускайтесь вниз и не пейте слишком много из этой праздничной чаши. Половина этого зелья способна и лошадь свалить.
По коридорам Нового дома разливалась музыка. Музыканты разместились в галерее, и выпитое вино, которое в конце концов заставит их замолчать, пока еще не сказывалось на их игре. Пройдя через Старый дом, Кэмпион оказалась перед ярко освещенным огромным залом и замерла на верхней ступени, чтобы окинуть взором все это великолепие.
Зал освещали десятки свечей — в канделябрах, на столах и в двух старинных люстрах, подвешенных к желтому потолку за железные кольца. В двух огромных каминах пылал огонь, согревая великое множество гостей, которые смеялись, болтали, пробирались вместе с друзьями и соседями под огромной веткой омелы, свисавшей между люстрами. Уже была расставлена оловянная и глиняная посуда, а на главном столе, за которым усядутся джентри, поблескивало серебро.
Кэмпион, смущенная обилием незнакомых лиц, поискала глазами сэра Джорджа или леди Маргарет. Те располагались у большого камина среди самых знатных гостей. Она стала спускаться по широкой лестнице, потом остановилась.
Вернулся Тоби.
Он все еще был в дорожной одежде и высоких сапогах по колено заляпанных грязью. Онемев от изумления, он поднес к губам кружку с подогретым вином. Не веря своим глазам, он смотрел на спускавшуюся по лестнице красавицу. Она не сводила с него глаз, и лицо ее вдруг озарилось радостью. Когда мать похлопала Тоби по плечу, тот понял, что неудержимо смеется.
— Не пялься так, Тоби, это неприлично.
— Хорошо, мама.
Он продолжал смотреть на Кэмпион. На лице леди Маргарет, которая и подстроила этот сюрприз, вспыхнуло лукавство.
— Я с ней неплохо обращалась, как тебе кажется?
— Да, мама.
У Тоби перехватило дыхание. Она была великолепна, ее красота почти пугала.
Сэр Джордж переводил взгляд с Кэмпион на сына, потом опять на Кэмпион и, наконец, на жену. Он едва заметно пожал плечами. Леди Маргарет была явно довольна итогами своих стараний. Она знала, они оба знали, что теперь уже ничего сделать нельзя. Проведенные в Оксфорде месяцы не излечили Тоби, равно как и Кэмпион.
Сэр Джордж понимал, что ему придется сдаться. Только адское пламя сможет разлучить этих двоих.
Глава 14
В то Рождество Лондон никак нельзя было назвать счастливым городом. Король удерживал Ньюкасл, и это значило, что угля в столице кот наплакал. Хотя поддерживавшие парламент шотландцы посылали топлива сколько могли, цены значительно превышали возможности большинства жителей. Даже и после того, как в королевских парках и окрестностях Лондона спилили и разрубили на дрова деревья, а поленья раздали на улицах, большая часть четвертьмиллионного населения по-прежнему мерзла. Люди закутывались во что попало, закрывали лица от восточного ветра и смотрели, как вверх от Лондонского моста Темза медленно одевается льдом. Зима обещала быть долгой и суровой.
Рождество должно было бы стать яркой искоркой в этой безотрадной, холодной зиме, но по своей пуританской мудрости парламент постановил запретить Рождество.
Виноваты были шотландцы. Новые ярые сторонники парламента из продуваемого насквозь северными ветрами Эдинбурга объявили Рождество варварской мерзостью и разгулом язычества, противоестественно привитого на христианскую веру. Шотландцы — все как один истинные пресвитериане — заявили, что в совершенном мире, управляемом свыше, никакого Рождества быть не может. Стремясь задобрить союзников, чьи армии, которые хоть и не свершили до сих пор ничего заметного, но все же могли приблизить славный день торжества Господа, члены палаты общин покорно склонили головы перед шотландскими божествами и парламенским голосованием постановили, что Рождества больше нет. Радоваться на Рождество было теперь не только грешно, но и преступно.
Однако Лондон — город, населенный пуританами всех мастей и сочувствующий парламенту, — все-таки не преисполнился благодарности за такое решение. Парламент постановил, что на Рождество работа будет продолжаться как обычно, магазины будут торговать тем скудным товаром, который в них еще оставался, а лодочники — искать пассажиров там, где еще не застыла Темза. Впрочем, парламент зря отдавал распоряжения. Рождество не так-то просто было отменить, даже под нажимом шотландских священников, несших свет истины со своей холодной родины. Лондон хотел праздновать Рождество, и ему было все равно, что кто-то считал его языческим, правда, отмечалось оно вполсилы и веселились втихомолку. Пресвитериане бесстрастно закрывали глаза на нарушение закона, утешаясь тем, что со временем набожность обязательно восторжествует.
Публично сэр Гренвилл Кони тоже присоединился к Пресвитерианской вере. Так поступило большинство членов палаты общин, но сэр Гренвилл не собирался ради политических целей отказываться от радостей чревоугодия. На Рождество, совершив ритуальный визит в Вестминстер и бросив хмурые взгляды на закрытые лавочки и работающие пивные, сэр Гренвилл отправился назад в свой дом на Стрэнде, где в огромном мраморном камине трещал огонь, освещая картину с изображением обнаженного Нарцисса, на сей раз не закрытую ставнями. Сэр Гренвилл где-то раздобыл лебедя, который в это самое время и жарился, но рождественскую трапезу он начал с гуся и свинины. Он объедался целый вечер, запивая яства своим любимым кларетом, и его желудок ни разу не возмутился. Даже когда пришлось ослабить ремень и развязать шнурки, живот вел себя наилучшим образом. Сэр Гренвилл чувствовал, как огромные пузырьки воздуха поднимаются вверх и взрываются в горле отрыжкой, но это было делом обычным, а боли не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51