— Да, мы частенько болтали, иногда играли в вист или вальсировали. Лорд Тремлетт очень привлекателен.
— Но?.. — нетерпеливо спросил Сардо.
— Но через месяц меня начнут вывозить в свет, — закончила Ноэль. — и тогда я буду встречать десятки джентльменов. Время сейчас неподходящее для увлечений, особенно человеком, которого папа считает ветреником.
— Ваш отец отличается здравыми суждениями, — сказал Сардо, поглаживая подбородок. — Мне приходилось слышать, что Тремлетт пользуется успехом у женщин и у него множество подружек.
— В отличие от вас, кто ограничивается одной-единственной женщиной?
Он ответил проникновенным и долгим взглядом.
— Да, если это такая изумительная женщина, как вы.
— Я польщена. — Ноэль заправила за ухо прядь выбившихся из прически волос и слегка подалась вперед. — Андре, могу я быть с вами откровенной?
— Конечно.
— Я говорила вам, что мне нет дела до мистера Бариччи. Это не совсем так. Дело в том, что… наше знакомство оставило во мне глубокий эмоциональный след, я бы сказала — шрамы на душе. Мне хотелось бы знать о нем побольше. Есть ли в нем качества, которые позволили бы нам примириться? Вы давно знакомы
— Около шести лет. — Андре отвечал легко и свободно. И Ноэль подумала, что он подготовился к этому вопросу. — Мы познакомились вскоре после моего приезда в Лондон. Я покинул Гавр и свою студию в надежде найти новые источники вдохновения. Общий друг представил меня мистеру Бариччи, который выразил желание посмотреть мои работы. Они понравились, и вскоре он стал выставлять их в своей галерее. Пока что мне удалось продать пять своих работ. Возможно, удастся продать и остальные.
— А сколько их выставлено в галерее Франко? — Десять или двенадцать. — Он беспечно пожал плечами. — Возможно, и больше. Точно не помню.
— А много ли у вас соперников, выставляющих свои работы в его галерее? — Почувствовав напряжение в его голосе, Ноэль попыталась разговорить Андре.
— Я стараюсь не думать о соперниках, — отозвался он, лицо же его казалось непроницаемой маской. — Мысли об этом мешают мне сосредоточиться, затрудняют работу. — Понимаю. — Почувствовав его досаду, Ноэль решила перевести разговор в более безопасное русло: — Шесть лет — это ведь очень большой срок, вполне достаточный, чтобы мистер Бариччи почувствовал к вам доверие, мог делиться с вами какими-то эпизодами своего прошлого. — Склонив голову, она вопросительно смотрела на Сардо. — Вы почему-то не спросили меня, какие эмоциональные шрамы оставило во мне знакомство с мистером Бариччи. Вы так тактичны или поняли все без вопросов?
Сардо, не отвечая ей, повернулся, обогнул приготовленную палитру и, миновав мольберт, достал из папки блокнот для эскизов и карандаш. .
— Пока мы будем беседовать, я хочу сделать несколько предварительных набросков, — сообщил он ей.
Ноэль кивнула, хотела было повторить свой вопрос, но она почувствовала, что Андре сам заговорит на эту тему, когда сочтет нужным.
Он принялся рисовать, переводя взгляд с Ноэль на бумагу, — его рука скользила по бумаге, движения были легкими. размашистыми, уверенными.
Положив первый набросок в папку, он принялся за второй.
— Что касается вашего вопроса, то могу ответить так: у меня были некоторые подозрения… относительно ваших душевных шрамов. Судя по тому, как мистер Бариччи говорит о вас, я понял, что вы мнению значите для него. Ваше внешнее сходство — мимика, острый взгляд — бросается в глаза. Вы обладаете таким же, как у него, быстрым умом. — Андре пожал плечами. — Я догадываюсь, каковы были ваши эмоциональные потрясения после такой встречи.
— Скажите мне, Андре, — она опустила глаза, — мистер Бариччи — сострадательный человек?
— Он справедлив. Требователен, но справедлив. К тому же он блестящий делец, знающий, как умножить свое богатство. Наблюдать за его работой — огромное удовольствие. — Он улыбнулся печальной улыбкой. — Должен признаться, что я испытываю такое же благоговение к удачливым дельцам, как вы к художникам. У меня совершенно отсутствует деловая хватка.
— Но не в такой степени, как у меня творческая жилка, — сделала признание Ноэль, наблюдая за реакцией Андре.
В его лице ничто не дрогнуло.
— То, что вы приписываете своей неспособности разбираться в искусстве, на самом деле означает всего лишь отсутствие опыта. Вам нужен хороший наставник, и он пробудит в вас любовь к искусству. И к другим вещам тоже.
Намек был настолько прозрачен и нагл, что Ноэль невольно потупилась, а на щеках ее зарделся румянец.
Приняв ее реакцию за поощрение, Андре отбросил свой блокнот для эскизов и сделал несколько шагов к ней.
— В вас горит такой огонь, скрывается такая страсть, — пылко заговорил он, и рука его коснулась ее плеча. — Настоящий художник и настоящий мужчина мог бы раздуть яркое пламя из этого огня, раздуть до адской силы. — Он наклонился и слегка коснулся губами жилки, бьющейся на ее шее. — Позвольте мне стать этим мужчиной, Ноэль.
Прежде чем Ноэль успела дать ему отповедь, послышался грохот. Эшфорд, подчиняясь первому импульсу, был готов ринуться на Сардо с кулаками, но сумел обуздать себя в последнюю секунду, чтобы не сорвать их хитроумный план. Он с такой же скоростью сделал обратное движение, и хвост Бури оказался зажатым между его плечом и подоконником.
Кошка, издав отчаянный вопль, спрыгнула со своего места, пролетела расстояние между диваном и стулом, на котором сидела Ноэль, врезалась в мольберт, затем — в стол, палитра и холст при этом оказались опрокинуты. Андре, ругнувшись, оставил Ноэль и бросился спасать свои краски, наброски и холст от полного уничтожения. Кошка метнулась к двери и наткнулась на ноги входящего в комнату Эрика.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — загремел он. Буря, похожая теперь на рыжий комок шерсти, изукрашенный мазками всех цветов радуги, пулей вылетела в холл, оставляя за собой разноцветные следы на паркете.
Наконец воцарилась тишина, прерванная истерическим приступом хохота, — Ноэль не в силах была сдержать его.
— О Андре, простите ее, — смогла она наконец выговорить сквозь слезы, выступившие у нее на глазах.
Она принялась собирать с пола палитру, альбом для зарисовок и холст, изукрашенный разноцветными пятнами. В стороне валялся покосившийся мольберт.
— Папа, не попросишь ли Блэйдуэлла принести несколько полотенец? Побольше! — уточнила она. — Наверное, что-то испугало Бурю, и она решила показать, что не зря носит свою кличку.
Эрик оглядел комнату — перевернутые цветочные горшки, опрокинутые стулья и потеки перемешанных масляных красок, — его губы против воли подергивались, готовые растянуться в улыбке, как ни пытался он изобразить приличествующее случаю огорчение.
— Я компенсирую ущерб. Возьмите это, — сказал Эрик, протягивая Андре десяти фунтовую банкноту. — Да и нам понадобится время, чтобы привести гостиную в порядок. — Он окинул комнату беглым взглядом. — Поэтому пока купите все, что вам потребуется, и не спешите. Возвращайтесь… скажем, дня через три… Или это кажется вам слишком быстро?
— Нет, трех дней вполне достаточно. — Он бросил на Ноэль долгий печальный взгляд и откланялся.
Ноэль вопросительно посмотрела на отца и, когда он одобрительно кивнул, прошептала Эшфорду:
— Можете выходить.
— Ради всего святого, что случилось с Бурей? — набросилась на него Ноэль.
— Случился я, — коротко ответил Эшфорд, отряхивая пыль и паутину со своего сюртука. — Я готов был выскочить из своего убежища и сломать этому Сардо шею. — В глазах его полыхал гнев. — Если бы не боязнь поставить весь наш план под угрозу… и скомпрометировать вас…
— А я-то думала, что вы всегда умеете владеть собой, — сухо заметила Ноэль.
— Так и было, но теперь все изменилось.
— Да скажет ли мне, наконец, кто-то, что здесь происходит? — возмутился Эрик.
— Когда я увидел, как этот негодяй Сардо пытается поцеловать Ноэль, — отвечал Эшфорд, — я решил скрутить ему шею. Но вовремя одумался и попытался вернуться в свой укромный уголок. К сожалению, я был неловок, и хвост Бури оказался зажатым между моим плечом и подоконником. Чисто случайно, разумеется. Она тут же издала отчаянный вопль и выскочила из своего угла.
— Он осмелился тебя поцеловать? — загремел Эрик.
— Конечно. Обычно это и бывает первым шагом к совращению, папа. Начинают всегда с поцелуя…
— Похоже, он идет к цели семимильными шагами, — негодуя, заметил Эшфорд.
— Это он так считает, — поправила его Ноэль. — И я хочу, чтобы он так считал. Поцелуй — невинная вещь, но в нашем плане это необходимо. К тому же я-то не целовала его. Я только позволила ему поцеловать себя. А это совсем другое дело. И вы оба подумайте обо всем этом спокойно и взвешенно. Если не стану хоть немного поощрять Андре, я не смогу получить от него никаких сведений, А пока что я заставлю его доверять мне, провоцируя разговорами и сплетнями о Бариччи и его деятельности. Мы уже кое-что узнали об их сотрудничестве, о том, когда и при каких обстоятельствах они встретились, сколько картин Андре выставлено в галерее Франко. Но нам надо узнать много больше. И мы это узнаем, разумеется, при условии, что вы не будете каждый раз выскакивать, как джинн из бутылки, при малейшем подозрении, что Андре прикоснулся ко мне.
— Джинн из бутылки? — перебил ее Эрик. — Поверь мне, Ноэль, реакция Тремлетта была еще слишком мягкой. Если этот представитель богемы еще раз дотронется до тебя, я просто убью его.
— Нет, папа, ты не сделаешь этого. — Она бросила на него взгляд, полный мольбы, взывая к пониманию и. доверию. — Ведь мы все знали, как поведет себя Сардо, чего он добивается как агент Бариччи. Но у нас есть своя цель. Зачем тогда было прятать Эшфорда за диваном? — Она повернулась к Эшфорду; — Если я почувствую опасность, я сумею дать вам знать.
Эшфорд вяло кивнул:
— Хорошо. Я попытаюсь держать себя. в руках. Но если он позволит себе нечто серьезное, я убью его на месте.
Для Эрика это прозвучало достаточно убедительно. Он, похоже, сдался. И поинтересовался у Ноэль результатами сегодняшнего «сеанса», много ли нового она узнала.
— Немного. Не так просто втереться в доверие к Андре. Он слишком нервный, импульсивный. — Он не хочет говорить даже о работах других художников, чьи картины висят в галерее Бариччи, — пробормотал Эшфорд. — Хотел бы я знать — почему.
— Мне это тоже показалось странным. И дело, думаю, не в профессиональной ревности, — поддержала его Ноэль. — Он притворяется. Он играет ту роль, которую навязал ему Бариччи.
— А вы уверены, что Сардо лично не помогает Бариччи красть картины? — вслух подумал Эрик.
— Точно, что при ограблениях он не присутствует, — кивнул Эшфорд. — Поскольку он оказался одним из главных моих подозреваемых, я долго следил за ним. У Андре бесспорное алиби: ни разу во время похищений его и близко не было там. — Он нахмурился. — Впрочем, и Бариччи всегда обеспечивал себе алиби
— Но Андре, вне всякого сомнения, знает многое о преступлениях Бариччи, — высказала предположение Ноэль. — Я даже придумала, как заговорить об украденной картине Рембрандта. Но, видимо, выбрала неподходящий момент… А рисковать я не хотела.
— Папа! — вскричала Хлоя, влетевшая в это время в комнату со стремительностью урагана — волосы встрепаны, на щеке пятно масляной краски. — Я никак не могу унять Бурю, Она решила перепачкать краской все занавески. Она вовсю катается по ним, а сейчас уже приступила к нашей одежде, Вот-вот доберется до наших новых платьев, которые ты купил для нас с Ноэль к предстоящему сезону в Лондоне. Мама гоняется за ней, но все безуспешно. Она боится, что…
— Проклятие! — Эрик бросился к двери. — Модистка трудилась несколько месяцев, чтобы закончить платья к сроку. Если эта проклятая кошка их испортит… — Свою тираду он закончил уже за дверью, стремительно промчавшись мимо Хлои,
Убедившись, что отец уже достиг лестницы, она остановилась на пороге с многозначительной улыбкой:
— Возможно, Ноэль, это и не спасет твоего платья, но подарит вам несколько минут уединения. — Девочка ободряюще улыбнулась им, а глаза ее при этом были не по возрасту мудрыми.
Глава 11
Откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, Эшфорд думал о том, как ему повезло, что он оказался здесь, в вагоне первого класса, один со своими мыслями. Поезд стремительно несся в направлении Пула.
Три дня, проведенные в Лондоне, не принесли ему ничего, кроме разочарования.
В доме лорда Мэннеринга он добился немногого, хотя ему предоставили право найти похищенную картину Рембрандта и убийцу леди Эмили.
Два дня провел он в доме Мэннерингов, одного за другим допрашивая слуг, стараясь добыть хотя бы самую ничтожную улику против Бариччи. Но — увы — все было тщетно.
Итак, три дня передышки не принесли ему успеха, на который он рассчитывал. А еще предстояло навести порядок в своих личных делах. Но как это сделать?
Он не ожидал, что чувства к Ноэль лишат его способности ясно мыслить. Он провел три бессонные ночи, заполненные воспоминаниями о вкусе губ Ноэль, о звуке ее голоса, о ее огненных поцелуях и страстности.
Прошла неделя с тех пор, как он торжественно поклялся Эрику и Бриджит Бромли, что оставит мысли о Ноэль, если окажется, что он не сумеет сделать ее счастливой и дать все, чего она могла бы пожелать.
Но он уже понимал, что никогда не сможет отказаться от нее. Это было исключено.
Ему не давало покоя другое: сумеет ли он изменить свою жизнь настолько, что будет вправе предложить ей себя? И не какую-то часть своей души и помыслов, а всего целиком и навсегда? Он до сих пор не задумывался и не был уверен в том, что имеет право посвятить себя какой-то женщине полностью.
На нем лежала ответственность, которую он взвалил на себя много лет назад. Почему так случилось и что заставило его сделать это, объяснить он не мог. Отец ни в коей мере не принуждал его к этому. Он сам сделал свой выбор принять наследство, оставленное ему бандитом Оловянная Кружка.
О, он прекрасно знал, что его родители никогда не переставали играть эту роль, знал, что они продолжают оставлять оловянные кружки с монетами на пороге бедных школ, нищих церковных приходов и сиротских приютов. Но эти деньги надо было добыть, и один из путей для этого — опасное и волнующее занятие — грабежи недостойных, развращенных безнаказанностью богачей.
Он гордился тем, что может продолжать дело отца, дело, ставшее смыслом его жизни и полностью определившее ее распорядок и уклад. Мир так и не догадывался, что появился новый бандит Оловянная Кружка, пользовавшийся теми же необычными приемами, что и прежний Да миру и незачем было знать об этом. Для мира этот бандит стал легендой. Он продолжал жить в умах и сердцах людей, не старея, не теряя куража и загадочности. Теперь казалось, он живет и будет жить вечно.
И образ этот никак не связывали с исчезновением ценнейших произведений искусства, которое приписывали обыкновенным грабителям и взломщикам. Всем было невдомек, кроме, разумеется, Бариччи, что у него неведомо откуда появился таинственный и искусный соперник. Все полагали, что это один и тот же вор, возможно, несколько похитителей, специализировавшихся в последнее десятилетие на краже ценных картин Эшфорд был достаточно честен с собой, чтобы признать: его занятие не носит абсолютно альтруистического характера. Он был полным подобием своего отца — возбуждение, азарт, необходимость хранить анонимность и тайну зажигали его кровь так же, как в свое время все это волновало и Пирса. А то, что впереди маячила возможность упечь за решетку Бариччи, придавало игре новый, еще более волнующий характер, вдохновляло Эшфорда еще и перспективой переиграть своего исконного врага и соперника.
Так сможет ли он отрешиться от прошлого, от своего образа жизни ради любви Ноэль? Ведь иначе нельзя ручаться за ее безопасность, ее благополучие? Честно ли будет вести двойную жизнь, отделить два мира глухой стеной?
Нет, это чистая утопия. Скрыть что-либо от Ноэль так же невозможно, как превратить ее дикую и взбалмошную кошку в покорное домашнее животное.
День клонился к вечеру, когда его коляска, проехав подъездную аллею, остановилась у дверей Фаррингтон-Мэнор.
Он понимал, что сейчас отнюдь не самое подходящее время, чтобы наносить визиты, но ему необходимо было увидеть Ноэль, отчасти чтобы убедиться, что с ней ничего не случилось, но главное — потому что он безумно скучал по ней. Блэйдуэлл открыл ему дверь, предварительно посмотрев в щелку. На лице дворецкого читалось чувство явного облегчения.
— Лорд Тремлетт, входите, пожалуйста. — Он отступил, пропуская Эшфорда. — Граф весь день пытался разыскать вас.
Уже на пороге Эшфорд почувствовал, как в нем асе сжалось и замерло.
— А что случилось? В чем дело? Наступила непонятная пауза, в явном замешательстве Блэйдуэлл ответил
— Не могу знать, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33