Разумеется, здесь было и семейство Уилдерби. Крошка Кристабель была отдана на попечение Салли, и они с Эмили качали головами и ворчали о том, что в Грассленде уход за детьми хуже, чем в Эверсли.
Мы сонно сидели над остатками рождественского обеда, бокалы были полны мальвазией и мускатом, которыми особенно гордился мой дед. В этот момент Томас Уиллерби опять поднял вопрос о том, что хочет покинуть Грассленд.
— Видите ли, — сказал он, глядя на мою мать, — здесь слишком многое напоминает о Кристабель!
— Нет, вы не сможете это сделать! — воскликнула Присцилла.
— И было бы очень непривычно, поселись в Грассленде кто-либо другой. — добавила бабушка.
— Мы — такое счастливое общество, — вступил в разговор Ли. — Мы, действительно, как одна семья.
Выражение лица Томаса стало очень сентиментальным. Я догадалась: он собирается сказать, что обязан своим счастьем Эверсли.
Кристабель была незаконной дочерью моего деда. Он был неукротимым человеком, именно поэтому меня восхищало то, насколько он привязан к бабушке. Как-то Харриет сказала: «До того, как жениться на Арабелле, он был большой повеса. После он резко изменился». Мне нравилось думать, что с Бо произошло бы то же самое, если бы мы поженились.
— Только нежелание расставаться с вами удерживает меня от немедленного отъезда, — продолжал Томас. — Когда Кристабель покинула меня, я понял, что, оставаясь здесь, не смогу позабыть ее, слишком многое напоминает обо всем. Мой брат в Йорке уговаривает перебраться туда.
— Милый Томас, — сказала Присцилла, — если ты считаешь, что это сделает тебя счастливее, ты должен ехать.
— Попробуй, — поддержала Харриет. — Ты всегда сможешь вернуться. — И переменила тему, она была не любительница сентиментальных бесед.
— Странно, что здесь будут сразу два дома на продажу, — сказала она. — О, но ведь Карлотта передумала. Она не собирается продавать Эндерби… пока. Я надеюсь, что ваши новые соседи будут приятными людьми.
— Карлотте не понравилась будущая хозяйка, не так ли? — спросила мать.
— Почему? Она очень элегантна, не то чтобы красавица, но привлекательна, с копной рыжих волос. Меня заинтересовала эта миссис Пилкингтон.
— Пилкингтон? — воскликнула Харриет. — Уж не Бесс ли Пилкингтон?
— Ее зовут миссис Элизабет Пилкингтон.
— Высокая, с глазами очень странного цвета — топазовые, как она сама говорила. В театре про них говорили — имбирные, как и волосы. Представляю себе! Если бы Карлотта допустила это, Бесс Пилкингтон купила бы Эндерби. Она была выдающейся актрисой, я играла с ней сезон в Лондоне.
— Сейчас я поняла, — сказала я, — что она актриса. Она говорила, что у нее есть сын.
— Я никогда не видела, но, вероятно, у нее есть богатый покровитель. Он должен быть весьма состоятельным, чтобы удовлетворять запросы Бесс.
Мать выглядела смущенной и сказала, что зима, видимо, будет суровой. Ей не понравилось, что такой разговор зашел в присутствии Дамарис и меня. Ли тут же пришел ей на помощь, заговорив о своих намерениях относительно земель. Дедушка смотрел весьма язвительно, и, казалось, был не прочь продолжить тему о Бесс Пилкингтон, но Арабелла кинула на него взгляд, которому он подчинился.
Затем разговор перекинулся на политику — конек моего деда. Он яростно отстаивал свои взгляды убежденного протестанта и никогда не боялся выражать свое мнение. Эти его убеждения едва не стоили ему жизни во времена восстания Монмута, в котором он принимал активное участие, и столкнули его с пресловутым судьей Джеффризом. Эти события редко упоминались в нашем доме, но кое-что я слышала. Раньше даже намек на это мог доставить любому много неприятностей, однако сейчас все опасности миновали. С воцарением Вильгельма и Марии протестантизм был утвержден в Англии, хотя все же оставались смутные опасения, что может вернуться Яков II, и я знала, что много людей втайне приветствуют короля за морем, имея в виду Якова, который нашел приют у французского короля.
Сейчас шепотом передавали друг другу, что король Вильгельм сильно болен. У него с Марией не было детей, а после смерти Марии он не женился снова. Он был хороший король, хотя и не слишком привлекательный человек, и, когда он умрет, это даст возможность Якову вернуться.
Я знала, что это постоянный источник беспокойства как для моей матери, так и для бабушки. Они питали чисто женскую неприязнь к войнам, в которые мужчины так любят ввязываться обычно без всякой на то причины, как говорит Харриет.
Кто-то упомянул смерть молодого герцога Глочестера, сына принцессы Анны, сестры последней королевы Марии и невестки короля. Юный герцог прожил только одиннадцать лет.
— Несчастная женщина! — сказала Арабелла. — Пройти через такое! Семнадцать детей, и ни одного в живых. Я слышала, ее сердце разбито: все надежды были в детях.
— Это касается и всей страны, — сказал дедушка. — Если Вильгельм долго не протянет, единственная смена — Анна, а если у нее не будет детей, кто же потом?
— Я подозреваю, что очень много глаз внимательно следят за троном последние несколько лет, — сказал Ли.
— Вы имеете в виду из-за моря? — спросил Томас Уиллерби.
— Безусловно, — согласился Ли.
— Анна еще не стара, — заметила Присцилла, — кажется, ей тридцать пять или около того?
— Но она уже доказала, — сказал дед, — что неспособна иметь здоровых детей.
— Бедный маленький герцог! — произнесла мать. — Я видела его однажды в Лондоне, когда он делал смотр своей голландской стражи в парке. Он был настоящим маленьким солдатом.
— Печальное создание! — заметила Харриет. — У него была слишком большая голова, и было ясно, что долго ему не протянуть.
— Умереть так рано — всего в одиннадцать лет. Я думаю, он был любимцем короля.
— Вильгельм ни к кому не проявлял сострадания, — заметил Ли.
— Нет, — возразил дедушка, — королевский долг — не жалеть кого-то, а править страной, а это то, с чем Вильгельм справлялся с незаурядным искусством.
— Но что же будет теперь, Карлтон? — спросил Томас Уиллерби.
— После Вильгельма — Анна, — ответил дед. — Никого иного быть не может. Будем надеяться, что она сумеет родить еще одного сына, здорового на этот раз.
— А если нет, — заметил Бенджи, — может случиться несчастье.
— О, довольно всех этих разговоров о распрях! — воскликнула Харриет. — Войны никогда никому ничего хорошего не приносили. И вообще, разве это подходящий разговор для Рождества? Давайте попробуем больше взять от нынешнего мирного, благополучного времени и не задумываться, что будет, если… «Если»— это слово, которое мне очень не нравится.
— Разговоры о войнах! — проворчал дед, бросив злобный взгляд на Харриет. — Над нами нависла угроза со стороны Испанта. Что вы думаете, — он взглянул на Ли и Бенджи, — по поводу внука французского короля, получившего испанскую корону?
— Опасно, — сказал Ли.
— Ничего хорошего, — согласился Бенджи.
— Но что Испания может сделать с нами? — спросила бабушка.
— Мы не можем допустить, чтобы Франция влияла на половину Европы! — закричал дед. — Неужели это не ясно?
— Я не знаю, — сказала Арабелла, — но мне кажется, тебе нравится думать только о несчастьях.
— Нельзя быть настолько глупым, чтобы отворачиваться, когда они уже произошли.
Харриет взмахнула рукой в сторону галереи, ', и менестрели начали играть. Дед угрюмо посмотрел на нее.
— Слышала ли ты когда-нибудь об императоре, который достал свою скрипку и играл на фоне догорающего Рима?
— Я слышала об этом, — сказала Харриет, — и всегда думала о том, насколько он предан своей скрипке.
— Вы не верите мне, не так ли? — сказал дед. — Но позвольте мне сказать, что в жизни нашей страны происходят сейчас события, которые кажутся маловажными для тех, кто слишком слеп, чтобы распознать их истинное значение, или для тех, кто так поглощен мечтами о мирной жизни, что не видит другого исхода. Но все, что затронет нашу страну, затронет и нас. Умер маленький мальчик, принц Вильям, герцог Глочестер. Этот маленький мальчик должен был бы стать королем, но он умер. Может, вы считаете, что это неважно? Подождите — и увидите.
— Карлтон, вас надо было назвать Иеремией, — насмешливо сказала Харриет.
— Ты придаешь слишком большое значение вещам, которые могут и не случиться, — вставила бабушка. — Ну, кто начнет танец?
Я не слишком интересовалась этим разговором о претендентах на трон, считая, что меня это никаким образом не может затронуть. Скоро мне предстояло понять, насколько я ошибалась. Это случилось на следующий день. Мы все сидели за столом, когда вошел гость. Нед Нетерби приехал верхом из Нетерби-холла, и вид у него был безумный. Он вошел в зал, когда все были за столом.
— Как раз время пообедать… — начала Присцилла. Тут все уставились на него, так как было очевидно, что он скакал в страшной спешке.
— Вы слышали? — начал он. — Нет, конечно нет!
— Что стряслось, Нед? — спросил дед.
— Генерал Лангдон!
— А, тот человек, — сказал дедушка. — Он явный папист, я уверен.
— Да, это так. Его схватили. Он заключен в Тауэр.
— Что? — закричал дед.
— , Его предали. Он пытался и меня втянуть, но, слава Богу, не сделал этого.
Мать побледнела. Она избегала глядеть на Ли, но я почувствовала нависшую над нами страшную опасность.
«Нет, — подумала я, — только не Ли! Он не хотел быть замешан ни в каком заговоре».
— Вот зачем он появлялся здесь не так давно, — продолжал Нед Нетерби. — Он собирался завербовать Добровольцев в армию, как я понял. Его разоблачили, схватили, и он заплатит головой!
— Как вы считаете, какими были его планы? — спросил Карл.
— Вернуть Якова и посадить на трон, разумеется.
— Мошенник! — воскликнул дед.
— Но из этого ничего не получилось, — продолжал Нед. — Слава Богу, я держался в стороне от этого.
— Я надеюсь, что это так, Нед, — сказал дед. — Папист в Англии! Нет, мы от них достаточно натерпелись!
— Я подумал, что должен приехать… — Нед взглянул на Ли.
— Благодарю, — сказал Ли. — Я тоже ни во что не вмешивался, но все равно спасибо, Нед.
— Слава Богу! Я знаю, что он побывал и здесь. Как вы думаете, нас ни в чем не заподозрят?
Мать схватилась за сердце, и Ли тут же обнял ее за плечи.
— Конечно, нет, — уверил он. — Все знают наши убеждения, мы — за Вильгельма и будем стоять за Анну.
— А затем должна быть Ганноверская династия, если у, Анны не будет потомства! — взревел дед.
— Так же и мы считаем, — подтвердил Нед, — и, мне кажется, я ясно дал вам это понять.
— Значит, он в Тауэре? Это то, чего он заслужил! — Дедушка стучал кулаком по столу, в его привычках было таким способом выказывать власть или неистовство. — Как ты думаешь, Нед, что он собирался делать дальше?
— Он намекнул и на это, когда был здесь, — сказал Ли. — Он прощупывал людей, чтобы узнать, сколько человек встанут под знамена Якова, если он вернется. Не думаю, чтобы он нашел многих, мы все достаточно натерпелись во время войны. Во всей стране не найдется человека, который хотел бы еще одной гражданской войны. Со стороны Якова было бы мудро оставаться там, где он сейчас есть.
— Ну, хорошо, — сказала Харриет, — с заговором покончено, но что будет с нашим генералом?
— Он должен поплатиться головой, — проворчал дед — мы не можем допустить, чтобы подобные люди бродили вокруг нас. Плохи дела, если генералы королевской армии готовы стать предателями.
— Беда в том, — заметила Харриет, — что он точно, так же может думать, что вы предали Якова, который, в конце концов, тоже был королем.
Дед проигнорировал эту реплику, а мать предложила:
— Нед, садитесь, присоединяйтесь к нам. Она была весьма приветлива, но я знала, что она почувствовала себя не в своей тарелке из-за его приезда. Еще с тех пор, когда дедушка был замешан в деле Монмута, она опасалась, как бы наши мужчины не были втянуты в какие-то интриги. Она всегда горячо осуждала их за беспросветную глупость по этому поводу.
Вечер потерял свой праздничный настрой. Я грустно сидела, думая о галантном генерале, сидящем в тесной камере лондонского Тауэра, и размышляя, как легко может перемениться судьба.
По прошествии нескольких дней мы узнали больше об этом деле. В общем, никто не был особо удивлен. У Якова было достаточное количество сторонников, желавших его возвращения, и было известно, что движение якобитов распространяется по всей Англии. Единственное отличие, чтобы считать этот заговор более серьезным, было, что готовил его один из генералов армии Вильгельма.
Однако, насколько мы знали, никто не поддался на уговоры генерала. Мы слышали, что он больше и не пытался это делать, а собирался продолжать после свое дело. Через несколько дней я уже стала обо всем этом забывать.
Меня занимали совсем другие проблемы. Во время Рождества Бенджи опять предложил мне выйти за него замуж. Я снова уклонилась от окончательного ответа, но серьезно задумалась.
Он сказал:
— Ведь ты больше не думаешь о Бомонте Гранвилле, не так ли?
Я колебалась.
— О, но ведь он же уехал, Карлотта. Он никогда не вернется. Если бы он собирался это сделать, то был бы здесь давно.
— Я считаю, что должна хранить верность ему, Бенджи.
— Моя драгоценная Карлотта, ты знаешь, что как-то сказала мне Харриет? «Карлотта лелеет мечту о человеке, которого никогда не было».
— Бо существовал, Бенджи.
— Не такой, каким ты видела его. Харриет имела в виду, что ты создала для себя его образ, а он н таков на самом деле.
Я знала Бо очень хорошо, он никогда не старался выглядеть иначе, чем был.
— Но он уехал, Карлотта. Возможно, он мертв.
— Может быть, — сказала я, — и такое могло случиться. О, Бенджи, если я только смогу узнать правду или если он умер… О, тогда, я думаю, я смогу начать все сначала.
— Я собираюсь докопаться до истины, — сказал Бенджи. — Бомонт где-то за границей, а Харриет говорит, что он наверняка в большом городе, он не станет хоронить себя в провинции. Карлотта, ты будешь моей женой! Запомни это!
— Ты так добр ко мне, Бенджи! — сказала я. — Продолжай любить меня… пожалуйста.
Возможно, это была уступка, а возможно, я знала, что настанет день, когда я выйду замуж за Бенджи.
В конце января Харриет, Грегори и Бенджи возвратилась в Эйот Аббас. Харриет твердо решила, что чем скорее я выйду замуж за Бенджи, тем лучше. Она просила меня приехать в гости и побыть с ними.
— Я надеюсь, что к весне вы обо всем договоритесь, — сказала она.
Был уже май, когда я собралась навестить Харриет. Моя мать пребывала в счастливом расположении духа. Уже было ясно, что визит генерала не принес лишних неприятностей, и я чувствовала, что она уверена — по возвращении я оглашу помолвку с Бенджи. Это было все, чего она хотела бы, это еще теснее связало бы всех нас.
Ли все время был занят землей, возделывая и приводя ее в порядок. Все были очень рады, когда весьма своевременно появился «Акт урегулирования», который объявлял, что принцесса Анна будет следующая по линии наследования Вильгельма, а если она умрет бездетной, трон перейдет к Софье — по линии Ганноверов, учитывая, что они протестанты, Ли сказал:
— Это разумно. Это ясно показывает, что Якову не позволят вернуться, и это означает, что Англия никогда не признает иного короля, нежели протестанта.
Мне были безразличны все эти разговоры о религии. «Какое все это имеет значение? Какая разница, будет король протестантом или католиком?»— изумлялась я.
— Это имеет значение, когда люди начинают спорить об этом и настаивать, чтобы все остальные соглашались с их мнением, — объяснил Ли.
— А то, что узаконено с помощью этого «Акта», справедливо? — настаивала я.
В действительности меня это не слишком волновало, просто хотелось быть последовательной. Возможно, я сочувствовала католикам из-за тех притеснений, которые им выпали на долю, так как мой отец погиб оттого, что был католиком, и добрый старый Роберт Фринтон, который оставил мне свое состояние, был ярым сторонником католической церкви. А сейчас трагический конец грозил генералу Лангдону. Я знала, что все эти люди презирают опасность, но не могла понять их непримиримости друг к другу.
Однако тот факт, что король был опасно болен, хотя и старались не предавать его огласке, сам по себе не значил многого, так как была принцесса Анна, готовая вступить на трон в случае его смерти; и хотя у нее не было детей, но ей не было еще сорока, а кроме того, на заднем плане истории уже маячила фигура Софьи.
Итак, я приготовилась отправиться в Эйот Аббас.
Присцилла прислала Дамарис, чтобы та помогла мне собрать вещи. Мать все время пыталась свести нас вместе и питала иллюзии, что мы преданы друг другу. То, что Дамарис слепо восхищалась мною, я знала. Она любила расчесывать мои волосы, ей нравилось укладывать мои платья, а когда я одевалась к обеду для приема гостей, она стояла передо мной, и ее приоткрытый от восторга ротик ясно указывал на восхищение и обожание.
— Ты самая красивая девушка в мире!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37