Он показался мне даже красивее, чем при нашей предыдущей встрече.
— Как приятно вновь видеть вас — сказал он. — Вы должны зайти в дом, не правда ли, мама?
Элизабет Пилкингтон сказала, что я обязательно должна зайти.
Я спешилась и зашла в дом.
Я была взволнована и обрадована встречей с Мэтью. Мне казалось, что он совсем не такой, как жившие по соседству молодые люди, с которыми я время от времени встречалась. В нем была утонченность, которой я никогда не видела в других людях. Возможно, это было связано с тем, что он значительную часть своей жизни провел в Лондоне.
Мэтью сказал, что некоторое время был в армии за морем, а потом, вернувшись, провел какое-то время в своем поместье, в Дорсете.
— Нельзя надолго оставлять поместье без присмотра, — сказал он и добавил:
— Вы выросли со времени нашей последней встречи. Потом заговорила его мать:
— После прибытия сюда с Мэтью произошло большое несчастье — он потерял любимую собаку. От волнения я встала и воскликнула:
— Мастифа?
— Да, — подтвердил Мэтью. — Откуда вы знаете? Я засмеялась:
— Потому что я нашла ее.
— Вы ее нашли? Где же она?
— Сейчас она лежит в корзине у меня в спальне. Она попала в капкан, а я нашла ее, взяла домой и перевязала рану. Она быстро поправляется.
Глаза Мэтью сияли от счастья.
— Ну, это замечательно! Я вам благодарен: Бэлл — моя самая любимая собака.
— Она очень красива! — сказала я. — Бедняжка, она была так напугана…
— И очень благодарна вам, как и я. Мэтью взял мою руку и опять поцеловал ее.
— О, — сказала я, вспыхнув, — это ерунда! Я не могу бросить животное в беде.
Элизабет Пилкингтон ласково улыбалась нам:
— Это чудесная новость. Вы — наш добрый ангел, Дамарис.
— Я тем более рада за Бэлл. Я заметила, что она не бродячая собака, было видно, что за ней хорошо ухаживают — Она доброе и верное существо. Она уже немолода, но трудно сыскать более верного и преданного стража.
— Я хорошо вижу ее достоинства и очень рада вернуть ее вам.
— Если бы вы ее не нашли…
— Кто знает, что случилось бы, вряд ли люди вообще ходят на этот участок. На самом деле… много неприятностей произошло из-за того, что Джекоб Рок поставил там капкан.
— Что это за участок? — спросила Элизабет.
— Это рядом с Эндерби. Раньше земля относилась к Эндерби, а мой отец купил ее. У него были какие-то планы относительно этого участка, но сейчас это просто огороженное место. Я называю его «запретным лесом».
Я повернулась к Мэтью.
— Я думаю, ваша собака завтра сможет ходить, я приведу ее вам.
— Это замечательно. Сможем ли мы когда-нибудь отблагодарить Дамарис? — спросила Мэтью его мать.
— Дамарис не нужно говорить, как высоко мы ценим то, что она сделала. Она это знает. Она спасла бы любого воробья, найденного у изгороди.
Домой я ехала взволнованная. Я понимала, что взволновало меня не столько то, что я нашла владельца собаки, сколько возвращение Мэтью.
Радость моя улетучилась, когда я вошла в дом и увидела в кухне Мэри Рок с опухшими от слез глазами. Она бросила на меня укоризненный взгляд. Именно я нашла капкан и сообщила о том, где он был найден. Если бы я могла предвидеть реакцию отца, я бы не стала об этом рассказывать, но сейчас бесполезно было говорить об этом Мэри.
За ужином я не стала упоминать о том, что нашла владельца собаки, ибо в присутствии отца мы не касались вопроса о собаке. Он все еще был сердит, неумолим и, как мне кажется, сам от этого страдал.
Я все же упомянула о собаке, когда мы с матерью пошли наверх спать.
— Кстати, Мэтью Пилкингтон приехал навестить свою мать и, ты знаешь, это его собака.
— Как странно, — тихо сказала она.
Казалось, новость ее не обрадовала.
На следующий день я отправила собаку в Грассленд. Она явно обрадовалась, когда вновь увидела хозяина: залаяв от радости, она прижалась к нему носом, в то время как Мэтью встал на колени и ласкал ее. Мне кажется, что именно в этот момент я в него влюбилась.
Мы можем очень сильно влюбиться в четырнадцать лет, а мне скоро должно было исполниться пятнадцать. Госпожа Леверет сказала моей матери, что в некотором отношении я старше своих лет: я была очень серьезной. Мне кажется, у меня было страстное желание быть любимой. Конечно, все люди хотят, чтобы их любили, но Карлотта так сильно затмевала меня, я так остро сознавала ее превосходство, что, как мне кажется, я нуждалась в любви больше, чем другие.
Я редко привлекала чье-либо внимание, а теперь я им упивалась.
У нас с Мэтью было так много общего: так же, как и я, он любил своих собак и лошадей, мы могли говорить о них часами. Мы любили ездить верхом. Я чувствовала, что начинаю даже проявлять интерес к одежде, которой Мэтью придавал такое большое значение, а я никогда прежде особенно не придавала большого значения тому, как я одета. Я всегда знала, что сколь великолепным ни было бы мое платье, Карлотта будет выглядеть привлекательнее меня даже в самой простой одежде.
Все изменилось с тех пор, как Карлотта уехала. Я скучала, временами мне очень хотелось быть с нею, и в то же время я не могла не понимать, что если бы она была здесь, я не смогла бы жить такой увлекательной жизнью и ощущать собственную значимость. Мэтью дал мне понять, что я интересна. Он был очень рад, что я спасла его собаку, уверенный, что это прекрасное существо погибло бы, если бы осталось в капкане. Он все время говорил мне о том, как это чудесно с моей стороны — спасти его собаку.
К нам присоединялась Элизабет. Бэлл тоже устраивалась рядом, прислонившись к коленям Мэтью и глядя на меня с выражением признательности в умных глазах.
В разговоре выяснилось, что мой отец узнал, кто поставил капкан, и был очень сердит. Он вновь запретил всем посещать этот участок.
— Это совершенно нетронутый, заросший участок земли, не так ли? — спросила Элизабет. — Зачем он его так отгородил?
— Я думаю, он его для чего-то предназначал и очень рассердился, что Джекоб Рок его ослушался. На самом деле, отец уволил его.
— Куда же он пойдет? — спросила Элизабет. Я чувствовала себя очень несчастной в этот момент, и она сказала:
— О, бедняга… Я понимаю, что он не прав, ослушавшись хозяина… и я терпеть не могу капканы, но из-за такого небольшого, проступка…
— Это не похоже на моего отца! — воскликнула я. — Он всегда был так добр к тем, кто на него работает, и известен справедливостью по отношению ко всем. Так скорее мог бы поступить мой дед, который часто резок, но отец… Но так или иначе, он не собирается менять своего решения.
— Бедный Джекоб! — сказала Элизабет. Несколько дней спустя я увидела Мэри Рок в саду, когда набирала воду. Она совершенно изменилась: улыбалась чуть ли не язвительно.
Я почувствовала облегчение, решив, что отец сменил гнев на милость; вероятно, он хотел их только предупредить. Он позволил им день или два считать, что они уволены, а потом взял их обратно. Он очень настаивал на полном послушании, считая его необходимым.
— Ты выглядишь довольной жизнью, Мэри, — сказала я. — Теперь все в порядке?
— Можно сказать, что так, госпожа, — ответила она.
— Я знала, что отец простит вас.
— Хозяин — суровый человек, — сказала она сквозь зубы.
— Но ты же говоришь, что теперь все в порядке?
— Мы уезжаем. На свете есть и другие поместья, не один Довер-хаус, госпожа. Я была изумлена:
— Что… что ты имеешь в виду?
— В Грассленд, вот куда мы едем, госпожа. Хозяйка дала работу нам обоим.
Мэри покачала головой. На ее лице появилась торжествующая ухмылка.
Я повернулась и пошла в дом.
«Ну, — подумала я, — Элизабет проявила себя добрым человеком, но это создает неловкую ситуацию между семьями, которые живут так близко».
Наступил июнь, потом июль, и все это время я часто встречалась с Мэтью. Для меня это были чудесные месяцы. Мы нашли, что у нас еще больше общего. Он много знал о птицах, и мы, бывало, часами лежали в поле, притаившись, и наблюдали за птицами, которые перестали радостно распевать, потому что теперь были заняты заботой о подрастающих птенцах, хотя время от времени мы слышали вьюрка и пеночку; да и кукушка все еще давала знать о своем присутствии. Мэтью многому научил меня, и мне нравилось учиться у него. Мы водили Бэлл на долгие прогулки, а иногда она сопровождала нас в прогулках верхом. Ей нравилось бежать за лошадьми и состязаться с нами, когда мы скакали галопом, пока она не устанет. Иногда мы ездили к морю и скакали по берегу, покрытому галькой. Мы нашли места, где росли морские анемоны. Иногда мы снимали обувь и шли босиком по воде, разглядывая забавные маленькие существа, обитавшие на мелководье. Нам приходилось быть очень осторожными, чтобы не наткнуться на пескарок и морских дракончиков. Мэтью показал мне, что у пескарок с обеих сторон головы было нечто, похожее на нож с тремя лезвиями. Дракончик был еще более страшным: у него на спине могли находиться ядовитые шипы.
Это были очень счастливые дни для меня. Однажды я подслушала, как бабушка говорила матери:
— Он смотрит на нее как на ребенка. Должно быть, он лет на семь или восемь старше. Мать ответила:
— Она и в самом деле еще ребенок, но мне кажется, что она встречается с ним слишком часто.
Я очень испугалась, что они попытаются прекратить наши встречи, но, видимо, они решили, что Мэтью ведет себя подобающим образом и, поскольку Я очень молода, то наша дружба со временем прекратится сама собой.
Однажды мы проезжали мимо Эндерби-холла и, как всегда, задержались, чтобы взглянуть на него. Было в этом доме нечто такое, что заставляло большинство людей делать то же самое — Это чудесный дом, — сказал Мэтью — Мне жаль, что мать его не купила.
— И ты все еще жалеешь об этом? — спросила я.
— Нет, теперь, когда у нее есть Грассленд, уже не жалею: он на таком же расстоянии от Довер-хауса, как и Эндерби.
Я светилась от гордости, когда он говорил подобные вещи.
— Но я хотел бы еще раз взглянуть на дом, — сказал Мэтью. — Я видел его только один раз, когда мать собиралась его купить.
— Это нетрудно сделать: в Эверсли-корт есть ключи. Я завтра достану их и проведу тебя в дом.
— Это доставило бы мне удовольствие.
— Мы отправимся осматривать дом завтра после обеда, но не слишком поздно. Мы должны осмотреть его до наступления сумерек.
— А, ты имеешь в виду, что в сумерках появляются призраки? Ты боишься призраков, Дамарис?
— С тобой я бы не побоялась. Он повернулся ко мне и легонько поцеловал меня в лоб:
— Это дух, — сказал он. — Я защищу тебя от всех опасностей днем и ночью.
Мэтью обладал огромным обаянием. Он вел себя так непринужденно и естественно, что иногда мне хотелось знать, какое значение он придает своим поступкам?
Я все-таки взяла ключи из письменного стола в Эверсли, в котором они хранились, и на следующий день после полудня встретилась с Мэтью у ворот Эндерби-холла.
С ним была собака.
— Бэлл так хотела прогуляться, что у меня не хватило духу ей отказать. Должно быть, она знала, что я встречусь с тобой, — сказал он.
Бэлл прыгала от радости вокруг меня. Я погладила ее, сказав о том, как я рада, что она пришла.
Я вынула ключи, и мы прошли через сад к главному входу. Сад поддерживался в относительном порядке. Джекоб Рок был одним из тех, кто за ним присматривал. Я подумала: «Теперь, должно быть, это будет кто-нибудь другой»
Дом был построен из красного кирпича времен Тюдоров. Как у многих домов того времени, в центре у него был зал, а по бокам два крыла. Большую часть стен покрывали вьющиеся растения. Он выглядел очень симпатичным, с этим красным кирпичом, просвечивающим сквозь блестящую зеленую листву, но не таким красивым, каким он будет выглядеть осенью, когда листья предстанут во всей красе, с оттенками красновато-коричневого цвета.
— Если бы срезать вьющиеся растения, то внутри стало бы светлее, — заметила я.
— Тогда атмосфера дома не наводила бы на мысли о призраках?
— Да, это было бы прекрасно.
— Мне кажется, что тогда исчезло бы ощущение таинственности.
Мы вошли в зал. Мэтью оглядел великолепный сводчатый потолок.
— Он просто чудесный!
— Взгляни, вот галерея, где живут призраки.
— Это же место, где некогда играли менестрели.
— Это место действия трагедии. Одна из владелиц дома повесилась… или пыталась повеситься. Веревка оказалась слишком длинной, она покалечилась и много страдала, прежде чем умереть.
— Она и есть призрак?
— Я думаю, что есть и другие, но обычно рассказывают именно о ней.
Бэлл пробежала в зал, обнюхивая углы. Дом явно волновал ее так же, как и Мэтью.
— Давай пойдем наверх, — сказала я.
— У дома жилой вид, — заметил Мэтью.
— Это от того, что в нем есть мебель. Карлотта не захотела, чтобы ее вывезли.
— Кажется, Карлотта — очень решительная молодая леди!
Да, это так.
— Я хотел бы с ней встретиться. Смею надеяться, что когда-нибудь я ее увижу?
— Если ты останешься здесь долго, то, конечно, увидишь. Мы навещаем их, и они приезжают сюда. Я бы очень хотела повидать Клариссу.
— Я думал, что ее зовут Карлотта.
— Карлотта — это моя сестра, Кларисса — это ее ребенок, самая чудесная девчушка на свете.
— Все маленькие девочки таковы, Дамарис.
— Я знаю, но эта особенная, — вздохнула я. — Карлотта такая везучая.
— Потому что у нее есть несравненная девчушка, ты это имеешь в виду?
— Да, и это, и то, что она — Карлотта.
— Она, действительно, такая счастливица?
— У Карлотты есть все, что можно только пожелать: красота, богатство, муж, который ее любит…
— И.
Я прервала его:
— Ты хотел добавить: «и Кларисса»?
— Нет, я собирался сказать: «и очаровательная сестра, которая ее так невероятно обожает».
— Ее все обожают.
Мы поднялись на галерею менестрелей, и Мэтью вошел вовнутрь.
— Здесь довольно темно! — воскликнул он. — И довольно прохладно. Это все из-за занавесок. Они красивые, но немного мрачноваты.
Бэлл последовала за ним на галерею, она обнюхивала все вокруг.
Я сказала:
— Пойдем и посмотрим комнаты наверху. Мэтью последовал за мной. Мы прошли через спальни и зашли в одну, с большой кроватью под пологом на четырех столбах. Пологом в ней служили красные бархатные занавеси. Я тотчас же вспомнила, что однажды видела здесь Карлотту. Она лежала и разговаривала сама с собой. Я не могла забыть об этом случае.
— Интересная комната, — сказал Мэтью.
— Да, это самая большая из всех спален.
И в этот момент, мы услышали, что Бэлл яростно лает на что-то.
Мы нашли ее на галерее. Собака была взволнована, смотрела на пол и лаяла, царапая доски пола так, словно хотела их оторвать. Между досками была щель, и мне показалось, что она пытается что-то достать оттуда.
Мэтью встал на колени и заглянул в щель.
— Похоже, что там что-то блестящее. Должно быть, оно привлекло ее внимание.
Он положил руку на голову Бэлл и легонько ее погладил:
— Успокойся, ничего, там нет. Собака ответила на его ласку, но не давала себя увести, пытаясь лапой поднять доску.
Мэтью встал.
— Да, это интересный дом, — сказал он. — Я согласен, что в нем есть нечто такое, чего недостает Грассленду, но я бы сказал, что Грассленд более уютный.
Пойдем, Бэлл.
Мы начали спускаться вниз по лестнице, Бэлл следовала за нами очень неохотно. Мы остановились в зале, некоторое время оглядывая потолок. Пока мы стояли, Бэлл исчезла.
— Опять отправилась на галерею, — сказал Мэтью. — Она очень упрямая, эта Бэлл. Прежде она была собакой моего отца, и он, бывало, говорил, что если она что-то вобьет себе в голову, то так легко от этого не откажется.
Бэлл лаяла так яростно, что из-за шума мы едва могли разговаривать. Мы вернулись на галерею.
Собака опять смотрела на щель и изо всех сил пыталась поднять доску.
Мэтью сказал:
— Еще немного, и она оторвет доску. — Он опустился на колени. — В чем дело? Что тебе здесь нужно?
Теперь Бэлл лаяла с еще большим энтузиазмом. Она уловила, что у Мэтью возник интерес, и решила не отставать, пока не получит то, что нужно.
Мэтью взглянул на меня:
— Я мог бы поднять доску. Здесь не должно быть щелей, ее все равно нужно ремонтировать.
— Подними доску. Я скажу, чтобы один из работников пришел и починил ее. Я не думаю, что люди часто ходят на эту галерею: все ее боятся.
— Да, это место, где обитает призрак, не так ли? Странно, что Бэлл заинтересовалась именно им, хотя говорят, что собаки обладают особым чутьем.
— Мэтью, ты не думаешь, что мы на пороге великого открытия?
— Нет, это просто упрямство Бэлл. Она что-то там видит и не успокоится, пока не получит. Но скажу тебе, Дамарис, что меня самого это тоже заинтересовало. Ну, посмотрим, смогу ли я справиться с половицей.
Бэлл ужасно разволновалась, когда Мэтью начал поднимать доску. Она затрещала. Там, где доска касалась стены, взметнулось облако древесной пыли.
— Да, — сказал Мэтью, — ее нужно заменить. Ну, она поддается.
Доска поддалась, и мы заглянули в «пыль веков». Там, в этой пыли, и лежала вещь, которая привлекла внимание Бэлл. Это была пряжка и, похоже, от мужского башмака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Как приятно вновь видеть вас — сказал он. — Вы должны зайти в дом, не правда ли, мама?
Элизабет Пилкингтон сказала, что я обязательно должна зайти.
Я спешилась и зашла в дом.
Я была взволнована и обрадована встречей с Мэтью. Мне казалось, что он совсем не такой, как жившие по соседству молодые люди, с которыми я время от времени встречалась. В нем была утонченность, которой я никогда не видела в других людях. Возможно, это было связано с тем, что он значительную часть своей жизни провел в Лондоне.
Мэтью сказал, что некоторое время был в армии за морем, а потом, вернувшись, провел какое-то время в своем поместье, в Дорсете.
— Нельзя надолго оставлять поместье без присмотра, — сказал он и добавил:
— Вы выросли со времени нашей последней встречи. Потом заговорила его мать:
— После прибытия сюда с Мэтью произошло большое несчастье — он потерял любимую собаку. От волнения я встала и воскликнула:
— Мастифа?
— Да, — подтвердил Мэтью. — Откуда вы знаете? Я засмеялась:
— Потому что я нашла ее.
— Вы ее нашли? Где же она?
— Сейчас она лежит в корзине у меня в спальне. Она попала в капкан, а я нашла ее, взяла домой и перевязала рану. Она быстро поправляется.
Глаза Мэтью сияли от счастья.
— Ну, это замечательно! Я вам благодарен: Бэлл — моя самая любимая собака.
— Она очень красива! — сказала я. — Бедняжка, она была так напугана…
— И очень благодарна вам, как и я. Мэтью взял мою руку и опять поцеловал ее.
— О, — сказала я, вспыхнув, — это ерунда! Я не могу бросить животное в беде.
Элизабет Пилкингтон ласково улыбалась нам:
— Это чудесная новость. Вы — наш добрый ангел, Дамарис.
— Я тем более рада за Бэлл. Я заметила, что она не бродячая собака, было видно, что за ней хорошо ухаживают — Она доброе и верное существо. Она уже немолода, но трудно сыскать более верного и преданного стража.
— Я хорошо вижу ее достоинства и очень рада вернуть ее вам.
— Если бы вы ее не нашли…
— Кто знает, что случилось бы, вряд ли люди вообще ходят на этот участок. На самом деле… много неприятностей произошло из-за того, что Джекоб Рок поставил там капкан.
— Что это за участок? — спросила Элизабет.
— Это рядом с Эндерби. Раньше земля относилась к Эндерби, а мой отец купил ее. У него были какие-то планы относительно этого участка, но сейчас это просто огороженное место. Я называю его «запретным лесом».
Я повернулась к Мэтью.
— Я думаю, ваша собака завтра сможет ходить, я приведу ее вам.
— Это замечательно. Сможем ли мы когда-нибудь отблагодарить Дамарис? — спросила Мэтью его мать.
— Дамарис не нужно говорить, как высоко мы ценим то, что она сделала. Она это знает. Она спасла бы любого воробья, найденного у изгороди.
Домой я ехала взволнованная. Я понимала, что взволновало меня не столько то, что я нашла владельца собаки, сколько возвращение Мэтью.
Радость моя улетучилась, когда я вошла в дом и увидела в кухне Мэри Рок с опухшими от слез глазами. Она бросила на меня укоризненный взгляд. Именно я нашла капкан и сообщила о том, где он был найден. Если бы я могла предвидеть реакцию отца, я бы не стала об этом рассказывать, но сейчас бесполезно было говорить об этом Мэри.
За ужином я не стала упоминать о том, что нашла владельца собаки, ибо в присутствии отца мы не касались вопроса о собаке. Он все еще был сердит, неумолим и, как мне кажется, сам от этого страдал.
Я все же упомянула о собаке, когда мы с матерью пошли наверх спать.
— Кстати, Мэтью Пилкингтон приехал навестить свою мать и, ты знаешь, это его собака.
— Как странно, — тихо сказала она.
Казалось, новость ее не обрадовала.
На следующий день я отправила собаку в Грассленд. Она явно обрадовалась, когда вновь увидела хозяина: залаяв от радости, она прижалась к нему носом, в то время как Мэтью встал на колени и ласкал ее. Мне кажется, что именно в этот момент я в него влюбилась.
Мы можем очень сильно влюбиться в четырнадцать лет, а мне скоро должно было исполниться пятнадцать. Госпожа Леверет сказала моей матери, что в некотором отношении я старше своих лет: я была очень серьезной. Мне кажется, у меня было страстное желание быть любимой. Конечно, все люди хотят, чтобы их любили, но Карлотта так сильно затмевала меня, я так остро сознавала ее превосходство, что, как мне кажется, я нуждалась в любви больше, чем другие.
Я редко привлекала чье-либо внимание, а теперь я им упивалась.
У нас с Мэтью было так много общего: так же, как и я, он любил своих собак и лошадей, мы могли говорить о них часами. Мы любили ездить верхом. Я чувствовала, что начинаю даже проявлять интерес к одежде, которой Мэтью придавал такое большое значение, а я никогда прежде особенно не придавала большого значения тому, как я одета. Я всегда знала, что сколь великолепным ни было бы мое платье, Карлотта будет выглядеть привлекательнее меня даже в самой простой одежде.
Все изменилось с тех пор, как Карлотта уехала. Я скучала, временами мне очень хотелось быть с нею, и в то же время я не могла не понимать, что если бы она была здесь, я не смогла бы жить такой увлекательной жизнью и ощущать собственную значимость. Мэтью дал мне понять, что я интересна. Он был очень рад, что я спасла его собаку, уверенный, что это прекрасное существо погибло бы, если бы осталось в капкане. Он все время говорил мне о том, как это чудесно с моей стороны — спасти его собаку.
К нам присоединялась Элизабет. Бэлл тоже устраивалась рядом, прислонившись к коленям Мэтью и глядя на меня с выражением признательности в умных глазах.
В разговоре выяснилось, что мой отец узнал, кто поставил капкан, и был очень сердит. Он вновь запретил всем посещать этот участок.
— Это совершенно нетронутый, заросший участок земли, не так ли? — спросила Элизабет. — Зачем он его так отгородил?
— Я думаю, он его для чего-то предназначал и очень рассердился, что Джекоб Рок его ослушался. На самом деле, отец уволил его.
— Куда же он пойдет? — спросила Элизабет. Я чувствовала себя очень несчастной в этот момент, и она сказала:
— О, бедняга… Я понимаю, что он не прав, ослушавшись хозяина… и я терпеть не могу капканы, но из-за такого небольшого, проступка…
— Это не похоже на моего отца! — воскликнула я. — Он всегда был так добр к тем, кто на него работает, и известен справедливостью по отношению ко всем. Так скорее мог бы поступить мой дед, который часто резок, но отец… Но так или иначе, он не собирается менять своего решения.
— Бедный Джекоб! — сказала Элизабет. Несколько дней спустя я увидела Мэри Рок в саду, когда набирала воду. Она совершенно изменилась: улыбалась чуть ли не язвительно.
Я почувствовала облегчение, решив, что отец сменил гнев на милость; вероятно, он хотел их только предупредить. Он позволил им день или два считать, что они уволены, а потом взял их обратно. Он очень настаивал на полном послушании, считая его необходимым.
— Ты выглядишь довольной жизнью, Мэри, — сказала я. — Теперь все в порядке?
— Можно сказать, что так, госпожа, — ответила она.
— Я знала, что отец простит вас.
— Хозяин — суровый человек, — сказала она сквозь зубы.
— Но ты же говоришь, что теперь все в порядке?
— Мы уезжаем. На свете есть и другие поместья, не один Довер-хаус, госпожа. Я была изумлена:
— Что… что ты имеешь в виду?
— В Грассленд, вот куда мы едем, госпожа. Хозяйка дала работу нам обоим.
Мэри покачала головой. На ее лице появилась торжествующая ухмылка.
Я повернулась и пошла в дом.
«Ну, — подумала я, — Элизабет проявила себя добрым человеком, но это создает неловкую ситуацию между семьями, которые живут так близко».
Наступил июнь, потом июль, и все это время я часто встречалась с Мэтью. Для меня это были чудесные месяцы. Мы нашли, что у нас еще больше общего. Он много знал о птицах, и мы, бывало, часами лежали в поле, притаившись, и наблюдали за птицами, которые перестали радостно распевать, потому что теперь были заняты заботой о подрастающих птенцах, хотя время от времени мы слышали вьюрка и пеночку; да и кукушка все еще давала знать о своем присутствии. Мэтью многому научил меня, и мне нравилось учиться у него. Мы водили Бэлл на долгие прогулки, а иногда она сопровождала нас в прогулках верхом. Ей нравилось бежать за лошадьми и состязаться с нами, когда мы скакали галопом, пока она не устанет. Иногда мы ездили к морю и скакали по берегу, покрытому галькой. Мы нашли места, где росли морские анемоны. Иногда мы снимали обувь и шли босиком по воде, разглядывая забавные маленькие существа, обитавшие на мелководье. Нам приходилось быть очень осторожными, чтобы не наткнуться на пескарок и морских дракончиков. Мэтью показал мне, что у пескарок с обеих сторон головы было нечто, похожее на нож с тремя лезвиями. Дракончик был еще более страшным: у него на спине могли находиться ядовитые шипы.
Это были очень счастливые дни для меня. Однажды я подслушала, как бабушка говорила матери:
— Он смотрит на нее как на ребенка. Должно быть, он лет на семь или восемь старше. Мать ответила:
— Она и в самом деле еще ребенок, но мне кажется, что она встречается с ним слишком часто.
Я очень испугалась, что они попытаются прекратить наши встречи, но, видимо, они решили, что Мэтью ведет себя подобающим образом и, поскольку Я очень молода, то наша дружба со временем прекратится сама собой.
Однажды мы проезжали мимо Эндерби-холла и, как всегда, задержались, чтобы взглянуть на него. Было в этом доме нечто такое, что заставляло большинство людей делать то же самое — Это чудесный дом, — сказал Мэтью — Мне жаль, что мать его не купила.
— И ты все еще жалеешь об этом? — спросила я.
— Нет, теперь, когда у нее есть Грассленд, уже не жалею: он на таком же расстоянии от Довер-хауса, как и Эндерби.
Я светилась от гордости, когда он говорил подобные вещи.
— Но я хотел бы еще раз взглянуть на дом, — сказал Мэтью. — Я видел его только один раз, когда мать собиралась его купить.
— Это нетрудно сделать: в Эверсли-корт есть ключи. Я завтра достану их и проведу тебя в дом.
— Это доставило бы мне удовольствие.
— Мы отправимся осматривать дом завтра после обеда, но не слишком поздно. Мы должны осмотреть его до наступления сумерек.
— А, ты имеешь в виду, что в сумерках появляются призраки? Ты боишься призраков, Дамарис?
— С тобой я бы не побоялась. Он повернулся ко мне и легонько поцеловал меня в лоб:
— Это дух, — сказал он. — Я защищу тебя от всех опасностей днем и ночью.
Мэтью обладал огромным обаянием. Он вел себя так непринужденно и естественно, что иногда мне хотелось знать, какое значение он придает своим поступкам?
Я все-таки взяла ключи из письменного стола в Эверсли, в котором они хранились, и на следующий день после полудня встретилась с Мэтью у ворот Эндерби-холла.
С ним была собака.
— Бэлл так хотела прогуляться, что у меня не хватило духу ей отказать. Должно быть, она знала, что я встречусь с тобой, — сказал он.
Бэлл прыгала от радости вокруг меня. Я погладила ее, сказав о том, как я рада, что она пришла.
Я вынула ключи, и мы прошли через сад к главному входу. Сад поддерживался в относительном порядке. Джекоб Рок был одним из тех, кто за ним присматривал. Я подумала: «Теперь, должно быть, это будет кто-нибудь другой»
Дом был построен из красного кирпича времен Тюдоров. Как у многих домов того времени, в центре у него был зал, а по бокам два крыла. Большую часть стен покрывали вьющиеся растения. Он выглядел очень симпатичным, с этим красным кирпичом, просвечивающим сквозь блестящую зеленую листву, но не таким красивым, каким он будет выглядеть осенью, когда листья предстанут во всей красе, с оттенками красновато-коричневого цвета.
— Если бы срезать вьющиеся растения, то внутри стало бы светлее, — заметила я.
— Тогда атмосфера дома не наводила бы на мысли о призраках?
— Да, это было бы прекрасно.
— Мне кажется, что тогда исчезло бы ощущение таинственности.
Мы вошли в зал. Мэтью оглядел великолепный сводчатый потолок.
— Он просто чудесный!
— Взгляни, вот галерея, где живут призраки.
— Это же место, где некогда играли менестрели.
— Это место действия трагедии. Одна из владелиц дома повесилась… или пыталась повеситься. Веревка оказалась слишком длинной, она покалечилась и много страдала, прежде чем умереть.
— Она и есть призрак?
— Я думаю, что есть и другие, но обычно рассказывают именно о ней.
Бэлл пробежала в зал, обнюхивая углы. Дом явно волновал ее так же, как и Мэтью.
— Давай пойдем наверх, — сказала я.
— У дома жилой вид, — заметил Мэтью.
— Это от того, что в нем есть мебель. Карлотта не захотела, чтобы ее вывезли.
— Кажется, Карлотта — очень решительная молодая леди!
Да, это так.
— Я хотел бы с ней встретиться. Смею надеяться, что когда-нибудь я ее увижу?
— Если ты останешься здесь долго, то, конечно, увидишь. Мы навещаем их, и они приезжают сюда. Я бы очень хотела повидать Клариссу.
— Я думал, что ее зовут Карлотта.
— Карлотта — это моя сестра, Кларисса — это ее ребенок, самая чудесная девчушка на свете.
— Все маленькие девочки таковы, Дамарис.
— Я знаю, но эта особенная, — вздохнула я. — Карлотта такая везучая.
— Потому что у нее есть несравненная девчушка, ты это имеешь в виду?
— Да, и это, и то, что она — Карлотта.
— Она, действительно, такая счастливица?
— У Карлотты есть все, что можно только пожелать: красота, богатство, муж, который ее любит…
— И.
Я прервала его:
— Ты хотел добавить: «и Кларисса»?
— Нет, я собирался сказать: «и очаровательная сестра, которая ее так невероятно обожает».
— Ее все обожают.
Мы поднялись на галерею менестрелей, и Мэтью вошел вовнутрь.
— Здесь довольно темно! — воскликнул он. — И довольно прохладно. Это все из-за занавесок. Они красивые, но немного мрачноваты.
Бэлл последовала за ним на галерею, она обнюхивала все вокруг.
Я сказала:
— Пойдем и посмотрим комнаты наверху. Мэтью последовал за мной. Мы прошли через спальни и зашли в одну, с большой кроватью под пологом на четырех столбах. Пологом в ней служили красные бархатные занавеси. Я тотчас же вспомнила, что однажды видела здесь Карлотту. Она лежала и разговаривала сама с собой. Я не могла забыть об этом случае.
— Интересная комната, — сказал Мэтью.
— Да, это самая большая из всех спален.
И в этот момент, мы услышали, что Бэлл яростно лает на что-то.
Мы нашли ее на галерее. Собака была взволнована, смотрела на пол и лаяла, царапая доски пола так, словно хотела их оторвать. Между досками была щель, и мне показалось, что она пытается что-то достать оттуда.
Мэтью встал на колени и заглянул в щель.
— Похоже, что там что-то блестящее. Должно быть, оно привлекло ее внимание.
Он положил руку на голову Бэлл и легонько ее погладил:
— Успокойся, ничего, там нет. Собака ответила на его ласку, но не давала себя увести, пытаясь лапой поднять доску.
Мэтью встал.
— Да, это интересный дом, — сказал он. — Я согласен, что в нем есть нечто такое, чего недостает Грассленду, но я бы сказал, что Грассленд более уютный.
Пойдем, Бэлл.
Мы начали спускаться вниз по лестнице, Бэлл следовала за нами очень неохотно. Мы остановились в зале, некоторое время оглядывая потолок. Пока мы стояли, Бэлл исчезла.
— Опять отправилась на галерею, — сказал Мэтью. — Она очень упрямая, эта Бэлл. Прежде она была собакой моего отца, и он, бывало, говорил, что если она что-то вобьет себе в голову, то так легко от этого не откажется.
Бэлл лаяла так яростно, что из-за шума мы едва могли разговаривать. Мы вернулись на галерею.
Собака опять смотрела на щель и изо всех сил пыталась поднять доску.
Мэтью сказал:
— Еще немного, и она оторвет доску. — Он опустился на колени. — В чем дело? Что тебе здесь нужно?
Теперь Бэлл лаяла с еще большим энтузиазмом. Она уловила, что у Мэтью возник интерес, и решила не отставать, пока не получит то, что нужно.
Мэтью взглянул на меня:
— Я мог бы поднять доску. Здесь не должно быть щелей, ее все равно нужно ремонтировать.
— Подними доску. Я скажу, чтобы один из работников пришел и починил ее. Я не думаю, что люди часто ходят на эту галерею: все ее боятся.
— Да, это место, где обитает призрак, не так ли? Странно, что Бэлл заинтересовалась именно им, хотя говорят, что собаки обладают особым чутьем.
— Мэтью, ты не думаешь, что мы на пороге великого открытия?
— Нет, это просто упрямство Бэлл. Она что-то там видит и не успокоится, пока не получит. Но скажу тебе, Дамарис, что меня самого это тоже заинтересовало. Ну, посмотрим, смогу ли я справиться с половицей.
Бэлл ужасно разволновалась, когда Мэтью начал поднимать доску. Она затрещала. Там, где доска касалась стены, взметнулось облако древесной пыли.
— Да, — сказал Мэтью, — ее нужно заменить. Ну, она поддается.
Доска поддалась, и мы заглянули в «пыль веков». Там, в этой пыли, и лежала вещь, которая привлекла внимание Бэлл. Это была пряжка и, похоже, от мужского башмака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37