Это не поможет, я уверяю тебя, Хани. Если ты предложишь мне повесить на шею «Агнца Божьего», я не возьму его. Если бы я только могла получить оружие! Если я не найду нож, я, по крайней мере, воспользуюсь огнем.
— Это будет бесполезно. — Она уставилась во мрак. Выражение отчаянья было на ее лице, и я чувствовала, что она думает об Эдуарде.
Я не знала, как долго мы лежали в этой каюте. Кажется, я спала, обессилев от тревог. Я проснулась, не понимая, где нахожусь. Покачивание судна и скрип балок быстро заставили меня вспомнить все.
Я с трудом различила фигуру Хани возле меня. Рожок фонаря покачивался из стороны в сторону, свет его был слабым. И ужас нашего положения снова навалился на меня.
Я знала, что Хани проснулась, но мы лежали в молчании. Мы не могли ничем утешить друг друга.
Кажется, было утро. Как мы могли знать это? Нам не по чему было определить время. Язык был сухим, а губы запеклись. Возможно, я и была голодна, но мысли о еде вызывали отвращение.
Мы пролежали, вероятно, час или более, когда дверь, наконец, открылась.
В ужасе мы вскочили. Это был человек, который нес миски с чем-то похожим на суп.
Он произнес: «Olba podrida!»— и указал на миски. Я хотела схватить их и бросить ему в лицо, но Хани сказала:
— Поешь! Мы почувствуем себя лучше, когда поедим. И сможем вынести то, что нам еще предстоит.
Я знала, что она думала о своем неродившемся ребенке.
Мы взяли миски. Пища пахла приятно. Человек поклонился и вышел. Хани уже принялась за еду. Ее аппетит усилился с тех пор, как она забеременела. Она привыкла говорить, что это голодный ребенок требует питания.
Я тоже попробовала еду. Она была острой и теплой и понравилась мне.
Мы поставили миски на пол и с тревогой стали ждать. Прошло немного времени, когда появился другой посетитель. Это был человек, которого, как я слышала, называли капитаном.
Он вошел в комнату и остановился у дверей, разглядывая нас. В нем чувствовались благородство и учтивость, что внушило мне оптимизм.
На плохом английском он произнес:
— Я капитан судна. Я пришел поговорить с вами. Я ответила:
— Лучше скажите, что все это значит.
— Вы на борту моего судна. Я взял вас в плаванье.
— Для чего? — спросила я.
— Этой вы поймете позже.
— Вы похитили нас из дома! — закричала я. — Мы благородные женщины, не привыкшие к грубому обращению. Мы…
Хани положила руку на мою, удерживая меня. Капитан заметил это и одобрительно кивнул.
— Незачем протестовать против того, что сделано, — сказал он.
— Однако я протестую. Вы совершили безнравственный поступок.
— Я пришел не для того, чтобы говорить о таких вещах и попусту тратить время. Я пришел сказать вам, что я повинуюсь приказам.
— Чьим приказам?
— Одного из тех, кто командует мной.
— Кто, умоляю?
Хани снова удержала меня.
— Не торопись, Кэтрин, — сказала она.
— Вы умны, — сказал капитан. — Мне жаль, что вас захватили. Этого не должно было случиться. — Он прямо посмотрел на Хани. — Ошибка, понимаете?
— Если вы объясните, что все это значит, мы будем вам благодарны, — сказала Хани смиренно.
— Я могу заверить вас, что если вы будете вести себя осмотрительно, с вами на корабле ничего дурного не случится. Здесь находятся матросы, которые в море уже много месяцев… вы понимаете. Они могут быть грубы. Поэтому вы должны быть осторожны. Я не хотел бы, чтобы вас подвергли оскорблениям на моем корабле. Это против моих желаний и желаний тех, кто командует мной.
— С нами были схвачены и другие — Дженнет, моя служанка. Что с ней? — спросила, я.
— Я выясню, — пообещал он мне. — Я сделаю все, чтобы обеспечить вам удобства… всем вам.
Я с интересом взглянула на него. Он продолжал смотреть на Хани известным мне взглядом. С волосами, рассыпанными по плечам, она была само очарование. Она выглядела необычайно беззащитной, и все мужчины всегда испытывали желание охранять ее. Мне кажется, это касалось даже испанских капитанов пиратских кораблей.
— Вам неудобно здесь, — сказал он. — Мы продолжим разговор в более подходящих условиях. Пойдемте со мной и поедим. Мне кажется, вы съели совсем немного.
Хани и я обменялись взглядами. Манера, в которой капитан разговаривал с нами, немного успокоила меня. Он не был грубым матросом, обращался с нами, как будто мы были гостями на его корабле, что вселяло надежды.
Запах топленого сала и стряпни распространялся по коридору. Галион кренился так, что нам приходилось цепляться за перила, которые тянулись от одного конца коридора в другой. Спотыкаясь, мы шли за капитаном. Он открыл дверь и посторонился, пропуская нас вперед.
Это была его каюта. Она оказалась довольно просторной, с обшитыми панелями переборками и походила на маленькую комнатку. Везде находились книги и инструменты. Основное место занимал длинный привинченный к полу стол. Я заметила также стоявшую на лафете пушку, смотрящую в амбразуру. Одна из панелей была украшена гобеленом, изображавшим сдачу Гранады королеве Изабелле и королю Фердинанду.
Я поразилась, увидев, что на корабле могло быть столько удобств.
— Прошу садиться, — сказал капитан, придерживая кресла. — Я позабочусь о еде.
Мы сели, босоногий матрос вошел и накрыл на стол. Вскоре принесли дымящиеся тарелки с чем-то, похожим на бобы с соленым мясом.
— Возможно, вы и не проголодались, но неплохо перекусить еще, — сказал он.
— Не можете ли вы сказать мне, почему убили моего мужа? — спросила Хани.
— Не могу. Я не покидал корабля.
— Знаете ли вы других похитителей?
— Это было целью нашей миссии.
— Грабить наше побережье, чтобы захватить женщин… — начала я.
— Нет, — возразил капитан. — Взять вас. Вы все поймете в свое время.
Затем Хани мягко сказала:
— А вы тоже должны понять, что мы сбиты с толку. Мы хотим знать, что все это значит. Мы боимся, что вы доставили нас сюда, чтобы…
Он вежливо улыбнулся ей:
— С вами ничего плохого не случится на моем корабле, если вы будете подчиняться моим приказам. Я приказал команде не трогать вас. — Он смотрел на меня, затем повернулся к Хани:
— Я прикажу, чтобы вы тоже были неприкосновенны.
— Она уже подвергалась домогательствам.
— Я обещаю…
Хани потрогала «Агнца Божьего».
— Это спасло меня, — сказала она. — Это и Джон Грегори.
— Любой человек, который отважится тронуть вас, заплатит за это своей жизнью, — пообещал капитан.
— Тогда я хочу знать, для чего нас привели сюда, — сказала я.
— Это вы узнаете позже.
— Вы оторвали нас от дома… — начала я, но Хани снова удержала меня.
— Ради Бога, Кэтрин. Дай нам хоть немного разобраться. Капитан стремится помочь нам. — Беременность сделала Хани спокойной, что при данных обстоятельствах казалось неестественным. Она думала о своем ребенке и пыталась выиграть время.
Он печально улыбнулся ей:
— Я обязан следить, чтобы с вами ничего плохого не случилось, и я выполню свой долг. Вы никогда не должны гулять без сопровождения. Грегори будет с вами. Не выходите на палубу без него! Люди будут предупреждены, но невозможно постоянно следить за ними. И хотя они знают, что рискуют своими жизнями, среди них могут оказаться достаточно горячие головы, чтобы выразить свое отношение к вам.
— Куда мы плывем?
— Я не имею права говорить об этом. Путешествие не будет долгим. Вы все поймете, когда мы прибудем на место, и узнаете о цели вашего плавания. Если вы разумны, то забудете, что случилось, и смиритесь. Что касается этого корабля, я предлагаю свою защиту и любые удобства, какие только смогу вам предоставить. Корабль похож на крепость, как говорят некоторые, плавающую крепость. Но это далеко не так, как вы понимаете. Мы в море. И жизнь в море не похожа на жизнь на земле. Мы не можем позволить себе роскошь. Однако хочу, чтобы у вас были все удобства, которые я могу дать. Одежда, например. Вы плохо подготовлены для плавания. Я постараюсь найти для вас ткани, и, возможно, вам удастся сшить одежду. Вы будете есть в этой каюте. Иногда со мной, иногда одни. Мой совет — смириться с тем, что случилось, смириться со спокойствием и пониманием, что на этом корабле, если вы последуете моим советам, ничего дурного с вами не случится.
Он положил на свою тарелку мясо и бобы. Как и Хани, я только притронулась к еде.
Я отказывалась верить, что это действительно произошло со мной. «Скоро настанет пробуждение, — обещала я себе, — испанский галион превратится во» Вздыбленного льва «, а капитан — в Джейка Пенлайона. И это будет совершенно иной сон, который уже снился мне, об этой властной натуре».
Но этот сон, этот ночной кошмар повторялся и повторялся, в то время как реальность постепенно увядала.
Скоро Хани почувствовала себя плохо. Это было неудивительно. Мы не привыкли к качке корабля, измучились душой и телом, ничего не понимали и разуверились в будущем. Кроме того, Хани была беременна.
Я ухаживала за ней. Это было хорошо, потому что помогало забыться. Но я боялась, что она умрет.
Джон Грегори был всегда рядом. Как я ненавидела этого человека, кто хитростью вошел в наш дом под видом священника, кто привел к нам врагов. Шпион! Изменник! Что может быть хуже? Сейчас же он был нашим защитником. Я не могла заставить себя смотреть на него без презрения. Но он был полезен.
— Боюсь, вы убьете мою сестру, — сказала я ему. — Вы знаете о состоянии ее здоровья. Этот удар оказался более тяжелым для нее, чем можно было ожидать. Хотелось бы верить, что те, кто дружески относился к нам, не предадут, но я ошиблась. Мы окружены лжецами и изменниками. — Когда я говорила с ним, он стоял предо мною с потупленным взором. В каждом его жесте сквозило раскаянье. Хани все время пыталась остановить меня, но я не могла удержаться. Выговорившись, я почувствовала облегчение.
На второй день, когда Хани стало хуже и возникли опасения за ее жизнь, я сказала Джону Грегори:
— Мне нужна служанка. Она поможет ухаживать за сестрой.
Он ответил, что переговорит с капитаном, и очень скоро Дженнет присоединилась к нам.
Она почти не изменилась. «Возможно ли, — спрашивала я себя, — смириться так быстро?»
Она была в старом платье, которое схватила до того, как ее похитили, и уже приобрела полную безмятежность, которая всегда отличала ее.
Лицо Дженнет вызвало у меня раздражение, хотя я почувствовала облегчение, увидев ее живой и здоровой. Она выглядела так, будто была довольна своей судьбой. Как она могла вести себя так? И что случилось с ней?
— Мистрис очень больна, — сказала я ей, — ты должна помочь, Дженнет.
— О, бедная леди! — воскликнула она. — И в ее положении..
Беременность Хани стала теперь заметна. Я с тревогой думала о ребенке и горячо желала, чтобы мы вернулись домой к матери через день после того, как приплывет Джейк Пенлайон.
Хани казалась успокоенной, так как мы соединились, да и Дженнет, несомненно, оказалась хорошей нянькой. Мы начали привыкать к корабельной качке и запаху пищи. Хани много спала в эти первые дни, что было ей полезно. А Дженнет и я беседовали, когда ухаживали за ней.
Я знала, что Дженнет приглянулась одному из тех людей, которые участвовали в налете. Сильный и гибкий, он столкнулся с Дженнет, когда она шла ко мне в комнату, схватил ее и заговорил с ней, но она не поняла ни слова. Тогда он поднял ее и понес на руках, как охапку сена.
Дженнет хихикала, и я знала, что последовало за этим на корабле.
— Только с ним… — рассказала Дженнет. — Другие тоже хотели меня, но он достал нож. И хотя я не могла разобрать, слов, но, очевидно, он сказал им, что я принадлежу ему и он пустит его в ход против любого, кто тронет меня.
Она потупила глаза и покраснела. Меня поразило, что она такая распущенная, — было ясно, что она вполне довольна своим положением — не притворялась, потому что для притворства была слишком простодушной.
— Я думаю, что он хороший человек, госпожа, — пробормотала она.
— Он был у тебя не первым, — сказала я. Она еще больше покраснела:
— Вообще-то, госпожа, я бы сказала «да».
— И не только сказала, но и сделала, — заметила я. — А как с Ричардом Рэккелом, за которого ты собиралась выйти замуж?
— Он был только наполовину мужчиной, — произнесла она презрительно.
Дженнет, несомненно, была вполне довольна своим новым защитником.
Она много говорила о нем, пока мы сидели, присматривая за Хани. Я забывала о том, что случилось с нами, слушая ее.
По правде говоря, она не горела желанием выйти замуж за Ричарда Рэккела. Но ведь было хорошо для девушки выйти замуж, а уж если она согрешила, то этого могло принести свои плоды.
— А что если будут последствия? — спросила я. Она благочестиво ответила, что все находится в руках Божьих.
— Вернее, в твоих или твоего любовника-пирата, — напомнила я ей.
Я была рада видеть ее рядом с собой. Я сказала, что мы должны держаться вместе, все трое, и она станет помогать ухаживать за Хани, потому что та нуждается в этом.
Она оставалась с нами в течение этих нелегких дней, а по ночам ускользала к любовнику.
Странно, как быстро можно привыкнуть к новой жизни. Мы были в море только три дня, а я, просыпаясь, больше не чувствовала недоверчивого страха. Я привыкла к скрипу балок, покачиванию корабля, звуку чужих голосов, тошнотворному запаху, который, казалось, всегда шел из камбуза.
Хани начала поправляться. Она страдала от морской болезни больше, чем от любого другого ужасного недуга. К ней начал возвращаться прежний цвет лица, и она стала больше похожа на себя.
Когда Хани смогла вставать, мы пошли в каюту капитана и поели там. Мы не видели его несколько дней. Эта каюта, странно элегантная среди других, с ее панелями на стенах и гобеленами, стала нам родной. Дженнет ела с нами, а обслуживал нас личный слуга капитана, темнокожий и суровый. За все время он не произнес ни слова.
После еды, которая состояла главным образом из сухарей, соленого мяса и дешевого сорта вина, мы возвращались в наши спальни и здесь предавались размышлениям о том, что могло означать это путешествие.
Джон Грегори принес нам немного материи — два или три свертка — так что мы могли сами шить себе платья. Это было прекрасным занятием, так как мы воодушевленно обсуждали будущие фасоны наших нарядов.
Дженнет и Хани умело обращались с иголками, и мы засели за работу.
Хани обычно много говорила о ребенке, рождение которого ожидалось через пять месяцев. Сейчас все было совершенно по-другому. Она хотела рожать либо в Труинде, либо в Калпертоне в Суррее, или, возможно, как хотела моя мать, уехать для этого в Аббатство. Но все изменилось. Где сейчас родится ребенок? В дальних морях или в каком-то другом неизвестном месте, куда мы держим путь?
— Эдуард и я ждали этого ребенка, — сказала Хани. — Мы говорили, что нам безразлично, кто это будет, — девочка или мальчик. Он был такой хороший и добрый, что стал бы любящим отцом, а теперь… Я думаю о нем, Кэтрин, лежа здесь. Я не могу забыть его.
Я успокаивала Хани, но как я могла заставить ее не горевать об Эдуарде?
Что до меня, то я не думала о нашей жизни. Она была слишком не правдоподобной. Если бы с нами грубо обошлись матросы, то, по крайней мере, мы могли бы понять, для чего нас захватили в плен. Но этого не было. Похитители защищали нас и обращались с нами учтиво.
— Ничего не понимаю, — сказала я Хани.
Платья мы сшили быстро. Они были далеко не элегантными, но вполне удовлетворили нас. Иногда нам разрешали прогуляться по палубе. Я никогда не забуду своего первого выхода на палубу, расположенную высоко над водой. Я была удивлена богатыми украшениями и высоко расположенным баком. Держаться за перила и смотреть на далекий горизонт, скользить глазами по этой огромной серо-голубой дуге — все это приводило меня в волнение, которое я не могла подавить в себе, несмотря на неволю и негодование по поводу причин, которые привели нас сюда.
И когда я стояла, с напряжением вглядываясь в синеву, я всегда искала корабль на горизонте. Я говорила себе: «Он придет. Он будет искать меня». И я радовалась, потому что верила, — этот момент наступит.
Стоило только закрыть глаза, как он появлялся. Он крикнет нашему капитану: «Испанская собака!»— и возьмет корабль на абордаж, несмотря на высокие палубы и крепкие ограждения, протянувшиеся между бортами и центральным проходом, соединяющим бак с ютом. Я смотрела на огромное орудие, которое невозможно было не заметить. Я знала, такие орудия легко могут отправить корабль на дно океана. Но только не «Вздыбленного льва».
«Он придет, — говорила я себе. — Прежде чем мы достигнем нашей неизвестной пристани, он придет».
Через несколько дней после того, как нас взяли в плен, я увидела на горизонте корабль. Мое сердце подпрыгнуло от радости, что случалось довольно редко.
Хани стояла возле меня.
— Смотри, — закричала я, — корабль! Это «Вздыбленный лев»!
На палубе царила суматоха. Воздух наполнил шум голосов. Корабль заметили.
Это был «Лев». Я была уверена.
— Ingles, — уловила я брошенное кем-то слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Это будет бесполезно. — Она уставилась во мрак. Выражение отчаянья было на ее лице, и я чувствовала, что она думает об Эдуарде.
Я не знала, как долго мы лежали в этой каюте. Кажется, я спала, обессилев от тревог. Я проснулась, не понимая, где нахожусь. Покачивание судна и скрип балок быстро заставили меня вспомнить все.
Я с трудом различила фигуру Хани возле меня. Рожок фонаря покачивался из стороны в сторону, свет его был слабым. И ужас нашего положения снова навалился на меня.
Я знала, что Хани проснулась, но мы лежали в молчании. Мы не могли ничем утешить друг друга.
Кажется, было утро. Как мы могли знать это? Нам не по чему было определить время. Язык был сухим, а губы запеклись. Возможно, я и была голодна, но мысли о еде вызывали отвращение.
Мы пролежали, вероятно, час или более, когда дверь, наконец, открылась.
В ужасе мы вскочили. Это был человек, который нес миски с чем-то похожим на суп.
Он произнес: «Olba podrida!»— и указал на миски. Я хотела схватить их и бросить ему в лицо, но Хани сказала:
— Поешь! Мы почувствуем себя лучше, когда поедим. И сможем вынести то, что нам еще предстоит.
Я знала, что она думала о своем неродившемся ребенке.
Мы взяли миски. Пища пахла приятно. Человек поклонился и вышел. Хани уже принялась за еду. Ее аппетит усилился с тех пор, как она забеременела. Она привыкла говорить, что это голодный ребенок требует питания.
Я тоже попробовала еду. Она была острой и теплой и понравилась мне.
Мы поставили миски на пол и с тревогой стали ждать. Прошло немного времени, когда появился другой посетитель. Это был человек, которого, как я слышала, называли капитаном.
Он вошел в комнату и остановился у дверей, разглядывая нас. В нем чувствовались благородство и учтивость, что внушило мне оптимизм.
На плохом английском он произнес:
— Я капитан судна. Я пришел поговорить с вами. Я ответила:
— Лучше скажите, что все это значит.
— Вы на борту моего судна. Я взял вас в плаванье.
— Для чего? — спросила я.
— Этой вы поймете позже.
— Вы похитили нас из дома! — закричала я. — Мы благородные женщины, не привыкшие к грубому обращению. Мы…
Хани положила руку на мою, удерживая меня. Капитан заметил это и одобрительно кивнул.
— Незачем протестовать против того, что сделано, — сказал он.
— Однако я протестую. Вы совершили безнравственный поступок.
— Я пришел не для того, чтобы говорить о таких вещах и попусту тратить время. Я пришел сказать вам, что я повинуюсь приказам.
— Чьим приказам?
— Одного из тех, кто командует мной.
— Кто, умоляю?
Хани снова удержала меня.
— Не торопись, Кэтрин, — сказала она.
— Вы умны, — сказал капитан. — Мне жаль, что вас захватили. Этого не должно было случиться. — Он прямо посмотрел на Хани. — Ошибка, понимаете?
— Если вы объясните, что все это значит, мы будем вам благодарны, — сказала Хани смиренно.
— Я могу заверить вас, что если вы будете вести себя осмотрительно, с вами на корабле ничего дурного не случится. Здесь находятся матросы, которые в море уже много месяцев… вы понимаете. Они могут быть грубы. Поэтому вы должны быть осторожны. Я не хотел бы, чтобы вас подвергли оскорблениям на моем корабле. Это против моих желаний и желаний тех, кто командует мной.
— С нами были схвачены и другие — Дженнет, моя служанка. Что с ней? — спросила, я.
— Я выясню, — пообещал он мне. — Я сделаю все, чтобы обеспечить вам удобства… всем вам.
Я с интересом взглянула на него. Он продолжал смотреть на Хани известным мне взглядом. С волосами, рассыпанными по плечам, она была само очарование. Она выглядела необычайно беззащитной, и все мужчины всегда испытывали желание охранять ее. Мне кажется, это касалось даже испанских капитанов пиратских кораблей.
— Вам неудобно здесь, — сказал он. — Мы продолжим разговор в более подходящих условиях. Пойдемте со мной и поедим. Мне кажется, вы съели совсем немного.
Хани и я обменялись взглядами. Манера, в которой капитан разговаривал с нами, немного успокоила меня. Он не был грубым матросом, обращался с нами, как будто мы были гостями на его корабле, что вселяло надежды.
Запах топленого сала и стряпни распространялся по коридору. Галион кренился так, что нам приходилось цепляться за перила, которые тянулись от одного конца коридора в другой. Спотыкаясь, мы шли за капитаном. Он открыл дверь и посторонился, пропуская нас вперед.
Это была его каюта. Она оказалась довольно просторной, с обшитыми панелями переборками и походила на маленькую комнатку. Везде находились книги и инструменты. Основное место занимал длинный привинченный к полу стол. Я заметила также стоявшую на лафете пушку, смотрящую в амбразуру. Одна из панелей была украшена гобеленом, изображавшим сдачу Гранады королеве Изабелле и королю Фердинанду.
Я поразилась, увидев, что на корабле могло быть столько удобств.
— Прошу садиться, — сказал капитан, придерживая кресла. — Я позабочусь о еде.
Мы сели, босоногий матрос вошел и накрыл на стол. Вскоре принесли дымящиеся тарелки с чем-то, похожим на бобы с соленым мясом.
— Возможно, вы и не проголодались, но неплохо перекусить еще, — сказал он.
— Не можете ли вы сказать мне, почему убили моего мужа? — спросила Хани.
— Не могу. Я не покидал корабля.
— Знаете ли вы других похитителей?
— Это было целью нашей миссии.
— Грабить наше побережье, чтобы захватить женщин… — начала я.
— Нет, — возразил капитан. — Взять вас. Вы все поймете в свое время.
Затем Хани мягко сказала:
— А вы тоже должны понять, что мы сбиты с толку. Мы хотим знать, что все это значит. Мы боимся, что вы доставили нас сюда, чтобы…
Он вежливо улыбнулся ей:
— С вами ничего плохого не случится на моем корабле, если вы будете подчиняться моим приказам. Я приказал команде не трогать вас. — Он смотрел на меня, затем повернулся к Хани:
— Я прикажу, чтобы вы тоже были неприкосновенны.
— Она уже подвергалась домогательствам.
— Я обещаю…
Хани потрогала «Агнца Божьего».
— Это спасло меня, — сказала она. — Это и Джон Грегори.
— Любой человек, который отважится тронуть вас, заплатит за это своей жизнью, — пообещал капитан.
— Тогда я хочу знать, для чего нас привели сюда, — сказала я.
— Это вы узнаете позже.
— Вы оторвали нас от дома… — начала я, но Хани снова удержала меня.
— Ради Бога, Кэтрин. Дай нам хоть немного разобраться. Капитан стремится помочь нам. — Беременность сделала Хани спокойной, что при данных обстоятельствах казалось неестественным. Она думала о своем ребенке и пыталась выиграть время.
Он печально улыбнулся ей:
— Я обязан следить, чтобы с вами ничего плохого не случилось, и я выполню свой долг. Вы никогда не должны гулять без сопровождения. Грегори будет с вами. Не выходите на палубу без него! Люди будут предупреждены, но невозможно постоянно следить за ними. И хотя они знают, что рискуют своими жизнями, среди них могут оказаться достаточно горячие головы, чтобы выразить свое отношение к вам.
— Куда мы плывем?
— Я не имею права говорить об этом. Путешествие не будет долгим. Вы все поймете, когда мы прибудем на место, и узнаете о цели вашего плавания. Если вы разумны, то забудете, что случилось, и смиритесь. Что касается этого корабля, я предлагаю свою защиту и любые удобства, какие только смогу вам предоставить. Корабль похож на крепость, как говорят некоторые, плавающую крепость. Но это далеко не так, как вы понимаете. Мы в море. И жизнь в море не похожа на жизнь на земле. Мы не можем позволить себе роскошь. Однако хочу, чтобы у вас были все удобства, которые я могу дать. Одежда, например. Вы плохо подготовлены для плавания. Я постараюсь найти для вас ткани, и, возможно, вам удастся сшить одежду. Вы будете есть в этой каюте. Иногда со мной, иногда одни. Мой совет — смириться с тем, что случилось, смириться со спокойствием и пониманием, что на этом корабле, если вы последуете моим советам, ничего дурного с вами не случится.
Он положил на свою тарелку мясо и бобы. Как и Хани, я только притронулась к еде.
Я отказывалась верить, что это действительно произошло со мной. «Скоро настанет пробуждение, — обещала я себе, — испанский галион превратится во» Вздыбленного льва «, а капитан — в Джейка Пенлайона. И это будет совершенно иной сон, который уже снился мне, об этой властной натуре».
Но этот сон, этот ночной кошмар повторялся и повторялся, в то время как реальность постепенно увядала.
Скоро Хани почувствовала себя плохо. Это было неудивительно. Мы не привыкли к качке корабля, измучились душой и телом, ничего не понимали и разуверились в будущем. Кроме того, Хани была беременна.
Я ухаживала за ней. Это было хорошо, потому что помогало забыться. Но я боялась, что она умрет.
Джон Грегори был всегда рядом. Как я ненавидела этого человека, кто хитростью вошел в наш дом под видом священника, кто привел к нам врагов. Шпион! Изменник! Что может быть хуже? Сейчас же он был нашим защитником. Я не могла заставить себя смотреть на него без презрения. Но он был полезен.
— Боюсь, вы убьете мою сестру, — сказала я ему. — Вы знаете о состоянии ее здоровья. Этот удар оказался более тяжелым для нее, чем можно было ожидать. Хотелось бы верить, что те, кто дружески относился к нам, не предадут, но я ошиблась. Мы окружены лжецами и изменниками. — Когда я говорила с ним, он стоял предо мною с потупленным взором. В каждом его жесте сквозило раскаянье. Хани все время пыталась остановить меня, но я не могла удержаться. Выговорившись, я почувствовала облегчение.
На второй день, когда Хани стало хуже и возникли опасения за ее жизнь, я сказала Джону Грегори:
— Мне нужна служанка. Она поможет ухаживать за сестрой.
Он ответил, что переговорит с капитаном, и очень скоро Дженнет присоединилась к нам.
Она почти не изменилась. «Возможно ли, — спрашивала я себя, — смириться так быстро?»
Она была в старом платье, которое схватила до того, как ее похитили, и уже приобрела полную безмятежность, которая всегда отличала ее.
Лицо Дженнет вызвало у меня раздражение, хотя я почувствовала облегчение, увидев ее живой и здоровой. Она выглядела так, будто была довольна своей судьбой. Как она могла вести себя так? И что случилось с ней?
— Мистрис очень больна, — сказала я ей, — ты должна помочь, Дженнет.
— О, бедная леди! — воскликнула она. — И в ее положении..
Беременность Хани стала теперь заметна. Я с тревогой думала о ребенке и горячо желала, чтобы мы вернулись домой к матери через день после того, как приплывет Джейк Пенлайон.
Хани казалась успокоенной, так как мы соединились, да и Дженнет, несомненно, оказалась хорошей нянькой. Мы начали привыкать к корабельной качке и запаху пищи. Хани много спала в эти первые дни, что было ей полезно. А Дженнет и я беседовали, когда ухаживали за ней.
Я знала, что Дженнет приглянулась одному из тех людей, которые участвовали в налете. Сильный и гибкий, он столкнулся с Дженнет, когда она шла ко мне в комнату, схватил ее и заговорил с ней, но она не поняла ни слова. Тогда он поднял ее и понес на руках, как охапку сена.
Дженнет хихикала, и я знала, что последовало за этим на корабле.
— Только с ним… — рассказала Дженнет. — Другие тоже хотели меня, но он достал нож. И хотя я не могла разобрать, слов, но, очевидно, он сказал им, что я принадлежу ему и он пустит его в ход против любого, кто тронет меня.
Она потупила глаза и покраснела. Меня поразило, что она такая распущенная, — было ясно, что она вполне довольна своим положением — не притворялась, потому что для притворства была слишком простодушной.
— Я думаю, что он хороший человек, госпожа, — пробормотала она.
— Он был у тебя не первым, — сказала я. Она еще больше покраснела:
— Вообще-то, госпожа, я бы сказала «да».
— И не только сказала, но и сделала, — заметила я. — А как с Ричардом Рэккелом, за которого ты собиралась выйти замуж?
— Он был только наполовину мужчиной, — произнесла она презрительно.
Дженнет, несомненно, была вполне довольна своим новым защитником.
Она много говорила о нем, пока мы сидели, присматривая за Хани. Я забывала о том, что случилось с нами, слушая ее.
По правде говоря, она не горела желанием выйти замуж за Ричарда Рэккела. Но ведь было хорошо для девушки выйти замуж, а уж если она согрешила, то этого могло принести свои плоды.
— А что если будут последствия? — спросила я. Она благочестиво ответила, что все находится в руках Божьих.
— Вернее, в твоих или твоего любовника-пирата, — напомнила я ей.
Я была рада видеть ее рядом с собой. Я сказала, что мы должны держаться вместе, все трое, и она станет помогать ухаживать за Хани, потому что та нуждается в этом.
Она оставалась с нами в течение этих нелегких дней, а по ночам ускользала к любовнику.
Странно, как быстро можно привыкнуть к новой жизни. Мы были в море только три дня, а я, просыпаясь, больше не чувствовала недоверчивого страха. Я привыкла к скрипу балок, покачиванию корабля, звуку чужих голосов, тошнотворному запаху, который, казалось, всегда шел из камбуза.
Хани начала поправляться. Она страдала от морской болезни больше, чем от любого другого ужасного недуга. К ней начал возвращаться прежний цвет лица, и она стала больше похожа на себя.
Когда Хани смогла вставать, мы пошли в каюту капитана и поели там. Мы не видели его несколько дней. Эта каюта, странно элегантная среди других, с ее панелями на стенах и гобеленами, стала нам родной. Дженнет ела с нами, а обслуживал нас личный слуга капитана, темнокожий и суровый. За все время он не произнес ни слова.
После еды, которая состояла главным образом из сухарей, соленого мяса и дешевого сорта вина, мы возвращались в наши спальни и здесь предавались размышлениям о том, что могло означать это путешествие.
Джон Грегори принес нам немного материи — два или три свертка — так что мы могли сами шить себе платья. Это было прекрасным занятием, так как мы воодушевленно обсуждали будущие фасоны наших нарядов.
Дженнет и Хани умело обращались с иголками, и мы засели за работу.
Хани обычно много говорила о ребенке, рождение которого ожидалось через пять месяцев. Сейчас все было совершенно по-другому. Она хотела рожать либо в Труинде, либо в Калпертоне в Суррее, или, возможно, как хотела моя мать, уехать для этого в Аббатство. Но все изменилось. Где сейчас родится ребенок? В дальних морях или в каком-то другом неизвестном месте, куда мы держим путь?
— Эдуард и я ждали этого ребенка, — сказала Хани. — Мы говорили, что нам безразлично, кто это будет, — девочка или мальчик. Он был такой хороший и добрый, что стал бы любящим отцом, а теперь… Я думаю о нем, Кэтрин, лежа здесь. Я не могу забыть его.
Я успокаивала Хани, но как я могла заставить ее не горевать об Эдуарде?
Что до меня, то я не думала о нашей жизни. Она была слишком не правдоподобной. Если бы с нами грубо обошлись матросы, то, по крайней мере, мы могли бы понять, для чего нас захватили в плен. Но этого не было. Похитители защищали нас и обращались с нами учтиво.
— Ничего не понимаю, — сказала я Хани.
Платья мы сшили быстро. Они были далеко не элегантными, но вполне удовлетворили нас. Иногда нам разрешали прогуляться по палубе. Я никогда не забуду своего первого выхода на палубу, расположенную высоко над водой. Я была удивлена богатыми украшениями и высоко расположенным баком. Держаться за перила и смотреть на далекий горизонт, скользить глазами по этой огромной серо-голубой дуге — все это приводило меня в волнение, которое я не могла подавить в себе, несмотря на неволю и негодование по поводу причин, которые привели нас сюда.
И когда я стояла, с напряжением вглядываясь в синеву, я всегда искала корабль на горизонте. Я говорила себе: «Он придет. Он будет искать меня». И я радовалась, потому что верила, — этот момент наступит.
Стоило только закрыть глаза, как он появлялся. Он крикнет нашему капитану: «Испанская собака!»— и возьмет корабль на абордаж, несмотря на высокие палубы и крепкие ограждения, протянувшиеся между бортами и центральным проходом, соединяющим бак с ютом. Я смотрела на огромное орудие, которое невозможно было не заметить. Я знала, такие орудия легко могут отправить корабль на дно океана. Но только не «Вздыбленного льва».
«Он придет, — говорила я себе. — Прежде чем мы достигнем нашей неизвестной пристани, он придет».
Через несколько дней после того, как нас взяли в плен, я увидела на горизонте корабль. Мое сердце подпрыгнуло от радости, что случалось довольно редко.
Хани стояла возле меня.
— Смотри, — закричала я, — корабль! Это «Вздыбленный лев»!
На палубе царила суматоха. Воздух наполнил шум голосов. Корабль заметили.
Это был «Лев». Я была уверена.
— Ingles, — уловила я брошенное кем-то слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38