Так что пришлось бы объясняться. Разве я не прав?
Алиса решила не отвечать на его наглое замечание — впрочем, ответить ей было нечего.
— По-видимому, будет лучше, если я не доношу этого ребенка, — сказала она, желая ранить его как можно больнее. — Тогда и спорить будет не о чем.
Николай нахмурился.
— Не смей и думать об этом, — сказал он с открытой угрозой. — Это чересчур опасно. У Ильина была одна актрисочка, так вот она умерла после подобной операции от потери крови.
Слова его возымели действие. Алиса смертельно побледнела.
— Лейтенант Бобринский хотя бы относится ко мне с почтением и уважением, — с горечью произнесла она.
— Каждый осаждает крепость по-своему, любовь моя, — усмехнувшись, возразил Ники. — Не обольщайся, дорогая, у всех на уме одно и то же, только говорят об этом по-разному.
— Позвольте с вами не согласиться, князь. Вы явно недооцениваете моих кавалеров. Я уже получила несколько предложений руки и сердца. Разве это не говорит о том, что мои ухажеры — люди порядочные?
Ники холодно взглянул на нее.
— Мне нет дела до их порядочности. Но если ты посмеешь выйти замуж, уверяю тебя, я сделаю все, чтобы ты вновь овдовела! — Он выругался. — Замуж! Это мы еще посмотрим!
В нем заговорила княжеская гордость Кузановых. Эта женщина принадлежала только ему. Он пробудил в ней страсть, он по-настоящему сделал ее женщиной. Она не станет легкой добычей для всех этих развязных юнцов, для похотливых стариков, для великосветских развратников. Да как они смеют звать ее замуж?! Нет, он больше не будет терпеть этого! Его не допускали к ней в спальню, родители охраняли ее, как невинную девицу перед свадьбой, но он положит этому конец. Она снова будет моей, решил Ники, и кровь закипела в его жилах.
— Две недели я наблюдал за тем, как ты кокетничаешь со всеми подряд. Я терпелив, но всему есть предел. Больше ты не будешь строить глазки другим мужчинам! — сказал он тихо и решительно.
— Ты терпелив?! — фыркнула Алиса. — Скорее ты убедишь меня в том, что земля плоская или что солнце восходит на западе!
— Я терпелив, — повторил Николай сквозь зубы. — Иначе стал бы я столько времени сдерживаться!
Да, он отлично понимал, что Алиса кокетничала со всеми напропалую для того, чтобы досадить ему, но когда ее стали звать замуж, он понял, что это уже чересчур. Никогда и ни с кем Ники не делил своих любовниц.
Да пошли они все к черту! Он решил, что сегодня же ночью увезет Алису в «Мон плезир» — было у него такое небольшое имение к северу от Ладожского озера. В этом далеком имении, подальше от посторонних глаз, они и проведут лето. Вдвоем.
— Ну вот что, довольно тебе выставлять свои прелести на всеобщее обозрение — теперь и мой черед ими полюбоваться. — Ники дышал тяжело и прерывисто и был чернее тучи. — Все, дорогая, мы уезжаем! Поблистала в свете — и хватит. А вмешательства отца я больше не потерплю. Я человек взрослый и независимый.
— Он тебе этого не позволит! — Алиса была на грани истерики, а Ники взял ее за руку и потащил к двери.
— Посмотрим, что у него получится, — холодно ответил Николай и неожиданно рассмеялся. Он столько дней сдерживался, вел себя как подобает, но больше так продолжаться не может. В конце концов, он сам себе хозяин! К черту приличия, к черту светские условности!
Схватив Алису за руку, он потащил ее к дверям в парк, не обращая внимания на удивленных гостей, прогуливавшихся на террасе. Она пыталась вырваться, колотила его кулачком по руке, но все было бесполезно.
— Немедленно отпусти меня, негодяй! — кричала Алиса, забыв о том, что на них смотрят и что она дает гостям великолепную пищу для новых сплетен.
Николай же, не обращая ни малейшего внимания на ее вопли, спустился к лужайке и быстрым шагом направился к воротам, где его ожидала карета. Пройдя мимо длинной череды экипажей, он дошел до своего, распахнул дверцу, бесцеремонно швырнул Алису на сиденье, сел сам и велел Федору ехать домой.
Едва экипаж тронулся, Алиса кинулась на него, визжа, ругаясь и царапаясь, как дикая кошка. Ники схватил ее за плечи и сильно встряхнул. Он долго сдерживал свою злость, обиду, раздражение, но всему есть предел!
— Я не потерплю твоих шашней с другими мужчинами! — прорычал он. — Ты — моя, и никто не посмеет посягать на мою собственность! Понятно? — Он сжал ее еще сильнее и повторил хрипло: — Понятно?
Алиса смотрела на него с ненавистью, ноздри ее раздувались от гнева, глаза сверкали.
— Отвечай! — Он снова ее тряхнул.
Алисе очень хотелось дать ему пощечину, но она не могла высвободить рук. Вне себя от ярости она плюнула ему в лицо и злобно рассмеялась.
— Ведьма! — Ники утерся рукавом. — Ничего, я тебя укрощу!
Он схватил Алису за волосы и, запрокинув ее голову назад, затолкал ей в рот свой шелковый платок, так что она не могла больше кричать. Затем, оборвав оборку с ее платья, он крепко-накрепко связал Алисе руки и ноги.
Когда карета подъехала ко дворцу Кузановых, мрачный Ники вышел, закрыв за собой дверцу, и быстро отдал приказания Федору:
— Госпожа Форсеус заснула, так что ее не беспокой. Подготовь вторую карету, еще одного кучера и четверых слуг. Нужно еще два верховых. На все про все тебе дается полчаса.
Федор не был ни слеп, ни глух и прекрасно понимал, что госпожа Форсеус вовсе не заснула. Но он привык к выходкам молодого хозяина, поэтому только кивнул и с невозмутимым видом отправился исполнять приказания.
Николай помчался в дом, чтобы успеть собраться и уехать до того, как родители вернутся с бала. Дворецкий выслушал отданные им на бегу указания: послать горничных наверх, чтобы они собрали вещи, слугам велеть носить багаж к каретам. Немедленно вызвать Ивана — князю нужны были деньги, а кроме того, надо было написать прошение об отпуске командиру полка. Повару — собрать провизию, водку, коньяк. На все — полчаса.
Ники поднялся в детскую, разбудил Кателину и шепнул ей на ушко, что они едут в деревню. Кателина, готовая за дядей Ники идти куда угодно, тут же вылезла из кроватки и кинулась собирать свои игрушки.
— Дядя Ники, а ты меня научишь кататься на лошади? Ты обещал! А на охоту возьмешь?
— Возьму обязательно, лапушка. И верхом ездить научу, и на охоту возьму. У тебя будет даже пони с тележкой.
— Ой, дядя Ники, как здорово! Я оденусь быстро-быстро, — пообещала она.
Ники поцеловал ее в щечку, велел Ракели и Марии за десять минут собрать вещи Алисы и Кателины и пошел к себе — дать инструкции Ивану и взять кое-что из своих любимых охотничьих костюмов.
Через полчаса караван тронулся в путь. Кателина, Ракель и Мария ехали в первой карете, во второй — Алиса с Ники, Арни ехал верхом.
Когда выехали из города, Николай развязал Алису и вынул кляп. Ни чувства вины, ни сострадания он не испытывал.
Алиса, закрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов, а потом холодно взглянула на Ники. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал спокойно и ровно: у нее было время продумать все, что она скажет.
— Я не вещь, которую можно перевозить с места на место, — заявила она.
— О, безусловно, не вещь, но ты — моя собственность, — сказал Ники сурово. — В «Мон плезире» я полновластный хозяин, и все повинуются только мне. Сейчас я преподам тебе первый урок. Я буду учить тебя слушаться! — Он не собирался более подавлять свои желания и притянул Алису к себе.
— Ну что, будешь опять кокетничать с лейтенантом Бобринским или с кем-нибудь еще?
— Если захочу, — ответила она с вызовом.
— Не захочешь! — Быстрым движением он разорвал ее платье, обнажив грудь. Алиса ахнула, а Ники, коснувшись ладонью ее сосков, спросил ласково: — Так как же, радость моя?
Алиса замотала головой. Она чувствовала, как он возбужден, но не желала поддаваться.
— Говори громче, дорогая, я тебя не слышу.
Алиса попыталась отстраниться, но Николай схватил ее за плечи.
— Хорошо, любовь моя, обсудим это позже, — сказал он с придыханием, распаляясь все больше. — Пора приступить ко второй части урока. Карету покачивает, это меня возбуждает, а ты так близко… Пожалуй, мне понадобятся твои услуги.
Зажав лицо Алисы руками, Ники жадно поцеловал ее.
— Ты… ты самый отвратительный из всех мужчин! — с трудом переведя дыхание, хрипло сказала Алиса.
— Неужели? — ехидно спросил Ники. Он был возбужден сверх всякой меры и сдерживать себя более не собирался. — А может, я все-таки не так уж плох?
Он вошел в нее одним движением, и Алиса была не в силах сдержать крика. Уже через несколько секунд все было кончено. Ники неторопливо оделся и уселся напротив Алисы, которая была в ярости от того, что он. просто использовал ее, как шлюху.
— Собаки и те делают это лучше! — бросила она с отвращением.
Ники холодно и невозмутимо взглянул на нее, потом презрительно усмехнулся.
— Дорогая моя, я надеюсь, ты не станешь такой извращенкой, как Софи. Это так вульгарно! — После чего он закрыл глаза и погрузился в сон.
Алиса закуталась в то, что осталось от ее платья, повернулась на бок и горько заплакала.
Ехали они пять дней, останавливались ненадолго — подкрепиться и дать отдохнуть лошадям. Ники более до Алисы не дотрагивался, казалось, он просто не замечал ее присутствия, и она безумно злилась. Каждое утро она обещала себе, что отныне не скажет ему ни слова, но уже к обеду набрасывалась на него с упреками, желая пробудить в нем хоть какие-то чувства. Напрасно. Николай по-прежнему был невозмутим и молчалив. Большую часть пути он сидел напротив Алисы, вытянув ноги и положив их на ее сиденье, и потягивал коньяк.
Вечером четвертого дня, который он провел в карете с Кателиной, рассказывая ей сказки, Ники снова пересел к Алисе. Она тотчас снова накинулась на него, обвиняя в том, что он над ней издевается. Больше всего ее бесило то, что Кателина считала, будто эта поездка — веселое приключение, придуманное замечательным дядей Ники специально для нее. Да и слуги Алисы были рады, что снова едут в деревню — им густые леса были гораздо приятнее и привычнее городской сутолоки и шума. Похоже, Ракель с Марией тоже были на стороне Ники и смущенно переглядывались, когда Алиса в их присутствии пыталась ругаться с ним.
Ники терпеливо выслушал поток брани, а потом сказал устало:
— Дорогая, прошу, остановись. Твоя ругань нисколько меня не возбуждает. Я ведь по натуре очень мягкий человек.
«Как Чингисхан!» — мрачно подумала Алиса. А Ники продолжал:
— Я ценю в женщинах податливость. Постарайся побольше молчать. Я уже четыре дня терплю — не дай бог, рассержусь по-настоящему. Удивляюсь тому, сколько в тебе злобы. Неужели это школа господина Форсеуса? — Он помолчал и добавил с горькой усмешкой: — А впрочем, мне некого винить. Меня самого поражает, с какой жестокостью я обошелся с тобой в первый вечер нашего путешествия. Возможно, меня может извинить то, что я был возбужден и взволнован, к тому же и ты меня провоцировала. Прошу меня простить. Больше это не повторится.
— По-видимому, я должна быть тебе за это благодарна? — бросила Алиса.
Ники, пропустив эту язвительную ремарку мимо ушей, спокойно продолжал:
— Однако должен тебя предупредить, что, если ты и по приезде в «Мон плезир» не будешь… удовлетворять мои просьбы, придется применить некоторые способы принуждения. Впрочем, не беспокойся — они будут гораздо мягче, нежели те, которые я с такой невоздержанностью использовал пять дней назад.
— Вы — сама доброта, мсье, — сказала Алиса сердито. — Но я не собираюсь задерживаться в «Мон плезире» надолго. Вы не сможете заставить меня остаться!
Ники коротко рассмеялся, давая понять, что он придерживается другого мнения, и сказал невозмутимо:
— Я бы не стал это утверждать с такой уверенностью. Впрочем, ты вольна не согласиться и сама это проверить. Я сейчас не в лучшем расположении духа, — добавил он серьезно, — четыре дня и пять ночей я выслушивал твои оскорбления. Боюсь, я не смогу долго оставаться галантным. Даже моему терпению приходит конец. Причем внезапно.
Алиса собралась было что-то возразить, но сдержалась: ее остановил стальной блеск его глаз. Остаток путешествия прошел во враждебном молчании. К вечеру они добрались до имения.
Дед Николая в 1796 году решил построить к северу от Ладожского озера деревянный дом, где мог бы отдыхать от тягот и суматохи придворной жизни. Построен он был крепостными без чертежей, «на глаз», и оказался изумительным творением народного гения.
Это был трехэтажный дом с двумя боковыми пристройками. Все окна и двери были в резных наличниках, по второму этажу, где располагались спальни, тянулись балконы, а главный вход украшали бревенчатые колонны.
В 1798 году строительство было завершено, так же, как и внутреннее убранство. Роскошные резные зеркала, наборный паркет, резная мебель — все это было делом рук крестьян, не умевших даже написать свое имя. Комнаты были на редкость уютны. Домотканые коврики, медвежьи шкуры, льняные скатерти с кружевом и вышивкой — во всем этом чувствовался русский стиль. Повсюду стояли в вазах свежие цветы.
Впрочем, Алиса толком ничего не успела разглядеть, потому что, едва они приехали, Ники подхватил ее на руки, отнес в свою спальню, положил на кровать, а потом молча развернулся и вышел, заперев за собой дверь.
Спустившись вниз, Николай велел отвести Кателину и слуг в западное крыло. Удостоверившись, что они устроились удобно, он объяснил Кателине, Ракели и Марии, что Алиса устала за время путешествия, чувствует себя неважно и несколько дней проведет у себя в комнате. Кателине он обещал, что завтра же они поедут кататься на лошадях.
Слуги, узнав, что Алиса несколько дней будет отдыхать, ничего дурного не заподозрили — молодой князь Кузанов умел очаровывать людей. Ракель и Мария считали его человеком добрым и великодушным: с ними он был приветлив, с Кателиной заботлив и ласков. К тому же они видели, как терпеливо сносил он Алисины придирки во время путешествия. Ракель то и дело принималась расхваливать князя. «Уж насколько он лучше старого господина Форсеуса», — простодушно говорила она Алисе, всякий раз вызывая гнев своей госпожи.
Велев принести ужин наверх, Николай отправился в восточное крыло. Алису он застал расхаживающей взад-вперед от огромной кровати к окну, из которого открывался вид на огромный, тянувшийся до самого берега озера луг.
— Ты так дорожку вытопчешь в моем Карабахском ковре, любовь моя. Постарайся расслабиться и успокоиться. Ты здесь надолго.
— И на сколько же, позвольте узнать?
— Пока мне будут нужны твои услуги. Если тебе удастся мне угодить, я, возможно, выпущу тебя скорее.
Алиса от удивления раскрыла рот.
— Ты что, в самом деле собираешься держать меня взаперти?
— Вот именно.
— Ты не посмеешь! Я буду кричать! Я расскажу Ракели и Марии, что ты за чудовище… Да я превращу твою жизнь в ад! — воскликнула она в отчаянии.
— Думаю, дорогая, поразмыслив как следует, ты не станешь этого делать. Ну, рассуди здраво: до ближайшего города триста верст, я владелец этого имения, и все слуги подчиняются мне одному. Если ты расскажешь Ракели, Марии или Кателине о твоем, скажем так, заключении, я отправлю тебя в лесную избушку в двух верстах отсюда, куда никто, кроме меня, добраться не может. Кателине и твоим слугам я скажу, что ты ненадолго вернулась в Петербург, и попробую развлекать твою дочку самостоятельно. Это мне особого труда не составит: как ты могла заметить, мы с ней подружились. Ну а по вечерам, когда Кателина заснет, я буду отправляться в избушку, где тебе придется развлекать меня до утра.
Алиса слушала его с отвращением, и на сердце у нее была тоска.
— Если же ты, напротив, решишь остаться в этой комнате и повиноваться мне, — продолжал он почти ласково, — я позволю Кателине каждое утро к тебе приходить, как это у вас заведено. А еще я позволю тебе с балкона смотреть, как я учу Кателину ездить верхом и управлять тележкой. Ее, кстати, эти перспективы весьма воодушевили. Так что выбирай: если ты предпочтешь послушание, я разрешу тебе видеться с Кателиной и со слугами, если ослушаешься — запру тебя в лесной избушке. Думаю, все взвесив, ты примешь мои условия.
Алиса, усевшись на кровать, судорожно пыталась придумать какой-нибудь выход, сообразить, как выбраться из ловушки, в которой она оказалась. Но у нее ничего не получалось.
— Право, радость моя, я вовсе не хочу тебя принуждать, но приди, пожалуйста, к решению поскорее. Ведь если ты заупрямишься, мне придется сегодня же вечером отправить тебя в лес. Сама понимаешь, утром это сделать гораздо труднее, — добавил он ухмыляясь.
«Выбора нет, — с тоской подумала Алиса. — Этой паутины мне не разорвать. Если я останусь в доме, может, легче будет придумать, как убежать, да и с Кателиной можно будет видеться…»
— Хорошо, — сказала она угрюмо, — я останусь здесь.
— Прекрасно! Я знал, что ты соблаговолишь согласиться, ты ведь весьма неглупая женщина. А теперь, поскольку, думаю, ты не собираешься ложиться спать в том же платье, позволь тебе предложить принять ванну, дабы смыть дорожную пыль, и переодеться во что-нибудь поудобнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Алиса решила не отвечать на его наглое замечание — впрочем, ответить ей было нечего.
— По-видимому, будет лучше, если я не доношу этого ребенка, — сказала она, желая ранить его как можно больнее. — Тогда и спорить будет не о чем.
Николай нахмурился.
— Не смей и думать об этом, — сказал он с открытой угрозой. — Это чересчур опасно. У Ильина была одна актрисочка, так вот она умерла после подобной операции от потери крови.
Слова его возымели действие. Алиса смертельно побледнела.
— Лейтенант Бобринский хотя бы относится ко мне с почтением и уважением, — с горечью произнесла она.
— Каждый осаждает крепость по-своему, любовь моя, — усмехнувшись, возразил Ники. — Не обольщайся, дорогая, у всех на уме одно и то же, только говорят об этом по-разному.
— Позвольте с вами не согласиться, князь. Вы явно недооцениваете моих кавалеров. Я уже получила несколько предложений руки и сердца. Разве это не говорит о том, что мои ухажеры — люди порядочные?
Ники холодно взглянул на нее.
— Мне нет дела до их порядочности. Но если ты посмеешь выйти замуж, уверяю тебя, я сделаю все, чтобы ты вновь овдовела! — Он выругался. — Замуж! Это мы еще посмотрим!
В нем заговорила княжеская гордость Кузановых. Эта женщина принадлежала только ему. Он пробудил в ней страсть, он по-настоящему сделал ее женщиной. Она не станет легкой добычей для всех этих развязных юнцов, для похотливых стариков, для великосветских развратников. Да как они смеют звать ее замуж?! Нет, он больше не будет терпеть этого! Его не допускали к ней в спальню, родители охраняли ее, как невинную девицу перед свадьбой, но он положит этому конец. Она снова будет моей, решил Ники, и кровь закипела в его жилах.
— Две недели я наблюдал за тем, как ты кокетничаешь со всеми подряд. Я терпелив, но всему есть предел. Больше ты не будешь строить глазки другим мужчинам! — сказал он тихо и решительно.
— Ты терпелив?! — фыркнула Алиса. — Скорее ты убедишь меня в том, что земля плоская или что солнце восходит на западе!
— Я терпелив, — повторил Николай сквозь зубы. — Иначе стал бы я столько времени сдерживаться!
Да, он отлично понимал, что Алиса кокетничала со всеми напропалую для того, чтобы досадить ему, но когда ее стали звать замуж, он понял, что это уже чересчур. Никогда и ни с кем Ники не делил своих любовниц.
Да пошли они все к черту! Он решил, что сегодня же ночью увезет Алису в «Мон плезир» — было у него такое небольшое имение к северу от Ладожского озера. В этом далеком имении, подальше от посторонних глаз, они и проведут лето. Вдвоем.
— Ну вот что, довольно тебе выставлять свои прелести на всеобщее обозрение — теперь и мой черед ими полюбоваться. — Ники дышал тяжело и прерывисто и был чернее тучи. — Все, дорогая, мы уезжаем! Поблистала в свете — и хватит. А вмешательства отца я больше не потерплю. Я человек взрослый и независимый.
— Он тебе этого не позволит! — Алиса была на грани истерики, а Ники взял ее за руку и потащил к двери.
— Посмотрим, что у него получится, — холодно ответил Николай и неожиданно рассмеялся. Он столько дней сдерживался, вел себя как подобает, но больше так продолжаться не может. В конце концов, он сам себе хозяин! К черту приличия, к черту светские условности!
Схватив Алису за руку, он потащил ее к дверям в парк, не обращая внимания на удивленных гостей, прогуливавшихся на террасе. Она пыталась вырваться, колотила его кулачком по руке, но все было бесполезно.
— Немедленно отпусти меня, негодяй! — кричала Алиса, забыв о том, что на них смотрят и что она дает гостям великолепную пищу для новых сплетен.
Николай же, не обращая ни малейшего внимания на ее вопли, спустился к лужайке и быстрым шагом направился к воротам, где его ожидала карета. Пройдя мимо длинной череды экипажей, он дошел до своего, распахнул дверцу, бесцеремонно швырнул Алису на сиденье, сел сам и велел Федору ехать домой.
Едва экипаж тронулся, Алиса кинулась на него, визжа, ругаясь и царапаясь, как дикая кошка. Ники схватил ее за плечи и сильно встряхнул. Он долго сдерживал свою злость, обиду, раздражение, но всему есть предел!
— Я не потерплю твоих шашней с другими мужчинами! — прорычал он. — Ты — моя, и никто не посмеет посягать на мою собственность! Понятно? — Он сжал ее еще сильнее и повторил хрипло: — Понятно?
Алиса смотрела на него с ненавистью, ноздри ее раздувались от гнева, глаза сверкали.
— Отвечай! — Он снова ее тряхнул.
Алисе очень хотелось дать ему пощечину, но она не могла высвободить рук. Вне себя от ярости она плюнула ему в лицо и злобно рассмеялась.
— Ведьма! — Ники утерся рукавом. — Ничего, я тебя укрощу!
Он схватил Алису за волосы и, запрокинув ее голову назад, затолкал ей в рот свой шелковый платок, так что она не могла больше кричать. Затем, оборвав оборку с ее платья, он крепко-накрепко связал Алисе руки и ноги.
Когда карета подъехала ко дворцу Кузановых, мрачный Ники вышел, закрыв за собой дверцу, и быстро отдал приказания Федору:
— Госпожа Форсеус заснула, так что ее не беспокой. Подготовь вторую карету, еще одного кучера и четверых слуг. Нужно еще два верховых. На все про все тебе дается полчаса.
Федор не был ни слеп, ни глух и прекрасно понимал, что госпожа Форсеус вовсе не заснула. Но он привык к выходкам молодого хозяина, поэтому только кивнул и с невозмутимым видом отправился исполнять приказания.
Николай помчался в дом, чтобы успеть собраться и уехать до того, как родители вернутся с бала. Дворецкий выслушал отданные им на бегу указания: послать горничных наверх, чтобы они собрали вещи, слугам велеть носить багаж к каретам. Немедленно вызвать Ивана — князю нужны были деньги, а кроме того, надо было написать прошение об отпуске командиру полка. Повару — собрать провизию, водку, коньяк. На все — полчаса.
Ники поднялся в детскую, разбудил Кателину и шепнул ей на ушко, что они едут в деревню. Кателина, готовая за дядей Ники идти куда угодно, тут же вылезла из кроватки и кинулась собирать свои игрушки.
— Дядя Ники, а ты меня научишь кататься на лошади? Ты обещал! А на охоту возьмешь?
— Возьму обязательно, лапушка. И верхом ездить научу, и на охоту возьму. У тебя будет даже пони с тележкой.
— Ой, дядя Ники, как здорово! Я оденусь быстро-быстро, — пообещала она.
Ники поцеловал ее в щечку, велел Ракели и Марии за десять минут собрать вещи Алисы и Кателины и пошел к себе — дать инструкции Ивану и взять кое-что из своих любимых охотничьих костюмов.
Через полчаса караван тронулся в путь. Кателина, Ракель и Мария ехали в первой карете, во второй — Алиса с Ники, Арни ехал верхом.
Когда выехали из города, Николай развязал Алису и вынул кляп. Ни чувства вины, ни сострадания он не испытывал.
Алиса, закрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов, а потом холодно взглянула на Ники. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал спокойно и ровно: у нее было время продумать все, что она скажет.
— Я не вещь, которую можно перевозить с места на место, — заявила она.
— О, безусловно, не вещь, но ты — моя собственность, — сказал Ники сурово. — В «Мон плезире» я полновластный хозяин, и все повинуются только мне. Сейчас я преподам тебе первый урок. Я буду учить тебя слушаться! — Он не собирался более подавлять свои желания и притянул Алису к себе.
— Ну что, будешь опять кокетничать с лейтенантом Бобринским или с кем-нибудь еще?
— Если захочу, — ответила она с вызовом.
— Не захочешь! — Быстрым движением он разорвал ее платье, обнажив грудь. Алиса ахнула, а Ники, коснувшись ладонью ее сосков, спросил ласково: — Так как же, радость моя?
Алиса замотала головой. Она чувствовала, как он возбужден, но не желала поддаваться.
— Говори громче, дорогая, я тебя не слышу.
Алиса попыталась отстраниться, но Николай схватил ее за плечи.
— Хорошо, любовь моя, обсудим это позже, — сказал он с придыханием, распаляясь все больше. — Пора приступить ко второй части урока. Карету покачивает, это меня возбуждает, а ты так близко… Пожалуй, мне понадобятся твои услуги.
Зажав лицо Алисы руками, Ники жадно поцеловал ее.
— Ты… ты самый отвратительный из всех мужчин! — с трудом переведя дыхание, хрипло сказала Алиса.
— Неужели? — ехидно спросил Ники. Он был возбужден сверх всякой меры и сдерживать себя более не собирался. — А может, я все-таки не так уж плох?
Он вошел в нее одним движением, и Алиса была не в силах сдержать крика. Уже через несколько секунд все было кончено. Ники неторопливо оделся и уселся напротив Алисы, которая была в ярости от того, что он. просто использовал ее, как шлюху.
— Собаки и те делают это лучше! — бросила она с отвращением.
Ники холодно и невозмутимо взглянул на нее, потом презрительно усмехнулся.
— Дорогая моя, я надеюсь, ты не станешь такой извращенкой, как Софи. Это так вульгарно! — После чего он закрыл глаза и погрузился в сон.
Алиса закуталась в то, что осталось от ее платья, повернулась на бок и горько заплакала.
Ехали они пять дней, останавливались ненадолго — подкрепиться и дать отдохнуть лошадям. Ники более до Алисы не дотрагивался, казалось, он просто не замечал ее присутствия, и она безумно злилась. Каждое утро она обещала себе, что отныне не скажет ему ни слова, но уже к обеду набрасывалась на него с упреками, желая пробудить в нем хоть какие-то чувства. Напрасно. Николай по-прежнему был невозмутим и молчалив. Большую часть пути он сидел напротив Алисы, вытянув ноги и положив их на ее сиденье, и потягивал коньяк.
Вечером четвертого дня, который он провел в карете с Кателиной, рассказывая ей сказки, Ники снова пересел к Алисе. Она тотчас снова накинулась на него, обвиняя в том, что он над ней издевается. Больше всего ее бесило то, что Кателина считала, будто эта поездка — веселое приключение, придуманное замечательным дядей Ники специально для нее. Да и слуги Алисы были рады, что снова едут в деревню — им густые леса были гораздо приятнее и привычнее городской сутолоки и шума. Похоже, Ракель с Марией тоже были на стороне Ники и смущенно переглядывались, когда Алиса в их присутствии пыталась ругаться с ним.
Ники терпеливо выслушал поток брани, а потом сказал устало:
— Дорогая, прошу, остановись. Твоя ругань нисколько меня не возбуждает. Я ведь по натуре очень мягкий человек.
«Как Чингисхан!» — мрачно подумала Алиса. А Ники продолжал:
— Я ценю в женщинах податливость. Постарайся побольше молчать. Я уже четыре дня терплю — не дай бог, рассержусь по-настоящему. Удивляюсь тому, сколько в тебе злобы. Неужели это школа господина Форсеуса? — Он помолчал и добавил с горькой усмешкой: — А впрочем, мне некого винить. Меня самого поражает, с какой жестокостью я обошелся с тобой в первый вечер нашего путешествия. Возможно, меня может извинить то, что я был возбужден и взволнован, к тому же и ты меня провоцировала. Прошу меня простить. Больше это не повторится.
— По-видимому, я должна быть тебе за это благодарна? — бросила Алиса.
Ники, пропустив эту язвительную ремарку мимо ушей, спокойно продолжал:
— Однако должен тебя предупредить, что, если ты и по приезде в «Мон плезир» не будешь… удовлетворять мои просьбы, придется применить некоторые способы принуждения. Впрочем, не беспокойся — они будут гораздо мягче, нежели те, которые я с такой невоздержанностью использовал пять дней назад.
— Вы — сама доброта, мсье, — сказала Алиса сердито. — Но я не собираюсь задерживаться в «Мон плезире» надолго. Вы не сможете заставить меня остаться!
Ники коротко рассмеялся, давая понять, что он придерживается другого мнения, и сказал невозмутимо:
— Я бы не стал это утверждать с такой уверенностью. Впрочем, ты вольна не согласиться и сама это проверить. Я сейчас не в лучшем расположении духа, — добавил он серьезно, — четыре дня и пять ночей я выслушивал твои оскорбления. Боюсь, я не смогу долго оставаться галантным. Даже моему терпению приходит конец. Причем внезапно.
Алиса собралась было что-то возразить, но сдержалась: ее остановил стальной блеск его глаз. Остаток путешествия прошел во враждебном молчании. К вечеру они добрались до имения.
Дед Николая в 1796 году решил построить к северу от Ладожского озера деревянный дом, где мог бы отдыхать от тягот и суматохи придворной жизни. Построен он был крепостными без чертежей, «на глаз», и оказался изумительным творением народного гения.
Это был трехэтажный дом с двумя боковыми пристройками. Все окна и двери были в резных наличниках, по второму этажу, где располагались спальни, тянулись балконы, а главный вход украшали бревенчатые колонны.
В 1798 году строительство было завершено, так же, как и внутреннее убранство. Роскошные резные зеркала, наборный паркет, резная мебель — все это было делом рук крестьян, не умевших даже написать свое имя. Комнаты были на редкость уютны. Домотканые коврики, медвежьи шкуры, льняные скатерти с кружевом и вышивкой — во всем этом чувствовался русский стиль. Повсюду стояли в вазах свежие цветы.
Впрочем, Алиса толком ничего не успела разглядеть, потому что, едва они приехали, Ники подхватил ее на руки, отнес в свою спальню, положил на кровать, а потом молча развернулся и вышел, заперев за собой дверь.
Спустившись вниз, Николай велел отвести Кателину и слуг в западное крыло. Удостоверившись, что они устроились удобно, он объяснил Кателине, Ракели и Марии, что Алиса устала за время путешествия, чувствует себя неважно и несколько дней проведет у себя в комнате. Кателине он обещал, что завтра же они поедут кататься на лошадях.
Слуги, узнав, что Алиса несколько дней будет отдыхать, ничего дурного не заподозрили — молодой князь Кузанов умел очаровывать людей. Ракель и Мария считали его человеком добрым и великодушным: с ними он был приветлив, с Кателиной заботлив и ласков. К тому же они видели, как терпеливо сносил он Алисины придирки во время путешествия. Ракель то и дело принималась расхваливать князя. «Уж насколько он лучше старого господина Форсеуса», — простодушно говорила она Алисе, всякий раз вызывая гнев своей госпожи.
Велев принести ужин наверх, Николай отправился в восточное крыло. Алису он застал расхаживающей взад-вперед от огромной кровати к окну, из которого открывался вид на огромный, тянувшийся до самого берега озера луг.
— Ты так дорожку вытопчешь в моем Карабахском ковре, любовь моя. Постарайся расслабиться и успокоиться. Ты здесь надолго.
— И на сколько же, позвольте узнать?
— Пока мне будут нужны твои услуги. Если тебе удастся мне угодить, я, возможно, выпущу тебя скорее.
Алиса от удивления раскрыла рот.
— Ты что, в самом деле собираешься держать меня взаперти?
— Вот именно.
— Ты не посмеешь! Я буду кричать! Я расскажу Ракели и Марии, что ты за чудовище… Да я превращу твою жизнь в ад! — воскликнула она в отчаянии.
— Думаю, дорогая, поразмыслив как следует, ты не станешь этого делать. Ну, рассуди здраво: до ближайшего города триста верст, я владелец этого имения, и все слуги подчиняются мне одному. Если ты расскажешь Ракели, Марии или Кателине о твоем, скажем так, заключении, я отправлю тебя в лесную избушку в двух верстах отсюда, куда никто, кроме меня, добраться не может. Кателине и твоим слугам я скажу, что ты ненадолго вернулась в Петербург, и попробую развлекать твою дочку самостоятельно. Это мне особого труда не составит: как ты могла заметить, мы с ней подружились. Ну а по вечерам, когда Кателина заснет, я буду отправляться в избушку, где тебе придется развлекать меня до утра.
Алиса слушала его с отвращением, и на сердце у нее была тоска.
— Если же ты, напротив, решишь остаться в этой комнате и повиноваться мне, — продолжал он почти ласково, — я позволю Кателине каждое утро к тебе приходить, как это у вас заведено. А еще я позволю тебе с балкона смотреть, как я учу Кателину ездить верхом и управлять тележкой. Ее, кстати, эти перспективы весьма воодушевили. Так что выбирай: если ты предпочтешь послушание, я разрешу тебе видеться с Кателиной и со слугами, если ослушаешься — запру тебя в лесной избушке. Думаю, все взвесив, ты примешь мои условия.
Алиса, усевшись на кровать, судорожно пыталась придумать какой-нибудь выход, сообразить, как выбраться из ловушки, в которой она оказалась. Но у нее ничего не получалось.
— Право, радость моя, я вовсе не хочу тебя принуждать, но приди, пожалуйста, к решению поскорее. Ведь если ты заупрямишься, мне придется сегодня же вечером отправить тебя в лес. Сама понимаешь, утром это сделать гораздо труднее, — добавил он ухмыляясь.
«Выбора нет, — с тоской подумала Алиса. — Этой паутины мне не разорвать. Если я останусь в доме, может, легче будет придумать, как убежать, да и с Кателиной можно будет видеться…»
— Хорошо, — сказала она угрюмо, — я останусь здесь.
— Прекрасно! Я знал, что ты соблаговолишь согласиться, ты ведь весьма неглупая женщина. А теперь, поскольку, думаю, ты не собираешься ложиться спать в том же платье, позволь тебе предложить принять ванну, дабы смыть дорожную пыль, и переодеться во что-нибудь поудобнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23