Наверняка не составит труда заставить их признаться, где спрятано похищенное из почтовой кареты. Ну что ж, подумал Коул Роудон, наблюдая за тем, как кровь Кинкейда впитывается в сухую почву, утро потрачено не зря.
Как и в предыдущих случаях, убийство не принесло ему удовольствия. Угрюмый и усталый, он покидал каньон, предварительно похоронив мертвых. Женщина, судя по всему, не собиралась уезжать, и Коул оставил ей лошадь Кинкейда, прежде чем отправиться за своими пленниками.
Роудон ехал по узкому дну каньона. Справиться с бандой Кинкейда, размышлял он, оказалось не сложнее, чем с другими. Но денег, которые он получит за этих преступников, все равно не хватит, чтобы выкупить «Огненную гору» – если, конечно, он хочет этого. А хочет ли? Или он просто стремится помешать тому, чтобы ранчо, которое когда-то было его домом, продали этому жадному ублюдку, Лайну Маккрею? Отец получил бы отличный урок, если бы «Огненная гора» была утеряна навсегда из-за его страсти к азартным играм. Но отец давно мертв, он унес свой позор в могилу. Мертв и дед, который когда-то так гордился «Огненной горой» и умело управлял ею. Может быть, стоит оставить эту землю в покое, забыть о величественных диких холмах и обширных лугах его детства, остаться странником, свободным от всех и от всего? И все же, подумав о том, что Лайн Маккрей поведет железнодорожную ветку через земли деда, Коул скрипнул зубами от ярости.
Ему понадобится куча денег, чтобы перебить цену Маккрея. И очень скоро.
«Огненная гора»…
Усилием воли Коул прогнал из сознания мысли о красивой, просторной Аризоне и заставил себя задуматься о том, что делать с пленниками. Он находится в Богом забытом Нью-Мексико под нещадно палящим солнцем, ему предстоит забрать трех преступников, да к тому же апачи взялись за оружие, возмущенные нарушением договора. Такова реальность, суровая и полная опасностей. «Огненная гора» – это прошлое, далекое воспоминание. Это часть его жизни, которая закончилась двадцать лет назад, в день, принесший с собой смерть и разрушение.
«Огненная гора» – это мечта. А может, подумал Коул, кошмар? Его глаза потемнели от воспоминаний.
Глава 1
Колорадо,
апрель 1873 года
Пыльный вагон Канзасской Тихоокеанской железной дороги с непоколебимой решимостью муравья, пересекающего парковую лужайку, медленно тащился по колорадским равнинам. Джулиана Монтгомери, одетая в дорожное платье из бирюзовой тафты, смотрела в окно. Наряд дополняли шелковые перчатки, шляпка с перьями и изящные ботильоны. Ее руки были сложены на коленях, на лице читалось восхищение. Джулиана искренне восторгалась проплывавшим за окном пейзажем, не подозревая, что с каждой милей она приближается к расставленной для нее ловушке. Она не догадывалась, какую судьбу уготовили ей дядя и тетя. Недобрые предчувствия и сомнения не тревожили ее душу.
«Изумительно», – думала она, то и дело тихо ахая при виде пробуждавшейся к жизни весенней природы. Она впервые видела такие необъятные просторы. Казалось, прерия простирается до бесконечности. Тут и там из ровного ковра пастбищ, расцвеченных яркими пятнами полевых цветов, поднимался кустарник. Лимонно-желтое солнце дарило свой живительный свет и песчаным лилиям, и кораллово-красной дикой герани, и шотландскому чертополоху, украшенному пурпурными кисточками. Джулиану поразило многообразие кактусов. В начале путешествия кондуктор показал ей юкку с похожими на лезвия листьями и ярко-кремовыми цветами и растущий только в этих местах кактус с темно-красными цветами, которые четко выделялись на зелени травы. Девушку удивило изящество тополей. В зеленоватых водах Саус-Платт она разглядела качавшиеся на ветру дикие ирисы и рогоз. Восхитительно! В отличие от тщательно ухоженных садов, которые она в течение последних девяти лет видела в Сент-Луисе, яркие полевые цветы и причудливые кактусы радовали глаз и сердце.
– Ну разве здесь не прекрасно? – пробормотала Джулиана, не в силах оторваться от захватывающего дух пейзажа.
Дремавшая подле нее кузина Виктория поморщилась:
– Ты уже сто раз повторяла это.
Джулиана продолжала смотреть в окно.
– Взгляни на те вершины вдали, наверное, это Скалистые горы. Уверена, Денвер уже близко.
Сидевшая через проход Катарина Тобиас, тетка Джулианы, изнемогала от жары и неистово обмахивалась раскрашенным шелковым веером. Она была красивой элегантной женщиной. Господь наделил ее темными волосами, которые она собирала в пучок, глазами цвета красного дерева и широкими плечами, но начисто лишил чувства юмора.
– Во всяком случае, этот пейзаж интереснее, чем равнины Канзаса. Признаться, я уже начала побаиваться, что мне всю жизнь суждено смотреть на зеленую траву и скучные подсолнухи.
Дядя Эдвард отложил в сторону стопку бумаг, снял очки и, потерев красное пятно на переносице, устроился поудобнее.
– Мы будем в Денвере к ужину, – важно заявил он. Сидевший позади него мужчина принялся громко сморкаться в огромный носовой платок. Эдвард проигнорировал подобное нарушение приличий. – На вашем месте, девочки, я бы немного поспал, чтобы быть полными сил к вечеру. Мне бы не хотелось, чтобы у вас слипались глаза, когда мы отправимся на прием к мистеру Брину.
– Хорошо, папа.
Уставшая от яркого солнца, тряски, жары и духоты Виктория послушно откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. А Джулиана с мечтательной улыбкой на губах повернулась к окну.
«Ладно, – подумал Эдвард, опять водрузив очки на нос, – пусть вдоволь налюбуется дикой природой, раз у нее есть желание. Если все пойдет по плану, этот суровый первобытный край вскоре станет ее домом».
Он еще раз взглянул на девушку и остался доволен увиденным. Бодрая, жизнерадостная, его золотоволосая племянница олицетворяла собой пышущую здоровьем женственность. Даже в наглухо застегнутом дорожном платье из жесткой тафты и с прилипшими к потным вискам волосами она выглядела такой же очаровательной, как восхитившие ее полевые цветы. В вагоне было жарко и пыльно, женщины обмахивались веерами, мужчины обливались потом и облизывали сухие губы. В воздухе стоял тяжелый неприятный запах. Джулиана же, свежая и соблазнительная, как персик, сияла от восторга.
Эдвард продолжал с улыбкой изучать племянницу. Без сомнения, девушка будет иметь множество поклонников. С копной золотистых волос, с соболиными бровями и стройной и грациозной фигурой она напоминает сказочную принцессу. Впечатления не портит ни россыпь бледных веснушек на маленьком прямом носике, ни излишне широкий, по меркам нынешней моды, рот. Напротив, это придает ей еще больше очарования. А ее внутренняя теплота и только пробуждающаяся чувственность кого угодно сведут с ума. У нее низкий хрипловатый смех, яркая, как летний день, и ослепляющая улыбка. «Красавица», – утверждали все и были правы. К сожалению, эта красавица оказалась упрямой, а ее своевольный характер и сомнительное прошлое стали источником множества проблем. Несмотря на то что она пользовалась огромным успехом в светских кругах Сент-Луиса и за ней ухаживали самые привлекательные кавалеры, все считали, что ни один богатый и достойный молодой человек не решится жениться на ней.
«Но я им всем покажу, – сказал себе Эдвард, вытирая потные ладони о брюки. – Я выдам ее за самого богатого дельца Запада и благодаря связям с ним достигну небывалых высот». Отныне доходы Эдварда Тобиаса будут огромны, вот так-то, сэр. Отныне таких слов, как «обеспеченный», «видный» и «состоятельный», будет мало, чтобы характеризовать его. Он превратится в миллионера, в «шишку», в магната, как Джон Брин – причем всего лишь за год, если затея с замужеством племянницы удастся. А почему бы и нет? Ведь Джон Брин задался целью заполучить Джулиану после первой же встречи с ней. Уж Эдвард позаботится о том, чтобы девочка приняла его предложение. Только бы она не вбила себе в голову какую-нибудь глупость и не воспротивилась, иначе Эдвард ничего не получит. В прошлом году Джон Брин вложил небольшой капитал в фабрики Тобиаса. Эти деньги оживили производство, наметился какой-то прогресс. К тому же Брин пообещал, что, женившись на Джулиане, он откроет все двери перед Эдвардом, и тому будет гарантировано богатство, о котором мало кто может мечтать.
Более того, продолжал размышлять Эдвард, бросив взгляд на темноволосую девушку, тихо посапывавшую на сиденье, замужество племянницы пойдет на пользу его дочери, Виктории. Путешествие далось бедняжке не так легко, как кузине. Ее и в обычной-то обстановке не назовешь красавицей, а сейчас, после долгого изнурительного путешествия, она выглядит ужасно. Оливковая кожа блестит от пота, волосы свисают слипшимися прядями. И все же, хотя у нее тонкогубый рот, чересчур острый подбородок и пронзительный голос, зато она обладает неплохой фигурой и великолепными манерами, не говоря уже об умении играть на пианино и вышивать. Эдвард не сомневался, что в один прекрасный день кто-нибудь по достоинству оценит эти качества, – если, конечно, поблизости не будет Джулианы. Да, как только Викторию перестанут сравнивать с эффектной кузиной, ее тут же окружат толпы кавалеров. Нужно, чтобы Джулиана побыстрее вышла замуж за Джона Брина и обосновалась в Денвере, говорил себе Эдвард, и тогда никто не помешает Виктории привлечь внимание какого-нибудь достойного джентльмена.
Эдвард остался доволен собой и тем, с какой ловкостью он устроил дела, открыв себе дорогу к несметным богатствам. Расположившись подле жены, он принялся мечтать о шахтах, лесопильнях и железнодорожных акциях. Скоро его состояние станет таким же, как у самого Джона Брина, если не большим.
«Лучше всего начать расследование с салуна в Денвере, – тем временем размышляла Джулиана. – Только как улизнуть от тети Катарины и дяди Эдварда – вот в чем вопрос? Если они увидят…» – Джулиана представила, что произойдет, если ее поймают на том, как она входит в салун, и ее желудок болезненно сжался. Дядя Эдвард уже вытянул из нее обещание, что она не будет пытаться искать Уэйда и Томми. Если обнаружится, что она опозорила себя, появившись в салуне, то ей не миновать страшного скандала. Однако рискнуть все же стоит, решила Джулиана, расстегивая верхнюю пуговицу платья. Ей так и не удалось найти Уэйда и Томми. Денвер – ее последний шанс.
– Джулиана, застегни пуговицу! – Яростное шипение тети Катарины вывело девушку из задумчивости. Подпрыгнув от неожиданности, она послушно выполнила требование. Тетка сердито смотрела на нее, на ее лице явственно читалось неодобрение.
– Простите, тетя Катарина. Здесь ужасно жарко.
– Постарайся не забывать, что ты благородная дама, и веди себя соответственно! Ведь Виктория не раздевается у всех на виду!
«Виктория как неживая. Она настолько боится тебя, что без твоего разрешения не пошевелит и пальцами ног», – мысленно проговорила Джулиана, сочувственно взглянув на кузину.
– Да, мэм.
Жить было бы проще, если бы она походила на Викторию, покорную, запуганную властной матерью, боящуюся нарушить устои высшего света. Главной ее, Джулианы, проблемой, было неумение вести себя в обществе, хотя она прилагала все усилия, чтобы научиться. То она громко рассмеялась, когда преподобный Девис чихнул в середине своей воскресной проповеди; то она бросилась на помощь горничной, которая пролила суп на пол столовой; то она завела беседу с Шарлоттой, комнатной собачкой тети Катарины. Семейство Тобиасов сочло ее поступок возмутительным и постыдным и смотрело на нее как на сумасшедшую.
«Она вся в мать, – часто, понизив голос, говорила тетя Катарина Виктории, не подозревая, что Джулиана слышит их. – Та была дикой и необузданной. Она покрыла себя позором. Помяни мои слова: когда-нибудь в Джулиане все это вылезет наружу, несмотря на все ее усилия. Только посмотри, что стало с ее братьями. Ну разве это лишний раз не доказывает, что у нее дурная кровь?»
Каждый раз подобные заявления приводили Джулиану в ярость, и ей стоило большого труда сдержать свой гнев. Обычно она бросала то, чем занималась в тот момент, и молча покидала комнату, запиралась в своей очаровательной спальне на втором этаже, ложилась на кровать и погружалась в воспоминания о днях, когда мама и папа были живы. Она думала о маме, чье прошлое платной партнерши для танцев было предметом сплетен и пересудов.
Минуло девять лет со дня смерти родителей, с тех пор как она покинула Индепенденс и дядя Эдвард увез ее на Восток. Квартирка над универсальным магазином, где она жила с мамой, папой, Уэйдом и Томми, осталась в далеких воспоминаниях. Однако, сосредоточившись, Джулиана могла вызвать в памяти мамино грустное, но красивое лицо, волосы цвета спелой пшеницы и зеленые, как плод лайма, глаза. Она видела, как мама ловко пакует провиант для семей и торговцев, отправляющихся обозом на Запад. Видела, как папа помогает загружать фургоны и впрягать лошадей, как он, закрыв магазин и опустив на окнах шторы, садится ужинать со всей семьей. Как он подмигивает сидящей напротив дочери и говорит: «А ну-ка, малышка, съешь все до последней крошки. Уж больно ты худенькая. Ведь ты хочешь вырасти такой же красавицей, как твоя мама, правда?» Память рисовала ей Уэйда и Томми, красивых, непоседливых озорных мальчишек, которые были на несколько лет старше ее. Они помогали отцу в магазине, хотя и не любили монотонную городскую жизнь. «Мы хотим стать скаутами, переходить вброд реку Самаррон и спать под небом Техаса», – заявляли они, наслушавшись рассказов о стадах бизонов, речных бродах, набегах на индейцев и жестоких головорезах. Они постоянно крутились вокруг тех, кто, вернувшись с Запада, ненадолго задерживался в Индепенденсе и с радостью делился своими впечатлениями со всеми желающими. Городская суета не привлекала Уэйда и Томми. Их манили широкие просторы, лошади, стада, охота на буйволов, свист пуль.
Прошло девять лет с тех пор, как Джулиана в последний раз видела братьев. Мама и папа погибли, их застрелил пьяный бандит, пытавшийся ограбить магазин. После трагедии в Индепенденс прибыл дядя Эдвард, чтобы позаботиться о сиротах. Он намеревался увезти всех троих детей Монтгомери в Сент-Луис, но Уэйд, которому уже исполнилось пятнадцать, отказался ехать. Они здорово поругались с дядей из-за этого. Джулиана попросила, чтобы ей позволили остаться в Индепенденсе с братьями, но дядя Эдвард был непреклонен. Братья тоже настаивали на том, чтобы ее, десятилетнюю девочку, увезли в Сент-Луис и воспитали как «истинную леди». Она будет жить с тетей Катариной, говорили они, родной сестрой папы, в прекрасном доме. Ей купят красивую одежду, ее будет учить гувернантка, у нее появится подруга, Виктория. Им же не пристало воспитывать ее. Они уедут из Индепенденса и отправятся в Техас. Они хотят наловить диких лошадей и построить ранчо. Когда-нибудь, убеждали ее Уэйд и Томми, их ранчо станет самым большим в штате, они построят для нее замечательный дом. И тогда она вернется и будет жить с ними.
Сломленная гибелью родителей, десятилетняя девочка согласилась расстаться со своими старшими братьями, с присущим всем детям оптимизмом полагая, что они скоро приедут к ней на Восток и ей, возможно, удастся уговорить их остаться. Но все вышло иначе. Она потеряла связь с ними. Сначала она получала письма из разных городов к югу от Арканзаса, потом письма стали приходить реже и реже. Последнее было отправлено из городка Пейвилла в Техасе. Тогда Джулиане было двенадцать. На этом переписка закончилась.
С тех пор у нее не было от них никаких известий, она не знала, где они и чем занимаются. Постепенно жизнь в Индепенденсе превратилась в далекое и смутное воспоминание. Однажды, когда ей было четырнадцать, дядя Эдвард с отвращением заявил, что отныне ей запрещается даже упоминать об этих «никудышных» братьях. Они стали бандитами, сообщил он, превратились в жестоких преступников, которые грабят почтовые кареты. Джулиана не верила ему, ни единому слову, пока он не показал ей статью в газете. «Банда братьев Монтгомери» известна по всему юго-западу, в ужасе запричитала тетя Катарина. Если кто-нибудь узнает об этом и о прошлом матери Джулианы, заявила она рыдающей племяннице, последствия будут губительными.
«Они решили, будто я забыла Уэйда и Томми», – подумала Джулиана, глядя на высившиеся над равниной вершины Скалистых гор. Но разве это возможно? Она так хорошо помнит Уэйда, смышленого крепыша, ежедневно катавшего ее на себе, учившего ее защищаться от хвастливого сына кузнеца. И Томми она отлично помнит, такого же золотоволосого, как она, с лукавым взглядом синих, как у отца, глаз. Она как сейчас видит его, в любимой рубашке в сине-желтую клетку, которую он носил не снимая, маме с трудом удавалось забрать ее в стирку. Томми научил ее ездить верхом, стрелять из лука по банкам на заборе и жульничать в карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Как и в предыдущих случаях, убийство не принесло ему удовольствия. Угрюмый и усталый, он покидал каньон, предварительно похоронив мертвых. Женщина, судя по всему, не собиралась уезжать, и Коул оставил ей лошадь Кинкейда, прежде чем отправиться за своими пленниками.
Роудон ехал по узкому дну каньона. Справиться с бандой Кинкейда, размышлял он, оказалось не сложнее, чем с другими. Но денег, которые он получит за этих преступников, все равно не хватит, чтобы выкупить «Огненную гору» – если, конечно, он хочет этого. А хочет ли? Или он просто стремится помешать тому, чтобы ранчо, которое когда-то было его домом, продали этому жадному ублюдку, Лайну Маккрею? Отец получил бы отличный урок, если бы «Огненная гора» была утеряна навсегда из-за его страсти к азартным играм. Но отец давно мертв, он унес свой позор в могилу. Мертв и дед, который когда-то так гордился «Огненной горой» и умело управлял ею. Может быть, стоит оставить эту землю в покое, забыть о величественных диких холмах и обширных лугах его детства, остаться странником, свободным от всех и от всего? И все же, подумав о том, что Лайн Маккрей поведет железнодорожную ветку через земли деда, Коул скрипнул зубами от ярости.
Ему понадобится куча денег, чтобы перебить цену Маккрея. И очень скоро.
«Огненная гора»…
Усилием воли Коул прогнал из сознания мысли о красивой, просторной Аризоне и заставил себя задуматься о том, что делать с пленниками. Он находится в Богом забытом Нью-Мексико под нещадно палящим солнцем, ему предстоит забрать трех преступников, да к тому же апачи взялись за оружие, возмущенные нарушением договора. Такова реальность, суровая и полная опасностей. «Огненная гора» – это прошлое, далекое воспоминание. Это часть его жизни, которая закончилась двадцать лет назад, в день, принесший с собой смерть и разрушение.
«Огненная гора» – это мечта. А может, подумал Коул, кошмар? Его глаза потемнели от воспоминаний.
Глава 1
Колорадо,
апрель 1873 года
Пыльный вагон Канзасской Тихоокеанской железной дороги с непоколебимой решимостью муравья, пересекающего парковую лужайку, медленно тащился по колорадским равнинам. Джулиана Монтгомери, одетая в дорожное платье из бирюзовой тафты, смотрела в окно. Наряд дополняли шелковые перчатки, шляпка с перьями и изящные ботильоны. Ее руки были сложены на коленях, на лице читалось восхищение. Джулиана искренне восторгалась проплывавшим за окном пейзажем, не подозревая, что с каждой милей она приближается к расставленной для нее ловушке. Она не догадывалась, какую судьбу уготовили ей дядя и тетя. Недобрые предчувствия и сомнения не тревожили ее душу.
«Изумительно», – думала она, то и дело тихо ахая при виде пробуждавшейся к жизни весенней природы. Она впервые видела такие необъятные просторы. Казалось, прерия простирается до бесконечности. Тут и там из ровного ковра пастбищ, расцвеченных яркими пятнами полевых цветов, поднимался кустарник. Лимонно-желтое солнце дарило свой живительный свет и песчаным лилиям, и кораллово-красной дикой герани, и шотландскому чертополоху, украшенному пурпурными кисточками. Джулиану поразило многообразие кактусов. В начале путешествия кондуктор показал ей юкку с похожими на лезвия листьями и ярко-кремовыми цветами и растущий только в этих местах кактус с темно-красными цветами, которые четко выделялись на зелени травы. Девушку удивило изящество тополей. В зеленоватых водах Саус-Платт она разглядела качавшиеся на ветру дикие ирисы и рогоз. Восхитительно! В отличие от тщательно ухоженных садов, которые она в течение последних девяти лет видела в Сент-Луисе, яркие полевые цветы и причудливые кактусы радовали глаз и сердце.
– Ну разве здесь не прекрасно? – пробормотала Джулиана, не в силах оторваться от захватывающего дух пейзажа.
Дремавшая подле нее кузина Виктория поморщилась:
– Ты уже сто раз повторяла это.
Джулиана продолжала смотреть в окно.
– Взгляни на те вершины вдали, наверное, это Скалистые горы. Уверена, Денвер уже близко.
Сидевшая через проход Катарина Тобиас, тетка Джулианы, изнемогала от жары и неистово обмахивалась раскрашенным шелковым веером. Она была красивой элегантной женщиной. Господь наделил ее темными волосами, которые она собирала в пучок, глазами цвета красного дерева и широкими плечами, но начисто лишил чувства юмора.
– Во всяком случае, этот пейзаж интереснее, чем равнины Канзаса. Признаться, я уже начала побаиваться, что мне всю жизнь суждено смотреть на зеленую траву и скучные подсолнухи.
Дядя Эдвард отложил в сторону стопку бумаг, снял очки и, потерев красное пятно на переносице, устроился поудобнее.
– Мы будем в Денвере к ужину, – важно заявил он. Сидевший позади него мужчина принялся громко сморкаться в огромный носовой платок. Эдвард проигнорировал подобное нарушение приличий. – На вашем месте, девочки, я бы немного поспал, чтобы быть полными сил к вечеру. Мне бы не хотелось, чтобы у вас слипались глаза, когда мы отправимся на прием к мистеру Брину.
– Хорошо, папа.
Уставшая от яркого солнца, тряски, жары и духоты Виктория послушно откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. А Джулиана с мечтательной улыбкой на губах повернулась к окну.
«Ладно, – подумал Эдвард, опять водрузив очки на нос, – пусть вдоволь налюбуется дикой природой, раз у нее есть желание. Если все пойдет по плану, этот суровый первобытный край вскоре станет ее домом».
Он еще раз взглянул на девушку и остался доволен увиденным. Бодрая, жизнерадостная, его золотоволосая племянница олицетворяла собой пышущую здоровьем женственность. Даже в наглухо застегнутом дорожном платье из жесткой тафты и с прилипшими к потным вискам волосами она выглядела такой же очаровательной, как восхитившие ее полевые цветы. В вагоне было жарко и пыльно, женщины обмахивались веерами, мужчины обливались потом и облизывали сухие губы. В воздухе стоял тяжелый неприятный запах. Джулиана же, свежая и соблазнительная, как персик, сияла от восторга.
Эдвард продолжал с улыбкой изучать племянницу. Без сомнения, девушка будет иметь множество поклонников. С копной золотистых волос, с соболиными бровями и стройной и грациозной фигурой она напоминает сказочную принцессу. Впечатления не портит ни россыпь бледных веснушек на маленьком прямом носике, ни излишне широкий, по меркам нынешней моды, рот. Напротив, это придает ей еще больше очарования. А ее внутренняя теплота и только пробуждающаяся чувственность кого угодно сведут с ума. У нее низкий хрипловатый смех, яркая, как летний день, и ослепляющая улыбка. «Красавица», – утверждали все и были правы. К сожалению, эта красавица оказалась упрямой, а ее своевольный характер и сомнительное прошлое стали источником множества проблем. Несмотря на то что она пользовалась огромным успехом в светских кругах Сент-Луиса и за ней ухаживали самые привлекательные кавалеры, все считали, что ни один богатый и достойный молодой человек не решится жениться на ней.
«Но я им всем покажу, – сказал себе Эдвард, вытирая потные ладони о брюки. – Я выдам ее за самого богатого дельца Запада и благодаря связям с ним достигну небывалых высот». Отныне доходы Эдварда Тобиаса будут огромны, вот так-то, сэр. Отныне таких слов, как «обеспеченный», «видный» и «состоятельный», будет мало, чтобы характеризовать его. Он превратится в миллионера, в «шишку», в магната, как Джон Брин – причем всего лишь за год, если затея с замужеством племянницы удастся. А почему бы и нет? Ведь Джон Брин задался целью заполучить Джулиану после первой же встречи с ней. Уж Эдвард позаботится о том, чтобы девочка приняла его предложение. Только бы она не вбила себе в голову какую-нибудь глупость и не воспротивилась, иначе Эдвард ничего не получит. В прошлом году Джон Брин вложил небольшой капитал в фабрики Тобиаса. Эти деньги оживили производство, наметился какой-то прогресс. К тому же Брин пообещал, что, женившись на Джулиане, он откроет все двери перед Эдвардом, и тому будет гарантировано богатство, о котором мало кто может мечтать.
Более того, продолжал размышлять Эдвард, бросив взгляд на темноволосую девушку, тихо посапывавшую на сиденье, замужество племянницы пойдет на пользу его дочери, Виктории. Путешествие далось бедняжке не так легко, как кузине. Ее и в обычной-то обстановке не назовешь красавицей, а сейчас, после долгого изнурительного путешествия, она выглядит ужасно. Оливковая кожа блестит от пота, волосы свисают слипшимися прядями. И все же, хотя у нее тонкогубый рот, чересчур острый подбородок и пронзительный голос, зато она обладает неплохой фигурой и великолепными манерами, не говоря уже об умении играть на пианино и вышивать. Эдвард не сомневался, что в один прекрасный день кто-нибудь по достоинству оценит эти качества, – если, конечно, поблизости не будет Джулианы. Да, как только Викторию перестанут сравнивать с эффектной кузиной, ее тут же окружат толпы кавалеров. Нужно, чтобы Джулиана побыстрее вышла замуж за Джона Брина и обосновалась в Денвере, говорил себе Эдвард, и тогда никто не помешает Виктории привлечь внимание какого-нибудь достойного джентльмена.
Эдвард остался доволен собой и тем, с какой ловкостью он устроил дела, открыв себе дорогу к несметным богатствам. Расположившись подле жены, он принялся мечтать о шахтах, лесопильнях и железнодорожных акциях. Скоро его состояние станет таким же, как у самого Джона Брина, если не большим.
«Лучше всего начать расследование с салуна в Денвере, – тем временем размышляла Джулиана. – Только как улизнуть от тети Катарины и дяди Эдварда – вот в чем вопрос? Если они увидят…» – Джулиана представила, что произойдет, если ее поймают на том, как она входит в салун, и ее желудок болезненно сжался. Дядя Эдвард уже вытянул из нее обещание, что она не будет пытаться искать Уэйда и Томми. Если обнаружится, что она опозорила себя, появившись в салуне, то ей не миновать страшного скандала. Однако рискнуть все же стоит, решила Джулиана, расстегивая верхнюю пуговицу платья. Ей так и не удалось найти Уэйда и Томми. Денвер – ее последний шанс.
– Джулиана, застегни пуговицу! – Яростное шипение тети Катарины вывело девушку из задумчивости. Подпрыгнув от неожиданности, она послушно выполнила требование. Тетка сердито смотрела на нее, на ее лице явственно читалось неодобрение.
– Простите, тетя Катарина. Здесь ужасно жарко.
– Постарайся не забывать, что ты благородная дама, и веди себя соответственно! Ведь Виктория не раздевается у всех на виду!
«Виктория как неживая. Она настолько боится тебя, что без твоего разрешения не пошевелит и пальцами ног», – мысленно проговорила Джулиана, сочувственно взглянув на кузину.
– Да, мэм.
Жить было бы проще, если бы она походила на Викторию, покорную, запуганную властной матерью, боящуюся нарушить устои высшего света. Главной ее, Джулианы, проблемой, было неумение вести себя в обществе, хотя она прилагала все усилия, чтобы научиться. То она громко рассмеялась, когда преподобный Девис чихнул в середине своей воскресной проповеди; то она бросилась на помощь горничной, которая пролила суп на пол столовой; то она завела беседу с Шарлоттой, комнатной собачкой тети Катарины. Семейство Тобиасов сочло ее поступок возмутительным и постыдным и смотрело на нее как на сумасшедшую.
«Она вся в мать, – часто, понизив голос, говорила тетя Катарина Виктории, не подозревая, что Джулиана слышит их. – Та была дикой и необузданной. Она покрыла себя позором. Помяни мои слова: когда-нибудь в Джулиане все это вылезет наружу, несмотря на все ее усилия. Только посмотри, что стало с ее братьями. Ну разве это лишний раз не доказывает, что у нее дурная кровь?»
Каждый раз подобные заявления приводили Джулиану в ярость, и ей стоило большого труда сдержать свой гнев. Обычно она бросала то, чем занималась в тот момент, и молча покидала комнату, запиралась в своей очаровательной спальне на втором этаже, ложилась на кровать и погружалась в воспоминания о днях, когда мама и папа были живы. Она думала о маме, чье прошлое платной партнерши для танцев было предметом сплетен и пересудов.
Минуло девять лет со дня смерти родителей, с тех пор как она покинула Индепенденс и дядя Эдвард увез ее на Восток. Квартирка над универсальным магазином, где она жила с мамой, папой, Уэйдом и Томми, осталась в далеких воспоминаниях. Однако, сосредоточившись, Джулиана могла вызвать в памяти мамино грустное, но красивое лицо, волосы цвета спелой пшеницы и зеленые, как плод лайма, глаза. Она видела, как мама ловко пакует провиант для семей и торговцев, отправляющихся обозом на Запад. Видела, как папа помогает загружать фургоны и впрягать лошадей, как он, закрыв магазин и опустив на окнах шторы, садится ужинать со всей семьей. Как он подмигивает сидящей напротив дочери и говорит: «А ну-ка, малышка, съешь все до последней крошки. Уж больно ты худенькая. Ведь ты хочешь вырасти такой же красавицей, как твоя мама, правда?» Память рисовала ей Уэйда и Томми, красивых, непоседливых озорных мальчишек, которые были на несколько лет старше ее. Они помогали отцу в магазине, хотя и не любили монотонную городскую жизнь. «Мы хотим стать скаутами, переходить вброд реку Самаррон и спать под небом Техаса», – заявляли они, наслушавшись рассказов о стадах бизонов, речных бродах, набегах на индейцев и жестоких головорезах. Они постоянно крутились вокруг тех, кто, вернувшись с Запада, ненадолго задерживался в Индепенденсе и с радостью делился своими впечатлениями со всеми желающими. Городская суета не привлекала Уэйда и Томми. Их манили широкие просторы, лошади, стада, охота на буйволов, свист пуль.
Прошло девять лет с тех пор, как Джулиана в последний раз видела братьев. Мама и папа погибли, их застрелил пьяный бандит, пытавшийся ограбить магазин. После трагедии в Индепенденс прибыл дядя Эдвард, чтобы позаботиться о сиротах. Он намеревался увезти всех троих детей Монтгомери в Сент-Луис, но Уэйд, которому уже исполнилось пятнадцать, отказался ехать. Они здорово поругались с дядей из-за этого. Джулиана попросила, чтобы ей позволили остаться в Индепенденсе с братьями, но дядя Эдвард был непреклонен. Братья тоже настаивали на том, чтобы ее, десятилетнюю девочку, увезли в Сент-Луис и воспитали как «истинную леди». Она будет жить с тетей Катариной, говорили они, родной сестрой папы, в прекрасном доме. Ей купят красивую одежду, ее будет учить гувернантка, у нее появится подруга, Виктория. Им же не пристало воспитывать ее. Они уедут из Индепенденса и отправятся в Техас. Они хотят наловить диких лошадей и построить ранчо. Когда-нибудь, убеждали ее Уэйд и Томми, их ранчо станет самым большим в штате, они построят для нее замечательный дом. И тогда она вернется и будет жить с ними.
Сломленная гибелью родителей, десятилетняя девочка согласилась расстаться со своими старшими братьями, с присущим всем детям оптимизмом полагая, что они скоро приедут к ней на Восток и ей, возможно, удастся уговорить их остаться. Но все вышло иначе. Она потеряла связь с ними. Сначала она получала письма из разных городов к югу от Арканзаса, потом письма стали приходить реже и реже. Последнее было отправлено из городка Пейвилла в Техасе. Тогда Джулиане было двенадцать. На этом переписка закончилась.
С тех пор у нее не было от них никаких известий, она не знала, где они и чем занимаются. Постепенно жизнь в Индепенденсе превратилась в далекое и смутное воспоминание. Однажды, когда ей было четырнадцать, дядя Эдвард с отвращением заявил, что отныне ей запрещается даже упоминать об этих «никудышных» братьях. Они стали бандитами, сообщил он, превратились в жестоких преступников, которые грабят почтовые кареты. Джулиана не верила ему, ни единому слову, пока он не показал ей статью в газете. «Банда братьев Монтгомери» известна по всему юго-западу, в ужасе запричитала тетя Катарина. Если кто-нибудь узнает об этом и о прошлом матери Джулианы, заявила она рыдающей племяннице, последствия будут губительными.
«Они решили, будто я забыла Уэйда и Томми», – подумала Джулиана, глядя на высившиеся над равниной вершины Скалистых гор. Но разве это возможно? Она так хорошо помнит Уэйда, смышленого крепыша, ежедневно катавшего ее на себе, учившего ее защищаться от хвастливого сына кузнеца. И Томми она отлично помнит, такого же золотоволосого, как она, с лукавым взглядом синих, как у отца, глаз. Она как сейчас видит его, в любимой рубашке в сине-желтую клетку, которую он носил не снимая, маме с трудом удавалось забрать ее в стирку. Томми научил ее ездить верхом, стрелять из лука по банкам на заборе и жульничать в карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35