Из своих лавок вышли пекарь, свечник и портной. Несколько любопытных домохозяек и служанок появились из боковых улочек, чтобы посмотреть, как идет ее отец. Если бы она пошла с ними, ее сейчас охватила бы паника, которая усиливалась бы от ощущения, что она окружена и не сможет пробиться к дому.
Между тем Камерон и ее отец шли свободно, смеялись и совсем не беспокоились о том, что кто-то их задержит и не даст вернуться домой.
Казалось, никто не заметил, что ее не было рядом с отцом, когда он снова и снова представлял Камерона Смита попадавшимся им навстречу людям, причем делал это с такой гордостью, как будто тот был его сыном, а не плетущим интриги роялистом.
Хорошо, что ее отсутствия никто не заметил, подумала Джиллиан. Короткий период просветления поддержит иллюзию полной вменяемости отца. Может быть… может быть, Камерон затеял поездку именно с этой целью?
«Вы будете мне доверять, хотите вы того или нет».
Перестанет ли она когда-нибудь надеяться, что за его действиями кроются добрые намерения? Камерон Смит придумал фальшивую прогулку ради собственных целей. Если она послужила на пользу ее отцу, то это лишь случайность. Значит, ей вовсе не следует испытывать к Камерону чувство благодарности за то, что, осуществляя свои планы, он ненароком подкрепил ее обман.
Джиллиан с невольным любопытством смотрела, как они идут: один высокий, гибкий, грациозный, другой слегка сутулый из-за долгих часов, проведенных над книгами за научными занятиями. Время от времени отец дружески хлопал своего спутника по спине. Один раз Камерон подхватил Уилтона под локоть, когда тот споткнулся на ухабистой дороге. Джиллиан сомневалась, что смогла бы удержать отца от этого падения, но Камерон без труда поддерживал его, пока старик не восстановил равновесие.
Затем Джиллиан услышала тихий смех Камерона, мягкий и заразительный, совсем не похожий на едкую саркастическую насмешку, адресованную ей. Встречающиеся им крестьянки приседали в реверансе, крестьяне приглаживали волосы или решительно протягивали руку для пожатия. Ничего подобного не было ни разу за все годы, когда рядом с отцом была Джиллиан.
Невольно ее пронзила ревность, холодная и острая, как сосулька. Джиллиан вдруг почувствовала себя незащищенной и уязвимой в своем фургоне. Ей бы следовало придумать способ освободиться от участия в подлых планах Камерона Смита, а не сидеть здесь, сражаясь с сомнениями и страхами, которые она считала давно похороненными, но ее словно поразил столбняк.
Неподалеку от постоялого двора на окне дома миссис Хокинг шевельнулась кружевная занавеска. Хотя Джиллиан вынуждена была держаться на расстоянии от других женщин, она невольно чувствовала в этой молчаливой затворнице родственную душу.
Миссис Хокинг была знакома с матерью Джиллиан и очень помогла им с отцом, посоветовав обратить внимание на это тихое, спокойное место, когда Джиллиан написала ей о своем желании подыскать новый дом. Сама она также сбежала в эту деревушку из Лондона.
О миссис Хокинг никто ничего не знал, и никто никогда не видел загадочного мистера Хокинга. А вот с Джиллиан миссис Хокинг держалась не столь настороженно, и вскоре женщины стали больше чем просто знакомыми, хотя и меньше чем настоящими подругами.
Джиллиан выбралась из фургона и, изобразив радостную улыбку, помчалась к дому миссис Хокинг.
Когда дверь распахнулась, горничная миссис Хокинг приветствовала ее реверансом.
– Добрый день, Роза. Миссис Хокинг дома?
– Мисс Боуэн! О, миссис Хокинг будет так рада, что вы навестили ее! – Горничная провела Джиллиан в гостиную и доложила о ее приходе.
Лицо миссис Хокинг засветилось радушием, едва Джиллиан вошла в комнату, собираясь поболтать с ней несколько минут, однако стоило гостье переступить порог, горничная тут же закрыла за ней дверь, и Джиллиан как будто пересекла невидимую границу. Комфорт здесь был иным, чем в ее собственном доме: он действовал благотворно.
Глаза Джиллиан наполнились слезами, губы ее подергивались от сдерживаемых рыданий; к своему ужасу, она вдруг почувствовала, что может только стоять и дрожать.
– Что случилось, мисс Боуэн? – спросила почтенная женщина, подводя Джиллиан к креслу.
Обстановка дома миссис Хокинг была не чужда роскоши: мебель выглядела более красивой, чем у Джиллиан, но шелк и атлас обивки, а также всевозможные заграничные вещи наводили на мысль, что в жизни хозяйки, как и в жизни Джиллиан, произошли потрясения.
Рассматривая окружающую ее обстановку, Джиллиан спрашивала себя, получает ли миссис Хокинг то же утешение, что и она, стремясь сохранить вещи, напоминающие ей о счастливом прошлом.
Миссис Хокинг позвонила в маленький звонок, и горничная моментально просунула голову в дверь.
– Принеси нам воды с лимоном, Роза, – попросила миссис Хокинг.
Неожиданно в ее речи Джиллиан узнала то же тщательно отработанное произношение, которое слышала у Камерона. Ожидание напитка позволило ей немного взять себя в руки, но, когда горничная ушла, она вдруг стала не в меру болтливой.
– Мне… о, миссис Хокинг, я не знаю, что мне сделали, но это ужасно!
– Пожалуйста, продолжайте, дитя мое. – Миссис Хокинг села напротив, прямая и грациозная, как молодая девушка. – Полагаю, ваше отчаяние как-то связано с мужчиной, который стоит на улице с вашим отцом.
Джиллиан кивнула.
– Он приехал вчера ночью и не собирается уезжать.
Сказав это, Джиллиан поняла, что слова не могут передать глубину изменений, внесенных в ее жизнь приездом Камерона Смита. И тут вдруг ей захотелось быть настолько близкой с миссис Хокинг, чтобы называть ее по имени, броситься в ее объятия и выплакать свое отчаяние. До приезда Камерона она никогда не осознавала, насколько была одинока как по собственной воле, так и в силу необходимости; теперь же Джиллиан от возбуждения не могла усидеть на месте. Она встала, подошла к окну и отодвинула занавеску.
Уилтон и Камерон стояли посреди дороги, их окружали несколько мужчин. Все смеялись. При виде этого ее охватил ужас, но, поняв, что отцу никто не причиняет зла, она постепенно успокоилась. Во всяком случае, Уилтон Боуэн казался чрезвычайно довольным.
Миссис Хокинг тоже подошла к окну, и они долго стояли молча. Джиллиан было интересно, очарована ли пожилая женщина так же, как и она, тем, что Камерон Смит на голову выше окружающих и настолько неотразим, что обычно осторожные крестьяне собрались вокруг него, как колибри собираются вокруг особенно ярких цветов.
– Кто он?
– Не знаю. Он назвался, но это не настоящее имя.
– Чего он от вас хочет?
– Я кое о чем догадываюсь, но он почти ничего не подтверждает.
Ей казалось унизительным сознаваться в этом, однако, слава Богу, миссис Хокинг не стала ей выговаривать. Она, кажется, даже не удивилась тому, как мужчина может настолько воздействовать на женщину, что та отступает и позволяет ему распоряжаться ее жизнью.
– Он разговаривает с Робертом Линдсеем, – заметила миссис Хокинг. – Это человек лорда Харрингтона. Я редко вижу его в деревне.
Джиллиан нашла взглядом неприметного парня, который топтался рядом с Камероном, и внезапно узнала в нем человека, который прятался у стены прошлой ночью.
– Значит, Камерон не солгал – Роберт действительно служит у лорда Харрингтона. Вы точно это знаете?
– Угу, – рассеянно подтвердила миссис Хокинг. – Как думаете, что у этих двоих может быть общего, мисс Боуэн?
Джиллиан колебалась. Она не настолько хорошо знала миссис Хокинг, чтобы судить о ее политических взглядах, а строить догадки в такое время было слишком опасно. Она допустила ошибку, придя сюда. Стоит ей рассказать, что Камерон Смит собирается вовлечь Боуэнов в роялистский заговор, и миссис Хокинг может ее выдать.
В этот момент миссис Хокинг сжала ее руку с таким теплом и участием, что Джиллиан опять готова была разразиться слезами.
– Вы можете доверять мне, дитя мое.
– Я и доверяю, – прошептала в ответ Джиллиан, – по крайней мере, теперь я понимаю, что всегда доверяла, иначе не пришла бы сюда в таком состоянии.
– Вы еще сама полностью не сознаете этого. Удивительно, что вы смогли сейчас обратиться ко мне.
В словах миссис Хокинг Джиллиан не почувствовала ни насмешки, ни обиды. Для нее было внове то, что, какая бы сильная она ни была, иногда у нее тоже могла возникнуть потребность в других людях.
– Я поймала себя на том, что смотрю на него и хочу ему верить, и такое было со мной уже раз десять. Камерон предупреждал меня, что я буду ему доверять…
– Большинство мужчин на его месте обманули бы. Как благородно было с его стороны предупредить вас.
Благородно? Джиллиан прижала руку к губам: ей хотелось отрицать это, но она не могла. Она вспомнила, как он сделал вид, что разминает спину, когда ему пришлось бороться с естественным желанием поклониться. А еще его твердая сильная рука удержала ее отца от падения.
– Он сказал, что всему – и плохому, и хорошему – научился от рыцаря.
– Рыцари! Когда я была девочкой, мы мечтали о рыцаре, скачущем нам на помощь. – Миссис Хокинг отодвинула занавеску. – Так что, возможно, этот господин приехал на поиски приключений. Я думаю, он роялист, стремящийся помочь Карлу Стюарту вернуть королевский престол. О, не пугайтесь, дитя мое! Я догадалась бы об этом уже потому, что он так заинтересованно беседует с Робертом Линдсеем…
Роберт Линдсей был человеком лорда Харрингтона, и Камерон упоминал, что имеет влияние на этого лорда. Боже правый! Вся деревня поддерживает роялистов, а Джиллиан, сжавшись в своей скорлупе, об этом не имела понятия.
– Кроме того, – сказала миссис Хокинг, – его волосы.
– Волосы?
Губы миссис Хокинг изогнулись в лукавой улыбке, а Джиллиан не могла оторвать взгляд от волос Камерона: собранные сзади в хвост, они ярко отсвечивали золотом на солнце.
– Он не подстрижен, как круглоголовый. Еще один признак рыцаря. Полагаю, он обладает и другими признаками.
– Он говорит и двигается как человек, воспитанный в благородной семье.
И еще он чрезвычайно вежливый. У него бывают редкие всплески шутливости, и тогда она, несмотря на свою ярость, не может удержаться от улыбки. Но Джиллиан не стала докучать миссис Хокинг такими мелочами.
– Он всегда деликатен. Он обращается со мной как с леди… – Голос ее замер.
Боже милостивый, она перечислила столько достоинств, что Камерона Смита, с ее слов, можно было принять за средоточие благородства и рыцарства. Она еще сильнее задрожала, когда новый порыв доверия заставил ее открыться миссис Хокинг:
– Я сознаю, что… что он полностью завладел моими чувствами, и, к моему стыду, я не оказывала ему достаточно решительного сопротивления.
– Мне известны такие мужчины. – Глаза миссис Хокинг как будто всматривались в прошлое, и Джиллиан подумала: не вспоминает ли она долгое время отсутствовавшего мистера Хокинга? Впервые у нее мелькнула мысль: не была ли безнадежная любовь причиной того, что такая утонченная женщина живет затворницей в глухой деревушке? – Вам может понадобиться немалая храбрость, мисс Боуэн.
– Из-за него на нас в любую минуту могут наброситься люди Кромвеля…
– О! Думаю, вы правы. – При этом миссис Хокинг была настолько удивлена, что Джиллиан поняла: ее предостережение касалось чего-то совсем другого. – Более того, детка, ваш рыцарь не похож на большинство мужчин. Женщина, которая окажется связана с таким мужчиной, должна будет призвать все свои внутренние возможности, чтобы держаться с ним на равных. Есть ли в вас столько силы?
– Я вовсе не хочу быть с ним связанной! – К своему ужасу, Джиллиан почувствовала, что глаза ее опять наполняются слезами, а тело охватывает дрожь. – Я хочу только, чтобы он ушел.
– В самом деле? – Казалось, это заявление еще больше удивило миссис Хокинг.
Глядя на Камерона Смита, Джиллиан подумала, что, когда он уедет, деревня покажется ей еще тише, а жизнь станет еще более пустой, чем прежде. До сих пор она не понимала, что считала скучной свою спокойную, уединенную жизнь.
В самом ли деле она хотела, чтобы он ушел? Миссис Хокинг невозмутимо стояла и смотрела в окно, так что вопрос, звенящий у Джиллиан в ушах, раздававшийся у нее в голове, повис в воздухе, хотя на него и следовало ответить.
Джиллиан с такой силой вцепилась в подоконник, что ее пальцы пронзила боль. Может быть, эта мимолетная боль не позволила ей просто сказать «да».
Увидев, как молодая горничная покраснела и втянула живот, когда Камерон случайно задержал на ней взгляд, Джиллиан почувствовала острый приступ такой ревности, какой никогда до этого не испытывала.
Глава 7
Уилтон Боуэн клевал носом, сидя на своем стуле; одна из его любимых книг соскользнула ему на колени. Огонь в камине тихо потрескивал. Джиллиан сидела возле лампы и занималась штопкой, думая, что они трое составили бы прекрасную картину мирной семейной жизни, если бы их непрошеный гость не вышагивал без конца между своим стулом и окном. Когда Камерон сквозь стекло всматривался в ночное небо, Джиллиан, глядя в его сторону, увидела в окне два отражения – свое и отца.
– Вы, верно, хотите дождаться, пока мы благополучно уляжемся, а потом уже сами пойдете спать, – сказала она, когда его бесконечное вышагивание и быстрые взгляды до предела натянули ей нервы.
– Мне не хочется спать.
– Неужели? А я-то думала, очаровывать целую деревню довольно утомительное занятие!
Камерон слегка улыбнулся, и Джиллиан, понимая, что снова выдала себя, воткнула иголку в воротничок, который старательно подшивала. Нечего было и надеяться, что он не заметил раздражения, которое вызвал у нее радушный прием, оказанный ему крестьянами.
Она повернулась к отцу:
– Папа, ложись спать, пока не уронил книгу в огонь!
– Неужели так поздно? Не может быть, – Уилтон нахмурился, видимо, пытаясь в чем-то разобраться, но тут же лицо его прояснилось. – Ну конечно, Джиллиан! Ты не надела свое красивое платье, значит, мы не можем лечь спать. Нас, наверное, ждут.
– Нет, папа. Уже пора спать.
– Глупости. Нас, конечно, вызывали. В те вечера, когда мы остаемся дома, ты распускаешь волосы и надеваешь свое красивое шелковое платье. – Он снова сел, довольный тем, что сумел внятно сформулировать причину своего замешательства.
– Не сегодня. – Она прикусила губу, чтобы заставить себя промолчать в ответ на удивленное выражение лица Камерона.
Из страха, что его ухмылка станет еще шире, Джиллиан не рискнула хвалить отца за то, что он вспомнил так много. Когда отцу удавалось такое, Джиллиан никогда не скупилась на похвалы, чтобы удержать хотя бы те крохи рассудка, которые у него остались, но сейчас ей не хотелось поддерживать разговор на эту тему.
Зеленое шелковое платье она собиралась надеть вечером и, приложив его к себе, смотрела на отражение в зеркале, гадая, что явилось причиной появления такого красивого румянца на ее щеках: то, что платье ей к лицу, или незнакомое раньше ощущение предстоящего удовольствия. В душе она знала, что дело не в платье, а в мысли об ужине за одним столом с Камероном Смитом – тем самым Камероном Смитом, который, дразня, спрашивал, сможет ли он завоевать ее, если будет с ней заигрывать.
С Камероном Смитом, который предупредил, что нельзя надеяться на его добрые намерения.
В конце концов, Джиллиан повесила платье на место, а всю подготовку ужина свела к тому, что почистила свое платье из ржаво-красной шерсти и провела руками по волосам, чтобы проверить, по-прежнему ли плотно они стянуты в узел. Если бы Камерон заметил, что она ради него постаралась надеть другое платье, этот невежа улыбнулся бы понимающей улыбкой, и она умерла бы от стыда. Но ей не хотелось даже думать о том унижении, которое она испытала бы, если бы нарядилась, а он вообще не обратил на это внимания.
– Когда ты надеваешь зеленое шелковое платье, дочка, то бываешь похожа на свою мать и у тебя на щеках появляется румянец. Отчего ты его не надела?
– Я его отдала, папа, – солгала Джиллиан. – Ты знаешь, как пуритане осуждают яркую одежду.
– Да, правда. Люди с кислыми лицами и в тусклых одеждах. Я уже почти жалею о том, что лечил молодого Олли Кромвеля во время его первых приступов мочекаменной болезни. Кто мог подумать, что Англия дойдет до такого?
Отец пожал плечами и зевнул, а Джиллиан охватила тревога. Уилтон редко высказывал свое мнение по поводу гнета, наступившего с началом правления Кромвеля, и теперь она не знала, действовал ли он под влиянием Камерона, который говорил то же самое почти слово в слово, или это было свидетельством его крепнущего рассудка. В любом случае высказывать вслух подобные вещи было крайне опасно.
– Вы лечили Оливера Кромвеля, сэр? – удивился Камерон.
– Да, это так. Он был мелкая сошка в правительстве, но вечно надоедал королевским врачам то с одной, то с другой болезнью. Кромвель, несомненно, ипохондрик, но мочекаменная болезнь его не минует, помяните мое слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30