А вот сама весна, конечно, наступит независимо от того, насколько темной и холодной окажется зима без Камерона.
– Вы готовы? – спросил Камерон. – Лошадь запряжена.
Джиллиан, кивнув, смотрела, как он запихивает мешочек за пояс и складывает плащ в небольшой узел с одеждой и бритвенными принадлежностями. Как только черный сверток оказался у него под мышкой, в ее доме не осталось ничего, напоминающего о том, что Камерон Смит жил здесь. Ей было больно видеть, насколько малый след он оставил. Дерево, штукатурка на стенах, мебель – ничто не сохранило отпечатка его присутствия. Джиллиан полагала, что сама она внешне тоже не изменилась; зато в душе у нее все встало с ног на голову. Она была в смятении. Ее настолько расстроил предстоящий уход Камерона, что она даже забыла подготовиться к выходу из дома. Ей нужно было немного времени для того, чтобы собраться с духом.
– Вы ничего не скажете моему отцу?
На скулах Камерона заходили желваки, и Джиллиан с болезненным удовольствием поняла: ему труднее расстаться с ее отцом, чем попрощаться с ней.
– Я не смогу все объяснить как надо…
– Я тоже, – возразила она.
– Но вы останетесь с ним, и ему будет легче. А с вами останется он. – Камерон с симпатией взглянул на доктора Боуэна. – Я полагаю, он очень скоро обо мне забудет.
Джиллиан почувствовала необъяснимую печаль. Он завидовал ее отношениям с отцом! Несмотря на то, что от врача и ученого, каким когда-то был Уилтон Боуэн, почти ничего не осталось, Камерон разглядел в нем человека и даже, может быть, немного полюбил его.
Пока она забиралась в фургон, Камерон стоял сзади, как делал постоянно, после того как она высмеяла его за попытку приучить ее к обходительности, от которой потом придется долго отвыкать. Джиллиан считала, что только она сама виновата в изматывающем ее чувстве сожаления. В этот раз ей так хотелось, чтобы он поднял ее и посадил на скамью, и она ощущала при этом его упругую силу и крепкие руки у себя на талии.
– Разве Мартин не поедет с вами? – удивленно спросила она.
– Нет, он пока останется.
– Следить за тем, чтобы я не передумала и не донесла властям?
– Нет, Джиллиан. Чтобы было кому помочь вам в случае неприятностей. – Камерон легко забрался в фургон и сел подальше от Джиллиан, чтобы не касаться ее.
Вожжи в ее руках вдруг стали скользкими – ладони вспотели, как это бывало, когда Джиллиан слишком надолго уезжала из дома.
– Но, Куинни, – крикнула она и хлопнула вожжами по спине лошади. Куинни натянула постромки, а Джиллиан потихоньку вытерла руки о край юбки.
Сумерки сгущались. Мягкий свет лампы, льющийся из окон дома, растаял позади них. Влажный воздух обещал вскоре превратиться в туман, и стук копыт Куинни по утрамбованной земле из-за густоты воздуха казался слишком громким.
Джиллиан чувствовала, что все было как в ту первую ночь, когда Камерон внезапно появился из темноты и навсегда изменил ее жизнь – слишком тяжелый воздух, слишком неподвижные деревья. Тишина, глубокая настолько, что стук сердца, казалось, вот-вот перекроет оглушительное цоканье копыт Куинни.
– Что-то не так, – внезапно сказала Джиллиан. – Похоже, за нами следят.
Камерон не стал насмехаться над ее страхами, и она ощутила горделивый трепет оттого, что он оценил ее интуицию. И тут же опять разозлилась на себя: что толку радоваться крохам, которые он ей бросил, уезжая из её жизни!
– Расставание, – наконец сказал Камерон. – Вот что увеличивает напряжение.
Она это прекрасно понимала. В ней все кипело от желания протестовать против того, чтобы эти неприятные минуты стали их последними совместными моментами. Она хотела выкрикнуть, что у нее набралось слишком мало воспоминаний о нем и их не хватит на оставшуюся жизнь. Однако это напряжение не имело никакого отношения к опасности, которую Джиллиан чувствовала так же явственно, как видела поднимающиеся от земли клубы тумана.
– Для скрывающегося мятежника у вас слишком слабая интуиция! В ту ночь, когда вы… когда вы пришли, я знала, чувствовала, что в темноте есть какая-то угрожающая мне опасность. Сейчас у меня точно такое же чувство.
– Не волнуйтесь, я с вами, Джиллиан.
– Ненадолго.
– Да. Ненадолго.
Джиллиан раздражал звук собственного хриплого дыхания, она не хотела его слышать, потому что ей важно было сосредоточиться на голосе Камерона, произносящем обращенные к ней слова прощания. Возможно, она сможет вспомнить его звучание, если попытается. Мамин голос она не помнила, только слышала обрывки колыбельной в хороших снах и те страдальческие крики. «Беги, Джилли, беги домой!»
Голос Камерона тоже скоро скроется в пустоте ее прошлого…
– Вы еще найдете свое счастье, Джиллиан, – сказал он.
– Конечно, а как же! Я буду петь, танцевать и веселиться, и люди будут удивляться, как мне удавалось так долго притворяться скромницей…
Камерон рассмеялся, тихо, совсем не обидно.
– На это стоило бы посмотреть.
«Ты мог бы это увидеть, если бы захотел. Ради тебя я бы ожила».
– Надеюсь, вы тоже найдете то, что ищете, – сказала она.
– О, я нашел это, Джиллиан. Я уже почти держал счастье в руках, но вынужден был расстаться с ним, чтобы ненароком не уничтожить.
Сердце Джиллиан подпрыгнуло от восторга. Он говорил о ней, о них. Она это знала. Она это чувствовала.
Между тем Камерон смотрел прямо перед собой, как будто вид, открывающийся между ушами Куинни, был самым увлекательным из всего когда-либо являвшегося его глазам.
Джиллиан решительно взяла себя в руки. Она справится с этим. Меньше чем через час Камерон навсегда покинет фургон и ее жизнь. Все эти предчувствия несчастья, душераздирающее желание находить скрытый смысл в совсем простых и невинных словах происходили исключительно из-за напряженности обстановки.
Она слушала цокот копыт Куинни, стараясь не замечать расстояние, оставшееся позади фургона, не замечать сияния звезд, потому что когда они становились хоть самую малость ярче, это означало, что последний час, который она проведет с Камероном, подходит к концу.
Тем не менее, несмотря на ее ухищрения не следить ни за временем, ни за расстоянием, лес стал прозрачным, возвещая о приближении знакомых валунов. Через несколько минут Камерон уйдет.
Приближаясь к нагромождению огромных камней, Куинни замедлила шаг. Джиллиан чувствовала, что Камерон тоже взволнован. Осталось одно мгновение, и он навсегда исчезнет из ее жизни.
– Вы мне не скажете ваше настоящее имя? – шепотом спросила она.
Камерон посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом, и Джиллиан готова была поклясться, что он протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица.
– Нет, не могу. Прощайте. Мартин пробудет с вами столько, сколько вы захотите.
И он ушел. Слегка щелкнула захлопнувшаяся за ним дверца фургона, и глухо стукнули о дорогу сапоги…
Она не хотела смотреть и все же выворачивалась на своем сиденье и вытягивала шею, чтобы бросить последний взгляд поверх высоких стенок экипажа. Тогда она заметила его. Он был высок и грациозен в движении, и Джиллиан не могла отвести от него взгляд, пока Камерон не скрылся за валунами.
Джиллиан попыталась убедить себя, что сейчас он, по крайней мере, в безопасности. Она закрыла глаза, стараясь сохранить его образ в памяти. Ей уже никогда больше не увидеть его во плоти.
Охватившая ее мука была невыносима. Казалось, такая боль должна была уничтожить беспокоящее чувство опасности, которое действовало ей на нервы. И все же…
Камерон стоял в тени валунов гораздо дольше, чем следовало, и ждал, пока экипаж не исчезнет из виду. Только после этого он отошел от камня. Итак, она уехала.
Но едва он вышел на поляну за валунами, как услышал фырканье лошади и звяканье сбруи. Кто-то ехал верхом между деревьями, не беспокоясь, что его заметят. Вряд ли это кто-то из заговорщиков – те были осторожнее.
Камерон застыл на месте, понимая, что лишился укрывающей тени валунов. Он проклинал луну, серп которой каждую ночь становился все шире и уже дошел почти до половины, сияя в ночи. Свет заливал всю округу, и его было видно настолько ясно, как будто он шагнул к виселице перед многотысячной толпой. И тут всадник заметил его:
– Эй, ты! Стой!
Камерон напрягся. Он мог побежать, но догнать его верхом на лошади ничего не стоило. Он мог попытаться что-нибудь соврать, но если преследователь его узнает, то в дело будет втянута Джиллиан. Проклятие!
Он опять спрятался за валуном. Ему дико захотелось держать сейчас в руках свой маленький итальянский мушкет, который у него когда-то был, но Камерон отдал его Риордану, когда тот ушел вместе с королем. После гибели брата ни одну его вещь так и не вернули, и Камерон уже не надеялся когда-нибудь увидеть свой мушкет, Роялистам постоянно не хватало оружия, и, конечно же, кто-то подхватил его сразу, как только Риордан упал на землю.
Теперь слишком поздно было жалеть о том, что он не носит с собой шпагу. Камерон отказался от нее в тот день, когда впервые встретил Боуэнов, У него был только нож, оружие, которое он не любил за кровь и грязь, остававшиеся после того, как его пускали в дело.
Всадник не спеша выехал из леса, и тогда, бормоча ругательства в адрес всех его родственников, Камерон взобрался на валун. Он надеялся прыгнуть незнакомцу на спину, выбить его из седла и скрыться до того, как тот увидит лицо своего врага. Пожалуй, это могло бы неплохо получиться.
Камерон согнулся, приготовившись к прыжку, и тут всадник внезапно остановил лошадь и в изумлении уставился на нападающего, как будто увидел ожившего покойника.
– Боже милостивый, да это же Карл Стюарт! – Ошеломленный, он смотрел вверх, в лицо Камерона, видимо; показавшегося ему великаном.
Надежда убедить этого деревенщину в том, что перед ним всего лишь невинный ученик доктора, была весьма слабой. Кроме того, в этом не было смысла, поскольку Камерон не хотел, чтобы его связывали с Боуэнами. Он очень старался, чтобы солдаты приняли Карла Стюарта за Камерона Смита – так пусть же на этот раз Камерона Смита примут за Карла Стюарта.
– А ну, кланяйся мне! – прорычал он и прыгнул солдату на плечи. Они оба рухнули на землю, но испуганный солдат не догадался бросить поводья, и теперь его испуганная лошадь ржала, топала и пыталась убежать от людей, рычащих и катающихся по земле у нее под копытами.
Внезапно солдат нанес чувствительный удар Камерону в солнечное сплетение, и тут же копыто лошади скользнуло по его руке и глухо ударило по ребрам. «На этот раз Джиллиан пришлось бы лечить много синяков», – отстраненно подумал он…
Однако Джиллиан уехала. Он отослал ее. Если сегодня ночью его убьют, она никогда не узнает, как он сожалеет о том, что сделал под давлением обстоятельств.
В этот момент солдат оказался под Камероном и, получив сильный удар в лицо, обмяк и выпустил поводья. Лошадь ускакала прочь.
Камерон некоторое время лежал, тяжело дыша, потом поморщился, почувствовав боль в костях. Он освободился от лежавшего без сознания солдата и, прикрыв глаза рукой, растянулся на усыпанной листьями земле. У него еще оставался выбор. Он мог вонзить лезвие ножа между ребрами этого человека и избавиться от угрожавшей ему опасности или сохранить солдату жизнь. Но тогда солдат, видевший Камерона в лицо, сможет его узнать.
И все же Камерон понимал, что не сможет убить человека. Солдат только исполнял свой долг и проводил разведку этого участка леса. В том, что Камерон натолкнулся на него, виновата его собственная небрежность и откровенное невезение. Случись все несколькими минутами раньше или позже – и они бы никогда не встретились.
Его отец был прав – ему не хватает хладнокровия истинного воина. Обычно, когда Камерон убеждался в своей недостаточной мужественности, его охватывала ненависть к самому себе, но в этот раз он подумал только, что доктор Боуэн и Джиллиан его бы поняли.
В прошедшие два года он жаждал мстить каждому, кто связан с республикой, лишившей его всего положенного ему по праву первородства. Казалось бы, он должен был с удовольствием вонзить нож в человека, носившего на мундире эмблему Кромвеля, но Камерона мутило от отвращения при одной мысли об этом. Разве он смог бы вонзить нож в это чудо – человеческое сердце? Разве мог он пролить кровь, которая течет по венам и артериям, устроенным таким чудесным образом?
Ему не хватало хладнокровия ни для похищения людей, ни для убийства. Как заметила Джиллиан, негодяй из него не получился. После всех своих неуклюжих попыток отомстить он в конце концов понял, для чего родился.
Теперь, когда было уже слишком поздно, он нашел то, что нужно его сердцу. Рядом с Джиллиан Боуэн он стал бы по-настоящему хорошим врачом.
Глава 15
Беспокойство Джиллиан все росло и, вероятно, передалось лошади, потому что Куинни все чаще вскидывала голову, пытаясь избавиться от удил. Домой, приказала себе Джиллиан. Она не могла спокойно ехать в Брамбер, потому что руки ее дрожали от беспокойства, а сердце колотилось от страха. Она также не в состоянии была бы сейчас сидеть в гостиной миссис Хокинг, и как ни в чем не бывало потягивать горячее вино со специями.
Делать то, что ей хотелось, не было никакого смысла. А хотелось Джиллиан всю ночь ездить взад и вперед по лесу, чтобы быть поблизости от Камерона на случай, если она ему понадобится.
Но Камерону она не нужна. Сейчас он в чаще леса, подходит к своему тайному лагерю. Если бы он знал об этом ее всепоглощающем желании защитить его, то рассердился бы или очень позабавился. А может быть, он пожалел бы ее, поняв, что она никак не может выкинуть его из головы, даже несмотря на то что между ними все кончено.
Она поедет домой. Домой. Мысли о доме всегда уменьшали ее страх, но только не сейчас. Вероятно, это случилось потому, что Джиллиан проехала две мучительно длинные мили, прежде чем нашла подходящий поворот. Маневр был довольно сложный и занял так много времени, что сердце ее начало отбивать ритм, созвучный предостережению: быстрее, быстрее.
Джиллиан подумала, что страх ослабеет, как только Куинни повернет, и они поедут по той же дороге, которая привела их сюда. Беспокойство всегда уменьшалось, когда Джиллиан знала, что направляется домой; однако на этот раз ожидаемое облегчение не приходило, и Джиллиан начала подозревать, что дело было не в обычном страхе, охватывающем ее вдали от дома. Инстинкт нашептывает, что Камерону нужна ее помощь.
Джиллиан вдруг остро позавидовала всем женщинам, которые знали, что они главное в жизни их мужчин. Она оградила себя от такой возможности, намеренно выбрав скучную, лишенную страстей безопасность, стараясь убедить себя, что опасно привыкать к простому удовольствию смотреть, как любимый человек с радостной улыбкой на лице, с распростертыми объятиями идет тебе навстречу. Из боязни, что все кончится слишком скоро, она сама отказалась от любви, которая могла бы продлиться всю жизнь, и в результате так и не узнала, что это такое. Но так было до сегодняшнего дня.
Какой же глупой она была! Если бы у нее осталось хотя бы всего два-три таких воспоминания о Камероне, они поддерживали бы ее всю жизнь, и миссис Хокинг была в этом абсолютно права. Теперь Джиллиан понимала: то, что она раньше не знала любви, не имеет никакого значения, потому что, кроме Камерона, ни один мужчина не смог бы зажечь огонь в ее душе.
Джиллиан услышала топот копыт и приготовила правдоподобную ложь, чтобы объяснить, что ей понадобилось ночью в лесу. Через несколько мгновений она увидела бегущую прямо на нее испуганную лошадь – поводья волочились по земле, грозя попасть под копыта, стремена хлопали по бокам. Лошадь в страхе заржала, как будто предупреждая, что там, откуда она появилась, кому-то грозит большая опасность.
От вида испуганного животного Джиллиан ужаснулась больше, чем если бы увидела Фрейли или целую армию республиканских солдат. О Господи, ее предчувствие было верным!
Она подстегнула Куинни и направила ее к валунам, у которых оставила Камерона.
Остановив фургон и оглядевшись, она заметила, что из кустов торчал мужской сапог.
– Господи, нет! – прошептала Джиллиан, и на глазах ее выступили слезы. Она выбралась из фургона, а затем, не обращая внимания на ползучие растения и шипы, цепляющиеся за платье, пошла за валуны.
И тут сзади ее схватили сильные руки.
– Не ходите туда. Там зрелище не для ваших глаз.
Камерон! Она знала это уже в ту секунду, когда он прикоснулся к ней. Голос омывал ее как бальзам, прекращая дрожь, смягчая страх. Он жив, здоров… и, конечно, виноват в неподвижности тела, лежащего по ту сторону валуна.
– Значит, ваша война началась, – тихо сказала она.
Камерон осторожно повернул ее к себе и прижал так крепко, что она вынуждена была отклониться назад, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Я не убил его, Джиллиан. Хотел, но не смог.
– О, я рада, что вы не смогли, но… – Она подняла руку и провела по гордой линии его подбородка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30