А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ее рассудок, затуманенный страданием и бессонной ночью, отказывался ей служить. Вчера ночью, когда она возвращалась в свою комнату, в коридоре ее ждала Майра. Она схватила ее за руку и потащила по коридору, не обращая внимания как на требования Фейвор объяснить, в чем дело, так и на любопытные взгляды, провожавшие их до конюшни, где их ждал Джейми, сидя на козлах кареты Томаса.
Тут Фейвор попыталась вырваться, но Майра наотмашь ударила ее по лицу, ошеломив жестокой силой удара, затолкала в карету, села сама, захлопнула дверцу и приказала Джейми погонять лошадей.
Они ехали большую часть ночи. Майра сидела в углу кареты и колола Фейвор злобным взглядом. Фейвор с горечью чувствовала, что ее не удивил столь быстрый переход от страстных объятий Рейфа и его жарких слов к этой холодной, молчаливой карете на безымянной дороге.
– Где мы? – повторила Фейвор.
– Ты не знаешь? – Майра схватила несчастную за волосы и рывком вскинула ее голову. – Оглянись вокруг!
– Майра, осторожнее. Она всего лишь девочка… – вмешался Джейми, сидящий наверху кареты.
Майра резко обернулась, больно сжимая плечо Фейвор.
– Девочка, вот как? – прошипела она. – Ну, так эта девочка поставила под угрозу все, над чем мы трудились и для чего приносили жертвы, и это ради того, чтобы переспать с одним красивым английским псом!
После обвиняющих слов Майры на грубом лице Джейми появилось потрясенное выражение человека, которого предали.
– Не правда ли, не похоже на ту маленькую послушницу, какой ты ее воображал, Джейми, мой мальчик?
Джейми повернул голову и устремил взгляд на горизонт.
– Это было не так, – прошептала Фейвор.
– Как – не так? – повернулась к ней Майра. – Значит, он оказался нехорош, милочка? Не раздвинул пошире твои ножки и не заставил тебя кричать от удовольствия?
Фейвор изо всех сил прикусила себе щеки изнутри. Она не заплачет. Только не на глазах у этой женщины. Не имеет значения, как сильно ей этого хочется, а видит Бог, как ей хочется сломаться и расплакаться.
Когда она согласилась с планом Майры, то не знала, от чего ей предстоит отказаться. Теперь знает. Теперь она знала, что и кого теряет. И это знание грозило поглотить ее целиком.
– Ну, – весело спросила Майра. – Ты не кричала, а? – Она показала рукой за спину Фейвор. – А они кричали.
Она произнесла это как бы между прочим, как нечто незначительное, и в первое мгновение Фейвор не поняла смысла ее слов.
Она оглянулась кругом, и ее охватило чувство неизбежности. Под мелким дождем, на фоне нависшего, свинцового неба мрачно возвышался остов башни из грубых камней. Крыша исчезла, западная стена рухнула, открыв комнаты на втором этаже. Черные, сгнившие балки внутри упирались в голые стены. Это была комната, в которой мать Фейвор родила мертвого мальчика, а затем умерла от родов, дав Фейвор то роковое поручение. Шорох дождя не мог заглушить слабого голоса матери.
«– Они убивают моих сыновей! – Она схватила Фейвор за руку, но ее рука была слабой, а кожа сухой и горячей. – Ты должна их остановить, Фейвор. Больше просить некого.
– Как?
– Не знаю! – Голос матери зазвенел от возбуждения. – Но ты должна это сделать. Если они убьют сына Карра, король никогда не сжалится над моими сыновьями. Их повесят еще до конца месяца, и никакие мольбы твоего отца не помогут. Иди, Фейвор. Останови их!»
И она их остановила.
– Теперь ты поняла, где находишься? – Тон Майры потерял свирепость и стал почти мягким. Она отпустила руку Фейвор и бродила по грязи с отрешенным видом, словно мусульманка в Мекке.
– Вот здесь погиб Кэм Макларен, – сказала она, указывая рукой. – Вон о тот большой камень он разбил голову, упав под ударом солдата.
Она обернулась, и ее юбки вздулись колоколом, как у девушки во время танца.
– А здесь убили моего Бобби. Он был самым младшим, у него еще ноги заплетались.
Она улыбнулась Фейвор с каким-то странным дружелюбием, словно они были двумя женщинами, болтающими о слабостях своих домашних.
– Он получил свинцовую пулю в голову. – Она поджала губы и кивнула. – По крайней мере он умер быстро, не так, как его отец, которому распороли живот. Он умирал три дня.
Фейвор затошнило от этого беззаботного голоса, пересказывающего ужасающие события, которые были и ее воспоминаниями: крики людей, пронзенные кони, свет факелов, пляшущий в лужах крови, и чистый снег, сверкающий на склонах гор вдали.
Майра вернулась и обняла Фейвор за талию. Она легонько потянула ее к арке входа в башню.
– Ты видела, кто упал, а кто нет? Кто ответил ударом на удар? Я хотела остаться и драться с ними, но как только появились красные мундиры, мужчины затолкали нас в ров и спрятали.
Она склонила голову к плечу.
– Я почти ничего не видела. Но ты – ты была в самой гуще событий все это время, прилипла к парню Меррика, как устрица. Мне всегда хотелось знать, хорошо ли сражались мои мужчины. Что скажешь?
– Я не знаю, – прошептала Фейвор, перед ее мысленным взором вставали ужасные картины.
Майра понимающе кивнула:
– Да. Было темно, и все кончилось так быстро, и ты не знала никого из тех людей, так?
Она остановилась у самых ворот. Фейвор начала дрожать. Казалось, Майра этого не заметила; она нахмурилась.
– Джейми? Это Рассела зарубили на этом месте? Надо же, я старею, потому что не могу вспомнить, был ли это Рассел или Гевин Фрейзер. Это был Рассел, правда?
– Да, – отозвался Джейми. – Рассел.
Майра просветлела и удовлетворенно вздохнула.
– Значит, я не забыла, – сказала она и потащила Фейвор дальше. – Джейми тоже был здесь, ты об этом знала? Поскольку он такой большой, его оставили сторожить коней. Но когда появились солдаты, лошади запаниковали, сорвались с места и просто затоптали Джейми Крейга. Он пришел в себя через несколько дней. В моем доме.
У Фейвор подгибались колени. Грязь чавкала в ее туфлях, а она брела, спотыкаясь, вперед. Мелкий дождь промочил ее непокрытые волосы, оседал на застывшей коже и стекал по щекам.
– У меня все это здесь, – доверительно призналась Майра, прикасаясь свободной рукой к виску. – Каждое мгновение. Каждый крик. Они проникли в мой мозг, так что на все, что я вижу, накладываются картины той ночи. Словно тень ложится на каждую мою мысль… – Голос ее замер.
Фейвор била дрожь. Она слышала, как стучали ее зубы. Они остановились у ворот.
– Именно здесь ты стояла. – Майра слегка подтолкнула Фейвор вперед и отступила назад. – Я стояла… да. Вот здесь. Представь себе, Фейвор. В течение нескольких минут девять лет назад я была совсем близко от тебя… и от него. А потом, когда они увели его и бросили тебя там, босую, на холоде, в ночной сорочке, пропитанной кровью, я могла забрать своих раненых и уйти, оставив тебя там. – Ее улыбка стала кривой, уродливой. – Я бы так и сделала, если бы знала, что ты дважды предашь нас.
Ее сейчас в самом деле стошнит. Голова у нее кружилась, колени тряслись. Она не хотела быть здесь. Она никогда не хотела возвращаться сюда. Здесь ничего не было, кроме ужаса, ужаса и грязного, скользкого от крови тела того парня, воплей мужчин, вони пороха и… и мягкого, жалеющего прикосновения губ насильника к ее макушке – единственная толика утешения в той ночи, полученная от ее врага и все же принятая ею с радостью, за что она никогда не сможет себя простить.
Она схватилась за живот и крепко сжала руки, боясь, что если отпустит, то рассыплется на миллион кусочков и исчезнет в черной, все поглощающей пропасти.
– Ты снова все это видишь, не так ли, Фейвор? – мягко спросила Майра. – Ты уже успела забыть? Да, я так и думала. Тот, кто помнит, не предал бы нас. – Она молча кивнула. – Семнадцать мужчин и мальчиков клана Макларенов погибли той ночью. Тех, кто не умер, я собрала по кусочкам. Двое умерли позже. Вот к чему привело спасение того насильника, Фейвор.
– Майра! – внезапно позвал ее Джейми, голос его звучал тревожно.
Доброта испарилась из глаз Майры.
– Молчи, Джейми! Она спасла жизнь насильника, и девятнадцать человек из-за этого погибли.
Майра повернулась к Фейвор, выражение ее лица было яростным и повелительным.
– Те девять, что остались в живых, трудились так же усердно, как и я, чтобы отплатить. Они теперь стали контрабандистами и ворами, поденщиками и слугами, пытаясь заработать достаточно денег не только для семей погибших, но и для тебя. Чтобы ты могла стать леди Карр и вернуть нам землю и замок. Вот откуда взялись деньги на твой монастырь, на твою одежду и на твои драгоценности, Фейвор. Вот кого ты предала!
– Нет! – слабо вскрикнула Фейвор. Как она могла забыть? Как могла на минуту рискнуть тем, ради чего они так тяжко трудились?
– Ты готова стать женой Карра?
Фейвор молча кивнула.
Рейн крался по пустым, занавешенным комнатам и темным, гулким коридорам, словно животное, свободно бродящее по кладбищу. Фейвор не пришла к нему вчера и не пришла сегодня. Вчера ночью он ждал ее появления на галерее над бальным залом, и его распирали чувства, которых он никогда не испытывал. Сердце глухо билось в груди; дыхание застревало в горле.
Он понял, что боится. Боится, что она будет жалеть о случившемся. Обо всем. О своих словах, о своей страсти… о своей любви. Но потом она вошла вместе с Карром, цепляясь за его руку, будто калека. Ее лицо было белым, походка нетвердой.
Новый страх захлестнул его и вытеснил старый. Неужели она больна? Эта мысль мучила его до тех пор, пока наконец вчера поздно ночью он не отправился к ее комнате. Ее там не оказалось, и пробегавшая мимо служанка сообщила ему, что она ночует в комнате своей компаньонки.
Весь день он следил, стараясь хоть мельком увидеть ее. В полдень он увидел, как тетка вела ее из оранжереи. И снова Фейвор шла нетвердой походкой.
Сейчас уже близился вечер. Если он не поговорит с ней и не узнает, действительно ли она больна, а если да, то насколько серьезно, ему грозит сумасшествие. Он уже сходит с ума. И вообще он никогда не умел ждать.
Ни о чем больше не задумываясь, Рейн пошел в комнату, где спал, и схватил со стола фрак, который швырнул туда накануне. Он надел его на ходу, направляясь по пустому коридору к двери в башню. Оттуда он спустился по винтовой лестнице на нижний этаж и открыл дверь, ведущую в северное крыло.
В большой гостиной людей было мало. Кучка престарелых вельмож играла в кости за покрытым зеленым сукном столом, и один-единственный лакей был приставлен к графину, стоящему на полу рядом с ними. Одна женщина, окруженная фалангой джентльменов, стояла у большого окна, выходящего на нижнюю террасу. Она обернулась и заметила его.
Это была его сестра, Фиа. Жаль, что он не знал ее лучше, когда она была ребенком. Но Карр всегда держал маленькую принцессу подальше от братьев, и, когда они ее видели, она редко разговаривала, только смотрела на них с тем же задумчивым выражением, которое было на ее лице и сейчас. Или то было выражение тоски?
Она слегка нахмурилась, взглянула в окно, а затем направилась к нему. Мужчины, стоящие с ней, хотели пойти следом, но она велела им остаться. Рейн смотрел, как она приближается.
– А, мистер?.. – Она подождала. Он спокойно смотрел на нее. – Мистер Тайна. – Она улыбнулась. – Но больше уже не тайна мисс Донн, а?
– Не понимаю значения ваших слов, – ответил он. – Вы не знаете, где мисс Донн?
– Разумеется, знаю, – ответила она, раскрывая свой веер с перламутровой ручкой, который висел на ее запястье. – Но сначала, разве вам не любопытно узнать, почему я сказала, что вы больше не тайна мисс Донн… и вообще для нее никто?
– Не особенно. Я не люблю словесных игр.
– Ах да. Я помню. – При виде его изумленного взгляда, ямочки на ее щеках стали глубже. – Со времени нашей последней встречи. Дело в том, сэр, что я как раз люблю такие игры. Они оттачивают интеллект.
– Мисс Фиа, я уверен, что вас в подобных играх никто не может превзойти. А теперь, прошу…
– Вы больше никто для мисс Донн, потому что, – перебила его Фиа, наклоняясь ближе и поднимая веер, чтобы никто ее не услышал, – она теперь принадлежит другому. Кое-кому очень не понравится, если он обнаружит, что у нее кто-то был до него. – Ее улыбка была мягкой, как масло, и простодушной.
Он замер, глядя на нее:
– Кому?
– Вот это самое поразительное. Если бы я не слышала своими ушами, как он почти сделал ей предложение, я бы в это не поверила!
– Кто это? – настаивал он.
– Мой отец. – Ее голос вдруг стал скучным. – Лорд Карр.
«Нет. Она не могла. Он не мог. Нет».
Это слово стучало в его мозгу, в его мыслях, в его сердце. Все его существо протестовало. «Нет. Нет. Нет».
– Очаровательное создание эта мисс Донн, – продолжала Фиа. – Как раз в эту минуту она находится в обществе кварты джина, то ли празднует свое неизбежное замужество… то ли ищет утешения.
– Где она?
– Она внизу, на террасе… – Он уже ушел, так что не было никакого смысла объяснять ему дальше. Улыбка исчезла с лица Фиа. – Братец.
– Ганна, сегодня вечером можешь уложить мою одежду для Лондона в сундук. Я уезжаю утром.
Ганна, которая помогала Фиа снимать дневное платье, замерла.
– Не знала, что планы твоего отца так быстро принесли плоды, – изумленно сказала она. – Но все же как мы можем так внезапно уехать? Предстоит сделать столько дел.
– Карру ничего не известно о моем отъезде, – равнодушно ответила Фиа. – Я остановлюсь у леди и лорда Уэнт. Они были так добры, что пригласили меня быть их гостьей, когда я захочу.
Она развязала ленты на талии. Кринолин упал на пол. Она грациозно переступила через обручи.
– Конечно, – продолжала Фиа, – боюсь, надежно подкрепленный документами долг лорда Уэнта Танбриджу имеет большее отношение к их любезному приглашению, чем мое очарование. Но, как бы то ни было, я собираюсь воспользоваться их предложением. По крайней мере до того, как найду для себя собственный дом. Потом я пришлю за тобой, Ганна.
Ее лицо стало менее холодным, и некая теплота смягчила твердый блеск ее глаз.
– Обещаю, что это произойдет быстро.
– Я не понимаю, – сказала Ганна, расшнуровывая корсет Фиа дрожащими пальцами. – Твой собственный дом? Ты еще юная девушка, Фиа, а не взрослая женщина.
– Ох, Ганна, – ответила Фиа, – я никогда не была юной девушкой, и тебе это хорошо известно.
– Но так не принято! Ты не можешь иметь собственный дом. Карр будет настаивать, чтобы ты жила с ним. Он никогда не позволит тебе ничего другого. Я… – Она заколебалась, ее лицо покрылось тревожными морщинками. – Я даже не знаю, разрешит ли он мне приехать в Лондон.
Намек на уязвимость исчез с лица Фиа, и оно приняло выражение холодное и безмятежное.
– Я справлюсь с Карром, Ганна. Я все устрою: дом, деньги и твой приезд.
У Ганны не оставалось другого выбора, как ей поверить. Фиа никогда не давала пустых обещаний.
– Но почему? Почему сейчас? Почему не подождать?
На лице Фиа еще раз появилось выражение, которое напомнило о той молодой девушке, которой она могла бы быть. Оно проступило бесконечной грустью на ее гладком, красивом, искусственном лице.
– Потому что я устала до смерти от трагедий и не хочу еще одной, разыгрывающейся здесь, сейчас.
Глава 27
Фейвор закутала ноги в толстое шерстяное одеяло и с мрачным удовлетворением смотрела на бурю, собирающуюся вокруг башен замка. Она думала, что не смогла бы вынести ясного, солнечного дня.
Она угрюмо кивнула слуге и показала на пустой бокал, стоящий на столике. Он еще раз наполнил его, поклонился и ушел. Фейвор подняла бокал двумя руками и сделала большой глоток, потом нетвердой рукой поставила бокал на место.
Внутренний дворик замка, который был приспособлен для послеобеденного отдыха, когда выдавался погожий день, сейчас был почти пуст. Действительно, Фейвор казалось, что замок быстро пустеет. Словно все пришло в движение: и слуги и гости. И скатертью дорога.
Те, кто остался, сидели небольшими группами за столами и грели ладони о фарфоровые чашки, наполненные чаем или кофе. Фейвор пыталась прогнать холод при помощи более крепкого напитка. Она сидела одна, несколько в стороне от остальных, выражение ее лица обескураживало любого, кто пожелал бы к ней приблизиться.
Именно это ей и надо было. Напиваться, решила Фейвор, это занятие, требующее одиночества. Она еще раз взяла бокал, опрокинула его содержимое в рот, проглотила и поморщилась.
– Не помогает?
Фейвор закрыла глаза, на нее нахлынуло отчаяние. Конечно, он должен был прийти. С чего бы ему держаться в стороне? Почему она думала, что он способен прислушаться к разумным доводам и понимает, что рискует быть разоблаченным?
– Уходи, – пробормотала она, не желая смотреть на него.
– Я спросил, помогает ли. – Голос его был тихим и полным ярости, таким же яростным, как тогда, два дня назад, когда он обнаружил ее непорочность.
Но тогда он обнимал ее так, словно она была самым дорогим в его жизни. Он занимался с ней любовью. Она должна держаться за единственное утешение в этой чудовищной путанице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27