«Интересно бы узнать, — думал он, — помнит ли она о том, что произошло между нами прошлой ночью, и если помнит, что она чувствует теперь?»Он не спал всю ночь, охраняя ее. Его изрядно напугал ее долгий сон. Может быть, он, обезумев от страсти, причинил ей боль или так сильно травмировал ее, что она не хочет просыпаться, чтобы не возвращаться к реальности? Ранним утром он понял, что не сможет далее вынести неизвестность, и осторожно потряс ее за плечо.Он сразу же убедился, что она здорова, потому что, открыв глаза, она прикоснулась к его лицу и прошептала его имя. Он поцеловал ее, и она сразу же снова заснула. Потом он, оставив ее, спустился к сожженному дому, чтобы оценить, насколько безопасно их положение.— Я похоронил убитых, — спокойно сказал он, вернувшись. — Я так и не понял, свидетелями чего мы стали вчера. Очевидно, это какая-то междоусобица среди людей. Корригана. Если бы это было всего лишь соперничество двух групп, не поделивших добычу, то победители давно бы уже вернулись, чтобы забрать все, что осталось, так что, судя по всему, это своего рода борьба за контроль над территорией. — Он пожал плечами. — Может быть, они просто перебьют друг друга и сделают за меня мою работу?Мадди хотелось возразить ему. Разве он не видит, что не Джек устроил этот бандитский налет, а какие-то другие люди? Джек их прогнал и сейчас был по ту же сторону закона, что и Эш. Но конечно, Эш никогда бы этого не понял. И она не смогла бы объяснить ему, не выдав себя.Она лишь нерешительно напомнила ему:— На них была солдатская форма.— Наверняка краденая. Они снимают одежду с тех, кого убивают. — Он задумчиво взглянул на нее. — Я и не подозревал, что они спускаются с гор так далеко. Мадди, знаешь, я никогда не привез бы тебя сюда, если бы знал, что мы попадем в такую историю.Мадди была вынуждена сделать еще глоток чая, чтобы не сказать лишнего. Джек был их другом. Это он спас их вчера, хотя Эш об этом не догадывался. А где Джек теперь? Что с ним? Кто остался в живых после этой битвы? Неужели она потеряет Джека, когда почти добралась до него? А если он вернется…Мысли, перегоняя одна другую, вихрем кружились у нее в голове, но она взяла себя в руки и заставила сосредоточиться на настоящем.— Что мы будем делать теперь?— У нас нет выбора. Нам придется вернуться в Роузвуд, хотя это рискованно.— Когда? — испуганно спросила она. Эш предпочел бы выехать сегодня, но было уже поздно, и ему не хотелось ехать в темноте по незнакомой местности, не зная, что могут предпринять бандиты. К тому же после вчерашних событий — и после прошлой ночи — он был не вполне уверен, что Мадди будет в состоянии пуститься в дорогу.— Сегодня мы отдохнем здесь, а завтра на рассвете тронемся в путь, — сказал он. — За целый день до наступления темноты мы успеем выбраться из предгорий. Завтра. У Мадди екнуло сердце. Что бы ни произошло, одно оставалось неизменным: она не могла возвратиться назад вместе с ним. Ей нужно было добраться до Джека и предупредить о надвигающейся угрозе. Там она будет в безопасности… если он еще жив…Но даже если Джека больше нет, она не могла возвратиться с Эшем, потому что в Роузвуде ее поджидает Крысолов. Умереть медленной смертью от лишений в горах или пасть жертвой бандитов было все-таки лучше, чем попасть в лапы Крысолова, потому что пострадала бы она одна, не подвергая риску никого другого. Но если сейчас возвратиться в Роузвуд, Эшу тоже не избежать кнута Крысолова. Он был так же виновен, как и она, хотя и оказался втянут в эту историю не по своей воле. Если ее не будет рядом, он еще может избежать наказания.Так или иначе, она должна уйти. Ей придется взять карту и попытаться добраться до лагеря Джека в полном одиночестве, не зная, что ждет ее впереди. И даже если она найдет лагерь, будет ли там Джек? И все равно ей надо уйти от Эша. Она проведет с ним последнюю ночь… и больше никогда его не увидит.Но как это сделать? Как уйти?— Мне не хотелось бы создавать для тебя лишние проблемы, — сказала она.— Проблемы? — удивленно переспросил Эш, пытаясь встретиться с ней взглядом. — Ты не проблема, — тихо произнес он, — ты самое лучшее, что когда-либо случалось со мной. Неужели ты думаешь, что я позволю кому-нибудь причинить тебе вред?Мадди была вынуждена отвернуться, чтобы не видеть нежность в его глазах. Как ей покинуть его?Эш заметил странное выражение ее лица и понял, что надо наконец разобраться с тем, что его мучило.— Ты помнишь, что произошло прошлой ночью?— Да, — невнятно ответила она.— И ты меня из-за этого ненавидишь? — тихо спросил он. Она бросила на него взгляд, полный такого страстного желания, что у него захватило дух.— Я никогда не смогла бы ненавидеть тебя, — сказала она. — Я люблю в тебе все.От смущения лицо ее медленно залилось краской, но она храбро смотрела на него. Ее большие глаза блестели, губы чуть приоткрылись, и Эш инстинктивно потянулся к ней. Ему захотелось немедленно обнять ее, зарыться лицом в ее волосы, прижаться губами к ее губам. Он не просто испытывал страстное желание — он был очарован, околдован.Заставив себя отвернуться, он поднялся на ноги.— Если хочешь освежиться, то за этой кучей булыжников есть ручей, — сказал он. — Я спущусь к дому и принесу какую-нибудь провизию в дорогу. Тебе здесь ничто не угрожает.Он быстро повернулся и пошел, пока все еще мог уйти. Но не оглянулся на нее. Не осмелился. Глава 21 Эш отсутствовал недолго. Хотя он понимал, что необходимо раздобыть побольше провизии на дорогу, ему не хотелось долго находиться на месте кровопролития, а бессмысленное разрушение, свидетелем которого он стал, приводило его в ярость. Гнев мешал здраво оценивать ситуацию, а он не мог рисковать, если хотел, чтобы они с Мадди вернулись в Роузвуд живыми.Он ни на минуту не выпускал из поля зрения холм, на котором была разбита их стоянка, и позаботился о том, чтобы никто не сумел пройти мимо него туда, где находилась Мадди. Ружье у него было заряжено и взято на изготовку, зрение и слух напряжены. Он торопился причиной этого была не только забота о безопасности Мадди: просто он не мог находиться вдали от нее.Он смотрел, как она возвращается после купания в ручейке. Ее влажные волосы поблескивали, но, подсыхая, уже начинали виться на концах. Она сменила платье, но не успела его застегнуть. Увидев его, она вздрогнула и покраснела, торопливо прикрыв грудь руками. При одном виде мелькнувшей на мгновение нижней сорочки он почувствовал такое напряжение в паху, что ему стало стыдно.Она робко улыбнулась и, махнув рукой в сторону ручья, сказала:— Вода холодная.Эш отвел взгляд в сторону.— Тебе нужно посидеть на солнце и согреться, — сказал он и принялся выкладывать припасы — сухие фрукты и овощи, хранившиеся в подвале, немного копченой говядины. Хватит, чтобы добраться до дома. — До отъезда нам нужно еще уложить все это. Хочешь поесть сейчас?— Нет, спасибо.— Скоро захочешь. Ты не ела со вчерашнего дня, а силы тебе потребуются.— Ладно. Потом поем.Разговор был совершенно бесполезный, но он дал Мадди возможность застегнуть платье, а Эшу — взять под контроль свое вероломное тело. Когда он повернулся, она уже застегивала последний крючок у ворота и чувствовала себя гораздо спокойнее. Улыбнувшись ему, она уселась на камне, чтобы высушить на солнце и расчесать пальцами волосы. Эш достал альбом и угольный карандаш и уселся в нескольких шагах от нее в тени эвкалипта.Он хотел зафиксировать их приблизительное месторасположение, различные подходы к долине и направление, в котором скрылись бандиты. Хотя он безошибочно ориентировался на местности и мог, закрыв глаза, вспомнить каждый камень, каждую заросль кустарника по обе стороны узкой тропинки, по которой они сюда приехали, он никогда не изменял своей привычке фиксировать все увиденное на бумаге. С угольным карандашом в руке он яснее мыслил и надеялся, что с помощью этих набросков ему будет легче представить себе, где могут прятаться бандиты, и опасность не застанет его врасплох.Однако сосредоточиться он не мог, что было неудивительно. Он то и дело украдкой поглядывал на Мадди. Ее лицо было повернуто к нему в профиль, голова чуть откинута назад. Щечки ее порозовели, а кожа словно просвечивала насквозь и была похожа на тонкий фарфор. Волосы на солнце слегка отливали золотом, чего он раньше не замечал; янтарные глаза излучали тепло.Она расчесывала волосы, не замечая, что он завороженно наблюдает за ней. Один лишь ее вид вызывал у него страстное возбуждение и заставлял его чувствовать себя сильным и слабым одновременно — заряженным энергией желания и беспомощным, потому что удовлетворение этого желания зависело только от нее. Ему была нужна не только ее красота — ему была нужна она вся целиком.Он и сам не заметил, как его карандаш начал двигаться по бумаге. Появляющиеся из-под него линии изображали не плато, крутые обрывы или ручьи, как раньше, а изгиб ее подбородка, плавную линию лба. Он не решался взглянуть на бумагу, боясь рассеять эти чары, потому что почувствовал лихорадку творчества, охватившую его, как в прежние дни, и он обезумел от радости. Сердце у него билось в бешеном ритме, гоня по жилам горячую кровь. Впервые за долгие годы он снова чувствовал себя живым.Карандаш его так и летал по бумаге, и он не замечал ничего вокруг.Его охватило неизбежное ощущение дежа-вю — в охватившем его радостном волнении, в привычных, отработанных движениях руки. Часть его существа с сомнением предупреждала: «Ты не можешь это делать. Ты не в состоянии даже начертить карту левой рукой. Быть этого не может, чтобы тебе удалось». А другая, более сильная часть возражала: «Но ведь магия никогда не заключалась в твоих руках».А угольный карандаш продолжал двигаться — оттеняя, высвечивая, сглаживая. Он не осмеливался взглянуть на то, что нарисовал.Мадди знала, что он делает, и боялась дышать, чтобы не разрушить колдовство. Она всем сердцем надеялась, поддерживала его, молилась за него. И как только рука его остановилась и он взглянул на бумагу, она подошла к нему и встала за его спиной.От того, что она увидела, у нее сжалось сердце, а глаза неожиданно защипала от слез. Она как бы перенеслась в другое время, другое место, и с портрета на нее смотрела другая девушка. Все было одновременно и так же, как тогда, и по-другому. Потому что она стала другой. Изменилась, как и он.Она схватилась рукой за горло, потом произнесла сдавленным шепотом:— Это я!Эш взглянул на рисунок, и все в нем замерло — на грани то ли триумфа, то ли катастрофы. Он старался быть беспристрастным. Штрихи были размашистыми и смелыми, но ему казались неуклюжими, грубоватыми. Однако именно эта некоторая топорность, объяснявшаяся его физическим недостатком, и позволила уловить в ней нечто важное — то, что не сразу разглядишь невооруженным глазом. Это была Мадди. Но не только она, а нечто большее. Это была некая смесь того, чем стали они оба, и было в этом нечто знакомое, но давно забытое. Смутное, неуловимое воспоминание.— Я это сделал, — тихо сказал он.— Да, — прошептала Мадди, положив дрожащую руку на его плечо. — Ты это сделал.И в этот момент, глядя на рисунок, который был призрачным эхом прошлого и дерзким утверждением настоящего, Мадди поняла все. И то, чем она была, и то, чем она стала теперь. Это были не две разные девушки, а одна, и это была она. Эш сумел вдохнуть жизнь в этот портрет.Глаза ее затуманились слезами. Понял ли это он? Вспомнил ли? Заметил ли он сходство между последним портретом, который он нарисовал когда-то, и нынешним? Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы он вспомнил. Ей захотелось рассказать ему все и освободиться наконец от тайны, стоявшей между ними.Он взглянул на нее, как будто не вполне понимая, как ему удалось сотворить это чудо. Затем, недоверчиво глядя на свою руку, на угольный карандаш, который все еще сжимал в пальцах, он медленно произнес:— Ты сказала, что магия никогда не заключалась в моих руках. И была права. Магия — в тебе.Мадди закрыла глаза: говорить она не могла. Она опустилась на колени и прижалась лицом к его руке. Бумага и карандаш упали на землю, и он ее обнял. Он спрятал лицо в ее волосах, и она почувствовала, что его рука дрожат.— Ах, Мадди. — Он повернул к себе ее лицо, чтобы заглянуть в глаза. — С того самого момента, как я тебя увидел, я хотел тебя как мужчина хочет женщину, и более того. А потом, когда ты рассказала о том, что случилось с тобой, я хотел защитить тебя и не допустить, чтобы что-либо подобное случилось с тобой снова. А прошлой ночью… — он опустил глаза, — я не хотел бы, чтобы ты считала меня таким же, как те негодяи. Я не хотел становиться частью твоих ночных кошмаров.Мадди шумно втянула воздух и прикоснулась дрожащей рукой к лицу Эша.— Ах, Эш, — прошептала она, — разве ты не понимаешь? Ночные кошмары благодаря тебе остались в прошлом, а я хочу лишь быть рядом с тобой, в твоих объятиях, потому что только тогда, когда ты меня обнимаешь, я чувствую себя по-настоящему защищенной.Она увидела в его глазах надежду, и удивление, и вопрос, ответить на который она смогла, лишь прикоснувшись губами к его губам.Она ощутила его дыхание, почувствовала, как раскрылись его губы, и страстно потянулась к нему.Их дыхание смешалось, они медленно познавали друг друга, одинаково чувствуя, как усиливается жар в крови, объединяя их тела в единое целое. Она хотела ощутить его внутри своего тела и хотела, чтобы это длилось вечно.— Мадди, — хрипло пробормотал он, — можно… можно мне снять с тебя одежду? Я хочу видеть тебя.Она чуть помедлила, глядя ему в глаза, потом кивнула.Под неяркими лучами предзакатного солнца он медленно раздел ее и уложил на мягкую постель, которую изготовил из ее одежды. Потом, не испытывая ни малейшего смущения, он принялся стаскивать с себя сапоги, носки, бриджи, рубаху и наконец, совершенно голый, сильный и красивый, предстал перед ней. Больше их ничто не разделяло — нечего было скрывать.Когда он опустился рядом с ней на колени, она протянула руку и развязала кожаный шнурок, стягивавший на затылке его волосы. Она перекинула их через плечо и прикоснулась к ним лицом. Он улыбнулся. Ее охватила дрожь предвкушения, когда на нее сначала упала его тень, а потом она ощутила тяжесть его горячего тела.Она почувствовала, как прикасается к ее бедру сильная, самая интимная часть его тела, и раздвинула ноги, принимая его. И он стал ее частью, слившись с ней в одно целое.Их движения были сначала неторопливыми, нежными — они смаковали каждый оттенок наслаждения, которое, постепенно набирая силу, переросло в настоятельную потребность. Мадди обвила его тело ногами, вцепилась в плечи и беспомощно выкрикнула его имя. Сжигающая ее потребность полностью слиться с ним вышла из-под контроля. Она поняла, что больше не одинока — он стал ее частью. Они еще долго не разжимали объятий, пораженные настигнувшей их остротой ощущения. Даже когда он осторожно отстранился от нее, она знала, что они уже не обособлены друг от друга, а составляют единое целое.Постепенно ее дыхание стало равномерным: казалось, она безмятежно заснула. Эш, с благоговением глядя на нее, думал: «Я так долго был одинок. Оказывается, все это время мне не хватало ее, Мадди».— Всю свою жизнь, — прошептал он, — я искал чего-то — свое место, частицу себя, которую потерял, а оказалось, что я все это время искал тебя. — Он положил ее голову к себе на плечо и глубоко вдохнул запах ее влажных волос. — Я очень люблю тебя, Мадди Берне, — хрипло добавил он. — Кажется, я любил тебя всю свою жизнь.Ей хотелось крикнуть: «Нет… не Мадди! Глэдис!» Потому что он вернул ей ее забытую часть. Это Глэдис нуждалась в его любви, это она ее просила. Та самая Глэдис, которая лгала ему. И которая скоро должна была его покинуть.Но как она сможет уйти? Чудо.свело их вместе по прошествии стольких лет! По капризу судьбы их жизни снова пересеклись, и было бы несправедливо, если бы та же судьба развела их теперь в разные стороны. Он принадлежит ей, а она — ему. Он предназначен для нее. Разве может она отпустить его теперь?Ее охватило отчаяние. Еще крепче обхватив его, она зажмурилась. Нет. Покинуть его она не сможет.Ее руки медленно скользили по его телу. Прикоснувшись губами к его коже, она пыталась навсегда запечатлеть в памяти его вкус, форму его тела, запах. И когда ее рука оказалась между его ног, прикоснувшись к напряженному, затвердевшему от ее прикосновений символу его мужественности, она прошептала, глядя ему в глаза:— Эштон… прошу тебя…Он снова соединился с ней, и ей захотелось удержать его внутри навсегда. Но всему приходит конец, даже близости. И когда все закончилось на этот раз, она почувствовала пустоту. Ей стало страшно.Эш почувствовал ее тревогу. Он поцеловал ее в лоб, ласково погладил по голове. Солнце уже село, и в тени стало холодно, но им было тепло: их согревал еще не прошедший окончательно жар страсти.— Тебе не о чем беспокоиться, любовь моя, — тихо сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30