Сдержанно поцеловав затянутую в перчатку руку Энни, холостяк-аристократ пригласил ее на тур вальса. Ростом он едва доходил Энни до бровей.
— Я видел, как вы шли сквозь встречающих, — сказал он, — вы — та самая Энни Трэмейн.
— Меня трудно не заметить, милорд, из-за моего роста, цвета волос и эксцентричной фигуры.
Он улыбнулся:
— У вас спортивная фигура. А я-то думал, что сегодня буду скучать.
— Да, а сейчас? — развернувшись в вальсе, она продолжила, — вы не скучали в безлюдных местах.
— Это расценивать как предложение?
— Скорее как вызов.
Его голубые глаза блеснули:
— Ваши безлюдные места, какие они? Ее мечтательная улыбка смягчилась:
— Ничего подобного нигде больше нет. — Энни знала, что не сможет дать более исчерпывающего описания иначе, поэтому выбрала грубую откровенность пастухов овец:
— Это великолепие могло бы заставить восторженно пукать даже кенгуру.
При этом граф рассмеялся так громко, что несколько ближайших пар, прекратив танцевать, с интересом уставились на них. Она его покорила. Вспоминая тщетные старания бабушки выдать ее замуж за французского графа, Энни улыбнулась. Старая женщина несомненно танцевала джигу в эту минуту, где бы она сейчас ни находилась.
После бала Энни с графом, по заведенной традиции, отправились на пароме к Мэнли-Бич на фейерверк. Небольшой курорт Мэнли-Бич был так назван первым губернатором Нового Южного Уэльса, капитаном Филиппом, из-за своего сходства с телосложением аборигенов.
Недавно построенные двух — и трехэтажные дома создавали здесь атмосферу, подобную Брайтонской, хотя, конечно, хилое английское солнце ни в какое сравнение не шло с австралийским бриллиантовым блеском.
Энни видела многие приморские города мира; Рио-де-Жанейро, Гонконг, Сан-Франциско, но ни один из них не мог соперничать по красоте с Сиднеем и его пляжами.
Множество кафе и укромных уголков, откуда удобно было наблюдать празднование дня рождения королевы, находилось на тенистой пальмовой аллее. Фейерверк взорвал ночное небо, когда Альфред и Энни, мило болтая, пили эль из огромных запотевших кружек.
Точнее сказать, говорил только граф. Он весьма забавлял Энни.
— Вы должны увидеть чемпионат по лаун-теннису. В прошлом году я был на Уимблдонском турнире. Эффектное зрелище.
— Если вы не видели бокса кенгуру, то вы не видели эффектного зрелища. О, это просто захватывающе!
Аплодисменты и возгласы, приветствующие каждый новый огненный узор, то и дело прерывали их беседу.
Природа, однако, тоже не дремала и устроила состязание с фейерверком. Крупные дождевые капли, предвещая приближающийся шторм, застучали по затрепетавшим от порывов ветра зонтиков над столами. Кое-кто поспешил укрыться от непогоды в ближайших кафе.
— Мне кажется, нам лучше вернуться на паром, — заметила Энни. Она не хотела провести ночь в одном из пользующихся сомнительной репутацией отелей Мэнли и тем более иметь амурные дела с графом или с любым другим мужчиной.
Иногда ее интересовало, почему она равнодушна к сексу. «Даже животные Времени Грез этим больше интересуются, чем я», — подумала Энни и улыбнулась собственным нелепым мыслям.
Время от времени некоторая сексуальная холодность озадачивала Энни. И тогда она чувствовала себя опустошенной и одинокой. Порой Энни злилась на свою карьеру, сделавшую невозможной явную связь с мужчиной. В большинстве же случаев она стеснялась собственной роли, ощущая себя цирковым жонглером, который старается не уронить мяч.
Паром, исхлестанный косым дождем, раскачивался в закипающих волнах. Пассажиры ретировались с палубы в единственную каюту. Беззаботные улыбки на их лицах исчезли, уступив место беспокойству. Возле стен по периметру каюты стояло несколько скамеек. Но никто не предложил сесть ни графу, ни самой известной в Австралии женщине. Это был новый мир, без предрассудков, свойственных Старому Свету.
Если Альфред и разозлился, то не подал виду, чувствуя, что не может сделать ни шагу в сторону, так сильно была набита каюта людьми. Ноздри улавливали душный запах тел, неприятный запах несвежего белья и дешевого одеколона.
— Давай выйдем отсюда, — предложила Энни.
— Ха, это несерьезно. Там черт знает что творится, и я предпочитаю задыхаться в каюте, чем мокнуть под дождем.
Но Энни упрямая. Ничуть не заботясь о том, что могут о ней подумать окружающие, своенравная девушка оставила недавнего знакомого в каюте и выбралась наружу. Ветер тотчас хлестнул ее по лицу, и Энни, пошатнувшись, прислонилась к переборке. Стараясь сохранить равновесие, она наклонилась и медленно пошла против ветра по скользкой от дождя палубе. Волны бросали паром как игрушечный. Молнии раскалывали небо и освещали кромки бешено несущихся облаков.
Энни руками в мокрых окаменевших перчатках в поисках опоры ухватилась за перила. Дорогой шелк платья намок и был безнадежно испорчен, а растрепанное страусиное перо больно хлестало по лицу. Башмаки намокли, в них хлюпала вода, а чулки были влажными и холодными.
Она торжествующе рассмеялась.
— Вы теперь баныпи (Баныпи — персонаж ирландской мифологии.), — мужской голос перекрыл рев ветра.
Энни обернулась и увидела Райана Шеридана. Встреча оказалась совершенно неожиданной. Они с Шериданом встречались очень редко, пожалуй, только на ежегодных советах директоров компании «НСУ Трэйдерс». И каждый раз он был подчеркнуто холоден с ней, почти невежлив.
Его черные волосы налипли на лоб, и скулы, брюки и сюртук, намокшие от воды, прилипли к телу, как вторая кожа. Капли дождя блестели на губах и стекали по щекам. В глазах мужчины горело то же самое возбуждение, которое испытывала и молодая женщина. Освещаемые вспышками молний, они смотрели друг на друга.
— Чудесно, правда? — прокричала она. — Какое неистовство природы!
— Неудержимое, мисс Трэмейн, — и добавил, нежно щекоча губами ее ухо, — или опасное?
Энни стучала зубами от холодного западного ветра. Все ее существо переполнял восторг:
— И то, и другое.
Шеридан усмехнулся, зубы неестественно блеснули на фоне загорелой кожи:
— Эта проклятая погода забьет вас до смерти. Разрешите помочь? — И, не дожидаясь согласия, он сдернул с ее головы шляпу со страусиным пером, хлеставшим Энни по щекам, и отшвырнул прочь.
Мгновением позже она увидела, как шляпа упала в бушующие волны и пропала из виду.
Смеясь, Энни обернулась к Райану. — Спасибо большое. Она мне так надоела.
Затем девушка распустила волосы, которые сразу же взвились вокруг ее головы, образовав нимб, и властно разметались по плечам. В ее возрасте распускать волосы было почти все равно, что раздеться перед мужчиной. Шеридан пристально посмотрел на Энни. От волнения у обоих перехватило дыхание.
— Я совершил ошибку, — сказал Райан. — Я позволил освободиться вашей самой грозной силе.
— Моей силе?
— Вашей женственности.
Женственность. Энни никогда не считала себя особенно женственной. Скорее наоборот.
Чуть левее по борту показались огни Сиднея. Энни поспешно попыталась собрать свои непослушные кудри и перевязать их лентой. Но попытка не увенчалась успехом.
— Позвольте мне, — Шеридан осторожно взял ее за плечи и аккуратно, почти нежно развернул. Собрав волосы в горсть, он стянул их у нее на затылке в пучок своим галстуком.
Спустя какое-то время паром вошел под защиту сиднейской бухты, где вода была спокойнее. Некоторые из пассажиров осмелились выйти на палубу, невзирая на дождь, правда, уже начинающий стихать.
— О, вот вы где! — прозвучал отчетливый голос графа Данрэвела. — Когда вы не вернулись, я начал волноваться, боясь, как бы вас не смыло за борт.
— Спасибо, мистер Шеридан, — произнесла Энни, отступив на шаг назад от Райана. — А вы, Альфред, как раз вовремя, чтобы увидеть огни гавани. Кстати, вы не знакомы с мистером Шериданом? Он владелец «Сидней Диспетч». Райан, позвольте представить вам графа Данрэвела.
Пока паром пришвартовывался, Райан Шеридан стоял у нее за спиной.
Однако ближайшие несколько дней все ее помыслы и чувства занял Альфред. Вместе с ним Энни посетила Большие велогонки на Альберт-Граундс, бега на ипподроме, где толпа вставала и, обнажая головы, пела «Боже, храни королеву», и множество других мест. Экскурсия на лодках к Хаунсберри, прогулка под парусом, наблюдение за игрой в крикет и футбол.
Но прошла неделя, и девушка сделала вывод, что граф — легкомысленный, слабовольный и ленивый человек, который никогда не работал ради приумножения капитала. Энни быстро разочаровалась в нем и почувствовала облегчение, когда граф завершил свой австралийский вояж.
Она вернулась к себе в контору с ощущением полноты жизни. Разве что повседневные обязанности и дела несколько притупляли это радостное чувство освобождения.
Энни постоянно была чем-то обеспокоена. Видимо, на нее так действовали теснота и шум города. Да, наверное, так и было. Она уедет сразу же, как только разгребет навалившуюся на нее работу. Возьмет отпуск и вернется ко Времени Грез. Это будет и передышкой от утомительной роли и ее единственной радостью — как-нибудь сбежать к любимому Времени Грез.
Только там душа обретала покой, и сердцу становилось легко.
Глава 6
1879
28-й день рождения подтолкнул Энни оставить кресло Исполнительного директора «НСУ Трэйдерс». И она начала собирать чемоданы для столь нужных ей каникул, которые Энни решила провести на овцеводческом ранчо.
Железная дорога, строившаяся вот уже более 30 лет, до сих пор не достигла даже границ Нового Южного Уэльса и Виктории.
Энни ехала вместе с остальными пассажирами почтовой кареты, которая делала остановку в шахтерском городке Брокен-Хилл, на участке ее горнодобывающей компании. Под предлогом проверки работы рудников Энни и возвращалась во Время Грез.
Кровь возбужденно струилась по венам. Энни страстно желала сбросить свои тяжелые юбки и натянуть кожаные брюки для верховой езды. Уже в десятый раз она вынимала кружевной носовой платок из манжеты рукава и вытирала пыль, как, пудрой присыпавшую лицо и шею. Парусиновая занавеска была задернута для защиты от пыли, но духота и запах немытых тел пассажиров были еще нестерпимей.
Она, владелица целого торгового флота, могла бы иметь свою собственную карету и выезд. Но сейчас представился удобный случай затеряться среди обычных людей, людей, которые не знали и не хотели знать, кем была Энни.
При каждом удобном случае торговец из Брисбэна жаловался на скверную пищу, черствые бисквиты и сушеную говядину, которые путешественники жадно поедали на промежуточных станциях, а ночью в постелях щелкали вшей.
Энни переносила дорожные неудобства с безграничным терпением. Но больше всего ей досаждала близость Майка Гаррисона, самодовольного владельца овцеводческого ранчо вблизи Времени Грез. Это ранчо получило широкую известность из-за выведенного там и получившего приз тонкорунного барана по кличке Капитан Кук.
Майк Гаррисон каждый раз старался задержать подольше свою коричневую от загара руку на локте Энни, когда они, подпрыгивая на бесконечных ухабах, касались плечами.
Наконец карета достигла плато западной части колонии, и парусиновую занавеску вновь подняли. Энни засмотрелась на длинную траву, раскинувшуюся в необъятной степи, и подумала, сколько еще она сможет выдержать эти мучения, прежде чем выскажется вслух. Слишком важно было поддерживать дружественные отношения в безлюдных местах.
Гораздо хуже было то, что из отчетов, регулярно присылаемых управляющим Зэбом, явствовало: дела на овцеводческом ранчо Время Грез из рук вон плохи.
Брокен-Хилл представлял собой скопление ветхих шахтерских лачуг, а также пабов и борделей. На почтовой станции Энни подобрала юбки и пошла по дощатому настилу к желтому дому, где размещалась маркшейдерская контора. Старый мужчина в кепке с козырьком направил ее в контору «Разработки Брокен-Хилл»:
— Вы найдете ее в конце Йодид-стрит.
Край света выглядел бы, наверное, лучше. Энни порадовалась, что надела крепкие ботинки. Хижина, важно именуемая конторой разработок, притулилась на самом краю холмистого склона и, казалось, вот-вот съедет вниз. Внизу рабочие с кирками и лопатами сновали меж крепежных лесов. Исхудавшие пони вытаскивали руду наверх по крутым дорожкам.
Энни порядком взмокла, пока вскарабкалась по лестнице, ведущей к конторе управляющего, и вошла в здание под железной крышей. Внутри конторы было жарко, как в духовке.
Мужчина в возрасте пятидесяти лет с пушистыми мощными бакенбардами сидел за столом. Очки не могли скрыть покрасневшие от усталости глаза. Мужчина что-то писал карандашом в открытой канцелярской книге. Пот, стекавший по его щекам, оставлял на них светлые полосы, и поэтому лицо казалось серым от копоти и пыли. Энни придала своему голосу властное выражение. У нее это никогда не получалось естественно:
— Я бы хотела обсудить с вами дела рудника.
— Ага, никак сама королева Виктория пожаловала?
Она улыбнулась:
— Вам, наверное, не слишком нравится ваша работа?
— Взгляните, мне некогда даже получить взбучку.
Не спрашивая, Энни присела на краешек высокого стула рядом со столом. Платок сразу взмок от влаги, когда она промокнула им пот с лица и рук. — Вам нужен помощник, чтобы разгрести все это?
Мужчина пристально посмотрел на Энни, как будто только что увидел:
— Ну да, и это нужно было сделать с самого начала.
— Что еще?
— Вы меня что, разыгрываете?
— Я и в самом деле говорю серьезно, я в состоянии кое в чем вам помочь.
— У вас есть рука в «НСУ Трэйдерс»?
— Ну, можно сказать, и так.
Он отложил карандаш в сторону:
— Ладно, передайте старой леди, что мы не получили в срок обещанного оборудования. Имея только пони с телегами, мы далеко не уйдем.
— Что еще?
— Люди, работающие в шахтах и шурфах, мрут от рудничной пыли.
— Что вы предлагаете, чтобы этого избежать?
Мужчина снова внимательно посмотрел на Энни поверх очков:
— Улучшенную вентиляцию и прекращение сухого бурения. — И пожал плечами:
— Я не люблю жаловаться и скулить, но кто-то же должен изменить условия труда шахтеров к лучшему. А не то вмешается профсоюз, и тогда компания останется с носом.
— Я не думаю, что владельцы осведомлены о ситуации, — Энни закусила нижнюю губу. — Как долго можно разрабатывать эту серебряную жилу до полного истощения?
— С хорошим оборудованием вы могли бы вести добычу хоть до Судного дня. — Его усталые глаза на секунду вспыхнули. — Но самое ценное здесь не серебро, а железная руда. Я люблю исследовать, искать. Вы знаете драгоценные и полудрагоценные камни, но я нашел нечто более стоящее. Целые горные цепи железной руды.
Он взвесил на руке тяжелый кусок серого камня, лежавшего на столе:
— Вот образец, — и протянул Энни, — самое лучшее, что когда-либо попадало в сталеплавильную печь. Здесь в этих холмах его достаточно, чтобы обеспечить железом весь мир на ближайшую сотню лет.
— Как ваше имя?
— Блери. Тимоти Блери. Энни вернула мужчине образец руды и стряхнула пыль с перчаток.
— Если Эндрю Карнеги смог сделать это в Америке, то и мы сможем сделать это в Австралии. Я сообщу в «НСУ Трэйдерс» то, о чем вы мне сейчас рассказали. Если ваше открытие подтвердится, то вы, Тимоти, получите гонорар в размере три процента от дохода «Разработок Брокен-Хилл».
Выражение лица маркшейдера было скептическим:
— Вы не погорячились? Ладно, расскажите это старой леди, но боюсь, вам будет нужна поддержка, когда вы захотите ее в чем-либо убедить.
Он вернулся к своим записям. Улыбаясь про себя, Энни покинула контору, но снаружи ее улыбка тотчас же испарилась: она увидела Майка Гаррисона. Он ее поджидал.
— Вуаль и пыль не помешали мне узнать вас. Вы — мисс Трэмейн, не так ли?
Она шла, не останавливаясь:
— А вы — мистер Гаррисон, не так ли?
Его губы плотно сжались под крючковатым носом. Прекрасно, она его задела.
Гаррисон приноровил свой широкий шаг к ее дробной поступи.
— Я ждал, пока мы сможем поговорить с глазу на глаз. Не думаю, что вы смогли бы многого добиться, спасая свое ранчо. Если не кролики, то засуха так или иначе довершит ее крушение.
— О, неужели вы думаете, что ваше ранчо это переживет?
Гаррисон загадочно ухмыльнулся. Его красное лицо пьяницы еще больше побагровело. Он стащил с головы широкополую шляпу и держал ее в руке, обнажив редкие волосы, зачесанные назад:
— Я берегу свое ранчо, а вы относитесь к своему небрежно.
— С помощью денег можно решить любые проблемы.
— Я слышал, что вы умная и деловая женщина. Настолько умная, что извлекаете выгоду даже из самых безнадежных предприятий. — Он смерил Энни долгим испытующим взглядом, начиная от шляпы из итальянской соломки и кончая пыльным дорожным костюмом и застежками на ботинках. — Ваше ранчо наверняка не единственное, к чему вы относитесь небрежно.
Энни задохнулась от возмущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26