Для этого потребуется в два раза больше сырья, то есть деревьев, которые будут срублены. Вместе с лесом будет погибать и животный мир. Этот ваш проект учитывает то, какой урон будет нанесен окружающей среде?— Боюсь, что не смогу ответить на ваш вопрос. Моя задача состоит в том, чтобы способствовать развитию промышленности на территории штата — как отечественной, так и иностранной. Моей главной заботой является увеличение государственного дохода, а также повышение уровня жизни людей.Поймав взгляд Рида, который направлялся в их сторону, сенатор поспешил завершить беседу:— Люди — вот моя забота, самая первая и самая важная. Об остальном, я думаю, вы поговорите с Сейер-зом. Только он, как держатель основного пакета акций, имеет право сказать последнее слово.Сенатор коротко и сухо кивнул и отошел к ожидавшему его помощнику. Рид проводил его внимательным взглядом и повернулся к Камми.— По-моему, ты уже догадался, о чем у нас шла речь.— Думаю, да.Подавляя возмущение, Камми тихо спросила:— Почему ты ничего не рассказал мне?Рид ответил после непродолжительного молчания:— Я сейчас не думал об этом, да и в двух словах обо всем не расскажешь. Я с радостью побеседую с тобой на эту тему, но только не здесь. Может быть, за ужином?Камми подумала, что ресторан будет подходящим нейтральным местом, гораздо более удобным, чем чужая квартира, где она остановилась.— Где? — спросила она просто.Рид посмотрел на циферблат золотых часов.— У нас заказан столик в «Луи XVI» приблизительно на это время.«Луи XVI», мрачноватый и изысканный в своем красно-золотом убранстве, был одним из городских бастионов французской континентальной кухни. Его официанты отличались высоким профессионализмом и были начисто лишены рабского угодничества. Камми была благодарна Риду за то, что он пригласил ее сюда. Она с рассеянным наслаждением пробовала сменявшие друг друга великолепно приготовленные блюда. Все ее мысли сейчас занимала бумажная фабрика.Скорее всего, так все и было, как говорил Рид: ничего конкретного относительно продажи фабрики решено не было. Представители шведского конгломерата присутствовали на фабрике в качестве наблюдателей, они объездили окрестности городка, чтобы составить представление о размерах земельных угодий, полноправным собственником которых являлась «Бумажная Компания Сейерз-Хаттон», а также тех участков леса, которые были арендованы ею на девяностодевятилетний срок. Шведы заключили договор с одной из независимых бухгалтерских контор, которой поручалось провести анализ финансовых операций предприятия. Срок проверки истекал через две недели. Но официального предложения о покупке еще сделано не было, и ни одна из сторон не имела перед другой никаких обязательств.Камми слушала рассуждения Рида, сосредоточившись не на смысле слов, а на интонациях его голоса. Когда он замолчал, она откинулась на спинку стула и медленно проговорила:— Ты ведь именно поэтому вернулся домой, правда? Чтобы продать фабрику?— Я вернулся домой, потому что мне позвонил отец и попросил приехать, вот и все. В ту же ночь у него случился сильнейший сердечный приступ, и я бы очень удивился, если бы мне сказали, что переживания из-за продажи фабрики здесь ни при чем. Но нельзя отрицать и того, что перспективы расширения производства весьма заманчивы. Ты и сама это понимаешь.Да, Камми понимала. Понимала она и то, что он мог хотя бы упомянуть о возможности такой сделки, он же не обмолвился ни словом. Почему? Предпочитал молчать до тех пор, пока дело не будет сделано, опасаясь найти в ее лице лишнего противника? Или считал продажу исключительно своим личным делом?Откровенно говоря, она не имела к фабрике никакого отношения. Предприятие принадлежало Риду, за исключением той доли прибыли, которая досталась по наследству Киту и его брату Гордону, и только Рид имел право распоряжаться им по своему усмотрению. У него не было никакой необходимости обсуждать с ней свои проблемы так подробно, как он делал только что. И все же, как ни крути, в данном случае на карту было поставлено очень многое: от исхода этой сделки зависела жизнь не одного человека.Взяв в руки бокал с вином, Камми стала медленно поворачивать его, наблюдая, как играют в золотистой жидкости отблески света стоявшей на столе свечи. Не глядя на Рида, она сказала:— А ты подумал о том, как это все отразится на жизни Гринли и всей округи?— Я подумал не только об этом, — немедленно отозвался он. — Гринли — умирающий городок, ты не заметила этого до сих пор? Половина магазинов на главной улице закрыта. Два из трех автомобильных салонов прогорели. Когда-то в городе было три кинотеатра, семь или восемь ресторанчиков, три или четыре парикмахерских. Теперь ничего этого нет. Куда же, скажи, все подевалось?Камми едва заметно пожала плечами.— Многие магазины перестали существовать, когда открылся «Уол-Март». Действительно, не стало комиссионки, магазинчика уцененных вещей, но ведь в «Уол-Марте» работает вдвое больше людей, чем во всех исчезнувших лавочках, вместе взятых. Рестораны закрылись, когда появились передвижные экспресс-кафе. Понимаешь, люди сейчас более подвижны. За покупками они стремятся ездить в большие города, где шире выбор машин, одежды, где можно спокойно посидеть в каком-нибудь ресторанчике, не здороваясь через каждые две минуты с очередным знакомым или родственником. Так что дело совсем не в том, что люди уезжают из Гринли.— И все же они уезжают, — настаивал Рид. — Как бы мы ни старались сохранить рабочие места, многие процессы на фабрике приходится автоматизировать, чтобы остаться конкурентоспособными на рынке бумагопроизводителей. А это значит, что сегодня на производстве занято меньше людей, чем десять лет назад.— Но ведь и детей теперь рождается меньше, — вставила Камми.— Да, это так, но этот факт не имеет значения, кроме одного аспекта — семьи стали жить более обеспеченно, и все больше денег тратится на образование детей; дети учатся, получают дипломы и, не найдя себе занятия в Гринли, уезжают в Новый Орлеан и Батон-Руж, в Атланту и Лос-Анджелес. Так не должно продолжаться.— Наверное, ты прав. То, что нам нужно, это развитие какой-нибудь новой промышленности. Слишком долго Гринли был захолустным городком, где вся жизнь вращалась вокруг одной-единственной бумажной фабрики.— Я с тобой совершенно согласен, — серьезно сказал Рид, — но этого не произойдет до тех пор, пока мы не будем иметь свободного доступа к национальному рынку, проще говоря: четырехполосной магистрали до центра Северной Луизианы. А для этого нужно, чтобы в казне штата появились дополнительные деньги. Этого мы дождемся через много лет, когда завершится очередной экономический цикл. Шведы же предлагают свои услуги сейчас.Камми подалась к нему всем корпусом и напряженно заговорила:— Им потребуется слишком много леса, пусть даже они не начисто вырубят его, хотя и это вполне возможно. Дожди быстро размоют почву, которую больше не будут удерживать корни деревьев, и все ручьи, речки, озера и пруды заплывут илом. Очень многие из этих водных артерий еще не оправились от загрязнения сороковых-пятидесятых годов, а с новой угрозой им просто не справиться; так что нашему округу придется затратить на восстановление природных ресурсов столько же средств, сколько прибыли дадут новые рабочие места, а может быть, и больше!— Но природоохранная служба следит за состоянием водного бассейна, — сказал Рид с едва заметным раздражением. — Она не допускает такой катастрофы.— Не исключено. Однако она не станет бить в набат, если кое-где начнут исчезать ручьи. А именно так и получится.— Но зато будут созданы две тысячи новых рабочих мест; люди перестанут уезжать отсюда, наоборот, начнется приток рабочей силы, здесь поселятся новые семьи. Несколько тысяч человек станут жить лучше!— Есть и другая сторона дела, — упорствовала Камми. — Естественно, что в случае расширения производства будет затронут тот лесной массив, который расположен непосредственно за теперешней фабрикой. А ведь это девственный лес, которого почти не осталось в нашем штате. До сих пор там не было вырублено ни одного дерева. Единственное, к чему приложилась человеческая рука, так это к расчистке нескольких просек для прогулок и двух-трех полян для пикников. Рид поджал губы.— Я прекрасно об этом осведомлен, потому что мой отец, а до него — его дед, приложили немало усилий, чтобы сохранить заповедные места в первозданном виде.— А осведомлен ли ты о том, что эта зона является одним из немногих мест обитания красноголового дят-ла? Тебе известно, что красноголовый дятел — вид, ко-торому грозит вымирание?— Но ведь это же не единственное место…По его тону Камми поняла, что Рид начал сдавать позиции и переходить к обороне. Она твердо продолжила:— Нет, не единственное, зато самое лучшее. Всем дятлам нужен старый лес, они ведь не могут выдалбливать дупла в молодых сильных деревьях, которые лесничество обычно высаживает на места вырубок. К тому же в коре таких деревьев невозможно найти насекомых, колонии которых селятся, как правило, в подгнившей, трухлявой древесине. Кстати, насчет древесины: дятлам требуется твердая древесина, а не та сосновая поросль, что поднимается на месте старых лесов, срубленных для нужд фабрики.— С каких это пор, — с издевкой спросил Рид, — ты стала экспертом по среде обитания красноголового дятла?— Я наблюдала за ними всю жизнь! Мой отец очень любил птиц. Он называл этих дятлов «индейцами».— Мой тоже так называл их, — мягко сказал Рид. — И мне хотелось бы сделать все возможное, чтобы спасти этих симпатичных пичужек, но, видишь ли, люди для меня гораздо важнее птиц.— Ты цитируешь сенатора, — сердито, с пренебрежением бросила Камми. — Мог бы быть чуть-чуть пооригинальнее.Рид был совершенно спокоен.— А ты не подумала о том, что это сенатор цитирует меня?Камми бросила на него уничтожающий взгляд. Дрожащими от обиды и гнева руками она вцепилась в край стола и срывающимся голосом проговорила:— Совсем не важно, кто сказал это первым. Это только предлог для того, чтобы делать все, что тебе выгодно, отмахнувшись от разумных доводов.— Разумными в данном случае, — ровным тоном заметил Рид, — я считаю свои аргументы.— Бесспорно! Ты придумал себе оправдание, чтобы успокоить совесть, когда придет время забрать денежки и скрыться. Все очень просто!Ярость огнем вспыхнула в его синих глазах.— Наоборот, все очень непросто!— Еще бы! — со злостью продолжала Камми. — Я сама возьмусь за это дело и не дам тебе спать спокойно. Я создам общественные комитеты, организую петиции, вызову представителей прессы. Я подниму такую шумиху, что ты не обрадуешься! Ты не сможешь слышать слово «швед», а «шведы покупают бумажную фабрику» — и подавно!Рид выпрямился на стуле и резким движением отодвинул от себя тарелку. Он протянул к Камми руку, словно хотел дотронуться до нее. Но она отшатнулась, и его ладонь легла на стол.— Послушай, Камми, — он понизил голос, — если ты собираешься делать все это из-за того, что случилось прошлой ночью…— Прошлая ночь не имеет к этому никакого отношения.— Правда? — переспросил он. — А мне показалось, я напугал тебя, и ты решила выбросить меня из своей жизни. И как раз подвернулся удобный случай.Камми напряглась.— Если бы я хотела избавиться от тебя, то не стала бы искать никаких удобных случаев! — отрезала она.— Возможно, все получилось неприятнее, чем ты представляла, но больше у тебя проблем не будет — я ухожу.— Я сказала тебе…— Да, ты сказала, — перебил он. — Трудно поверить, что кто-нибудь может до такой степени любить дятлов!Официант, выросший за спиной Рида, выбрал не совсем подходящий момент, чтобы спросить, не нужно ли принести еще чего-нибудь.— Да. Счет, — ответил Рид. Его убийственно спокойный тон и лед в глазах были защитной стеной, за которой скрывались эмоции, слишком бурные для цивилизованного общества.Официант, лицо которого стало белее перекинутой через руку салфетки, мгновенно испарился, чтобы сделать все возможное для ускорения процедуры расчета.Рид проводил Камми до дома, но заходить не стал — она не пригласила его, так как не была уверена в том, что ее нервозное приглашение соблазнит его. «Я довольна», — сказала она себе, делая упор на последнем слове. Камми не принадлежала к тому типу женщин, в которых гнев пробуждает сексуальность, и ее вовсе не интересовал мужчина, который печется о деньгах больше, чем о красоте окружающей природы. Ей уже довелось побывать замужем за одним из таких.Мало-помалу злость стала уходить, уступая место депрессии. Какое-то время Камми казалось, что Рид не такой, как все, что он особенный. Как больно было ошибиться. Конференция прошла словно в тумане. Она ходила на заседания и участвовала в работе комитетов, но с трудом понимала, что обсуждается и какие решения принимаются.Она заходила со знакомыми в бар, чтобы выпить по бокалу вина и поболтать, но потом, как ни силилась, не могла вспомнить, что кому говорила.Камми гуляла по Французскому кварталу; любовалась картинами странствующих художников, выставленными на площади Джексона, заказывала кофе с молоком в «Кафе дю Монд», купила гранатовый браслет в антикварном магазинчике на Королевской улице. Она водила подругу, которая не знала города, по району Садов; выбирала себе летний костюм на Канале; провела вечер в «Пат О'Брайен», приложив максимум усилий, чтобы увидеть дно бокала невероятных размеров, наполненного до краев какой-то зажигательной смесью под названием «Ураган». Все это было приятно, но мысли ее были заняты другим.Все свободное время Камми было занято составлением черновых набросков того, чем она займется сразу же по приезде домой, как начнет воплощать в жизнь свои угрозы. Она развернет против Рида такую кампанию, какая ему и не снилась. Вполне возможно, ей не удастся переубедить его, но он обязательно почувствует, когда все закончится, что побывал в настоящем сражении. Она заставит его почувствовать это.Камми вздохнула с облегчением, когда конференция наконец закончилась и можно было начать сборы домой.Воскресным вечером, выруливая на подъездную дорогу к «Вечнозеленому», она увидела стоявший во дворе «Лендровер» Кита. Только этого ей сейчас и не хватало! Камми захлестнула волна дикого раздражения, смешанного с тревогой. Автомобиль загораживал въезд в гараж, а сам Кит, по всей видимости, находился в доме.Он был на кухне. Стоял, прислонившись к открытой дверце холодильника, поедая прямо из сковородки персиковый коблер и запивая его молоком из пакета.— Эй, я проголодался, поджидая тебя, — сказал он, изобразив улыбку маленького мальчика, когда увидел, с каким отвращением Камми на него смотрит. — Кроме того, никто не умеет так готовить персиковый коблер, как Персфон.Камми поставила к стене дорожную сумку, потом сняла с плеча маленькую дамскую сумочку из мягкой черной кожи и положила ее на стол. С трудом сдерживая себя, она спросила:— Как ты сюда вошел?Прежде чем ответить, Кит поставил сковородку с коблером в холодильник и сделал большой глоток молока.— Я случайно увидел, как к дому подходил муж Персфон. Он нес тебе ужин. Ну я и сказал ему, что сам занесу.Все это значило, что Кит уговорами и угрозами заставил мужа Персфон, ветерана с протезом вместо ноги, который был вдвое старше его, отдать ключ домработницы. Интересно, сколько времени ему пришлось ждать, чтобы выследить старика?— Замки в дверях этого дома исправно работают уже сто лет, иначе бы я сменила их. А так как я не собираюсь этого делать, то требую вернуть мне ключ Персфон, — сказала Камми.Кит засунул руку в карман и посмотрел в лицо Камми, о чем-то размышляя. Потом вытащил большой металлический ключ на кольце и позвякал им перед собой.— Предлагаю обмен, — заявил он.— Что это значит?Кит не спеша допил оставшееся в пакете молоко, закрыл дверцу холодильника и бросил ложку, которой ел коблер, на стол. Затем достал из кармана какую-то желтую бумагу и положил ее на стол поближе к Камми.— Я подсчитал, сколько будет стоить ремонт «Ровера».Камми подумала, что нужно будет выбросить остатки коблера и купить новый пакет молока. Не прикасаясь к желтому листку, она резко спросила:— В честь чего я удостоилась лицезреть это?— Ну, не надо таким тоном, детка. Ты ведь знаешь, что стоишь мне двух фар, не говоря уже о капоте.Камми была отнюдь не расположена вести этот разговор. Отчетливо выговаривая каждое слово, она произнесла:— Я не твоя детка и никогда ею не была, я, насколько тебе известно, презираю мужчин, которые называют женщин детскими именами. Если у тебя проблемы с твоим «ровером», то разбирайся с ними сам. Меня они абсолютно не волнуют. Твои долги меня не касаются.— Но у меня же нет денег! — запротестовал Кит, разводя руками.— А у меня есть, ты это хочешь сказать?— Ведь это ты разбила машину, и ты это знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36