Он внимательно разглядывал ее, прищурив глаза и замечая абсолютно все: то, что она сегодня специально принарядилась, и то, как поднимается и опускается ее грудь под кружевной косынкой, когда она тяжело дышит, изо всех сил стараясь скрыть волнение. Каштановые волосы полковника, влажные от пота, выступившего на висках, слегка вились, несмотря на то, что он старательно зачесывал их назад. На одном из пальцев правой руки, которой он прикрывал кипу бумаг, выделялось чернильное пятно. На манжетах и воротнике его рубашки, сшитой из простой льняной ткани, не было кружев, что придавало ему еще более строгий и недоступный вид. Фелиситэ неожиданно пожалела, что пришла сюда. Она ничего не добьется от этого человека, лишь будет чувствовать себя униженной. Кроме того, она сама и ее отец могут оказаться в еще более тяжелом положении, если такое вообще возможно.— Я вас слушаю, мадемуазель Лафарг.— Как вы, наверное, догадались, полковник, — проговорила Фелиситэ глухим голосом, умоляюще сцепив руки, — я пришла к вам из-за отца. Он, как и все остальные, арестован совершенно несправедливо. Этому нет никакого оправдания.— Вы утверждаете, что ваш отец и другие арестованные невиновны в заговоре против испанской короны? — Несмотря на брошенное девушкой обвинение, вопрос прозвучал абсолютно бесстрастно.— Как они могли организовать заговор, если наместник короля даже не приступил к управлению колонией? Франция отказалась от нее, а Испания еще не заявила на нее своих прав.— Это не так. После подписания договора в Фонтенбло сюда прибыл испанский губернатор. И если Уллоа не стал предъявлять верительных грамот, то поступил так только потому, что хотел избежать новых проявлений недружелюбия со стороны населения. Однако никто из людей, устраивавших шествия и выкрикивавших возмутительные призывы, не сомневался в том, что Луизиана стала частью испанских владений. Следовательно, их поступки свидетельствуют об их виновности.— Я придерживаюсь другого мнения, — возразила Фелиситэ. — Но даже если все именно так, как вы утверждаете, почему арестовали именно их, а не других? Почему бы тогда не взять под стражу всех взрослых жителей колонии, каждого, кто говорил, пусть даже шепотом, или хотя бы осмелился подумать о том, что здесь можно управлять самим, а не подчиняться королю, которому Нет дела до нашего блага и который находится за несколько тысяч миль отсюда? Если это, по-вашему, заговор, тогда почти все население колонии окажется одинаково виновным. Вы поступили подло, арестовав всего несколько человек за преступление, в котором повинны очень многие.— На свете есть немало убийц, однако в тюрьму попадают те, кого застали на месте преступления или чью вину можно как-нибудь доказать.— Мой отец не убийца! Он купец. Он торгует шелковыми и хлопковыми тканями и на досуге любит размышлять об идеалах. А это вовсе не значит, что его можно бросить за решетку. Вы поступили так только из жалкой мести!Мак-Кормак поднялся, оттолкнул назад стул и, обойдя вокруг стола, встал рядом с девушкой, опершись рукой о его крышку.— Полагаю, мадемуазель, — произнес он с мрачным любопытством, — мы наконец добрались до сути дела?Фелиситэ с трудом подавила желание отодвинуться.— Да, мне тоже так кажется. Вы один из старших офицеров из окружения О'Райли. Вы сочли оскорбительным то традиционное выражение презрения, которое получили от слуги моего отца в тот день, когда так демонстративно красовались на улицах города. А потом, во время танцев…— Это оскорбление, если не ошибаюсь, мне нанесли с вашей легкой руки, не так ли, мадемуазель?Фелиситэ от досады прикусила губу. Она вдруг почувствовала какое-то странное смущение, не знакомое ей раньше и заставившее ее покраснеть. Ей хотелось оправдаться в надежде, что это поможет облегчить участь отца, и в то же время она опасалась навредить Валькуру, справедливо полагая, что он, несмотря на то что его сейчас нет в городе, может попасть в руки испанцев, если О'Райли захочет допросить его более основательно насчет его политических убеждений.— Ведь это сделали вы, правда? — снова спросил полковник, приподняв бровь.— Да, я. — Фелиситэ смотрела теперь на пейзаж долины Луары, написанный маслом в темных тонах, висящий на стене позади Мак-Кормака.— Я тогда удивился, почему ваш брат, который находился поблизости, не попытался вас остановить. Может, он тоже поддерживает ваши мятежные устремления?Беседа принимала опасный оборот.— Он вряд ли думает о чем-либо, кроме преимущества одного, сорта нюхательного табака перед остальными и о других подобных вещах. Тогда ему, скорее всего, просто не захотелось вмешиваться, и все. Вы ведь сами имели удовольствие разговаривать с ним, когда его задержали, и наверняка убедились в том, что он никакой не революционер, иначе вы бы не разрешили отпустить его.— Я не подписывал никакого разрешения.— Но кто-то должен был его подписать. Полковник вплотную приблизился к столу, скрестив руки на груди.— Я об этом не знаю. — Его голос сразу сделался строже.— О чем вы говорите? Он что, сбежал? — Фелиситэ смотрела на него, широко открыв глаза, стараясь понять, куда он клонит и как это может отразиться на судьбе ее отца.— Похоже, он спокойно вышел и исчез, пока охранники сражались с женщинами, которые буквально осадили казармы в надежде узнать что-нибудь о судьбе своих мужей. А почему дверь оказалась незапертой, нам еще предстоит выяснить.— Если такое случилось однажды, это может повториться снова, — нерешительно предположила Фелиситэ.— Нет, вы ошибаетесь. Теперь казармы охраняют специально подобранные люди, самые надежные из моей роты.— О да, — воскликнула девушка с отчаянным безрассудством, — чтобы больше никому не удалось спастись! Все эти адвокаты, плантаторы и торговцы должны страдать в назидание всем нам! Иначе ни вы, ни О'Райли просто не успокоитесь.— Приказ найти и наказать зачинщиков восстания отдал сам король Карлос. Так что мы с генерал-губернатором арестовали этих несчастных не по собственной злой воле. Я только выполнил приказ моего прямого начальства, который, в свою очередь, получил письменные распоряжения из Испании.— Распоряжения, — с презрением проговорила Фелиситэ, — оправдание для тех, кто руководил этим делом, сознавая, что поступает несправедливо. Неужели вы в самом деле надеетесь, что я с вами соглашусь?— Но такова правда.Напряжение, тревога и бессильная злоба, накопившиеся в душе Фелиситэ за последние дни, заставили ее позабыть об осторожности.— Что вы понимаете о правде, вы, наемный вояка, привыкший к обтекаемым фразам, позволяющим вам забыть угрызение совести, обрекая людей на смерть?— Вы считаете, я лгу?Взгляд Мак-Кормака сделался мрачным, хотя в голосе его по-прежнему звучали металлические нотки. Фелиситэ решила, что зашла слишком далеко. Она опустила ресницы и закрыла лицо ладонью.— Я сама не знаю, что говорю. Просто… Все случилось так быстро, и я очень переживаю за отца. Почему? Почему обязательно он? За что он должен страдать? Он не фанатик и не мятежник, а тихий и мирный человек. Он любит читать, увлекается различными идеями, но он не собирался устраивать революцию.— Иногда именно такие люди становятся наиболее опасными. — Теперь полковник Мак-Кормак, казалось, говорил мягче. — Не надо отчаиваться, мадемуазель. Тех, кто содержится под арестом, будут судить в соответствии с их поступками. Если ваш отец действительно не виновен, как вы утверждаете, это найдет свое отражение в приговоре. Его могут оправдать, или ему придется провести в тюрьме всего несколько лет.— Несколько лет в тюрьме и конфискация всего имущества, всего того, что ему удалось нажить! Значит, я должна уповать на эту маленькую милость? Если от нее так много зависит, можно узнать, кто возьмет на себя роль судьи, в руках которого будет находиться жизнь моего отца?Полковник впервые отвел глаза в сторону. Черты его лица сделались жесткими.— Его будут судить сразу несколько судей в присутствии генерал-губернатора и нескольких старших офицеров.— Не сомневаюсь, это будут испанские судьи и испанские офицеры. — Фелиситэ горько улыбнулась. — Вы тоже будете среди них, полковник?— Да. Это мой долг.— И что же нужно для того, — спросила она, тяжело вздохнув, — чтобы моего отца судили справедливо и беспристрастно и чтобы приговор был как можно более мягким?Брови Мак-Кормака сошлись на переносице, он приблизился к девушке и теперь возвышался над ней, словно гора.— Простите, мадемуазель, если я ошибаюсь, но вы хотите предложить мне взятку?Эта мысль была не такой уж необоснованной, как могло показаться. Коррупция, продажность, оказание взаимных услуг, тайные подношения давно стали частью повседневной жизни далекой колонии, где законы, придуманные за тридевять земель с благими намерениями, не давали развиваться торговле на этих берегах. Кроме того, предыдущие губернаторы, присылаемые сюда французским правительством, гораздо больше заботились о пополнении собственного кармана или о достижении положения, позволявшего им делать дальнейшую карьеру при дворе Людовика XV, чем о честном и полезном правлении вверенными им владениями. При французских властях такую довольно грубую попытку прозондировать почву скорее всего встретили бы с наигранным возмущением и с бурными протестами, чтобы потом принять предложение с очаровательной улыбкой. Полковник улыбаться не собирался.— Я не хотела вас оскорблять, — поспешно проговорила Фелиситэ. — Я только пыталась найти самый верный способ помочь отцу.— Поверьте, мадемуазель, таких способов просто не существует. Хотя суд может установить степень невиновности или виновности подсудимого, его приговор утверждает генерал-губернатор как лицо, облеченное верховной властью в Луизиане. Поэтому ни вы, ни я никак не можем повлиять на окончательное решение. — Выражение лица Мак-Кормака по-прежнему оставалось жестким.— Неужели я, по-вашему, должна поверить, что вы, как земляк генерал-губернатора, как человек, которому он помог занять высокий пост, сделав своим заместителем, не имеете на него никакого влияния и не можете ничего ему сказать?— Мало ли о чем могут сплетничать?— Знание иногда равносильно разнице между жизнью и смертью. Почему нам нельзя обсуждать между собой тех, кого прислали управлять нами? — На этот раз полковник не стал отрицать, что О'Райли может прислушаться к его мнению. Что если он перед этим отказывался лишь из гордости, только для того, чтобы она еще больше отчаялась, а заодно и назвала большую сумму, которую они с отцом согласны предложить? Фелиситэ внимательно смотрела на собеседника, готовая воспользоваться малейшим шансом, со смущением отмечая про себя, что он следит за ней с теми же намерениями.— Я офицер колониальных войск, наемник, — ответил он подчеркнуто строго.— Вы второй человек после генерал-губернатора, в вашей власти было замять тот случай с горшком или дать ему ход, как вы сами тогда заявили. Если это так, то вы вполне можете добиться снисхождения моему отцу.— Эта привилегия принадлежит лишь дону Алехандро О'Райли, как верховному управляющему колонией.— А что же вы сами, полковник Мак-Кормак? Неужели вам не хочется занять такой же пост и оставить собственный след в истории Нового Света? Если отца освободят, он будет настолько признателен, что с удовольствием поможет вам получить торговые концессии или какойнибудь другой доступ к товарам, доход от которых не помешает вашей будущей карьере.— Доступ к товарам? Насколько я понял, вы предлагаете мне заняться контрабандой или, может, даже каперством?— Если вы это предпочитаете.— Скажите, — бесстрастно продолжал Мак-Кормак, — ваш отец знает о том, что вы обещаете от его имени?Такое проявление интереса вызвало у Фелиситэ легкую дрожь от охватившего ее торжества.— Нет, не знает, но я не сомневаюсь, он пойдет вам навстречу во всем, что только понадобится.— Я не подозревал, что он располагает возможностями, о которых вы только что упомянули. Мне кажется, королевским властям не помешает более тщательно изучить дело мсье Лафарга, а возможно, и заново описать его имущество!Полковник, прищурившись, наградил девушку неожиданно холодным взглядом; блестящие изумрудные глаза ирландца, казалось, пронзали ее насквозь. Фелиситэ наконец поняла, что он действительно остался равнодушен к возможности разбогатеть. С трудом уверившись, что ей так не повезло, она процедила сквозь плотно сжатые губы:— Если вас это удовлетворит, полковник, если вы решили мстить нам до конца, что ж…Несколько долгих минут Мак-Кормак пристально разглядывал девушку, скользя глазами по ее медово-золотистым локонам, собранным под муслиновым кружевным капором, изучая очертания ее щек, округлость груди под корсетом, подчеркивающим стройность ее талии и роскошную пышность юбок. Такой откровенно оценивающий взгляд заставил Фелиситэ задрожать от гнева и еще от какого-то чувства, которое она даже не могла точно определить.— Если меня это удовлетворит? Не в той мере, как вам кажется, мадемуазель. Если вы убеждены, что вашего отца держат здесь из-за вашего поведения, я не понимаю, почему вы предлагаете вознаграждение, которое можно получить только от него самого? Неужели вам так не хочется пожертвовать собственной гордостью ради отца?— Как это понимать? — в карих глазах девушки появилась тревога, голос зазвучал неуверенно.— Я имею в виду товар, о котором мы до сих пор не вспоминали и который можете предложить только вы одна.— Я вас не понимаю. — Фелиситэ догадалась, о чем идет речь, однако боялась в этом признаться, опасаясь, что окажется права.— По-моему, вы меня отлично поняли. Я имею в виду удовольствие от вашего общества, мадемуазель Лафарг.Фелиситэ задохнулась от гнева. Самое худшее в этом предложении заключалось в том, что она не могла отвергнуть его в резкой форме, опасаясь, как бы ее отказ не навлек на голову отца месть полковника.— Вы… Вы не имеете права!— Почему вы так считаете? Вы красивая женщина, а я одинок и нахожусь в чужой стране, жители которой, мягко говоря, относятся ко мне не слишком дружелюбно. Я уже начал уставать от холодных взглядов здешних женщин и с удовольствием установил бы с. одной из них более близкие отношения.Мак-Кормак повел себя как-то странно. Он будто поддразнивал самого себя, а не собеседницу, словно ожидая, что она с минуты на минуту сбежит, так и не выслушав до конца его неприличное предложение.— Это просто отвратительно! Валькур предупреждал, что так и должно случиться. Напрасно я его не послушала!— И что же именно сказал вам Валькур Мюрат? — поинтересовался ирландец довольно суровым тоном.— Что вы подумаете, что я… Что мне понадобится… Заметив, что девушка стала запинаться, полковник приподнял бровь.— Продолжайте, мадемуазель Лафарг.Гнев и смущение помогли Фелиситэ преодолеть замешательство.— Он сказал, что я как женщина стану чем-то вроде военной добычи, особенно для таких, как вы, и что за подобные услуги на войне полагается расплачиваться.— А вы этого делать не хотите?Опущенные ресницы не позволяли Фелиситэ увидеть выражение глаз полковника.— Вы просто не могли отнестись ко мне иначе, — она в упор взглянула на ирландца.— Во всем можно найти что-нибудь хорошее. Однако не будем об этом говорить. Какой бы восхитительной ни казалась такая мысль, я имел в виду другое, — неожиданно улыбнулся он.— Другое? — Фелиситэ почувствовала облегчение, одновременно ощутив какую-то непонятную досаду. Она тут же сделала над собой усилие, чтобы забыть о ней, постаравшись сосредоточиться на словах Мак-Кормака.— Я, кажется, упоминал в разговоре с вами о том, что генерал-губернатор заинтересован в улучшении наших отношений со здешними жителями. Он намерен как можно скорей определить наказание зачинщикам мятежа, а потом, покончив с этим неприятным делом, приступить к управлению колонией в обычном порядке. По его убеждению, лучшим способом сделать наше присутствие в городе приемлемым было бы поощрение сближения его офицеров с женской частью населения. При этом они, конечно, должны действовать с подобающей им галантностью. Если некоторые Из его людей пожелают здесь поселиться, он будет это только приветствовать, расценивая их поступок как совпадающий с интересами испанской короны. Малочисленность жителей всегда являлась серьезной проблемой для луизианской колонии.— Полковник Мак-Кормак, вы хотите сказать?..— Любой офицер, замеченный проезжающим с француженкой в экипаже или прогуливающимся с ней по Оружейной площади, а также танцующим на какой-либо ассамблее, будет считаться достойным поощрения, точно так же как находящаяся с ним дама может вполне обоснованно рассчитывать на то, что любая ее просьба встретит понимание со стороны властей. В первую очередь это касается тех женщин, которые сделают первый шаг, тем самым подав пример остальным горожанкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43