Двенадцатилетняя Пруденс была намного мудрее своих братьев, но не настолько, чтобы не поиздеваться над ними:
– Вот те раз! Вы опять что-то не поделили, дети?
– Заткнись, Пру!
– Сам заткнись!
В этот момент в столовой появилась мама Гортензия.
– Что здесь… – начала она, но не закончила, увидев на узорчатом полу осколки китайской вазы. – Боже мой! Боже мой! – запричитала она, прижимая к груди руки. – Папа будет очень недоволен! Страшно недоволен! – Затем Гортензия перевела взгляд на золовку: – Ах, Люси! Как это могло случиться?!
Люси обычно относилась к своей экзальтированной невестке с определенной симпатией, принимая во внимание, что бедное создание замужем за Грэхемом, а это само по себе – тяжелый крест. Но на сей раз она даже не удостоила ее вниманием.
– Пруденс, отведи Черити и Грейс в розарий. Без разговоров! – добавила она, когда девочка собралась ей возразить. – Гортензия, предоставь это мне, – натянуто улыбнулась она невестке.
– Да, конечно, но… Как же ваза?
– Пусть Лидия подметет.
– Да, но… Что скажет Грэхем? Я о вазе… Он обязательно заметит. Сколько я себя помню в Хьютон-Мейноре, он всегда садится на это место, а впервые я появилась здесь… Ах! Как давно это было! Я была еще совсем юной!
– Прошу тебя, Гортензия… – оборвала ее причитания Люси.
– Да, да, конечно, – тут же согласилась Гортензия, почувствовав раздражение золовки.
Гортензия явно не состоялась ни как жена, ни как мать. Зато она была отличной производительницей, а именно это и требовалось Грэхему, как и большинству мужчин. «Даже эти два маленьких хулигана, когда подрастут, захотят себе такую же жену. Чтобы она рожала без лишних разговоров и ни о чем не задумывалась», – с грустью подумала Люси и строго посмотрела на озорников.
– Рассказывайте все по порядку.
– Это все он!
– Нет, это он начал!
– Я сказала, по порядку, – напомнила Люси. – Если вы немедленно не расскажете мне всю правду, то до самого ужина будете зубрить генеалогическое древо.
Братья испуганно переглянулись, и Люси удовлетворенно улыбнулась. Она всегда старалась выбирать наказание соответственно проступку и временами прибегала к благородной традиции переписки текстов. Только вместо библейских она использовала геральдические, стремясь вызвать в детях ненависть к застывшим социальным догмам. Особенно в Стенли.
– Дерек кормил Санни, – начал Стенли, – а я не разрешаю ему этого делать.
– Подумаешь, одно яблочко!
– Санни моя лошадь, а не твоя!
– А дальше? – тут же вмешалась Люси.
– Он меня толкнул, – пожаловался Дерек.
– А чего он бросил в меня глиной?!
– Это уже после того, как ты меня толкнул!
– Так тебе и надо!
– Это тебе надо!
– Тихо, дети! – попыталась перекричать их Люси, но мальчишки не обращали на нее внимания.
– Мало тебе? Сейчас еще получишь!
– Это тебе мало!
– Прекратите сейчас же! Объясните лучше, как вы разбили вазу?
– Я бежал от Стенли.
– От самых конюшен? И конечно, не подумал вытереть ноги?
Дерек нахмурился.
– Мне было не до того. Он же бежал за мной…
– Я даже не заметил, как она упала, – вздохнул Стенли, и братья виновато посмотрели на рассерженную воспитательницу.
В общем-то они были неплохие мальчики, и в глубине души Люси даже обрадовалась тому, что эта отвратительная старая ваза разбилась. Но дело было не в этом, а в том, что братья стали все чаще ссориться. Неужели в их семье младший брат, лишенный наследства, со временем начнет ненавидеть старшего, а тот, в свою очередь, будет жить в ожидании смерти отца?! И виной всему – устаревший закон первородства.
– Значит, так, Стенли. Я должна еще раз напомнить тебе, что настанет день, когда конюшни Хьютонов перейдут в твое владение. И если ты хочешь быть хорошим хозяином, то тебе следует одинаково хорошо относиться ко всем лошадям. А кроме того…
– Я и так их всех люблю! Это кто угодно скажет!
– Не перебивай, это невежливо. Никто и не сомневается в том, что ты любишь лошадей. Но твоя ответственность будет распространяться и на тех, кто за этими лошадьми ухаживает. Ты должен поощрять всякую любовь к лошадям, и Дерека тоже. И вместо того, чтобы сердиться и ругаться, ты должен радоваться тому, что он угощает Санни яблоком. Ты меня понимаешь?
Стенли недовольно кивнул. Люси понимала, что он пока меньше всего думает о наследстве, и это крайне раздражало его отца. Люси же хотела одного – воспитать в Стенли хоть какое-то чувство ответственности.
– Что до тебя, Дерек, то позволь спросить: а другие лошади, кроме Санни, тебя не интересуют?
Мальчик опустил глаза.
– Да у меня на всех лошадей яблок не хватит!
– Конечно, не хватит. И потому ты выбрал именно Санни? Ты же знаешь, что Стенли это злит.
Дерек обиженно посмотрел на Люси, но ничего не сказал. Люси глубоко вздохнула. Не будь разбитой вазы, этот случай не стоил бы выеденного яйца. Но брат наверняка потребует наказания, и если сейчас она не накажет обоих, то достанется прежде всего Дереку.
В комнату, шаркая, вошла пожилая горничная, и Люси взяла у нее щетку и совок. Щетку она передала Стенли, а совок Дереку.
– Для начала приберитесь здесь. Вдвоем. – Она холодно посмотрела на озорников и погрозила пальцем. – А потом я дам вам яблок и овса, вы отправитесь на конюшню и угостите лошадей. Только вместе! И постарайтесь никого не обидеть. А потом я отведу вас к отцу. Он узнает, что вы уже наказаны, и, может быть, больше не будет сердиться.
Судя по всему, мальчикам это наказание показалось справедливым. Дерека Люси спасла от порки, и он коротко и благодарно ей улыбнулся. Что до Стенли, то он только что по-новому взглянул на свои будущие обязанности. К тому же его отправили в конюшню, а его хлебом не корми, дай повозиться с лошадьми.
Люси вздохнула. Обычно подобные педагогические головоломки доставляли ей удовольствие. Но сейчас ей было не до этого. Она вытащила из кармана драгоценное письмо. В жизни столько удивительного! Но до сих пор все проходило мимо нее. Ей уже двадцать восемь, она зачислена в ранг старой девы, и ее удел воспитывать детей брата, готовить их к жизни, которой у нее, по существу, не было…
«Но так не будет продолжаться вечно!» – поклялась себе Люси. Рано или поздно она вырвется из Хьютон-Мейнора. У нее есть собственный доход, доставшийся от деда по материнской линии. Конечно, он очень небольшой, всего сто фунтов в год, чего явно недостаточно. Как бы его увеличить? Вот тогда можно было бы подумать и о свободе. Подумать о Лондоне…
Люси услышала новый вопль – на этот раз ссорились девчонки – и вздохнула. Надо поторопиться. Если она еще хоть на какое-то время задержится в Хьютон-Мейноре, ей конец!
– Она остановилась у Фордаммов, – сообщила Гортензия на следующее утро, усаживаясь рядом с Люси на диван в гостиной. – Грэхем считает, что мы должны нанести ей визит. Вместе с детьми. Как-никак графиня Уэсткотт, а у них, говорят, сказочное состояние. Грэхем сказал, что ее приглашение – большая честь для нас.
– Я, кажется, читала где-то в «Таймс», что один из ее внуков совсем недавно получил титул графа Уэсткотта, – заметила Люси.
– Да, это верно. Грэхем говорит, что ее внук – кстати, единственный внук – еще холост. Грэхем хочет, чтобы Пруденс выглядела нарядно. Она должна расположить к себе графиню.
Люси не удалось скрыть своего неудовольствия. Пруденс только двенадцать, она еще совсем девочка! А новоиспеченный граф – человек взрослый, он много путешествовал, если верить «Таймс». И чем только думает Грэхем?
«А впрочем, что в этом удивительного?» – урезонивала она себя. – Любой на месте Грэхема поступил бы так же…»
– А что делает леди Уэсткотт в Сомерсете? – поинтересовалась она, безжалостно наступая на свои чувства.
Гортензия нахмурилась, нервно теребя кружевную манжету.
– Понятия не имею. Господи! Как я боюсь сказать что-нибудь невпопад! Я совсем не знаю света, не дай бог вогнать Грэхема в краску. Он мне этого никогда не простит!
Руки Гортензии слегка подрагивали.
– Ты зря так нервничаешь, Гортензия. Совершенно зря. Будь сама собой, и все пройдет прекрасно.
Гортензия тяжело вздохнула.
– Легко сказать! Это ты у нас ничего не боишься. А вот леди Бэбкок такого мне наговорила про леди Уэсткотт! Ты ее помнишь? Кузина Дарси Хэррингтона из Саймингтона. Ее сестра еще замужем за виконтом Прафрокком. У них дом в Лондоне, так что они в курсе всех светских событий.
– И что же говорят о леди Уэсткотт?
Глаза Гортензии округлились.
– Говорят, будто она очень сурова. – Она помолчала и шепотом добавила: – Леди Бэбкок вообще обозвала ее старой каргой!
– Что ж, в таком случае они с Грэхемом поладят, – язвительно заметила Люси, но тут же пожалела об этом. Гортензия была явно обижена.
– Как ты можешь, Люси?! Грэхем так добр к тебе…
Люси поморщилась:
– Извини. Ты совершенно права. Мне не стоило так говорить. Мама тоже поедет? – спросила она, чтобы переменить тему.
– Да, конечно! Грэхем говорит, что мы все должны ехать. Ты тоже, – снисходительно добавила она.
«Ты тоже …» Люси с трудом сдержалась. Все считают ее «синим чулком», она слишком молода, чтобы заинтересовать пожилого человека, и слишком стара для молодого. К тому же у нее нет ни титулов, ни средств, и все-таки ей милостиво предложено сопровождать семейство брата…
А впрочем, она должна быть благодарна Грэхему. Какое-никакое, но разнообразие. Все-таки новый человек, будет с кем поговорить, послушать новые мысли. Хоть какое-то развлечение в ее монотонной жизни.
«Господи, сделай так, чтобы в леди Уэсткотт оказалось хоть что-то человеческое!» – думала Люси, отправляясь подгонять племянников и племянниц. Она очень хотела поделиться с кем-нибудь своими мыслями о прочитанных книгах, о жизни, о политике. Ей так этого не хватает! Ей как воздух необходим живой человек – хотя бы до тех пор, пока она не вырвется в Лондон.
Деревенский дом Фордаммов представлял собой нагромождение древних башенок, некоторые из них были построены еще во времена Генриха II. Сами Фордаммы, конечно, не могли похвастать столь почтенным возрастом, хотя выглядели соответственно. «Леди Уэсткотт, наверное, под стать им», – подумала Люси, когда их проводили в гостиную.
Вдовствующая графиня восседала на самом почетном месте – в чудовищных размеров резном кресле из английского дуба, обложенном плюшевыми китайскими подушками. На леди Уэсткотт было строгое черное платье из тяжелого шелка, поразившее Люси, а из украшений – только черные янтарные серьги и массивный золотой браслет на запястье. В руках она держала черную трость с хрустальным набалдашником. Но больше всего Люси поразило то, что, несмотря на невысокий рост и тонкие черты лица, леди Уэсткотт была чрезвычайно импозантна. В гостиной с такими высокими потолками, в этом огромном кресле кто угодно показался бы маленьким и незначительным. Только не леди Уэсткотт. И как это у нее получается?
Вдовствующая графиня приветствовала гостей с истинно королевской грацией. Лорд Фордамм представил ей виконта Хьютона, а уж затем сам Грэхем – всю семью. Люси, чего и следовало ожидать, представили в последнюю очередь, но, как ни странно, именно на ней задержался взгляд графини. А когда Люси, как и подобало, присела в изысканном реверансе, она тут же была сбита с толку прямым вопросом:
– Сколько вам лет, мисс Драйсдейл?
Не слишком учтиво…
– Двадцать восемь. А почему вы спрашиваете? – ответила Люси вопросом на вопрос.
Брови ее собеседницы удивленно поползли вверх. Грэхем откашлялся, Гортензия усиленно замахала веером, а мать Люси, леди Ирэн, нервно хихикнула, словно дочь ее сказала какую-то плоскую шутку.
– Неудивительно, что вы до сих пор не замужем, – заметила наконец графиня. – Вам палец в рот не клади.
– Боюсь, вы правы, – улыбнулась Люси и бросила на мать успокаивающий взгляд. – Но моя мама в этом не виновата. Она сделала все возможное, чтобы привить мне женскую кротость. Однако должна признать, что, несмотря на все ее усилия, некоторые из этих уроков я так и не усвоила.
– У моей сестры было множество предложений, леди Уэсткотт. Очень хороших предложений, – подчеркнул Грэхем. – Но она пока не нашла подходящей партии.
Люси признательно улыбнулась брату.
– По правде говоря, миледи, я всегда нахожу более или менее правдоподобный предлог для отказа. Брат уже перебрал всех своих знакомых, а я все еще не замужем. И вряд ли когда-нибудь выйду.
– Насколько я вижу, вы довольны своим положением.
Люси удивленно посмотрела на графиню. Хрупкая, как ласточка, она обладала умом ворона и проницательностью ястреба. Однако Люси не могла понять, почему леди Уэсткотт затеяла с ней этот разговор. Единственное возможное объяснение показалось ей совершенно нелепым, однако ничто другое не приходило на ум. Графиня говорила с ней так, как если бы подыскивала жену для своего внука, новоиспеченного графа! Только зачем ей великовозрастная девица, без титула и приданого? У ее внука столько денег, что он может купить себе любую невесту. А с титулом он становится вообще неотразимым. По крайней мере, так наверняка считают в свете.
«Раз уж бабка подыскивает ему невесту среди старых дев вроде меня, то, значит, что-то здесь не так, – подумала Люси. – И дело не только в его происхождении: ни для кого не секрет, что он незаконнорожденный, да еще цыган, но свет простил ему все после того, как он стал графом Уэсткоттом. Так что дело тут в чем-то другом. Но в чем?»
– Вы совершенно правы, миледи, я вполне довольна своим положением, – не сразу ответила Люси. – У меня есть книги, я веду обширную переписку. Боюсь, мне уже не захочется менять свою жизнь в угоду мужчине, каким бы он ни был.
Леди Уэсткотт смотрела на нее испытующе. Не будь она старой женщиной и графиней, столь продолжительный разговор с простой воспитательницей мог бы показаться вызывающим. Люси было не по себе. Такое с ней случалось редко, и ей это не понравилось.
Наконец внимание леди Уэсткотт отвлекла мать Люси, у которой, как выяснилось, были свои соображения относительно сложившейся ситуации.
– Леди Уэсткотт, – отважилась она заговорить по явному наущению Грэхема, – простите мою смелость, но я бы хотела представить вам свою старшую внучку, мисс Пруденс Драйсдейл. Она хоть и молода, но прекрасно играет на фортепьяно. Не желаете ли послушать?..
Леди Уэсткотт небрежно взмахнула рукой, и леди Ирэн замолчала.
– Ну, хорошо, хорошо! Пусть сыграет.
Все расселись вокруг инструмента. Люси устроилась подле детей, дабы они не мешали Пруденс играть, но сама ерзала даже больше, чем мальчишки под неотрывным взглядом старой графини. К тому времени, когда Пруденс сыграла детский вариант известного менуэта и детей отправили пить чай, Люси пришла к выводу, что более сильной личности, чем Антония Торнтон, вдовствующая графиня Уэсткотт, ей встречать не приходилось.
Взрослым подали чай в гостиную, и леди Фордамм возобновила прерванный разговор.
– Леди Уэсткотт – старый друг нашего дома, – начала она.
– Да, очень старый, – эхом отозвалась почтенная дама. – И, надеюсь, это дает мне право на некоторую эксцентричность, Глэдис?
– Ну конечно, дорогая…
– Я бы хотела, чтобы чай разлила мисс Драйсдейл. Мисс Люси Драйсдейл, – пояснила она, заметив, что Грэхем собирается позвать Пруденс.
Люси бросила неодобрительный взгляд на своего чванливого братца. Ну, как он мог подумать, что подобная дама позволит какой-то девочке наливать себе чай! Да бедняжка Пруденс и двух минут не продержится под суровым взглядом леди Уэсткотт.
– Вы позволите? – спросила Люси у леди Фордамм.
– Ну разумеется, дорогая, разумеется! Прошу, – защебетала старушка, безуспешно, совсем как Грэхем и Гортензия, пытаясь скрыть свое смущение.
Что до матери Люси, то она тут же себе все домыслила и расплылась в довольной улыбке. Вдовствующая графиня вдруг в один миг оживила ее старые надежды пристроить дочь.
Сама же Люси терялась в догадках. Она ехала к Фордаммам в надежде найти в леди Уэсткотт умного собеседника с интересами, выходящими за рамки погоды, моды, светских сплетен и детей. Но подобного интереса к собственной персоне она не ожидала.
Разливая чай, Люси слышала, как леди Фордамм рассказывает что-то о своих внуках, путешествующих за границей, однако рассказ ее не вызвал ни малейшего интереса у собеседников. Грэхем попытался завести разговор с лордом Фордаммом о судебной тяжбе против молодого человека, укравшего лошадь у собственного отца, но у него ничего не получилось. Лорд Фордамм редко говорил в присутствии дам, леди Уэсткотт тоже молчала, и леди Фордамм становилось все труднее и труднее поддерживать беседу. Гортензия, боявшаяся сказать банальность, замолчала сразу после того, как ее представили, а обычно словоохотливая мать Люси сейчас тоже молчала, с надеждой поглядывая на дочь.
И Люси ничего не оставалось, как самой поддержать затухающий разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Вот те раз! Вы опять что-то не поделили, дети?
– Заткнись, Пру!
– Сам заткнись!
В этот момент в столовой появилась мама Гортензия.
– Что здесь… – начала она, но не закончила, увидев на узорчатом полу осколки китайской вазы. – Боже мой! Боже мой! – запричитала она, прижимая к груди руки. – Папа будет очень недоволен! Страшно недоволен! – Затем Гортензия перевела взгляд на золовку: – Ах, Люси! Как это могло случиться?!
Люси обычно относилась к своей экзальтированной невестке с определенной симпатией, принимая во внимание, что бедное создание замужем за Грэхемом, а это само по себе – тяжелый крест. Но на сей раз она даже не удостоила ее вниманием.
– Пруденс, отведи Черити и Грейс в розарий. Без разговоров! – добавила она, когда девочка собралась ей возразить. – Гортензия, предоставь это мне, – натянуто улыбнулась она невестке.
– Да, конечно, но… Как же ваза?
– Пусть Лидия подметет.
– Да, но… Что скажет Грэхем? Я о вазе… Он обязательно заметит. Сколько я себя помню в Хьютон-Мейноре, он всегда садится на это место, а впервые я появилась здесь… Ах! Как давно это было! Я была еще совсем юной!
– Прошу тебя, Гортензия… – оборвала ее причитания Люси.
– Да, да, конечно, – тут же согласилась Гортензия, почувствовав раздражение золовки.
Гортензия явно не состоялась ни как жена, ни как мать. Зато она была отличной производительницей, а именно это и требовалось Грэхему, как и большинству мужчин. «Даже эти два маленьких хулигана, когда подрастут, захотят себе такую же жену. Чтобы она рожала без лишних разговоров и ни о чем не задумывалась», – с грустью подумала Люси и строго посмотрела на озорников.
– Рассказывайте все по порядку.
– Это все он!
– Нет, это он начал!
– Я сказала, по порядку, – напомнила Люси. – Если вы немедленно не расскажете мне всю правду, то до самого ужина будете зубрить генеалогическое древо.
Братья испуганно переглянулись, и Люси удовлетворенно улыбнулась. Она всегда старалась выбирать наказание соответственно проступку и временами прибегала к благородной традиции переписки текстов. Только вместо библейских она использовала геральдические, стремясь вызвать в детях ненависть к застывшим социальным догмам. Особенно в Стенли.
– Дерек кормил Санни, – начал Стенли, – а я не разрешаю ему этого делать.
– Подумаешь, одно яблочко!
– Санни моя лошадь, а не твоя!
– А дальше? – тут же вмешалась Люси.
– Он меня толкнул, – пожаловался Дерек.
– А чего он бросил в меня глиной?!
– Это уже после того, как ты меня толкнул!
– Так тебе и надо!
– Это тебе надо!
– Тихо, дети! – попыталась перекричать их Люси, но мальчишки не обращали на нее внимания.
– Мало тебе? Сейчас еще получишь!
– Это тебе мало!
– Прекратите сейчас же! Объясните лучше, как вы разбили вазу?
– Я бежал от Стенли.
– От самых конюшен? И конечно, не подумал вытереть ноги?
Дерек нахмурился.
– Мне было не до того. Он же бежал за мной…
– Я даже не заметил, как она упала, – вздохнул Стенли, и братья виновато посмотрели на рассерженную воспитательницу.
В общем-то они были неплохие мальчики, и в глубине души Люси даже обрадовалась тому, что эта отвратительная старая ваза разбилась. Но дело было не в этом, а в том, что братья стали все чаще ссориться. Неужели в их семье младший брат, лишенный наследства, со временем начнет ненавидеть старшего, а тот, в свою очередь, будет жить в ожидании смерти отца?! И виной всему – устаревший закон первородства.
– Значит, так, Стенли. Я должна еще раз напомнить тебе, что настанет день, когда конюшни Хьютонов перейдут в твое владение. И если ты хочешь быть хорошим хозяином, то тебе следует одинаково хорошо относиться ко всем лошадям. А кроме того…
– Я и так их всех люблю! Это кто угодно скажет!
– Не перебивай, это невежливо. Никто и не сомневается в том, что ты любишь лошадей. Но твоя ответственность будет распространяться и на тех, кто за этими лошадьми ухаживает. Ты должен поощрять всякую любовь к лошадям, и Дерека тоже. И вместо того, чтобы сердиться и ругаться, ты должен радоваться тому, что он угощает Санни яблоком. Ты меня понимаешь?
Стенли недовольно кивнул. Люси понимала, что он пока меньше всего думает о наследстве, и это крайне раздражало его отца. Люси же хотела одного – воспитать в Стенли хоть какое-то чувство ответственности.
– Что до тебя, Дерек, то позволь спросить: а другие лошади, кроме Санни, тебя не интересуют?
Мальчик опустил глаза.
– Да у меня на всех лошадей яблок не хватит!
– Конечно, не хватит. И потому ты выбрал именно Санни? Ты же знаешь, что Стенли это злит.
Дерек обиженно посмотрел на Люси, но ничего не сказал. Люси глубоко вздохнула. Не будь разбитой вазы, этот случай не стоил бы выеденного яйца. Но брат наверняка потребует наказания, и если сейчас она не накажет обоих, то достанется прежде всего Дереку.
В комнату, шаркая, вошла пожилая горничная, и Люси взяла у нее щетку и совок. Щетку она передала Стенли, а совок Дереку.
– Для начала приберитесь здесь. Вдвоем. – Она холодно посмотрела на озорников и погрозила пальцем. – А потом я дам вам яблок и овса, вы отправитесь на конюшню и угостите лошадей. Только вместе! И постарайтесь никого не обидеть. А потом я отведу вас к отцу. Он узнает, что вы уже наказаны, и, может быть, больше не будет сердиться.
Судя по всему, мальчикам это наказание показалось справедливым. Дерека Люси спасла от порки, и он коротко и благодарно ей улыбнулся. Что до Стенли, то он только что по-новому взглянул на свои будущие обязанности. К тому же его отправили в конюшню, а его хлебом не корми, дай повозиться с лошадьми.
Люси вздохнула. Обычно подобные педагогические головоломки доставляли ей удовольствие. Но сейчас ей было не до этого. Она вытащила из кармана драгоценное письмо. В жизни столько удивительного! Но до сих пор все проходило мимо нее. Ей уже двадцать восемь, она зачислена в ранг старой девы, и ее удел воспитывать детей брата, готовить их к жизни, которой у нее, по существу, не было…
«Но так не будет продолжаться вечно!» – поклялась себе Люси. Рано или поздно она вырвется из Хьютон-Мейнора. У нее есть собственный доход, доставшийся от деда по материнской линии. Конечно, он очень небольшой, всего сто фунтов в год, чего явно недостаточно. Как бы его увеличить? Вот тогда можно было бы подумать и о свободе. Подумать о Лондоне…
Люси услышала новый вопль – на этот раз ссорились девчонки – и вздохнула. Надо поторопиться. Если она еще хоть на какое-то время задержится в Хьютон-Мейноре, ей конец!
– Она остановилась у Фордаммов, – сообщила Гортензия на следующее утро, усаживаясь рядом с Люси на диван в гостиной. – Грэхем считает, что мы должны нанести ей визит. Вместе с детьми. Как-никак графиня Уэсткотт, а у них, говорят, сказочное состояние. Грэхем сказал, что ее приглашение – большая честь для нас.
– Я, кажется, читала где-то в «Таймс», что один из ее внуков совсем недавно получил титул графа Уэсткотта, – заметила Люси.
– Да, это верно. Грэхем говорит, что ее внук – кстати, единственный внук – еще холост. Грэхем хочет, чтобы Пруденс выглядела нарядно. Она должна расположить к себе графиню.
Люси не удалось скрыть своего неудовольствия. Пруденс только двенадцать, она еще совсем девочка! А новоиспеченный граф – человек взрослый, он много путешествовал, если верить «Таймс». И чем только думает Грэхем?
«А впрочем, что в этом удивительного?» – урезонивала она себя. – Любой на месте Грэхема поступил бы так же…»
– А что делает леди Уэсткотт в Сомерсете? – поинтересовалась она, безжалостно наступая на свои чувства.
Гортензия нахмурилась, нервно теребя кружевную манжету.
– Понятия не имею. Господи! Как я боюсь сказать что-нибудь невпопад! Я совсем не знаю света, не дай бог вогнать Грэхема в краску. Он мне этого никогда не простит!
Руки Гортензии слегка подрагивали.
– Ты зря так нервничаешь, Гортензия. Совершенно зря. Будь сама собой, и все пройдет прекрасно.
Гортензия тяжело вздохнула.
– Легко сказать! Это ты у нас ничего не боишься. А вот леди Бэбкок такого мне наговорила про леди Уэсткотт! Ты ее помнишь? Кузина Дарси Хэррингтона из Саймингтона. Ее сестра еще замужем за виконтом Прафрокком. У них дом в Лондоне, так что они в курсе всех светских событий.
– И что же говорят о леди Уэсткотт?
Глаза Гортензии округлились.
– Говорят, будто она очень сурова. – Она помолчала и шепотом добавила: – Леди Бэбкок вообще обозвала ее старой каргой!
– Что ж, в таком случае они с Грэхемом поладят, – язвительно заметила Люси, но тут же пожалела об этом. Гортензия была явно обижена.
– Как ты можешь, Люси?! Грэхем так добр к тебе…
Люси поморщилась:
– Извини. Ты совершенно права. Мне не стоило так говорить. Мама тоже поедет? – спросила она, чтобы переменить тему.
– Да, конечно! Грэхем говорит, что мы все должны ехать. Ты тоже, – снисходительно добавила она.
«Ты тоже …» Люси с трудом сдержалась. Все считают ее «синим чулком», она слишком молода, чтобы заинтересовать пожилого человека, и слишком стара для молодого. К тому же у нее нет ни титулов, ни средств, и все-таки ей милостиво предложено сопровождать семейство брата…
А впрочем, она должна быть благодарна Грэхему. Какое-никакое, но разнообразие. Все-таки новый человек, будет с кем поговорить, послушать новые мысли. Хоть какое-то развлечение в ее монотонной жизни.
«Господи, сделай так, чтобы в леди Уэсткотт оказалось хоть что-то человеческое!» – думала Люси, отправляясь подгонять племянников и племянниц. Она очень хотела поделиться с кем-нибудь своими мыслями о прочитанных книгах, о жизни, о политике. Ей так этого не хватает! Ей как воздух необходим живой человек – хотя бы до тех пор, пока она не вырвется в Лондон.
Деревенский дом Фордаммов представлял собой нагромождение древних башенок, некоторые из них были построены еще во времена Генриха II. Сами Фордаммы, конечно, не могли похвастать столь почтенным возрастом, хотя выглядели соответственно. «Леди Уэсткотт, наверное, под стать им», – подумала Люси, когда их проводили в гостиную.
Вдовствующая графиня восседала на самом почетном месте – в чудовищных размеров резном кресле из английского дуба, обложенном плюшевыми китайскими подушками. На леди Уэсткотт было строгое черное платье из тяжелого шелка, поразившее Люси, а из украшений – только черные янтарные серьги и массивный золотой браслет на запястье. В руках она держала черную трость с хрустальным набалдашником. Но больше всего Люси поразило то, что, несмотря на невысокий рост и тонкие черты лица, леди Уэсткотт была чрезвычайно импозантна. В гостиной с такими высокими потолками, в этом огромном кресле кто угодно показался бы маленьким и незначительным. Только не леди Уэсткотт. И как это у нее получается?
Вдовствующая графиня приветствовала гостей с истинно королевской грацией. Лорд Фордамм представил ей виконта Хьютона, а уж затем сам Грэхем – всю семью. Люси, чего и следовало ожидать, представили в последнюю очередь, но, как ни странно, именно на ней задержался взгляд графини. А когда Люси, как и подобало, присела в изысканном реверансе, она тут же была сбита с толку прямым вопросом:
– Сколько вам лет, мисс Драйсдейл?
Не слишком учтиво…
– Двадцать восемь. А почему вы спрашиваете? – ответила Люси вопросом на вопрос.
Брови ее собеседницы удивленно поползли вверх. Грэхем откашлялся, Гортензия усиленно замахала веером, а мать Люси, леди Ирэн, нервно хихикнула, словно дочь ее сказала какую-то плоскую шутку.
– Неудивительно, что вы до сих пор не замужем, – заметила наконец графиня. – Вам палец в рот не клади.
– Боюсь, вы правы, – улыбнулась Люси и бросила на мать успокаивающий взгляд. – Но моя мама в этом не виновата. Она сделала все возможное, чтобы привить мне женскую кротость. Однако должна признать, что, несмотря на все ее усилия, некоторые из этих уроков я так и не усвоила.
– У моей сестры было множество предложений, леди Уэсткотт. Очень хороших предложений, – подчеркнул Грэхем. – Но она пока не нашла подходящей партии.
Люси признательно улыбнулась брату.
– По правде говоря, миледи, я всегда нахожу более или менее правдоподобный предлог для отказа. Брат уже перебрал всех своих знакомых, а я все еще не замужем. И вряд ли когда-нибудь выйду.
– Насколько я вижу, вы довольны своим положением.
Люси удивленно посмотрела на графиню. Хрупкая, как ласточка, она обладала умом ворона и проницательностью ястреба. Однако Люси не могла понять, почему леди Уэсткотт затеяла с ней этот разговор. Единственное возможное объяснение показалось ей совершенно нелепым, однако ничто другое не приходило на ум. Графиня говорила с ней так, как если бы подыскивала жену для своего внука, новоиспеченного графа! Только зачем ей великовозрастная девица, без титула и приданого? У ее внука столько денег, что он может купить себе любую невесту. А с титулом он становится вообще неотразимым. По крайней мере, так наверняка считают в свете.
«Раз уж бабка подыскивает ему невесту среди старых дев вроде меня, то, значит, что-то здесь не так, – подумала Люси. – И дело не только в его происхождении: ни для кого не секрет, что он незаконнорожденный, да еще цыган, но свет простил ему все после того, как он стал графом Уэсткоттом. Так что дело тут в чем-то другом. Но в чем?»
– Вы совершенно правы, миледи, я вполне довольна своим положением, – не сразу ответила Люси. – У меня есть книги, я веду обширную переписку. Боюсь, мне уже не захочется менять свою жизнь в угоду мужчине, каким бы он ни был.
Леди Уэсткотт смотрела на нее испытующе. Не будь она старой женщиной и графиней, столь продолжительный разговор с простой воспитательницей мог бы показаться вызывающим. Люси было не по себе. Такое с ней случалось редко, и ей это не понравилось.
Наконец внимание леди Уэсткотт отвлекла мать Люси, у которой, как выяснилось, были свои соображения относительно сложившейся ситуации.
– Леди Уэсткотт, – отважилась она заговорить по явному наущению Грэхема, – простите мою смелость, но я бы хотела представить вам свою старшую внучку, мисс Пруденс Драйсдейл. Она хоть и молода, но прекрасно играет на фортепьяно. Не желаете ли послушать?..
Леди Уэсткотт небрежно взмахнула рукой, и леди Ирэн замолчала.
– Ну, хорошо, хорошо! Пусть сыграет.
Все расселись вокруг инструмента. Люси устроилась подле детей, дабы они не мешали Пруденс играть, но сама ерзала даже больше, чем мальчишки под неотрывным взглядом старой графини. К тому времени, когда Пруденс сыграла детский вариант известного менуэта и детей отправили пить чай, Люси пришла к выводу, что более сильной личности, чем Антония Торнтон, вдовствующая графиня Уэсткотт, ей встречать не приходилось.
Взрослым подали чай в гостиную, и леди Фордамм возобновила прерванный разговор.
– Леди Уэсткотт – старый друг нашего дома, – начала она.
– Да, очень старый, – эхом отозвалась почтенная дама. – И, надеюсь, это дает мне право на некоторую эксцентричность, Глэдис?
– Ну конечно, дорогая…
– Я бы хотела, чтобы чай разлила мисс Драйсдейл. Мисс Люси Драйсдейл, – пояснила она, заметив, что Грэхем собирается позвать Пруденс.
Люси бросила неодобрительный взгляд на своего чванливого братца. Ну, как он мог подумать, что подобная дама позволит какой-то девочке наливать себе чай! Да бедняжка Пруденс и двух минут не продержится под суровым взглядом леди Уэсткотт.
– Вы позволите? – спросила Люси у леди Фордамм.
– Ну разумеется, дорогая, разумеется! Прошу, – защебетала старушка, безуспешно, совсем как Грэхем и Гортензия, пытаясь скрыть свое смущение.
Что до матери Люси, то она тут же себе все домыслила и расплылась в довольной улыбке. Вдовствующая графиня вдруг в один миг оживила ее старые надежды пристроить дочь.
Сама же Люси терялась в догадках. Она ехала к Фордаммам в надежде найти в леди Уэсткотт умного собеседника с интересами, выходящими за рамки погоды, моды, светских сплетен и детей. Но подобного интереса к собственной персоне она не ожидала.
Разливая чай, Люси слышала, как леди Фордамм рассказывает что-то о своих внуках, путешествующих за границей, однако рассказ ее не вызвал ни малейшего интереса у собеседников. Грэхем попытался завести разговор с лордом Фордаммом о судебной тяжбе против молодого человека, укравшего лошадь у собственного отца, но у него ничего не получилось. Лорд Фордамм редко говорил в присутствии дам, леди Уэсткотт тоже молчала, и леди Фордамм становилось все труднее и труднее поддерживать беседу. Гортензия, боявшаяся сказать банальность, замолчала сразу после того, как ее представили, а обычно словоохотливая мать Люси сейчас тоже молчала, с надеждой поглядывая на дочь.
И Люси ничего не оставалось, как самой поддержать затухающий разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33