Предполагалось защищать всю территорию страны, включая «Данцигский коридор», а против Восточной Пруссии при благоприятных обстоятельствах – наступать. Нам, знающим «конечный результат», этот план представляется безумием. Он и был таковым, но в безумии, все же, имелась своя система. Польша находилась под сильным влиянием французской военной школы, которая исходила из принципиальной недопустимости разрывов в линии фронта. Поляки прикрыли свои фланги морем и Карпатами и полагали, что смогут удержаться на такой позиции довольно долго: по крайней мере, две недели немцам потребуется, чтобы сосредоточить артиллерию и осуществить локальный тактический прорыв. Столько же времени будет необходимо союзникам для того, чтобы – большими силами – перейти в наступление на Западном фронте, так что общий оперативный баланс Рыдз-Смиглы считал для себя положительным.
Польская кампания
Немцы исходили из того, что война должна быть короткой, как удар молнии (блицкриг). За две недели польская армия должна быть полностью уничтожена, а страна оккупирована. Этот план строился на широком использовании авиации и, прежде всего, пикирующих бомбардировщиков, на которые возлагалась задача «проложить дорогу» подвижным соединениям. ОКХ не использовало танки для усиления пехотных дивизий. Почти вся бронированная техника, способная перемещаться по полю боя, была сосредоточена в пяти корпусах – 14-м, 15-м, 16-м, 19-м и горном. Эти соединения должны были найти слабые места в обороне противника, преодолеть ее сходу и выйти на оперативный простор, выигрывая фланги польских армий. В дальнейшем предполагалось решительное сражение на окружение и уничтожение, причем пехотные корпуса должны были действовать против фронта противника, а подвижные части – атаковать его с тыла. Вся эта концепция ни разу не была проверена на практике и смотрелась не слишком убедительно. Даже немецкое руководство сомневалось в ее действенности, свидетельством чему – выделение 10-й т. д. из состава 19-го т. к. в «непосредственное подчинение» командующего группой армий «Север» и создание отдельного танкового дивизиона «Кемпф». не включенного в состав танковых корпусов.
Некоторую пользу немцам принесло привходящее обстоятельство: в сентябре отмечалась 25-я годовщина сражения под Танненбергом, где в 1914 году Людендорф окружил и уничтожил большую часть 2-й русской армии генерала Самсонова. В этой связи немцы имели возможность перебрасывать войска в Восточную Пруссию под предлогом участия в намечающихся торжествах.
Сражение началось в первый же день войны. Часто пишут, что поляки не закончили сосредоточения. Это верно, но немцы также не завершили мобилизацию, да и не могли они решить эту задачу в столь краткий срок.
Сразу же выяснилось, что располагать войска в «Польском коридоре» было самоубийством: южный фланг армии «Померания» был глубоко охвачен наступающими немецкими частями, причем армия, зажатая между Западной и Восточной Пруссией, не имела пространства для маневра и могла лишь ждать своей судьбы, оставаясь на занимаемой позиции.
К 3 сентября «коридор» был перерезан, немецкие войска в Западной и Восточной Пруссии образовали единый фронт. Теперь группа армий «Север» могла действовать против стратегического фланга и тыла польских войск, развивая наступление вдоль Вислы. Еще более остро развивался кризис на юге, где танковые части форсировали Варту. Краковская армия отброшена на северо-восток, армия «Лодзь» охвачена с обоих флангов, резервная армия «Прусы» внезапно атакована на своих тыловых позициях, армия «Познань», так и не вступившая в бой, отсечена.
Интересно, что польская армия, уже к 4–5 сентября потерявшая всякое управление и разрезанная на отдельные очаги сопротивления, продолжала сражаться, в то время как немецкая пехота, отнюдь, не демонстрировала чудес храбрости. Это, однако, не имело никакого значения: оказалось, что Польше нечего противопоставить новой немецкой военной доктрине, воплощенной в танковых дивизиях и бомбардировочных эскадрильях. Уже 12 сентября (по другим данным, 16 сентября) командование и правительство покинуло территорию страны, отдав войскам приказ «держаться до конца». Войска – в общем и в целом – это и делали: Варшава оборонялась до 28 сентября, организованное сопротивление последней крупной группировки войск прекратилось только 5 октября, а отдельные батальоны сражались до зимы, – но немцы уже со второй недели операции начали переброски войск на Западный фронт. На востоке их интересовал только Львов: необходимость отдать его Советскому Союзу, перешедшему границу Польши 17 сентября, вызвала крайнее недовольство генералов. Гальдер называет оставление Львова «днем позора политического руководства».
«Удар в спину», который Советский Союз нанес Польше, до сего дня вызывает справедливое негодование поляков, но, надо заметить, что война была проиграна ими на две недели раньше. К 17 сентября речь шла лишь о стадии «post mortem»: Польское государство было уничтожено, и речь шла только о «дележе наследства». Заметим здесь, что действия Германии и СССР, положивших конец «гнилому детищу Версальского договора так называемому Польскому государству» [15], нашло полное понимание и сочувствие на Западе. Во всяком случае, англо-французское военное руководство не сделало для помощи Польше ничего.
2
Польская победа вермахта резко изменила ситуацию в Европе. Прежде всего, солдаты вермахта ощутили доверие к своему руководству, а генералы – к новому способу ведения войны. Западные союзники оказались в ситуации, которой всеми силами стремились избежать: им предстояла прямая вооруженная схватка с Германией. Советский Союз получил временную свободу действий в Северной и Восточной Европе.
В последующие месяцы воюющие стороны развернули борьбу за так называемый «скандинавский плацдарм». Мотивация, которой они руководствовались, была совершенно различной.
Гитлер до самого последнего момента не предполагал, что Великобритания и Франция, так легко сдавшие Чехословакию, начнут войну из-за Польши. В течение десяти-двенадцати дней над Рейхом висела тень стратегической катастрофы, тем более грозная, что вывести из боя части и соединения, перемалывающие польскую армию на Варте и Бзуре, не представлялось возможным. Отделавшись легким испугом, Гитлер 6-го октября предложил созвать мирную конференцию, но эта инициатива была публично отклонена Западом. В возникших условиях Гитлер решил сокрушить оборону союзников во Франции и сделать это как можно быстрее – пока военные руководители союзников не извлекут надлежащих выводов из Польской кампании и не воплотят эти выводы в новые организационные и тактические схемы. Фюрер и помыслить не мог, что англо-французы считают основными причинами поражения Польши слабую боеспособность польской армии и вступление в войну Советского Союза.
Как бы то ни было, Гитлер торопил командование вермахта, требуя немедленно начать наступление на Западе. Но вермахт также нуждался в паузе для реорганизации, к тому же погода осенью 1939 года не способствовала действиям авиации. Начало операции непрерывно переносилось, к началу января 1940 года это стало уже отдавать балаганной сценой, когда бандит десять раз подряд заносит дубинку над головой ничего не замечающего добропорядочного горожанина, и всякий раз что-то мешает ему нанести удар.
Союзники не обращали особого внимания на действия немцев, считая свой фронт непреодолимым. Они и в действительности занимали очень сильную позицию, опирающуюся на долговременные укрепления «линии Мажино»… Целая группа армий оставалась в резерве, имея задачей ликвидацию любых «неизбежных на войне случайностей».
Со своей стороны союзники полагали, что германская приграничная «линия Зигфрида» также труднопреодолима (во всяком случае, ее штурм будет сопровождаться значительными потерями). Свои надежды они возложили на блокаду Германии, бомбардировщики и пропаганду. Но блокада не была вполне герметичной, и Черчилль уже 19 сентября обратил взор к Норвегии, предложив нарушить ее нейтралитет постановкой минных заграждений в ее территориальных водах. С этого дня начинается предыстория короткой и бурной норвежской кампании 1940 года.
Советский Союз воспользовался предоставленной ему свободой действий для значительного расширения своих границ в Европе. Осенью 1939 года была захвачена восточная часть Польши (Западная Украина и Западная Белоруссия) и приобретены важные стратегические позиции в Прибалтийских государствах. В ноябре началась финская война.
Нет никакого сомнения в том, что И. Сталин решал задачу «собирания» потерянных в революционные годы земель Российской империи. Но и определенные стратегические резоны в его действиях также были. Разумеется, не могло быть и речи о наступлении финской или эстонской армии на Ленинград. Но в условиях большой войны – с Гитлером ли, с союзниками ли, – наличие столь глубоко вдающихся в территорию России стратегических плацдармов представляло серьезную опасность. С логикой, характерной для эпохи тоталитарных войн, И. Сталин парировал эту опасность завоеванием.
Однако, если стратегически действия СССР и были обоснованы, то политическое их обеспечение было ниже всякой критики, а тактическое воплощение едва не обернулось национальной катастрофой. Промучившись до зимы с сосредоточением сил, упорно пытаясь решить боевую задачу силами одного Ленинградского военного округа, Красная Армия перешла в решительное наступление на великолепную оборонительную позицию, вписанную К. Маннергеймом в лесисто-болотистое бездорожье Карельского перешейка.
Наступление остановилось. В Финляндию пошел поток военной помощи с Запада. У. Черчилль приветствовал расширение войны, считая, что теперь под флагом содействия военным усилиям Финляндии удастся поставить под свой контроль Норвегию. Одновременно прорабатывался вопрос об атаке нефтепромыслов Баку англо-французской авиацией, базирующейся в Сирии.
К счастью для СССР эти приготовления осуществлялись даже медленнее, нежели наращивание советских армий на Карельском перешейке. 11 февраля Мерецков прорвал оборону противника и на следующий день захватил ключевую Сумскую позицию «линии Маннергейма». Разгромить финскую армию не удалось, но в течение двух недель советские войска вышли к Выборгу. Был заключен «благопристойный мир»: Финляндия осталась независимой, но Карельский перешеек целиком перешел к России. Для обеих сторон это был, явно, не тот результат, на который рассчитывали.
В. Суворов и Б. Лиддел-Гарт пишут, что ничего другого и нельзя было ожидать: Карелия «не годилась» для проведения «блицкрига». Это, конечно, не так.
Действительно, прорывать долговременную оборону в лесисто-речной местности при отсутствии нормальных коммуникационных линий, да еще и зимой, – дело в высшей степени не здравое. Но что мешало советскому командованию воспользоваться абсолютным преимуществом на море и в воздухе? Осенью до ледостава на Финском заливе было достаточно времени, чтобы атаковать непосредственно Хельсинки – воздушным и морским десантом. Такая операция была бы стремительной и смертоносной: ночью выходят десантные корабли, утром поднимаются с аэродромов самолеты, а уже в час дня депутаты финского национального собрания под угрозой обстрела города с крейсера «Киров» и линкоров «Марат» и «Октябрьская революция» передают власть новому правительству Финляндии. К вечеру собирается Лига Наций, на вопросы которой Советский Союз резонно отвечает, что находится в мире и дружбе с законным финским правительством.
Одна из многих возможностей Второй мировой войны, оставшаяся нереализованной.
10 января, когда Мерецков готовил свое решающее наступление, Гитлер изучал сводки погоды на Западе, а союзники формировали части и соединения для действий в Финляндии и Норвегии, произошел необычный инцидент, имевший далеко идущие последствия. Самолет германского офицера связи, вылетевшего из Мюнстера в Бонн, чтобы выяснить малозначительные детали немецкого плана наступления на Западе, совершил вынужденную посадку в Бельгии. При себе этот офицер связи в звании майора имел не больше не меньше, как детальный план будущей операции. Уничтожить документ не удалось, он попал в руки бельгийских контрразведчиков и вечером того же дня был передан французам и англичанам. Немецкие спецслужбы подтвердили полное рассекречивание плана войны на Западе. Стало очевидно, что необходима совершенно новая оперативная разработка.
«Осенний» план 1939 года, известный как «План ОКХ», представлял собой ухудшенную версию плана Шлиффена. Вновь, как в 1914 году, главный удар наносился через Бельгию (силами группы армий «Б»). На сей раз предполагалось, что противник будет готов к такому развитию событий. Считалось, однако, что Бельгию удастся захватить до того, как союзники окажут ей помощь. Далее предполагалось продвижение на юго-запад «в пределах возможного». План не предусматривал разгрома противника, речь шла только о получении позиционных преимуществ и прикрытии Рура.
Э. Манштейн, начальник штаба группы армий «А», считал такой результат недостаточным и настаивал на иной оперативной идее.
В литературе «План Манштейна», обычно противопоставляют «Плану ОКХ», но в действительности речь идет о двух «эхо-версиях» одного и того же замысла. Сутью является «борьба за темп», выигрыш времени.
В 1914 году Шлиффен считал, что удар через Бельгию будет для противника полной неожиданностью, поэтому наступающее правое крыло немецких войск достигнет в Бельгии и северной Франции решающего успеха раньше, нежели противник организует контрманевр в Лотарингии или Арденнах. В 1940 году надежды на внезапность не было: французское командование было готово к немецкому наступлению в Бельгии и имело предварительную договоренность с бельгийцами, согласующую действия сторон в случае нарушения Германией нейтралитета Бельгии. Собственно, 1-я группа армий и была создана на случай необходимости быстрого вступления крупных сил на бельгийскую территорию.
Но подобный маневр имел ту особенность, что переброска крупных сил в Бельгию неизбежно создавала брешь между северным и восточным крыльями союзников. В течение нескольких дней эта брешь обеспечивалась только растянутой до предела 9-й армией А. Корапа, пересеченной местностью Арденн и рекой Маас, затем должны были подойти свежие соединения. Весь вопрос состоял в том, успеют ли немцы воспользоваться относительной слабостью французских войск в Арденнах быстрее, чем эта слабость будет преодолена. Если ответить на этот вопрос положительно, тогда армии Корапа угрожал разгром, а немецкие подвижные соединения выходили в тыл 1-й группе армий союзников.
В течение осени-зимы немецкое командование колебалось между двумя оперативными схемами, склоняясь к компромиссу, который, как известно, хуже любой из альтернатив. «Инцидент» 10 января побудил немцев полностью отказаться от «Плана ОКХ». Еще одно случайное и привходящее обстоятельство – Э. Манштейн, который в буквальном смысле слова «достал» Гальдера и Браухича непрерывными требованиями пересмотреть схему развертывания на Западе, был снят с поста начальника штаба группы армий «А» и отправлен командовать армейским корпусом.
Но, как всякий вновь назначенный командир корпуса, он был вызван Гитлером для личной беседы. В ходе этой беседы Манштейн изложил Гитлеру суть своего оперативного замысла и сделал фюрера германской нации своим союзником. Гальдеру пришлось смириться с неизбежным и приложить все силы к совершенствованию новой схемы развертывания, по которой направление главного удара смещалось в полосу группы «А». Теперь и в планах немцев появился «Скандинавский плацдарм», но в качестве отвлекающей операции. Следовало убедить союзников, что командование вермахта рассматривает предстоящую борьбу на Западе как позиционную и стратегическую.
3
9 апреля 1940 года вермахт начал одну из самых блестящих своих операций, в которой был задействован практически весь флот Рейха и крупные силы Люфтваффе. Германия захватила Данию, потерях двух человек убитыми и десять ранеными. Одновременно немецкие войска начали высадку во всех ключевых точках Норвегии.
Союзники, начавшие минирование норвежских войск и сами готовящие оккупацию Норвегии примерно в те же числа, реагировали немедленно. В Нарвике произошло избиение немецких эсминцев, в Осло норвежцы потопили тяжелый крейсер «Блюхер» с военным персоналом. Союзные войска высадились в районе Тронхейма и в окрестностях Нарвика, завязались тяжелые бои, которые в центральной Норвегии продолжались до начала мая, а в северной – даже до июня, когда действия на этом участке стратегического фронта потеряли уже всякий смысл.
1 2 3 4 5 6
Польская кампания
Немцы исходили из того, что война должна быть короткой, как удар молнии (блицкриг). За две недели польская армия должна быть полностью уничтожена, а страна оккупирована. Этот план строился на широком использовании авиации и, прежде всего, пикирующих бомбардировщиков, на которые возлагалась задача «проложить дорогу» подвижным соединениям. ОКХ не использовало танки для усиления пехотных дивизий. Почти вся бронированная техника, способная перемещаться по полю боя, была сосредоточена в пяти корпусах – 14-м, 15-м, 16-м, 19-м и горном. Эти соединения должны были найти слабые места в обороне противника, преодолеть ее сходу и выйти на оперативный простор, выигрывая фланги польских армий. В дальнейшем предполагалось решительное сражение на окружение и уничтожение, причем пехотные корпуса должны были действовать против фронта противника, а подвижные части – атаковать его с тыла. Вся эта концепция ни разу не была проверена на практике и смотрелась не слишком убедительно. Даже немецкое руководство сомневалось в ее действенности, свидетельством чему – выделение 10-й т. д. из состава 19-го т. к. в «непосредственное подчинение» командующего группой армий «Север» и создание отдельного танкового дивизиона «Кемпф». не включенного в состав танковых корпусов.
Некоторую пользу немцам принесло привходящее обстоятельство: в сентябре отмечалась 25-я годовщина сражения под Танненбергом, где в 1914 году Людендорф окружил и уничтожил большую часть 2-й русской армии генерала Самсонова. В этой связи немцы имели возможность перебрасывать войска в Восточную Пруссию под предлогом участия в намечающихся торжествах.
Сражение началось в первый же день войны. Часто пишут, что поляки не закончили сосредоточения. Это верно, но немцы также не завершили мобилизацию, да и не могли они решить эту задачу в столь краткий срок.
Сразу же выяснилось, что располагать войска в «Польском коридоре» было самоубийством: южный фланг армии «Померания» был глубоко охвачен наступающими немецкими частями, причем армия, зажатая между Западной и Восточной Пруссией, не имела пространства для маневра и могла лишь ждать своей судьбы, оставаясь на занимаемой позиции.
К 3 сентября «коридор» был перерезан, немецкие войска в Западной и Восточной Пруссии образовали единый фронт. Теперь группа армий «Север» могла действовать против стратегического фланга и тыла польских войск, развивая наступление вдоль Вислы. Еще более остро развивался кризис на юге, где танковые части форсировали Варту. Краковская армия отброшена на северо-восток, армия «Лодзь» охвачена с обоих флангов, резервная армия «Прусы» внезапно атакована на своих тыловых позициях, армия «Познань», так и не вступившая в бой, отсечена.
Интересно, что польская армия, уже к 4–5 сентября потерявшая всякое управление и разрезанная на отдельные очаги сопротивления, продолжала сражаться, в то время как немецкая пехота, отнюдь, не демонстрировала чудес храбрости. Это, однако, не имело никакого значения: оказалось, что Польше нечего противопоставить новой немецкой военной доктрине, воплощенной в танковых дивизиях и бомбардировочных эскадрильях. Уже 12 сентября (по другим данным, 16 сентября) командование и правительство покинуло территорию страны, отдав войскам приказ «держаться до конца». Войска – в общем и в целом – это и делали: Варшава оборонялась до 28 сентября, организованное сопротивление последней крупной группировки войск прекратилось только 5 октября, а отдельные батальоны сражались до зимы, – но немцы уже со второй недели операции начали переброски войск на Западный фронт. На востоке их интересовал только Львов: необходимость отдать его Советскому Союзу, перешедшему границу Польши 17 сентября, вызвала крайнее недовольство генералов. Гальдер называет оставление Львова «днем позора политического руководства».
«Удар в спину», который Советский Союз нанес Польше, до сего дня вызывает справедливое негодование поляков, но, надо заметить, что война была проиграна ими на две недели раньше. К 17 сентября речь шла лишь о стадии «post mortem»: Польское государство было уничтожено, и речь шла только о «дележе наследства». Заметим здесь, что действия Германии и СССР, положивших конец «гнилому детищу Версальского договора так называемому Польскому государству» [15], нашло полное понимание и сочувствие на Западе. Во всяком случае, англо-французское военное руководство не сделало для помощи Польше ничего.
2
Польская победа вермахта резко изменила ситуацию в Европе. Прежде всего, солдаты вермахта ощутили доверие к своему руководству, а генералы – к новому способу ведения войны. Западные союзники оказались в ситуации, которой всеми силами стремились избежать: им предстояла прямая вооруженная схватка с Германией. Советский Союз получил временную свободу действий в Северной и Восточной Европе.
В последующие месяцы воюющие стороны развернули борьбу за так называемый «скандинавский плацдарм». Мотивация, которой они руководствовались, была совершенно различной.
Гитлер до самого последнего момента не предполагал, что Великобритания и Франция, так легко сдавшие Чехословакию, начнут войну из-за Польши. В течение десяти-двенадцати дней над Рейхом висела тень стратегической катастрофы, тем более грозная, что вывести из боя части и соединения, перемалывающие польскую армию на Варте и Бзуре, не представлялось возможным. Отделавшись легким испугом, Гитлер 6-го октября предложил созвать мирную конференцию, но эта инициатива была публично отклонена Западом. В возникших условиях Гитлер решил сокрушить оборону союзников во Франции и сделать это как можно быстрее – пока военные руководители союзников не извлекут надлежащих выводов из Польской кампании и не воплотят эти выводы в новые организационные и тактические схемы. Фюрер и помыслить не мог, что англо-французы считают основными причинами поражения Польши слабую боеспособность польской армии и вступление в войну Советского Союза.
Как бы то ни было, Гитлер торопил командование вермахта, требуя немедленно начать наступление на Западе. Но вермахт также нуждался в паузе для реорганизации, к тому же погода осенью 1939 года не способствовала действиям авиации. Начало операции непрерывно переносилось, к началу января 1940 года это стало уже отдавать балаганной сценой, когда бандит десять раз подряд заносит дубинку над головой ничего не замечающего добропорядочного горожанина, и всякий раз что-то мешает ему нанести удар.
Союзники не обращали особого внимания на действия немцев, считая свой фронт непреодолимым. Они и в действительности занимали очень сильную позицию, опирающуюся на долговременные укрепления «линии Мажино»… Целая группа армий оставалась в резерве, имея задачей ликвидацию любых «неизбежных на войне случайностей».
Со своей стороны союзники полагали, что германская приграничная «линия Зигфрида» также труднопреодолима (во всяком случае, ее штурм будет сопровождаться значительными потерями). Свои надежды они возложили на блокаду Германии, бомбардировщики и пропаганду. Но блокада не была вполне герметичной, и Черчилль уже 19 сентября обратил взор к Норвегии, предложив нарушить ее нейтралитет постановкой минных заграждений в ее территориальных водах. С этого дня начинается предыстория короткой и бурной норвежской кампании 1940 года.
Советский Союз воспользовался предоставленной ему свободой действий для значительного расширения своих границ в Европе. Осенью 1939 года была захвачена восточная часть Польши (Западная Украина и Западная Белоруссия) и приобретены важные стратегические позиции в Прибалтийских государствах. В ноябре началась финская война.
Нет никакого сомнения в том, что И. Сталин решал задачу «собирания» потерянных в революционные годы земель Российской империи. Но и определенные стратегические резоны в его действиях также были. Разумеется, не могло быть и речи о наступлении финской или эстонской армии на Ленинград. Но в условиях большой войны – с Гитлером ли, с союзниками ли, – наличие столь глубоко вдающихся в территорию России стратегических плацдармов представляло серьезную опасность. С логикой, характерной для эпохи тоталитарных войн, И. Сталин парировал эту опасность завоеванием.
Однако, если стратегически действия СССР и были обоснованы, то политическое их обеспечение было ниже всякой критики, а тактическое воплощение едва не обернулось национальной катастрофой. Промучившись до зимы с сосредоточением сил, упорно пытаясь решить боевую задачу силами одного Ленинградского военного округа, Красная Армия перешла в решительное наступление на великолепную оборонительную позицию, вписанную К. Маннергеймом в лесисто-болотистое бездорожье Карельского перешейка.
Наступление остановилось. В Финляндию пошел поток военной помощи с Запада. У. Черчилль приветствовал расширение войны, считая, что теперь под флагом содействия военным усилиям Финляндии удастся поставить под свой контроль Норвегию. Одновременно прорабатывался вопрос об атаке нефтепромыслов Баку англо-французской авиацией, базирующейся в Сирии.
К счастью для СССР эти приготовления осуществлялись даже медленнее, нежели наращивание советских армий на Карельском перешейке. 11 февраля Мерецков прорвал оборону противника и на следующий день захватил ключевую Сумскую позицию «линии Маннергейма». Разгромить финскую армию не удалось, но в течение двух недель советские войска вышли к Выборгу. Был заключен «благопристойный мир»: Финляндия осталась независимой, но Карельский перешеек целиком перешел к России. Для обеих сторон это был, явно, не тот результат, на который рассчитывали.
В. Суворов и Б. Лиддел-Гарт пишут, что ничего другого и нельзя было ожидать: Карелия «не годилась» для проведения «блицкрига». Это, конечно, не так.
Действительно, прорывать долговременную оборону в лесисто-речной местности при отсутствии нормальных коммуникационных линий, да еще и зимой, – дело в высшей степени не здравое. Но что мешало советскому командованию воспользоваться абсолютным преимуществом на море и в воздухе? Осенью до ледостава на Финском заливе было достаточно времени, чтобы атаковать непосредственно Хельсинки – воздушным и морским десантом. Такая операция была бы стремительной и смертоносной: ночью выходят десантные корабли, утром поднимаются с аэродромов самолеты, а уже в час дня депутаты финского национального собрания под угрозой обстрела города с крейсера «Киров» и линкоров «Марат» и «Октябрьская революция» передают власть новому правительству Финляндии. К вечеру собирается Лига Наций, на вопросы которой Советский Союз резонно отвечает, что находится в мире и дружбе с законным финским правительством.
Одна из многих возможностей Второй мировой войны, оставшаяся нереализованной.
10 января, когда Мерецков готовил свое решающее наступление, Гитлер изучал сводки погоды на Западе, а союзники формировали части и соединения для действий в Финляндии и Норвегии, произошел необычный инцидент, имевший далеко идущие последствия. Самолет германского офицера связи, вылетевшего из Мюнстера в Бонн, чтобы выяснить малозначительные детали немецкого плана наступления на Западе, совершил вынужденную посадку в Бельгии. При себе этот офицер связи в звании майора имел не больше не меньше, как детальный план будущей операции. Уничтожить документ не удалось, он попал в руки бельгийских контрразведчиков и вечером того же дня был передан французам и англичанам. Немецкие спецслужбы подтвердили полное рассекречивание плана войны на Западе. Стало очевидно, что необходима совершенно новая оперативная разработка.
«Осенний» план 1939 года, известный как «План ОКХ», представлял собой ухудшенную версию плана Шлиффена. Вновь, как в 1914 году, главный удар наносился через Бельгию (силами группы армий «Б»). На сей раз предполагалось, что противник будет готов к такому развитию событий. Считалось, однако, что Бельгию удастся захватить до того, как союзники окажут ей помощь. Далее предполагалось продвижение на юго-запад «в пределах возможного». План не предусматривал разгрома противника, речь шла только о получении позиционных преимуществ и прикрытии Рура.
Э. Манштейн, начальник штаба группы армий «А», считал такой результат недостаточным и настаивал на иной оперативной идее.
В литературе «План Манштейна», обычно противопоставляют «Плану ОКХ», но в действительности речь идет о двух «эхо-версиях» одного и того же замысла. Сутью является «борьба за темп», выигрыш времени.
В 1914 году Шлиффен считал, что удар через Бельгию будет для противника полной неожиданностью, поэтому наступающее правое крыло немецких войск достигнет в Бельгии и северной Франции решающего успеха раньше, нежели противник организует контрманевр в Лотарингии или Арденнах. В 1940 году надежды на внезапность не было: французское командование было готово к немецкому наступлению в Бельгии и имело предварительную договоренность с бельгийцами, согласующую действия сторон в случае нарушения Германией нейтралитета Бельгии. Собственно, 1-я группа армий и была создана на случай необходимости быстрого вступления крупных сил на бельгийскую территорию.
Но подобный маневр имел ту особенность, что переброска крупных сил в Бельгию неизбежно создавала брешь между северным и восточным крыльями союзников. В течение нескольких дней эта брешь обеспечивалась только растянутой до предела 9-й армией А. Корапа, пересеченной местностью Арденн и рекой Маас, затем должны были подойти свежие соединения. Весь вопрос состоял в том, успеют ли немцы воспользоваться относительной слабостью французских войск в Арденнах быстрее, чем эта слабость будет преодолена. Если ответить на этот вопрос положительно, тогда армии Корапа угрожал разгром, а немецкие подвижные соединения выходили в тыл 1-й группе армий союзников.
В течение осени-зимы немецкое командование колебалось между двумя оперативными схемами, склоняясь к компромиссу, который, как известно, хуже любой из альтернатив. «Инцидент» 10 января побудил немцев полностью отказаться от «Плана ОКХ». Еще одно случайное и привходящее обстоятельство – Э. Манштейн, который в буквальном смысле слова «достал» Гальдера и Браухича непрерывными требованиями пересмотреть схему развертывания на Западе, был снят с поста начальника штаба группы армий «А» и отправлен командовать армейским корпусом.
Но, как всякий вновь назначенный командир корпуса, он был вызван Гитлером для личной беседы. В ходе этой беседы Манштейн изложил Гитлеру суть своего оперативного замысла и сделал фюрера германской нации своим союзником. Гальдеру пришлось смириться с неизбежным и приложить все силы к совершенствованию новой схемы развертывания, по которой направление главного удара смещалось в полосу группы «А». Теперь и в планах немцев появился «Скандинавский плацдарм», но в качестве отвлекающей операции. Следовало убедить союзников, что командование вермахта рассматривает предстоящую борьбу на Западе как позиционную и стратегическую.
3
9 апреля 1940 года вермахт начал одну из самых блестящих своих операций, в которой был задействован практически весь флот Рейха и крупные силы Люфтваффе. Германия захватила Данию, потерях двух человек убитыми и десять ранеными. Одновременно немецкие войска начали высадку во всех ключевых точках Норвегии.
Союзники, начавшие минирование норвежских войск и сами готовящие оккупацию Норвегии примерно в те же числа, реагировали немедленно. В Нарвике произошло избиение немецких эсминцев, в Осло норвежцы потопили тяжелый крейсер «Блюхер» с военным персоналом. Союзные войска высадились в районе Тронхейма и в окрестностях Нарвика, завязались тяжелые бои, которые в центральной Норвегии продолжались до начала мая, а в северной – даже до июня, когда действия на этом участке стратегического фронта потеряли уже всякий смысл.
1 2 3 4 5 6