Здесь выложена электронная книга Ксении автора по имени Драгомощенко Аркадий. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Драгомощенко Аркадий - Ксении.
Размер архива с книгой Ксении равняется 61.87 KB
Ксении - Драгомощенко Аркадий => скачать бесплатную электронную книгу
Аркадий Драгомощенко
КСЕНИИ
xenia
КСЕНИИ
Аркадий Драгомощенко
Это следует написать карандашом, чтобы в любое мгновение возможно было сте реть: мне останется, я продолжу угады вать, вчитываться, распознавать, испод воль связывая стертую фразу с песком однообразным и неразличающим, по ко торому может читать только ветер, ведя сыпучие вихри по прихоти, стирающих себя нескончаемо узоров - я не претен дую также и на понимание и, более того, может быть именно непонимание являет ся моим последним удовольствием. Но все это следует писать карандашом на полях несуществующей книги, на полях ее дара, ксений...
Я начал писать эту книгу в 1989 году, как пишут криминальный роман. Мне думалось, что книга о любви (а я намеревался написать именно такую книгу в отличие от предыдущих) также должна являться чем то наподобие расследования (так из следа, формы изымают слепок) до статочно путаной всегда истории возникновения не только частной, но и об щей мифологии, по сути - риторики. Тогда же, в какие то призрачные мгновения начинания, вернее в кратчайшие доли угадывания, или распозна вания обступавшего беспокойства, я понял, что такая книга вовсе не сможет стать обращением к прямому личному опыту/сценарию моему либо чьему то по причине того, что такого опыта в итоге не оказывалось, но толь ко лишь (возможно когда нибудь я напишу книгу о камнях и в ней возвра щусь к тому, что опять от меня ускользнуло) к предпосылкам возможности такового, к его сцене и драматургии. Я полагал начать с тривиаль но го признания , иными словами с предикации, с того, как признание начинает свое существование задолго до возникновения другого , к кому рано или поздно такое признание будет обращено, чтобы стать выявленным. И что незамедлительно предложило отступления в область иных предположений: как возникает этот другой , предваряя в его/ее предвосхищении само это признание в виде высказывания (ожидания? настояния?), или же некой не обходимостью речи. Продолжая писать, я начинал понимать, что признание уходит одновременно в обе стороны своего бытования ; в свое прошлое - в смутное намерение, и будущее - совершенное и, как казалось тогда, никчемное безмолвие собственного отсутствия.
`` Именно тогда меня заинтересовала та сторона нашего воображе ния, которая никоим образом не может быть транспонирована ни в какие системы образов. Или иначе - меня заинтересовала такая образность, кото рая, невзирая на внешние проявления принципов аналоговой логики, при надлежала бы к области, не имеющей возможности быть описанной из начально, находясь как бы в точке постоянного перехода. Любая аналогия лишь приумножала бы ее неуязвимость. Здесь тема при знания и выражения пересекаются.
Так или иначе, книга была написана, и я потерял к ней интерес. Однако в ту пору в издательстве Sun & Moon Press вышла моя первая книга на английском языке в переводе Лин Хеджинян - Description , и вскоре Дуглас Мессерли, издатель, сделал предложение опубликовать Ксении , то есть последнее, что было в ту пору мной написано. Бесспорно, все зависело от Лин Хеджинян, но по недолгому размышлению она решилась - я по сию пору задаюсь вопросом: почему? - на этот безумный шаг и начала работу, в кото рой я изредка принимал непосредственное участие, когда мне удавалось по бывать в Калифорнии, а ей в тогдашнем Ленинграде. По мере того, как шла работа над переводом, я все больше и больше начинал забывать саму книгу. Я видел отдельные фрагменты, которые что то мне обещали, фрагменты сменялись другими, они образовывали какие то новые задачи, связи и значения. Так длилось довольно долго, покуда этой весной мне не довелось открыть тетрадь с рукописью и не понять, что уже су щест вует две книги, не слишком ощутимо отличных друг от друга, но, тем не менее, наметившие такое различие.
` И как первую, написанную в 89 году, так и вторую, сегодняшнюю, - я хотел бы посвятить их Лин Хеджинян. Книги изменяются, дни же на шей работы, параллельного чтения, препирательств, досужих разговоров в саду на Колледж Авеню, прогулок за вином в универсам на Замшина, про должений занятий, прерывавшихся опять таки визитами друзей здесь и там - вряд ли изменятся. Книги стареют быстрее, чем те, кто их пишет. Пос лед ние в свой черед устревают намного быстрее воспоминаний о себе же самих.
Иные были пейзажными книгами, другие опытами описания способов опи сания как такового.
В таких случаях окружающее начинает как бы расплываться, теряя свои от четливые очертания. Намерение неуклонно стирает страницы закрепленного опыта.
Ты видишь горы и считаешь их неподвижными,
а они плывут, как облака
Ал Джунайд.
Мы видим лишь то,
что мы видим, tc "Мы видим лишь то, что мы видим..."
лишь то,
что нам позволяет быть нами, -
увиденным.
Фотография отказывается
принять в себя то,
что в изучении нас
было ею же создано.
Солей яростное плетение,
серебра пепел.
Трижды прокричит петел
покуда наступит рассвет. Зрение
(в зернь игры? В теле
прорезь? Шнурки ботинок?
автобиография, идущая
неотступно в затылок?),
не обретающее предмета,
мнится утратой.
В осознаньи бессилия
истории залегает начало. Я
не в силах понять: объятия
отца и матери?
При переходе одного в другое?
Это пляшущий у порога предел,
где рассудка оплывает
медленно эхо.
Следовать.
Смерть отнюдь не событие,
но от слоение от:
прошлое - узел эллипсиса,
полдня.
Пятно изъятое солнца,
дно которого на поверхность выносит
комариный ветер вещей,
щепу предметов, тщетно
впившихся в описание - зрение -
или закон построения
двухмерного изображения в многомерное:
оптика (или же аллегория).
Меркнет в желтых пористых льдах
страниц, процветающих в пальцах сухих,
бег. Дым черен. Лазури визг.
Падает облако безмысленно к югу.
И слипшиеся, как леденцы счастья, демоны
управляют размышлением глаза,
под стать горению, чья сеть проста
и радужна, однообразна также,
подобно любви маятнику.
Не смерть волнует, скорее,
покуда способен двигаться в частицах обмена -
отсутствие в любой точке всплеска
дня, чьи половины сомкнуты
за спиной тени (бесспорно, объятия...
они прежде всего) повсюду,
где она может случиться,
солучая не стать с преткновением, -
ткани тление, когда распускаема.
Скорость. Скольжение. Сроков деление:
гул детской раковины.
Окрестности.
Местность блуждания всматривается
в свое ожидание. Рот
принимает определенную форму,
чтобы слово небо обрело плотность гальки,
разбивающей скорлупу отражения.
q
О фабуле разветвляющегося города. Сложность не означает нескон чаемого прибавления. Пра изведение сна. Мятежны множества (чем больше дадите мне денег, тем больше я буду иметь их - но зачем тебе?). Этот прут, играя поднимается в воздухе: сосредоточение. Но и манера письма, изматывающая, идущая наперекор по следу (обо мне ли ты говоришь? позавчера ты говорил, что я нужна тебе, чтобы ты ощущал себя мной ), ускользающего из возможных признаков, из собственного присутствия. Хлебников - руины никогда не возво дившихся циклопических построек. Звездное роение в абсолютной прозрачности субъекта и объекта. Шорох камня, летящего вниз. Я наклоняюсь к тебе. Это медленно. Склон открыт юному ветру. То, что для тебя миг, для меня - тысячелетия, помноженные на предвос хищение. Терпение? Предзнание, которому не суждено отвечать на вопросы смерти - не прорасти в череп материи. Неспешное окис ление, но и способ письма, доходящий до неприемлемой избыточ ности: п(е) ресечения, не дающие искомого ощущения конца в любой точке всплеска, солучающей ночь с от - - - .Чем отличается суждение от высказывания ? Открой словарь (говоришь). Слово становится словом в нескончаемом приближении уходящего голоса. О снеге в разветвленной фабуле города. Я наклоняюсь к ней, и тон чайшая капля разворачивает предо мной время Китая. Это медленно, так же как и снег. Нет. Контаминации города. Тот вяз мы внесем в поле карты. Ворон, не ведающий урона. Вместо того, чтобы прибли жаться, раскрываясь - удаляется, покуда не пропадает вовсе за пре делами фразы.
Весна. И кое где облака.
Этого вполне достаточно.
Остальное занято небом.
Она была сумасшедшей,
потом стала мертвой.
Рассказывай птицам.
Пепел - состояние информации,
превзошедшей допустимую сложность.
Вне него самого расположены
дезоксирибонуклеиновые спирали слова,
серебро фотографий, чернеющих в камне,
браслета и рыб из фольги;
поэзия - не признанье в любви,
языку и возлюбленной ,
но дознание: как в тебе
возникают они, изменяя тебя.-
в сообщение? в плод?
Рассказывай это глиняным зернам,
(возможно и тело схожим образом
рассматривает себя, состоя
из перфорации памяти,
косвенных ожогов вещей,
которые только свод правил -
осей бесплотных друза,
аксонов бессонная паутина в патине,
высохших рос геометрия,
игольчатое полотно очей, cellular automaton:
распластанных в направлениях).
Холодное утро в мае.
Дети в тумане играют в настольный теннис.
Почтальон, как душа всех писем,
пущенных на волю ветра,
не столь бесконечен, чтобы стать
убежищем мысли.
В глубине двора пес искрится,
цепенеет рощей.
Воображение вспять пятится,
подобно волне отлива,
затаскивая в привычное тело
(взрезая оконную гладь)
немудреный свой скарб, и
когда в мозгу возникает краб
(рассудок прибегает к уловке
прибавления согласной)
и свет ржавый мелеет, где море
обвисает на скалах,
и гремучим золотом кишмя блохи
кишат в песке
(произнося что то об облаках)
я ловит себя на том, что
всю сумму умножающего себя языка
превосходит трещина
раскалывающего его предела...
иероглифов кварцевая воронка,
небо втягивающая в свой
сверкающий шелест.
q
Продолжали быть, но скорлупой, пронизанной отзвуком, умещенным в параллельные эхо. Прозрачной, однако непроницаемой преградой. В мгновении капли, разворачивающей пространство Китая, ты ощуща ешь меня мною - перевод - умноженной на ожидание (намеренье речи на предчувствие собственного применения), - бормотания вяз кая глина, слепки, углубления ждущей воды. И пеленой, которая все гда одно и то же, - позже вписать: я знал об этом всегда, - то же, лишенное самости . Оставаясь недвижным возрастает до тошноты, тишины (исправляет рука), капли, вязкости. И уже не что то в форме стола, судебного приговора вещи, предсказания, нищеты, неких корней , надгробного воя, но я сам (с этого момента дознание уже воспроизводит себя) - к двум глазам, будто бы оставленным на уте рянном некогда лице. И точно так же, как категория рода не равна родовому различию, так и грамматическое число не является числом математики. Что означает много ? Истинность высказывания нужда ется в истинном времени. Сколько прошло с момента, как я загово рил? Я не нуждается в действующих лицах. Поэтому ты - только ты, я - только я, исчезающие в проницаемости. Исполнение.
КОНДРАТИЙ ТЕОТОКОПУЛОС
ПИШЕТ СЫНУ -
Сегодня ночью
ты мне приснился. Шли сумерки.
Люди сосредоточенно плыли.
Мы находились в машине,
и ты - совершенный младенец...
скорее, нечто,
не обретшее пока очертаний, но занявшее
в моих мыслях определенное место.
Мы были вместе,
как в древнем мире, где суть не нуждалась
в отчислениях вести, и планеты двигались безнаказанно
в овечьих орбитах ранами спектра.
Однако сон разматывал вместо речи разлуки немую нить,
хотя мы оба сквозь сумерки приближались к строению -
оно было вполне незнакомо.
Поставь рядом дерево, проведи мелом дорогу,
а на поля введи - exit.
И все же, в этом медленном и непреложном не мире,
но приближении, которое сравнить легче с безветрием,
нежели с вихрем, смерчем, метущим подобно дервишу
рукавами времени в кругах сора и пыли -
оканчивалось наше знание - у ног полудня тень,
завершающая служение -
поскольку будущее захлопывает свою дверь,
представая привычно разуму
либо ветошью горящей сально,
оправленной стронциановым льдом,
либо доопытным камнем в доброцветении форм. И что,
несомненно, есть порождение слабости, испытание сном,
а также обучение миру уподоблений, когда
одно исчезает в другом - не превращение,
ибо о нем суждено только слышать...
Но, возможно сказать:
желанием оправдания. Оправдания чего?
Не торопись. Взгляни на красную черепицу,
просто взгляни.
Видишь, облако было ближе. а теперь оно там, где огни,
где градирня - где испаряется город.
Но как ответить тому, что только место в мысли? -
если и руки, говора шелест ведущие неуследимо
по бесстрастной бумаге, не сознают сроков странствия -
призрачны, хотя не утратили очертаний.
Слишком страстно настояние было
(которое перенимаешь
неизвестно откуда) продлить длительность яви
собственными глазами.
Чрезмерна была и печаль, не имущая причины,
но, к счастью, ток чей перестал согревать сна жилу
и слух, стоявший нагой фигурой на пороге деления:
будущее, настоящее, прошлое.
Час этот не имеет границы,
подчиняясь порою рассудку,
либо тому, что именуют любовью,
или (по достижению возраста) стяжением веры.
Много разного проходит сквозь нас,
достоверность чего не вызывает сомнений. Впрочем,
и это уже не имеет значения.
Даже незнанием не станет это.
Остается сказать: возрадуйся в юных лесах песка,
в галактиках реликтовых множеств,
в диком таяньи выворачивающих себя,
в котором, черту разделения преступая всегда, мы,
раскалившие память дотла, приближаясь,
не сдвигаемся с места.
Свободны от прошлого...
Искусству научены обращенья с конца
полуднем, сжигающим уподобления, как
в кварцевом шепоте говора,
петляющем, словно тьма.
На каждом углу круга
вкопано по изваянию ветра.
Лава стрижей вскипает в теснинах высот,
разрушая благозвучие мер,
соотнесенностей.
Ливень пророчат, близнецов разлучение,
значения со смыслом, нити
темные путают на веерах северного цветения,
жадно хватают, пронизывая плоскости света
(так ненасытно нанизываешь деепричастий частицы,
ступень за ступенью спускаясь
на дно глагольной таблицы), онемения зерна.
Эпос или кормление.
Ни высот, ни низин в цикле воды и пламени.
Эрос - только разнонаправленность
единой точки, оставившей позади время :
преступающее себя возвращение.
В прикосновении залегает косвенность
нескончаемого разделения
(задача изнаночного учебника арифметики) -
путники расходятся, как осенние ветви к небу,
обрушив влагу холода и разметав листьев бремя
у изножия изваяний ветра.
Стрижей стаи,
повторяет Теотокопулос , сотни осколков неба.
Каждый как придыхание,
разрывающее парение белки... вершина вяза,
марля стрекозьего трепета вибрирует в камышах.
Коричнево кружево окончаний,
основа вскипающих распрей... Какого рода факты
меня привлекают?
Или же прежде всего (объятия?) мысль о том,
как в становлении (дверь Гильгамеша?)
проникают в разум?
Можешь себя назвать, надо мною склонясь.
Имя пусть будет вкопано
по углам круга нашей с тобою глины,
и это подобно подобию или тому, как,
памятуя примету о возвращении, бросить монету в воду.
Мелькание учащает биенье.
Возрастает скорость, намагничивая мозг,
словно разматывая клубок, и конец нити вспыхивает.
Это свечение - мы, расслаивающие палимпсест тел,
(растягиваемые черным озером
между ожиданием и совпадением:
так сползают вниз твои волосы,
а после - светлая хвоя в произнесении),
и в точке слияния с такими же, в совершенстве изъятий
формами, остaются точкой,
вращающей зеркала. Результат вычитания:
вымолвить: равновесие. Иное тело - моего мера
(камень, число, дерево, буква) - воображения ток,
свитый из любовной сухости,
на карту летящей пыльцой.
Узнаешь ночь в ледяной подкове Веспера,
слова тягучий глоток в созерцании тьмы тьмою.
Движет это и в те минуты,
когда, словно из гнезда имен,
вещи срываются в исступлении
и в свободном падении
(в изведении вверх? в стороны?), как веретена,
принимаются за вращение. Мы же проходим дальше,
преуспевшие в узнаваниях,
что значит - потерях. Тем временем,
движет это звездой в сечениях низкого неба,
когда, распускаема временем,
изменяющим знак или сторону,
она делится на звезду и звезду, не возвеличиваясь
ни в раю, ни в аду. Ни в массе, ни в мощи,
выжигая свечение скоростью. Только догадка
о прекрасных кострах симметрий,
о разлучении близнецов,
о стреле Нагардужны, пожирающей черепаху.
В испарении радужном гласных
яснее осин островов основы осенних кристаллов,
как и ходьба, избывших корысть приумножения.
Муравьи в окне. Вода и небо единственные, кто
помнит либретто вечного возвращения,
сведенное к пористому афоризму.
Социальных пространств заброшенные плато,
где чернильные волосы, красный кирпич, бетон
молчаливы, считая виток за витком
проходящих в историю, как еще в одну зиму.
Ксении - Драгомощенко Аркадий => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Ксении автора Драгомощенко Аркадий дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Ксении у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Ксении своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Драгомощенко Аркадий - Ксении.
Если после завершения чтения книги Ксении вы захотите почитать и другие книги Драгомощенко Аркадий, тогда зайдите на страницу писателя Драгомощенко Аркадий - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Ксении, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Драгомощенко Аркадий, написавшего книгу Ксении, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Ксении; Драгомощенко Аркадий, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн