Но французский король разгадал этот ход и уступил. Деньги, следуемые — вернее, не следуемые — по этой ультрасекретной статье, были подключены к военной субсидии, которую Франция обязалась уплатить Англии. Кроме того, Людовик согласился увеличить английскую долю в шкуре неубитого медведя — увеличить размеры голландской территории, которую он был готов отдать Карлу. Одновременно с тайными переговорами Бекингема происходили еще более секретные переговоры за его спиной. Карл должен был с крайней неохотой передать французам специальную письменную декларацию, что мнимый договор никак не отменяет обещания короля принять католичество, когда наступит подходящее время. После этого мнимый договор был подписан в декабре 1670 года. Он явно противоречил интересам и настроениям влиятельных буржуазных кругов Англии, втянул страну в непопулярную войну. Чтобы убедить парламент в отсутствии у Карла планов реставрации католицизма, пришлось продемонстрировать мнимый договор и постараться побыстрее подписать мир с голландцами (он был заключен в феврале 1674 года). Склонный к демагогии Бекингем решил подставить ножку Арлингтону. Склока могла привести к опасным разоблачениям, и друзья Арлингтона в палате лордов обвинили распутного герцога в незаконной связи с графиней Шрюсбери. Это помогло избежать нового политического скандала.
Схватка «барана» и «кабана» была одним из признаков распада Cabal. На смену ей пришло министерство Томаса Осборна, графа Данби, который был явным, хотя и осторожным, противником французского союза. Тогда Людовик решил обессилить правительство Карла, поддерживая парламентскую оппозицию. Французское золото шло теперь и в карманы лидеров оппозиции, громивших правительство за раболепие перед Людовиком XIV и отказ от противодействия его завоевательским планам. Иногда субсидии были платой за молчание. Например, такое молчание обошлось Людовику XIV в феврале 1677 года в 2950 фунтов стерлингов, а во время более короткой сессии в июне — только в 450 фунтов. В других случаях деньги уплачивались не за молчание, а за более ожесточенные нападки на политику «короля-солнца». Так действовали агенты французского посла Баррийона в 1678 году. В том же году Французский двор подкупил английского посланника в Париже Р. Монтегю. За 100 тыс. крон посол написал донос парламенту, что Данби участвовал в тайных переговорах о получении Карлом субсидии от Версальского двора. Данби, заблаговременно извещенный об этом коварном плане, попытался нанести ответный удар, наложив арест на бумаги Монтегю, которого обвинили в поддержании секретной переписки с папским нунцием. Но среди захваченной корреспонденции не было письма, уличавшего министра. Письмо это было представлено парламенту, и палата общин приняла решение о привлечении Данби к ответственности. Падение Данби внешне было следствием продажи им английских интересов Людовику XIV, а в действительности тем, что он решил противодействовать планам французского монарха. Это был поистине ловкий ход в тайной войне.
… В 1968 году на аукционе в Лондоне было продано значительное число неизвестных документов, характеризовавших секретную службу в годы правления Карла II. Выяснилось — это уже подозревали и современники, — что деньги, ассигновавшиеся на разведку, король попросту тратил на своих фавориток; некоторые из них, впрочем, как уже говорилось, параллельно несли службу в качестве агентов либо самого Карла, либо Людовика XIV.
Министр Моррис жаловался, что ему дают на разведку только 700 фунтов стерлингов, а Кромвель тратил в 100 раз больше и поэтому держал у себя в кармане секреты всех монархов Европы. Однако и после этих жалоб скупая «кавалерская» палата общин увеличила ассигнования по графе «Секретная служба» всего на 50 фунтов стерлингов!
К тому же во время Реставрации секретная служба перестала быть централизованной, как при Кромвеле, разделилась на различные ветви, нередко соперничавшие друг с другом. Так что в правление Карла трудно вообще говорить об английской разведке в единственном числе. Политические партии, придворные клики, отдельные честолюбивые министры и послы обзаводились собственной секретной службой. Из них политическое значение приобрела, в частности, разведка английского посла в Гааге сэра Уильяма Темпла. Это был осторожный, самовлюбленный, трусливый оппортунист, больше всего заботившийся о собственном спокойствии и благополучии и неизменно удалявшийся в свое имение, к своему саду и к писанию мелкотравчатых этических «опытов», как только надо было делать небезопасный шаг. Так Темпл поступал во время острых политических кризисов в последнее десятилетие правления Стюартов. Еще остался в памяти потомков осторожный и тщеславный сэр Уильям тем, что при нем служил секретарем молчаливый мрачноватый юноша по имени Джонатан Свифт. Но это было потом, много позднее, а в 1667 году Темпл был еще инициативным дипломатом, энергично делавшим карьеру и благодаря почти идолопоклоннической лести сумевшим добиться благосклонности Арлингтона и должности посла в Гааге. Понимая, насколько непопулярно прислужничество перед Людовиком XIV, Темпл активно содействовал временной переориентации политики Карла II на союз с Голландией. Секретная служба Темпла при этом работала против его шефа Арлингтона и шпионов этого министра. Темплу удалось использовать опытных людей, ранее служивших разным партиям. Среди них наиболее важными были Томас Корни и бывший активный участник службы «кавалеров» в годы революции Николас Аударт, который, впрочем, скоро принял сторону Арлингтона.
А в числе противников секретной службы Темпла оказался бывший глава разведки в годы гражданской войны и протектората Томас Скотт. «Цареубийца» пошел теперь на службу к Арлингтону. Тот принял и ряд других агентов, ранее работавших на Кромвеля, в частности Уильяма Левинга. В борьбе разведок соперничавших клик не приходилось брезговать средствами — так, Левинг попал в тюрьму стараниями другого шпиона — Фосета. Основательную шпионскую организацию, наблюдавшую за разведкой Арлингтона, создал и Ашли, получивший к тому времени титул графа Шефтсбери. Он пытался при этом даже заручиться поддержкой Луизы де Керуаль и Барбары Кастлмейн. В результате Ашли имел от своих агентов подробные сведения о секретных французских субсидиях, доставлявшихся Карлу II. В тайную войну включились, наконец, иезуиты, которым покровительствовал младший брат короля Яков, герцог Йоркский, принявший католичество.
Среди немногих способных разведчиков времен Реставрации был упоминавшийся выше Джордж Даунинг, бывший тайный агент Терло в Голландии. После реставрации Даунинг остался британским резидентом в Гааге. В 1668 году он хвастал, что его агенты регулярно вытаскивали ключи из камзола де Вита, правителя Голландской Республики, когда он спал, списывали извлеченные из-под замка тайные бумаги и возвращали ключи обратно.
В числе английских разведчиков в Голландии подвизалась также Афра Бен — известная писательница, которая впрочем, не добилась успеха на поприще шпионажа.
«БОЖЕСТВЕННЫЙ КОРОЛЬ АНГЛИИ»
Ныне в обширной западной литературе, посвященной ведовству и гонениям на него, можно различить три главных направления. Одно — прямо обскурантистское, почти открыто солидаризирующееся со взглядами инквизиторов и их достойных коллег в протестантском лагере. Сторонники второго направления хотели бы выявить бытовые и психологические импульсы ведовства, но склонны при этом проходить мимо классовых корней и политических причин этого явления. И наконец, третье направление (М. Мэррей, Л. Гарднер, В. Пейкарт и др.), находящееся в известном смысле между двумя первыми, стремится учитывать политическую подоплеку ведовства и преследований, не упустить скрывающийся за этим какой-то глубокий конфликт. Однако сам конфликт частью этих исследователей рисуется в виде противоборства между христианством и остатками более ранних языческих культур.
В самой гипотезе, что влияние языческого наследия было большим, чем это обычно признается в исторической литературе, вероятно, имеется рациональное зерно. Однако совсем другое дело — искать здесь причину ведовских процессов.
Дальше всех в этом отношении пошла М. Мэррей, которая попыталась в своих книгах «Ведовский культ в Западной Европе» (1921) и «Бог ведьм» (1933) представить ведовские процессы как попытку христианства уничтожить ещё широко сохранявшее свое влияние язычество. Идеи этих книг получили распространение и даже были воспроизведены в соответствующих статьях ряда изданий Британской энциклопедии в качестве общепризнанной научной истины. М. Мэррей предлагала полностью доверять вырванным пытками «признаниям» и самооговорам, считая, что подсудимые были действительно приверженцами древнего культа бога плодородия, жрецов которого инквизиторы и объявляли воплощением дьявола. Но и этих открытий оказалось мало. В книге «Божественный король Англии» (1954) престарелая исследовательница задумала под углом зрения своей теории переписать несколько веков английской истории, и в особенности политические судебные процессы того времени.
М. Мэррей предпосылает своей книге цитату из произведения современника Шекспира драматурга и поэта Френсиса Бомонта «Королевские могилы в Вестминстерском аббатстве»:
Останки знатных здесь взывают из могилы,
Как люди, умерли они, хотя богами были.
По мнению М. Мэррей, когда — вплоть до XVIII в. — говорили о божественной власти короля, о том, что монарх — живое олицетворение Бога на земле, эти слова понимались в самом прямом, буквальном их смысле, ведь на протяжении столетий верили, что король как воплощение божества должен быть принесен в жертву богу плодородия для блага своих подданных. Позднее возник обычай избирать в качестве искупительной жертвы не самого правящего монарха, а кого-либо из близких ему лиц — близких по крови, по семейным связям, по высокому положению в государстве. Такие жертвы из числа тех, кто принадлежал к королевскому роду или был близок к монарху, приносились не только в Англии, но и в других странах Западной Европы. Типичным примером М. Мэррей считает… Жанну д'Арк. Французская героиня была тоже, оказывается, воплощением языческого бога, поэтому за ней стояла сила, с чем должен был считаться Карл VII. Отсюда возможность успехов Жанны, здесь же объяснение пассивности французов, ничего не сделавших для спасения Орлеанской девы (они, мол, считали, что ей предназначено принести себя в жертву). «Голоса», которые слышала Жанна, были голосами ее единомышленников — живых людей. Кошон и другие судьи отлично понимали это, когда вели допрос. Так, они придавали особое значение тому, что Жанна носила мужскую одежду, потому что это было внешним знаком ее приверженности дианическому культу.
В Англии искупительные жертвы, по утверждению М. Мэррей, приносились в царствование каждого из монархов, по крайней мере со времени Вильгельма Завоевателя, т. е. со второй половины XI в. и до начала XVII в., а может быть, даже и позднее. Ведь старая религия сохранялась среди сельского населения до конца XVII в. Первоначально жертва — «заместитель» — попросту выбиралась по приказу короля. Впоследствии же ритуальное жертвоприношение внешне изображалось как результат законного разбирательства и вынесенного приговора, в действительности представлявших собой явную насмешку над справедливостью и правосудием. «Такие юридические убийства историкам было трудно объяснить, поскольку эти убийства являлись отрицанием всех принципов человеческого правосудия и христианской религии, которую, как предполагается, исповедовали и король, и судьи». Христианская церковь вынуждена была долгое время терпеть этот языческий обычай и даже идти на компромисс, канонизируя некоторых из лиц, ставших искупительными жертвами, приписывала им способность творить чудеса. Вместе с тем духовенство, обладая монополией на ведение летописей, старалось скрывать существование языческого культа.
В XVI в. области распространения старой веры, особенно Восточная Англия, продолжает М. Мэррей, стали районами, где раньше всего пустила корни Реформация. К концу правления Елизаветы 1 вера в божественность монарха почти угасла и сохранялась лишь в отдаленных деревнях. Там, в этих медвежьих углах, слепая преданность своим местным лордам как воплощению бога еще была достаточно сильной и представляла политическую угрозу для центральной власти. И сторонников старого культа стали преследовать, именуя колдунами и ведьмами. Вступление в 1603 году на престол Якова I, старавшегося возродить веру в божественность монарха, уже не встретило былой поддержки, а более энергичные попытки Карла I даже привели к его низложению и казни. Стюарты не получили твердой опоры даже в Шотландии, откуда они были родом, так как там долгое отсутствие королей, занимавших одновременно английский престол и пребывавших в Лондоне, также подорвало позиции старой религии.
По ритуалу искупительную жертву следовало приносить один раз в семь лет. Поскольку же было неудобно так часто менять монархов, возник довольно рано институт «заместителей». Обычно жертву приносили, когда возраст короля или время его правления были кратны числу 7 (иногда — 9). Жертвы редко требовались до того, как монарху исполнится 35 лет. Наибольшее число таких жертв приходится на год, когда король достигал 42-, 49— или 56-летнего возраста. Ритуальные казни, когда монарху исполнялось 63 года, являлись редким исключением по той простой причине, что только четыре английских короля перешагнули этот возраст (Генрих I, Эдуард I, Эдуард III и Елизавета I). Казнь приурочивали к «магическим», «священным» месяцам в языческом культе — февралю, маю, августу, ноябрю (чаще — к февралю и августу). Во время казней толпа громко стенала, части разрубленного палачом трупа выставляли на обозрение в различных районах страны. Не менее характерно, что многие осужденные покорно шли на казнь как на заклание, вместе с тем до конца отрицая возведенные на них обвинения — по поверью, невиновность жертвы была необходима, чтобы искупить грехи всего королевства.
В судебные процессы против «заместителей» иногда вовлекали и других лиц, чтобы получить — точнее, вырвать у них — нужные признания против главного обвиняемого. Эти лица могли быть отправлены на плаху или избежать смерти, если их помилование не мешало казни «заместителя». Так, придворных, обвиняемых в преступной связи со второй женой Генриха VIII, Анной Болейн, казнили, поскольку признание их виновными было необходимо для вынесения обвинительного приговора королеве.
Как же, рассуждает М. Мэррей, следует отличать «заместителей» от других осужденных на казнь жертв политических процессов? «Заместителей» нетрудно обнаружить по явной ложности выдвигавшихся против них обвинений, по тому, что они никак не могли быть врагами царствовавшего монарха. Их приговаривали к смерти формально за тягчайшие преступления, их владения конфисковывались в пользу короны, но проходило несколько лет или даже месяцев, и эти владения возвращались наследникам осужденных. Труднее определить критерии выбора, а также кем производился выбор искупительной жертвы. В одних случаях его осуществлял сам король, в других — придворные, тайно наделенные такими полномочиями. Так, например, было в Шотландии, когда в 1566 году вооруженные лорды ворвались ночью в королевский замок и убили секретаря Марии Стюарт — итальянца Давида Риччио.
Иногда жертва заранее знала уготованную ей участь. Иначе как объяснить известные пророческие слова Жанны д' Арк, что она вряд ли проживет больше года? Анна Болейн, кажется, тоже сознательно шла навстречу своей судьбе и поднялась на эшафот, как сообщали современники, «в радостном настроении». Однако в других случаях от жертв скрывали, что их ожидает. Некоторые «заместители» признавались в приписываемых им преступлениях. Даже все процедуры варварской «квалифицированной» казни, вроде вырывания палачом у еще живой жертвы внутренностей, не ставили целью причинить дополнительные мучения, а имели символическое значение. Только позднее такую казнь стали применять к обычным преступникам.
М. Мэррей приводит многочисленные примеры из английской истории, призванные доказать правильность ее теории. Она упоминает, что король Иоанн Безземельный скончался в 49 лет, а Генрих V — в августе и 35 лет от роду. Исследовательница пытается найти ритуальные жертвы среди множества казненных во время династических войн Алой и Белой розы. М. Мэррей стремится также объяснить и знаменитое убийство принцев — сыновей Эдуарда IV. Если в этом злодеянии был повинен не их дядя Ричард III, а его соперник Генрих VII Тюдор, то оно могло произойти только после победы Генриха в битве при Босворте, в 1485 году, когда новому королю было 28 лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Схватка «барана» и «кабана» была одним из признаков распада Cabal. На смену ей пришло министерство Томаса Осборна, графа Данби, который был явным, хотя и осторожным, противником французского союза. Тогда Людовик решил обессилить правительство Карла, поддерживая парламентскую оппозицию. Французское золото шло теперь и в карманы лидеров оппозиции, громивших правительство за раболепие перед Людовиком XIV и отказ от противодействия его завоевательским планам. Иногда субсидии были платой за молчание. Например, такое молчание обошлось Людовику XIV в феврале 1677 года в 2950 фунтов стерлингов, а во время более короткой сессии в июне — только в 450 фунтов. В других случаях деньги уплачивались не за молчание, а за более ожесточенные нападки на политику «короля-солнца». Так действовали агенты французского посла Баррийона в 1678 году. В том же году Французский двор подкупил английского посланника в Париже Р. Монтегю. За 100 тыс. крон посол написал донос парламенту, что Данби участвовал в тайных переговорах о получении Карлом субсидии от Версальского двора. Данби, заблаговременно извещенный об этом коварном плане, попытался нанести ответный удар, наложив арест на бумаги Монтегю, которого обвинили в поддержании секретной переписки с папским нунцием. Но среди захваченной корреспонденции не было письма, уличавшего министра. Письмо это было представлено парламенту, и палата общин приняла решение о привлечении Данби к ответственности. Падение Данби внешне было следствием продажи им английских интересов Людовику XIV, а в действительности тем, что он решил противодействовать планам французского монарха. Это был поистине ловкий ход в тайной войне.
… В 1968 году на аукционе в Лондоне было продано значительное число неизвестных документов, характеризовавших секретную службу в годы правления Карла II. Выяснилось — это уже подозревали и современники, — что деньги, ассигновавшиеся на разведку, король попросту тратил на своих фавориток; некоторые из них, впрочем, как уже говорилось, параллельно несли службу в качестве агентов либо самого Карла, либо Людовика XIV.
Министр Моррис жаловался, что ему дают на разведку только 700 фунтов стерлингов, а Кромвель тратил в 100 раз больше и поэтому держал у себя в кармане секреты всех монархов Европы. Однако и после этих жалоб скупая «кавалерская» палата общин увеличила ассигнования по графе «Секретная служба» всего на 50 фунтов стерлингов!
К тому же во время Реставрации секретная служба перестала быть централизованной, как при Кромвеле, разделилась на различные ветви, нередко соперничавшие друг с другом. Так что в правление Карла трудно вообще говорить об английской разведке в единственном числе. Политические партии, придворные клики, отдельные честолюбивые министры и послы обзаводились собственной секретной службой. Из них политическое значение приобрела, в частности, разведка английского посла в Гааге сэра Уильяма Темпла. Это был осторожный, самовлюбленный, трусливый оппортунист, больше всего заботившийся о собственном спокойствии и благополучии и неизменно удалявшийся в свое имение, к своему саду и к писанию мелкотравчатых этических «опытов», как только надо было делать небезопасный шаг. Так Темпл поступал во время острых политических кризисов в последнее десятилетие правления Стюартов. Еще остался в памяти потомков осторожный и тщеславный сэр Уильям тем, что при нем служил секретарем молчаливый мрачноватый юноша по имени Джонатан Свифт. Но это было потом, много позднее, а в 1667 году Темпл был еще инициативным дипломатом, энергично делавшим карьеру и благодаря почти идолопоклоннической лести сумевшим добиться благосклонности Арлингтона и должности посла в Гааге. Понимая, насколько непопулярно прислужничество перед Людовиком XIV, Темпл активно содействовал временной переориентации политики Карла II на союз с Голландией. Секретная служба Темпла при этом работала против его шефа Арлингтона и шпионов этого министра. Темплу удалось использовать опытных людей, ранее служивших разным партиям. Среди них наиболее важными были Томас Корни и бывший активный участник службы «кавалеров» в годы революции Николас Аударт, который, впрочем, скоро принял сторону Арлингтона.
А в числе противников секретной службы Темпла оказался бывший глава разведки в годы гражданской войны и протектората Томас Скотт. «Цареубийца» пошел теперь на службу к Арлингтону. Тот принял и ряд других агентов, ранее работавших на Кромвеля, в частности Уильяма Левинга. В борьбе разведок соперничавших клик не приходилось брезговать средствами — так, Левинг попал в тюрьму стараниями другого шпиона — Фосета. Основательную шпионскую организацию, наблюдавшую за разведкой Арлингтона, создал и Ашли, получивший к тому времени титул графа Шефтсбери. Он пытался при этом даже заручиться поддержкой Луизы де Керуаль и Барбары Кастлмейн. В результате Ашли имел от своих агентов подробные сведения о секретных французских субсидиях, доставлявшихся Карлу II. В тайную войну включились, наконец, иезуиты, которым покровительствовал младший брат короля Яков, герцог Йоркский, принявший католичество.
Среди немногих способных разведчиков времен Реставрации был упоминавшийся выше Джордж Даунинг, бывший тайный агент Терло в Голландии. После реставрации Даунинг остался британским резидентом в Гааге. В 1668 году он хвастал, что его агенты регулярно вытаскивали ключи из камзола де Вита, правителя Голландской Республики, когда он спал, списывали извлеченные из-под замка тайные бумаги и возвращали ключи обратно.
В числе английских разведчиков в Голландии подвизалась также Афра Бен — известная писательница, которая впрочем, не добилась успеха на поприще шпионажа.
«БОЖЕСТВЕННЫЙ КОРОЛЬ АНГЛИИ»
Ныне в обширной западной литературе, посвященной ведовству и гонениям на него, можно различить три главных направления. Одно — прямо обскурантистское, почти открыто солидаризирующееся со взглядами инквизиторов и их достойных коллег в протестантском лагере. Сторонники второго направления хотели бы выявить бытовые и психологические импульсы ведовства, но склонны при этом проходить мимо классовых корней и политических причин этого явления. И наконец, третье направление (М. Мэррей, Л. Гарднер, В. Пейкарт и др.), находящееся в известном смысле между двумя первыми, стремится учитывать политическую подоплеку ведовства и преследований, не упустить скрывающийся за этим какой-то глубокий конфликт. Однако сам конфликт частью этих исследователей рисуется в виде противоборства между христианством и остатками более ранних языческих культур.
В самой гипотезе, что влияние языческого наследия было большим, чем это обычно признается в исторической литературе, вероятно, имеется рациональное зерно. Однако совсем другое дело — искать здесь причину ведовских процессов.
Дальше всех в этом отношении пошла М. Мэррей, которая попыталась в своих книгах «Ведовский культ в Западной Европе» (1921) и «Бог ведьм» (1933) представить ведовские процессы как попытку христианства уничтожить ещё широко сохранявшее свое влияние язычество. Идеи этих книг получили распространение и даже были воспроизведены в соответствующих статьях ряда изданий Британской энциклопедии в качестве общепризнанной научной истины. М. Мэррей предлагала полностью доверять вырванным пытками «признаниям» и самооговорам, считая, что подсудимые были действительно приверженцами древнего культа бога плодородия, жрецов которого инквизиторы и объявляли воплощением дьявола. Но и этих открытий оказалось мало. В книге «Божественный король Англии» (1954) престарелая исследовательница задумала под углом зрения своей теории переписать несколько веков английской истории, и в особенности политические судебные процессы того времени.
М. Мэррей предпосылает своей книге цитату из произведения современника Шекспира драматурга и поэта Френсиса Бомонта «Королевские могилы в Вестминстерском аббатстве»:
Останки знатных здесь взывают из могилы,
Как люди, умерли они, хотя богами были.
По мнению М. Мэррей, когда — вплоть до XVIII в. — говорили о божественной власти короля, о том, что монарх — живое олицетворение Бога на земле, эти слова понимались в самом прямом, буквальном их смысле, ведь на протяжении столетий верили, что король как воплощение божества должен быть принесен в жертву богу плодородия для блага своих подданных. Позднее возник обычай избирать в качестве искупительной жертвы не самого правящего монарха, а кого-либо из близких ему лиц — близких по крови, по семейным связям, по высокому положению в государстве. Такие жертвы из числа тех, кто принадлежал к королевскому роду или был близок к монарху, приносились не только в Англии, но и в других странах Западной Европы. Типичным примером М. Мэррей считает… Жанну д'Арк. Французская героиня была тоже, оказывается, воплощением языческого бога, поэтому за ней стояла сила, с чем должен был считаться Карл VII. Отсюда возможность успехов Жанны, здесь же объяснение пассивности французов, ничего не сделавших для спасения Орлеанской девы (они, мол, считали, что ей предназначено принести себя в жертву). «Голоса», которые слышала Жанна, были голосами ее единомышленников — живых людей. Кошон и другие судьи отлично понимали это, когда вели допрос. Так, они придавали особое значение тому, что Жанна носила мужскую одежду, потому что это было внешним знаком ее приверженности дианическому культу.
В Англии искупительные жертвы, по утверждению М. Мэррей, приносились в царствование каждого из монархов, по крайней мере со времени Вильгельма Завоевателя, т. е. со второй половины XI в. и до начала XVII в., а может быть, даже и позднее. Ведь старая религия сохранялась среди сельского населения до конца XVII в. Первоначально жертва — «заместитель» — попросту выбиралась по приказу короля. Впоследствии же ритуальное жертвоприношение внешне изображалось как результат законного разбирательства и вынесенного приговора, в действительности представлявших собой явную насмешку над справедливостью и правосудием. «Такие юридические убийства историкам было трудно объяснить, поскольку эти убийства являлись отрицанием всех принципов человеческого правосудия и христианской религии, которую, как предполагается, исповедовали и король, и судьи». Христианская церковь вынуждена была долгое время терпеть этот языческий обычай и даже идти на компромисс, канонизируя некоторых из лиц, ставших искупительными жертвами, приписывала им способность творить чудеса. Вместе с тем духовенство, обладая монополией на ведение летописей, старалось скрывать существование языческого культа.
В XVI в. области распространения старой веры, особенно Восточная Англия, продолжает М. Мэррей, стали районами, где раньше всего пустила корни Реформация. К концу правления Елизаветы 1 вера в божественность монарха почти угасла и сохранялась лишь в отдаленных деревнях. Там, в этих медвежьих углах, слепая преданность своим местным лордам как воплощению бога еще была достаточно сильной и представляла политическую угрозу для центральной власти. И сторонников старого культа стали преследовать, именуя колдунами и ведьмами. Вступление в 1603 году на престол Якова I, старавшегося возродить веру в божественность монарха, уже не встретило былой поддержки, а более энергичные попытки Карла I даже привели к его низложению и казни. Стюарты не получили твердой опоры даже в Шотландии, откуда они были родом, так как там долгое отсутствие королей, занимавших одновременно английский престол и пребывавших в Лондоне, также подорвало позиции старой религии.
По ритуалу искупительную жертву следовало приносить один раз в семь лет. Поскольку же было неудобно так часто менять монархов, возник довольно рано институт «заместителей». Обычно жертву приносили, когда возраст короля или время его правления были кратны числу 7 (иногда — 9). Жертвы редко требовались до того, как монарху исполнится 35 лет. Наибольшее число таких жертв приходится на год, когда король достигал 42-, 49— или 56-летнего возраста. Ритуальные казни, когда монарху исполнялось 63 года, являлись редким исключением по той простой причине, что только четыре английских короля перешагнули этот возраст (Генрих I, Эдуард I, Эдуард III и Елизавета I). Казнь приурочивали к «магическим», «священным» месяцам в языческом культе — февралю, маю, августу, ноябрю (чаще — к февралю и августу). Во время казней толпа громко стенала, части разрубленного палачом трупа выставляли на обозрение в различных районах страны. Не менее характерно, что многие осужденные покорно шли на казнь как на заклание, вместе с тем до конца отрицая возведенные на них обвинения — по поверью, невиновность жертвы была необходима, чтобы искупить грехи всего королевства.
В судебные процессы против «заместителей» иногда вовлекали и других лиц, чтобы получить — точнее, вырвать у них — нужные признания против главного обвиняемого. Эти лица могли быть отправлены на плаху или избежать смерти, если их помилование не мешало казни «заместителя». Так, придворных, обвиняемых в преступной связи со второй женой Генриха VIII, Анной Болейн, казнили, поскольку признание их виновными было необходимо для вынесения обвинительного приговора королеве.
Как же, рассуждает М. Мэррей, следует отличать «заместителей» от других осужденных на казнь жертв политических процессов? «Заместителей» нетрудно обнаружить по явной ложности выдвигавшихся против них обвинений, по тому, что они никак не могли быть врагами царствовавшего монарха. Их приговаривали к смерти формально за тягчайшие преступления, их владения конфисковывались в пользу короны, но проходило несколько лет или даже месяцев, и эти владения возвращались наследникам осужденных. Труднее определить критерии выбора, а также кем производился выбор искупительной жертвы. В одних случаях его осуществлял сам король, в других — придворные, тайно наделенные такими полномочиями. Так, например, было в Шотландии, когда в 1566 году вооруженные лорды ворвались ночью в королевский замок и убили секретаря Марии Стюарт — итальянца Давида Риччио.
Иногда жертва заранее знала уготованную ей участь. Иначе как объяснить известные пророческие слова Жанны д' Арк, что она вряд ли проживет больше года? Анна Болейн, кажется, тоже сознательно шла навстречу своей судьбе и поднялась на эшафот, как сообщали современники, «в радостном настроении». Однако в других случаях от жертв скрывали, что их ожидает. Некоторые «заместители» признавались в приписываемых им преступлениях. Даже все процедуры варварской «квалифицированной» казни, вроде вырывания палачом у еще живой жертвы внутренностей, не ставили целью причинить дополнительные мучения, а имели символическое значение. Только позднее такую казнь стали применять к обычным преступникам.
М. Мэррей приводит многочисленные примеры из английской истории, призванные доказать правильность ее теории. Она упоминает, что король Иоанн Безземельный скончался в 49 лет, а Генрих V — в августе и 35 лет от роду. Исследовательница пытается найти ритуальные жертвы среди множества казненных во время династических войн Алой и Белой розы. М. Мэррей стремится также объяснить и знаменитое убийство принцев — сыновей Эдуарда IV. Если в этом злодеянии был повинен не их дядя Ричард III, а его соперник Генрих VII Тюдор, то оно могло произойти только после победы Генриха в битве при Босворте, в 1485 году, когда новому королю было 28 лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55