По двору разнесся страшный вопль. И Сигрид, почти потеряв сознание, стояла и смотрела на отрубленную руку и ногу, валявшиеся на земле, в то время как кричащего ормана оттаскивали куда-то. Потом она быстро повернулась и пошла в старый зал.
Она сидела там одна, когда в дверь вошел Гутторм Харальдссон. Она поняла, что он вместе с мальчиками пришел из Хеггина.Сигрид сидела на скамье у торцевой стены, и он медленно приблизился к ней.— Итак, Сигрид, ты привезла нового хозяина в Эгга, — промолвил он.Она взглянула на него. Она старалась успокоиться после кровавой сцены во дворе, но не смогла еще полностью овладеть собой и закрыла лицо руками.Она плакала не громко, но слезы лились между пальцев. От слез ей становилось легче; ведь она не плакала со дня смерти Эльвира.Гутторм сел, но на некотором расстоянии от нее, и дал ей выплакаться. Спустя некоторое время слезы перестали литься; она вытерла глаза и выпрямилась.— Кальв Арнисон послал меня сюда, — промолвил он. — Он спросил меня, не могу ли я при нем взять на себя управление хозяйством, как это было при Эльвире. Я ответил, что нужно подумать и поговорить с тобой.Сигрид не ответила.Спустя некоторое время он продолжил:— Я не знаю, что заставило Кальва Арнисона поверить в то, что он может положиться на меня. — Он подвинулся к Сигрид и заговорил тихо, чтобы его не услышали, даже если подслушивают. — Может быть, он не знает, что связывает меня с Эльвиром.Он замолчал.— Грьетгард тоже спросил, не хочу ли я вернуться. Если я снова перееду в Эгга, то не потому, что хочу помочь Кальву, а из-за того, что нужен сыновьям Эльвира.— И я нуждаюсь в тебе, Гутторм!— У тебя есть Кальв Арнисон, — сказал он. Это прозвучало жестче, чем он рассчитывал. И поскольку Сигрид снова готова была заплакать, он положил руки ей на плечи.— Он может положиться на тебя, после того как позволил поговорить нам с глазу на глаз.Она всхлипнула. Но он больше ничего не сказал. Спустя мгновение она подняла глаза, покрасневшие от слез.— Что мне было желать? Со мной дети Эльвира. Я просила отпустить меня в Бейтстадт, чтобы я сидела там спокойно вдовой, но король отказал мне. Я знаю, что значит остаться одинокой женщиной, Гутторм. И мне кажется, что я должна была принять ту защиту, которую могла получить…Гутторм сидел, погрузившись в мысли.— Если Кальв Арнисон пожелает принять меня на моих условиях, я вернусь в Эгга, — произнес он в заключение.— Что, если кто-нибудь расскажет Кальву, что ты кровный брат Эльвира?— Я сам расскажу ему об этом. Если я присягну ему в верности и, буду служить верой и правдой, никто ничего не будет иметь против меня.Вставая, он протянул руку Сигрид.— Добро пожаловать домой, Сигрид, — сказал он, когда она пожала ее.Но лицо его оставалось мрачным, когда он выходил из зала.
Во второй половине дня один за другим стали появляться люди, жившие до этого в усадьбе. Пришли даже рабы. Сигрид была глубоко взволнована. Ибо понимала, что Кальв, являющийся представителем короля, принимал их нехотя. Они пришли по приглашению Гутторма, будучи верны ей и мальчикам.Остаток дня она была полностью занята домашними делами и радовалась этому. Стоило ей закрыть глаза, она тут же видела отрубленные руку и ногу ормана, лежащие во дворе.За ужином Кальв сидел на почетном месте Эльвира в большом зале. Мальчиков не было: они с Гуттормом и Колбейном ушли в Хеггин.Люди сидели за столом молча. Еду пришлось запивать одной лишь водой, в адрес бедняги ормана, который лежал связанным в одном из домов, то и дело раздавались проклятия.Лето было в разгаре, и круглые сутки было светло. После того как дневная работа была закончена, Сигрид не осмелилась сидеть в зале с Кальвом и людьми короля. Ей захотелось уйти из дома, и она отправилась в Хеггин.Шла она по старой дороге, но перед тем, как дойти до соседней усадьбы, свернула в лес. Остановилась возле большого кладбища среди деревьев. Там были огромные каменные кольца; Эльвир рассказывал, что могилы очень древние.Она уселась меж камней. Шумели высокие сосны. В этот шум вплеталось щебетанье птиц. Лучи солнца проходили между стройными стволами деревьев и бросали тени на сухую, усыпанную сосновыми иголками землю.Но ее собственные чувства были подобны пронзительному крику. Она была готова цыкнуть на поющих птиц и закрыть глаза, чтобы не видеть солнечного света.Она ошиблась, когда решила, что Кальв непохож на конунга, и посчитала, что Кальв невиновен в смерти Эльвира. Крики на дворе Эгга и крики в Мэрине смешались в ее голове, она поняла, что Кальв — это рука короля, проводящая в жизнь его волю, точно так же, как это делает сам король. Именно Кальв и сотни ему подобных дают возможность правителю свирепствовать.Что из того, что он был добр к ней? Конунг, наверное, тоже по-доброму относится к своим любимцам.Она не знала, хватит ли у нее смелости вернуться в Эгга и лечь в постель с Кальвом, ту постель, которую она делила с Эльвиром.Но она жена Кальва. Она отдала себя в его руки, даже дала ему больше, чем была обязана. Поздно. Дороги назад нет.Она увидела перед собой нож, который он протянул ей в их первое утро.Но птицы пели, ветер шелестел в ветвях. И Сигрид захотелось открыть глаза и посмотреть на лес и солнечный свет.И она подумала, что те, кто сейчас лежит в могилах под слоем сосновых игл, когда-то давным-давно были живыми, бродили по лесам. К чему они стремились, подумала она, и если кто-нибудь из них сидел здесь, так как она сейчас, то действительно жизнь — это единая перепутанная нить.Она всегда боялась мертвецов, их сверхчеловеческой силы и опасного могущества. Но сейчас она испытывала чувство удивительного родства с ними, и не только из-за того, что у них были, наверняка, свои заботы. Она больше не чувствовала ужаса при мысли, что они могут утянуть ее за собой в могилу; ей казалось, что часть ее уже умерла и лежит в могиле вместе с павшими в Мэрине.Старая Гудрун как-то сказала: «Я хотела бы быть сожженной на костре, как женщина в древние времена». И она подумала, что в основе своей это не такой уж отвратительный обычай.Послышались голоса, и она меж деревьев увидела людей Кальва, направляющихся в Хеггин. Один из них обнаружил ее и крикнул, и Сигрид поняла, что они ищут ее.Она испытала глубокую досаду и злость оттого, что Кальв послал людей на ее поиски и поставил их обоих в смешное положение. К печали и скорби пришло чувство удивительной жгучей злости. Она гордо выпрямилась, когда проходила по двору, словно пленная, окруженная людьми Кальва.— Действительно, в Эгга наступили новые времена, коль нельзя вечером спокойно прогуляться! — воскликнула она, встретив его во дворе.Но Кальв только рассмеялся.— Неужели ты ожидала, что я отправлюсь в постель один, — сказал он.Люди во дворе фыркнули. Она еще больше разозлилась, когда он повел ее с собой в старый зал.Когда он попытался овладеть ею, она оттолкнула его. Он растерялся и не знал, как поступить.— Я не думал обидеть тебя этим.— Чем этим?— Тем, что послал за тобой людей.— Пожалел бы себя, — презрительно произнесла она. — Проголодавшись, я обязательно пришла бы обратно. Как тебе известно, собаки и женщины очень нуждаются в еде.Он запустил руку в волосы: смущение и беспомощность чувствовались в этом движении.— Что ты в прошлый раз имела в виду, сказав: «Верю, что смогу полюбить тебя»? — спросил он. Вся его самоуверенность последних дней исчезла.Сигрид не ответила на вопрос. Тогда он спросил ее, сможет ли она полюбить его, и она, боясь обидеть его, ответила «да».— Почему ты позволил изувечить ормана?Он непонимающе уставился на нее.— Я слышал, что женщин сложно понять, — произнес он, — но чтобы это было так трудно, я не ожидал. Какое отношение орман имеет ко всему этому?— Не беспокойся о том, какое он имеет отношение, а ответь на вопрос!— Ты ошибаешься, если думаешь, что я буду отвечать тебе, как раб…На ее лице появилась вымученная улыбка.— И все же ответь, Кальв. Я хочу знать.— Отвечать мне не на что. Этот человек украл имущество конунга и не оправдал его доверия.— За это его нужно наказать, а не уродовать. Существуют наказания, предусмотренные законом.— Я, лендман короля, сам закон в своих владениях. И люди должны знать, что будет плохо, если они поступят против воли короля.— Здесь, во Внутреннем Трондхейме, тебе до старости не дожить!— Почему? У меня есть воины, пришедшие из Каупанга. И я думаю призвать на службу людей из здешних хозяйств. Если кто-то еще не научился бояться короля, воины быстро их научат. Пройдет немного времени, и они будут верны мне; мне приходилось иметь дело с воинами, Сигрид.— Тебе известны законы Фростатинга?— Я никогда не был знатоком законов.— Ты полагаешь, что конунг, назначив тебя лендманом, не подумал о том, что ты должен прилично знать законы и права?— Мне необходимо знать лишь одно — волю короля.— Ты не расскажешь, что она из себя представляет?— Это не трудно сделать, — ответил Кальв. — Я обязан поддерживать здесь спокойствие и порядок, распространять и наказывать тех, кто занимается колдовством.— Даже король заботится о законах, в некоторые из них он внес изменения, — заметила Сигрид, — несмотря на то, что толкует их по-своему. Но здесь, в Трондхейме, вошло в обычай, что законы толкуют судьи-старейшины. Они избраны народом, и им доверено судить по этим законам. Мы не привыкли, чтобы один человек забирал все права в свои руки и уродовал бы свободных людей без суда. Эльвир говорил: «Когда один человек издает законы и судит по ним, то начинается беззаконие». Тебе потребуется очень много сил, Кальв, если ты намереваешься встать над законами.Кальв не ответил, но было ясно, что у него появилась пища для размышления.— Ты потому и убежала в лес, что я казнил ормана Бьёрна? — спросил он спустя мгновение.Она кивнула.— Ты удивительный человек, — промолвил он. — Но то, что ты говоришь о правах и законах, напоминает мне то, что я еще мальчиком слышал в Гиске. Это может значить многое.— Ты не дал орману даже возможности возместить убытки, — сказала Сигрид.— Не вижу в этом большой пользы! Он рожден рабом, как и многие орманы короля. И ничем, кроме одежды на себе, он никогда не владел.— Неужели король поступает разумно, назначая таких людей управлять столь огромным богатством? — удивленно спросила Сигрид. Она подумала о Таральде, королевском ормане в Хауге, и о бедах, которые он причинил.— У короля нет возможностей посылать людей высокого происхождения управлять своими владениями, — сказал Кальв. — И он считает, что, назначив человека из низких слоев, может быть уверен, что тот будет верен ему больше, чем человек хорошего рода. Как правило, он оказывается прав. Большинство орманов верны ему и воруют не больше, чем можно ожидать от раба. Но бонды их не любят.— И может быть, не без основания, — произнесла Сигрид.— Бонды их побаиваются, — сказал Кальв. — Они глаза и уши короля.— И случается, что лгут, — горько промолвила Сигрид. — Да и нельзя ждать порядочности от человека с рабской душой.Когда Кальв спросил, на что она намекает, Сигрид рассказала о роли ормана Таральде в Мэринских событиях.— Ты очень любила Эльвира? — спросил Кальв, когда она окончила рассказ.— Да, — ответила она. Потом положила руку на его ладонь: — Нельзя ли нам поискать иное место для спальни? Эта комната полна воспоминаний.— Сомневаюсь, что тебе удастся убежать от них в любом помещении этой усадьбы, — сказал он.Она знала, что он прав, и больше ничего не сказала.— Что ты намерен сделать с прорицательницей? — спросила она спустя некоторое время.— Я еще не думал об этом.— Можно сделать так, чтобы все узнали о твоем намерении схватить ее, и дать ей время убежать в Швецию?— Тебе она нравится?— Нет. Но в том, что король Олав узнал о ней, виновата я.— Я также не люблю прорицательниц, а эта в дополнение ко всему самого отвратительного сорта.— Кальв, — она обняла его за шею. — Я никогда не прощу себе, если она пострадает из-за того, что я не удержала язык за зубами.— Ты хочешь меня задобрить? — Он снял ее руки с шеи. Но она улыбнулась, и он не отпустил ее. — Во всяком случае, в ближайшие дни я не намерен посылать за ней людей, — промолвил он.Сигрид взглянула на него. И когда их глаза встретились, она поняла, что должна на следующий же день известить прорицательницу.
После того как он уснул, она лежала и слушала его ровное дыхание. Он спал словно дитя.Кальв может гордиться ею, сказал Гутторм. Но повода для чего-либо иного она ему и не давала.Когда она сидела на горе меж деревьев, она почувствовала потребность убить его. А сейчас поняла, что никогда не сделает этого.Он не похож на короля Олава. С ним можно договориться. Она поняла, что, добившись отсрочки того, что конунг настоятельно просил Кальва исполнить, одержала победу над ним.И она почувствовала в себе силу, с помощью которой она может влиять на него, силу, которой не обладала во время жизни с Эльвиром.
Прошел довольно большой промежуток времени, прежде чем им в Эгга удалось сварить пиво.Сначала потребовалось время на помол ячменя. Солодовых зерен снова не оказалось в хозяйстве, да и в округе солода, когда Кальв решил купить его, не было. Потом оказалось, что вот-вот наступит время солнцестояния, пришлось переждать его.В этот момент пиво, которого так жаждали люди, варить нельзя: скиснет.Но сейчас его уже варили в большом котле. Одна из рабынь вливала сусло, перемешивая его, в теплую воду в другом чане с тем, чтобы осветлить его и перелить в следующий чан.Сигрид постоянно была в движении, за многим нужно было присмотреть. Жидкость перед варкой надо было процедить, во время кипения добавить в нее хмель и другие растения, а затем отцедить их из пива перед тем, как поставить его на брожение.Рагнхильд тоже была в кухне. Она следила за чаном с пивом. С Сигрид она разговаривала мало, отвечала только на вопросы, которые та задавала. Сигрид не понимала, почему Рагнхильд и другие были приветливы, когда вернулись в Эгга. Но затем они отошли от нее.И Тора Эльвирсдаттер не приехала, а осталась в Бейтстадте.Кальв, когда Сигрид попросила его о том, чтобы Тора вернулась домой, ответил ей согласием. Сигрид послала за ней, но та ответила, что в Эгга ей делать нечего. У Сигрид же не было времени съездить в Бейтстадт и переговорить с ней. Мальчики побывали там, но у них Сигрид ничего не смогла узнать относительно Торы.Люди в округе были настроены враждебно и к Сигрид, и к Кальву. Случай с солодом явился лишь одним из проявлений вражды. Сначала Кальв хотел послать своих людей по хуторам, чтобы заставить бондов отдать им солодовое зерно, но Сигрид удалось его отговорить от этого.Немного пива они раздобыли в других хозяйствах, принадлежащих Эгга, и теперь во время еды могли пить не только воду.В кухне от пара было душно и влажно. Сигрид была рада, когда вышла оттуда во двор на поиски священника Йона. Он должен был благословить пиво до того, как его поставят бродить.Она нашла его за домами, недалеко от старого храма. Сейчас здесь должна быть построена церковь.«Храм разрушать не нужно, — сказал Йон. — Его изнутри следует лишь окропить святой водой, и все боги и нечистая сила будут изгнаны. Сам же храм послужит хорами в новой церкви».Сейчас здесь работали топоры и стучали молотки. Неф церкви будет возведен, как и в других деревянных церквях. Строители были заняты подъемом больших угловых столбов для хоров.Йон-священник стоял и разговаривал с мастером, когда Сигрид подошла к нему. Он кивал головой и улыбался тому, что говорил ему мастер, но было ясно, что он мало что понимал в строительстве церквей.— В Англии мы строим церкви из камня, — сказал он Сигрид, когда они шли к дому.— Зачем здесь новая церковь? — спросила она. — Разве старая в Стейнкьере мала?— Кальв пожелал, чтобы в Эгга была церковь, — ответил Йон. — А храм в Стейнкьере тоже приведем в порядок.— Я рада этому, — воскликнула Сигрид. — Там похоронены двое из моих детей.Внезапно вид у священника стал таким, словно ему в голову пришла серьезная мысль.— Люди рассказывали мне, что священник, служивший в Стейнкьере во времена ярла Свейна, был святым человеком.— Сам он так не думал, — сказала Сигрид. — И он ушел от нас, когда народ пожелал сделать его святым.Йон вздохнул и сказал:— Не легко, видимо, было ему уйти.— Нет, — подтвердила Сигрид. Она подумала о жертвенной воле и жгучей вере Энунда во Христа и уголком глаз посмотрела на стоявшего рядом добродушного, невысокого мужчину с непрерывно моргающими глазами.Однако Йон был не единственным священником в округе. Был и другой по имени Освальд. Один из тех, которых конунг оставил здесь при отъезде из Мэрина. Сигрид была довольна; он не служил в Эгга. Освальд был тощим, мрачным человеком, который приезжая в усадьбу, почти все время говорил только об аде. В стейнкьерской церкви он служил еще до приезда Кальва и Сигрид, а сейчас переехал еще севернее в Сносаванн, где он лучше мог обращать людей в истинную веру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Она сидела там одна, когда в дверь вошел Гутторм Харальдссон. Она поняла, что он вместе с мальчиками пришел из Хеггина.Сигрид сидела на скамье у торцевой стены, и он медленно приблизился к ней.— Итак, Сигрид, ты привезла нового хозяина в Эгга, — промолвил он.Она взглянула на него. Она старалась успокоиться после кровавой сцены во дворе, но не смогла еще полностью овладеть собой и закрыла лицо руками.Она плакала не громко, но слезы лились между пальцев. От слез ей становилось легче; ведь она не плакала со дня смерти Эльвира.Гутторм сел, но на некотором расстоянии от нее, и дал ей выплакаться. Спустя некоторое время слезы перестали литься; она вытерла глаза и выпрямилась.— Кальв Арнисон послал меня сюда, — промолвил он. — Он спросил меня, не могу ли я при нем взять на себя управление хозяйством, как это было при Эльвире. Я ответил, что нужно подумать и поговорить с тобой.Сигрид не ответила.Спустя некоторое время он продолжил:— Я не знаю, что заставило Кальва Арнисона поверить в то, что он может положиться на меня. — Он подвинулся к Сигрид и заговорил тихо, чтобы его не услышали, даже если подслушивают. — Может быть, он не знает, что связывает меня с Эльвиром.Он замолчал.— Грьетгард тоже спросил, не хочу ли я вернуться. Если я снова перееду в Эгга, то не потому, что хочу помочь Кальву, а из-за того, что нужен сыновьям Эльвира.— И я нуждаюсь в тебе, Гутторм!— У тебя есть Кальв Арнисон, — сказал он. Это прозвучало жестче, чем он рассчитывал. И поскольку Сигрид снова готова была заплакать, он положил руки ей на плечи.— Он может положиться на тебя, после того как позволил поговорить нам с глазу на глаз.Она всхлипнула. Но он больше ничего не сказал. Спустя мгновение она подняла глаза, покрасневшие от слез.— Что мне было желать? Со мной дети Эльвира. Я просила отпустить меня в Бейтстадт, чтобы я сидела там спокойно вдовой, но король отказал мне. Я знаю, что значит остаться одинокой женщиной, Гутторм. И мне кажется, что я должна была принять ту защиту, которую могла получить…Гутторм сидел, погрузившись в мысли.— Если Кальв Арнисон пожелает принять меня на моих условиях, я вернусь в Эгга, — произнес он в заключение.— Что, если кто-нибудь расскажет Кальву, что ты кровный брат Эльвира?— Я сам расскажу ему об этом. Если я присягну ему в верности и, буду служить верой и правдой, никто ничего не будет иметь против меня.Вставая, он протянул руку Сигрид.— Добро пожаловать домой, Сигрид, — сказал он, когда она пожала ее.Но лицо его оставалось мрачным, когда он выходил из зала.
Во второй половине дня один за другим стали появляться люди, жившие до этого в усадьбе. Пришли даже рабы. Сигрид была глубоко взволнована. Ибо понимала, что Кальв, являющийся представителем короля, принимал их нехотя. Они пришли по приглашению Гутторма, будучи верны ей и мальчикам.Остаток дня она была полностью занята домашними делами и радовалась этому. Стоило ей закрыть глаза, она тут же видела отрубленные руку и ногу ормана, лежащие во дворе.За ужином Кальв сидел на почетном месте Эльвира в большом зале. Мальчиков не было: они с Гуттормом и Колбейном ушли в Хеггин.Люди сидели за столом молча. Еду пришлось запивать одной лишь водой, в адрес бедняги ормана, который лежал связанным в одном из домов, то и дело раздавались проклятия.Лето было в разгаре, и круглые сутки было светло. После того как дневная работа была закончена, Сигрид не осмелилась сидеть в зале с Кальвом и людьми короля. Ей захотелось уйти из дома, и она отправилась в Хеггин.Шла она по старой дороге, но перед тем, как дойти до соседней усадьбы, свернула в лес. Остановилась возле большого кладбища среди деревьев. Там были огромные каменные кольца; Эльвир рассказывал, что могилы очень древние.Она уселась меж камней. Шумели высокие сосны. В этот шум вплеталось щебетанье птиц. Лучи солнца проходили между стройными стволами деревьев и бросали тени на сухую, усыпанную сосновыми иголками землю.Но ее собственные чувства были подобны пронзительному крику. Она была готова цыкнуть на поющих птиц и закрыть глаза, чтобы не видеть солнечного света.Она ошиблась, когда решила, что Кальв непохож на конунга, и посчитала, что Кальв невиновен в смерти Эльвира. Крики на дворе Эгга и крики в Мэрине смешались в ее голове, она поняла, что Кальв — это рука короля, проводящая в жизнь его волю, точно так же, как это делает сам король. Именно Кальв и сотни ему подобных дают возможность правителю свирепствовать.Что из того, что он был добр к ней? Конунг, наверное, тоже по-доброму относится к своим любимцам.Она не знала, хватит ли у нее смелости вернуться в Эгга и лечь в постель с Кальвом, ту постель, которую она делила с Эльвиром.Но она жена Кальва. Она отдала себя в его руки, даже дала ему больше, чем была обязана. Поздно. Дороги назад нет.Она увидела перед собой нож, который он протянул ей в их первое утро.Но птицы пели, ветер шелестел в ветвях. И Сигрид захотелось открыть глаза и посмотреть на лес и солнечный свет.И она подумала, что те, кто сейчас лежит в могилах под слоем сосновых игл, когда-то давным-давно были живыми, бродили по лесам. К чему они стремились, подумала она, и если кто-нибудь из них сидел здесь, так как она сейчас, то действительно жизнь — это единая перепутанная нить.Она всегда боялась мертвецов, их сверхчеловеческой силы и опасного могущества. Но сейчас она испытывала чувство удивительного родства с ними, и не только из-за того, что у них были, наверняка, свои заботы. Она больше не чувствовала ужаса при мысли, что они могут утянуть ее за собой в могилу; ей казалось, что часть ее уже умерла и лежит в могиле вместе с павшими в Мэрине.Старая Гудрун как-то сказала: «Я хотела бы быть сожженной на костре, как женщина в древние времена». И она подумала, что в основе своей это не такой уж отвратительный обычай.Послышались голоса, и она меж деревьев увидела людей Кальва, направляющихся в Хеггин. Один из них обнаружил ее и крикнул, и Сигрид поняла, что они ищут ее.Она испытала глубокую досаду и злость оттого, что Кальв послал людей на ее поиски и поставил их обоих в смешное положение. К печали и скорби пришло чувство удивительной жгучей злости. Она гордо выпрямилась, когда проходила по двору, словно пленная, окруженная людьми Кальва.— Действительно, в Эгга наступили новые времена, коль нельзя вечером спокойно прогуляться! — воскликнула она, встретив его во дворе.Но Кальв только рассмеялся.— Неужели ты ожидала, что я отправлюсь в постель один, — сказал он.Люди во дворе фыркнули. Она еще больше разозлилась, когда он повел ее с собой в старый зал.Когда он попытался овладеть ею, она оттолкнула его. Он растерялся и не знал, как поступить.— Я не думал обидеть тебя этим.— Чем этим?— Тем, что послал за тобой людей.— Пожалел бы себя, — презрительно произнесла она. — Проголодавшись, я обязательно пришла бы обратно. Как тебе известно, собаки и женщины очень нуждаются в еде.Он запустил руку в волосы: смущение и беспомощность чувствовались в этом движении.— Что ты в прошлый раз имела в виду, сказав: «Верю, что смогу полюбить тебя»? — спросил он. Вся его самоуверенность последних дней исчезла.Сигрид не ответила на вопрос. Тогда он спросил ее, сможет ли она полюбить его, и она, боясь обидеть его, ответила «да».— Почему ты позволил изувечить ормана?Он непонимающе уставился на нее.— Я слышал, что женщин сложно понять, — произнес он, — но чтобы это было так трудно, я не ожидал. Какое отношение орман имеет ко всему этому?— Не беспокойся о том, какое он имеет отношение, а ответь на вопрос!— Ты ошибаешься, если думаешь, что я буду отвечать тебе, как раб…На ее лице появилась вымученная улыбка.— И все же ответь, Кальв. Я хочу знать.— Отвечать мне не на что. Этот человек украл имущество конунга и не оправдал его доверия.— За это его нужно наказать, а не уродовать. Существуют наказания, предусмотренные законом.— Я, лендман короля, сам закон в своих владениях. И люди должны знать, что будет плохо, если они поступят против воли короля.— Здесь, во Внутреннем Трондхейме, тебе до старости не дожить!— Почему? У меня есть воины, пришедшие из Каупанга. И я думаю призвать на службу людей из здешних хозяйств. Если кто-то еще не научился бояться короля, воины быстро их научат. Пройдет немного времени, и они будут верны мне; мне приходилось иметь дело с воинами, Сигрид.— Тебе известны законы Фростатинга?— Я никогда не был знатоком законов.— Ты полагаешь, что конунг, назначив тебя лендманом, не подумал о том, что ты должен прилично знать законы и права?— Мне необходимо знать лишь одно — волю короля.— Ты не расскажешь, что она из себя представляет?— Это не трудно сделать, — ответил Кальв. — Я обязан поддерживать здесь спокойствие и порядок, распространять и наказывать тех, кто занимается колдовством.— Даже король заботится о законах, в некоторые из них он внес изменения, — заметила Сигрид, — несмотря на то, что толкует их по-своему. Но здесь, в Трондхейме, вошло в обычай, что законы толкуют судьи-старейшины. Они избраны народом, и им доверено судить по этим законам. Мы не привыкли, чтобы один человек забирал все права в свои руки и уродовал бы свободных людей без суда. Эльвир говорил: «Когда один человек издает законы и судит по ним, то начинается беззаконие». Тебе потребуется очень много сил, Кальв, если ты намереваешься встать над законами.Кальв не ответил, но было ясно, что у него появилась пища для размышления.— Ты потому и убежала в лес, что я казнил ормана Бьёрна? — спросил он спустя мгновение.Она кивнула.— Ты удивительный человек, — промолвил он. — Но то, что ты говоришь о правах и законах, напоминает мне то, что я еще мальчиком слышал в Гиске. Это может значить многое.— Ты не дал орману даже возможности возместить убытки, — сказала Сигрид.— Не вижу в этом большой пользы! Он рожден рабом, как и многие орманы короля. И ничем, кроме одежды на себе, он никогда не владел.— Неужели король поступает разумно, назначая таких людей управлять столь огромным богатством? — удивленно спросила Сигрид. Она подумала о Таральде, королевском ормане в Хауге, и о бедах, которые он причинил.— У короля нет возможностей посылать людей высокого происхождения управлять своими владениями, — сказал Кальв. — И он считает, что, назначив человека из низких слоев, может быть уверен, что тот будет верен ему больше, чем человек хорошего рода. Как правило, он оказывается прав. Большинство орманов верны ему и воруют не больше, чем можно ожидать от раба. Но бонды их не любят.— И может быть, не без основания, — произнесла Сигрид.— Бонды их побаиваются, — сказал Кальв. — Они глаза и уши короля.— И случается, что лгут, — горько промолвила Сигрид. — Да и нельзя ждать порядочности от человека с рабской душой.Когда Кальв спросил, на что она намекает, Сигрид рассказала о роли ормана Таральде в Мэринских событиях.— Ты очень любила Эльвира? — спросил Кальв, когда она окончила рассказ.— Да, — ответила она. Потом положила руку на его ладонь: — Нельзя ли нам поискать иное место для спальни? Эта комната полна воспоминаний.— Сомневаюсь, что тебе удастся убежать от них в любом помещении этой усадьбы, — сказал он.Она знала, что он прав, и больше ничего не сказала.— Что ты намерен сделать с прорицательницей? — спросила она спустя некоторое время.— Я еще не думал об этом.— Можно сделать так, чтобы все узнали о твоем намерении схватить ее, и дать ей время убежать в Швецию?— Тебе она нравится?— Нет. Но в том, что король Олав узнал о ней, виновата я.— Я также не люблю прорицательниц, а эта в дополнение ко всему самого отвратительного сорта.— Кальв, — она обняла его за шею. — Я никогда не прощу себе, если она пострадает из-за того, что я не удержала язык за зубами.— Ты хочешь меня задобрить? — Он снял ее руки с шеи. Но она улыбнулась, и он не отпустил ее. — Во всяком случае, в ближайшие дни я не намерен посылать за ней людей, — промолвил он.Сигрид взглянула на него. И когда их глаза встретились, она поняла, что должна на следующий же день известить прорицательницу.
После того как он уснул, она лежала и слушала его ровное дыхание. Он спал словно дитя.Кальв может гордиться ею, сказал Гутторм. Но повода для чего-либо иного она ему и не давала.Когда она сидела на горе меж деревьев, она почувствовала потребность убить его. А сейчас поняла, что никогда не сделает этого.Он не похож на короля Олава. С ним можно договориться. Она поняла, что, добившись отсрочки того, что конунг настоятельно просил Кальва исполнить, одержала победу над ним.И она почувствовала в себе силу, с помощью которой она может влиять на него, силу, которой не обладала во время жизни с Эльвиром.
Прошел довольно большой промежуток времени, прежде чем им в Эгга удалось сварить пиво.Сначала потребовалось время на помол ячменя. Солодовых зерен снова не оказалось в хозяйстве, да и в округе солода, когда Кальв решил купить его, не было. Потом оказалось, что вот-вот наступит время солнцестояния, пришлось переждать его.В этот момент пиво, которого так жаждали люди, варить нельзя: скиснет.Но сейчас его уже варили в большом котле. Одна из рабынь вливала сусло, перемешивая его, в теплую воду в другом чане с тем, чтобы осветлить его и перелить в следующий чан.Сигрид постоянно была в движении, за многим нужно было присмотреть. Жидкость перед варкой надо было процедить, во время кипения добавить в нее хмель и другие растения, а затем отцедить их из пива перед тем, как поставить его на брожение.Рагнхильд тоже была в кухне. Она следила за чаном с пивом. С Сигрид она разговаривала мало, отвечала только на вопросы, которые та задавала. Сигрид не понимала, почему Рагнхильд и другие были приветливы, когда вернулись в Эгга. Но затем они отошли от нее.И Тора Эльвирсдаттер не приехала, а осталась в Бейтстадте.Кальв, когда Сигрид попросила его о том, чтобы Тора вернулась домой, ответил ей согласием. Сигрид послала за ней, но та ответила, что в Эгга ей делать нечего. У Сигрид же не было времени съездить в Бейтстадт и переговорить с ней. Мальчики побывали там, но у них Сигрид ничего не смогла узнать относительно Торы.Люди в округе были настроены враждебно и к Сигрид, и к Кальву. Случай с солодом явился лишь одним из проявлений вражды. Сначала Кальв хотел послать своих людей по хуторам, чтобы заставить бондов отдать им солодовое зерно, но Сигрид удалось его отговорить от этого.Немного пива они раздобыли в других хозяйствах, принадлежащих Эгга, и теперь во время еды могли пить не только воду.В кухне от пара было душно и влажно. Сигрид была рада, когда вышла оттуда во двор на поиски священника Йона. Он должен был благословить пиво до того, как его поставят бродить.Она нашла его за домами, недалеко от старого храма. Сейчас здесь должна быть построена церковь.«Храм разрушать не нужно, — сказал Йон. — Его изнутри следует лишь окропить святой водой, и все боги и нечистая сила будут изгнаны. Сам же храм послужит хорами в новой церкви».Сейчас здесь работали топоры и стучали молотки. Неф церкви будет возведен, как и в других деревянных церквях. Строители были заняты подъемом больших угловых столбов для хоров.Йон-священник стоял и разговаривал с мастером, когда Сигрид подошла к нему. Он кивал головой и улыбался тому, что говорил ему мастер, но было ясно, что он мало что понимал в строительстве церквей.— В Англии мы строим церкви из камня, — сказал он Сигрид, когда они шли к дому.— Зачем здесь новая церковь? — спросила она. — Разве старая в Стейнкьере мала?— Кальв пожелал, чтобы в Эгга была церковь, — ответил Йон. — А храм в Стейнкьере тоже приведем в порядок.— Я рада этому, — воскликнула Сигрид. — Там похоронены двое из моих детей.Внезапно вид у священника стал таким, словно ему в голову пришла серьезная мысль.— Люди рассказывали мне, что священник, служивший в Стейнкьере во времена ярла Свейна, был святым человеком.— Сам он так не думал, — сказала Сигрид. — И он ушел от нас, когда народ пожелал сделать его святым.Йон вздохнул и сказал:— Не легко, видимо, было ему уйти.— Нет, — подтвердила Сигрид. Она подумала о жертвенной воле и жгучей вере Энунда во Христа и уголком глаз посмотрела на стоявшего рядом добродушного, невысокого мужчину с непрерывно моргающими глазами.Однако Йон был не единственным священником в округе. Был и другой по имени Освальд. Один из тех, которых конунг оставил здесь при отъезде из Мэрина. Сигрид была довольна; он не служил в Эгга. Освальд был тощим, мрачным человеком, который приезжая в усадьбу, почти все время говорил только об аде. В стейнкьерской церкви он служил еще до приезда Кальва и Сигрид, а сейчас переехал еще севернее в Сносаванн, где он лучше мог обращать людей в истинную веру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27