Нарушил его Симон.
— Господин, — мягко и осторожно обратился он к рыцарю прижимая руки к груди.
Бывший комтур остановился над своим бывшим пленником.
— Чего тебе?
— Позвольте мне сказать несколько слов. Надеюсь, разумных.
— Говори свои слова.
— Я знаю каким образом мы все могли бы выбраться отсюда. Вы могли бы не подвергаться ужасной операции. Ужасной, я знаю что говорю.
— Это и без твоих заверений понятно. Излагай, что у тебя за план. И почему ты говоришь «мы все». Вам зачем бежать отсюда?
— Извините, господин, я потом это объясню. Но сначала я хотел бы поговорить о другим, о вашем предназначении.
— Что-о, — Арман Ги выпучил глаза, а Лако даже открыл.
— Нет-нет, не думайте, я не подслушивал, но слышал то, о чем вы говорили с вашим благородным слугой. Но не в этом дело. Главное, о вас мне рассказывал еще мой хозяин, Нарзес.
Арман Ги неуверенно потрогал свой ус.
— Что именно он тебе рассказал?
— Немного, но достаточно для того, чтобы сделать вам сейчас хорошее предложение.
Бывший комтур, молча разъедая взглядом перса, продолжал теребить растительность на верхней губе.
— Нарзес сказал мне, что Вы странствующий рыцарь-тамплиер. Странствуете вы не в поисках денег или славы. Это было бы заметно сразу.
— В поисках чего же странствую?
Симон неуверенно улыбнулся.
— Хозяин мой, Нарзес, говорил мне, что некогда, и не очень давно, в этих местах, или поблизости от них, были большие христианские царства и Орден Тамплиеров имел в их величии свою блестящую долю.
— Рассказывай, рассказывай.
— Более того, есть поверье, говорил Нарзес, где-то в здешних замках остались их главнейшие святыни. Наподобие Гроба Господня, только в состоянии скрытом, неявном. Мыслю себе, что крепость эта, служащая нам горестным приютом, одно из таких святилищ, ибо почему бы вам с таким необъяснимым упорством было стремиться сюда, отказываясь от денег и рискуя жизнью и не только ею одной.
— Положим это так. Но пока я не вижу никакого разумного предложения в твоих словах.
Перс сделал суетливое движение рукой, мол, сейчас все будет.
— Сейчас оно прозвучит, господин.
— Опять ты начнешь о своем тайнике с цехинами. Но даже если бы я согласился — как мы выберемся отсюда!
— Выбраться отсюда очень трудно. Очень, очень, — захлюпал носом Наваз. Симон положил ему руку на голову и тот стих, как попугай на клетку которого набросили покрывало.
— Некоторое время назад я беседовал с Черным Магистром.
— Мы тоже, — фыркнул бывший комтур.
— Я евнух, господин.
— Не может быть! — не удержался от банального ехидства рыцарь.
— Каждый евнух немного врач, а я, более того, в юности учился этому искусству.
— Ну так и что, какое ты хочешь найти здесь применение своим знаниям. Нога моя почти не болит.
— По моему мнению, Черный Магистр не проживет более суток. Я вообще удивляюсь, как жизнь ухитряется теплиться в этой насквозь прогнившей туше.
— Поня-ятно, — протянул тамплиер, в глазах его появились маленькие огоньки.
Симон, между тем, продолжал.
— Можете себе представить, что начнется в крепости.
Это был не вопрос, но бывший комтур счел нужным на него ответить.
— Представляю.
— Паника, развал, разброд. Здесь все держится железной волей Черного Магистра. Когда она исчезнет. ..
— Так, так, чем же это выгодно нам? Мы ведь так или иначе под замком. Мне лично все равно, по чьему приказу меня оскопят. Самого Черного Магистра, или его преемника.
— Мы можем выбраться наружу.
— Как?
— Мы можем подкупить того, кто стоит за дверью и сторожит нас.
— Чем?
Симон замялся.
— Извините, господин, за дерзость, а ваш крест если конечно, он золотой.
— Я свой крест, понимаешь ли…
— Прошу вас еще раз извинить меня, но другого выхода у нас нет. Ваш Бог простил бы вам это прегрешение.
— А ваши кресты?
— Мой брат мусульманин, а я, хотя и крещен, но ношу простой кипарисовый крест.
Бывший комтур потер глаза, потом сказал проникновенно:
— Я тамплиер.
Это прозвучало почти так же странно, как недавнее заявление Симона «я евнух».
— Я знаю, господин.
— Я настоящий тамплиер.
Персиянин промолчал, не зная что ответить.
— У меня нет креста, — пояснил бывший комтур. С этими словами Арман Ги развязал ворот своей рубахи, на волосатой груди имелась только кожаная ладанка и это было все.
Симон тяжело вздохнул, помолчал, потом поднял полу своего халата и начал рвать зубами угол.
— Что ты делаешь? — в ужасе спросил Наваз.
— Что надо, — прорычал Симон, плюясь нитками.
Наконец была извлечена на свет небольшая золотая монетка, лишенная изображения.
— Почему ты сразу ее не достал, негодяй, зачем завел речь о крестах?
— Это не деньги, как вы, наверное, подумали.
— Что же это? — Арман Ги повертел в руках монету, — да, на деньги не слишком похоже. Отвечай же, что это?
— Это горсть родной земли, как сказал бы христианский паладин.
— Не понимаю.
Симон снова вздохнул, еще тяжелее прежнего.
— Я такой же христианин, как и вы. Крестился лишь для виду, потому что попал на службу к купцу греку. Местные власти гонят и ненавидят последователей Зороастра.
Бывший комтур усмехнулся.
— Забавно. Доминиканцы, стало быть, правы. Надобно проверять истинность крещения.
Рыцарь подбросил на ладони монету.
— Хорошо выглядит твоя родная земля.
— Истинной родиной почитателя Зороастра является огонь. Золото лишь олицетворяет его.
— Ценю твою жертву, хотя и не понимаю, зачем ты ее принес. Ведь после смерти Черного Магистра вы бы с братом могли спокойно покинуть крепость и вернуться по своим гаремам, а то и отправиться на все четыре стороны.
Симон отрицательно и угрюмо помотал головой.
— После смерти Черного Магистра власть здесь захватит безносые. Они никого не выпустят, чтобы никто не смог рассказать правду о Рас Альхаге. Безносых истребляют безжалостно в здешних местах, считая осквернителями могил.
— Да, я слышал об этом.
— Если по округе пойдет слух, что в крепости полно безносых, сюда рано или поздно явится армия. Безносые это понимают и, чтобы скрыть истину, пойдут на все.
— Пожалуй ты прав.
— В лучшем случае нам отрежут носы.
Бывший комтур задумчиво поскреб щеку мощными ногтями.
— Так ты хочешь, чтобы мы с Лако помогли вам выбраться отсюда?
— Да, господин.
— Но это опасно. Безносых, насколько я понимаю, здесь достаточно, а нас всего двое. И без оружия.
— Трое. Я тоже кое что понимаю в военном деле.
— Ну, это мало что меняет.
— Но ведь вам все равно придется выбираться отсюда, хотя бы ради себя.
— Вдвоем, проще. Без такой обузы как вы с братом у нас больше надежды на успех.
Симон встал и потянулся, сладко хрустнув суставами.
— Я не предлагаю вам заниматься нашим спасением безвозмездно. И поскольку я понял, что деньги не стоят для вас на первом месте, назначаю другую форму оплаты. Уверен, она вам подойдет.
Арман Ги сел на пол спиной к стене и положил ладони на колени.
— Любопытно будет узнать, что имеется в виду.
— Вы что-нибудь слышали о горе Сках?
Глаза Армана Ги сузились, он бросил короткий взгляд в сторону Лако, тот был невозмутим.
— Гора Сках? — нарочито рассеяно переспросил бывший комтур.
— Мы попали в Тир. Там и были мы оскоплены и проданы в разные гаремы.
— Так вы никогда не знали женщин?
— Нет, — с некоторой даже гордостью заявил Симон. — В книге великого поэта Абу-эль-кассем Мансура, прозванного Фирдоуси, есть рассказ, который многим кажется таинственным, если не бессмысленным. И все это потому, что он исполнен великого смысла. Речь в нем идет об одном арабском принце по имени Заххак. Он возжелал власти и славы и для скорейшего осуществления своих желаний заключил договор с Иблисом, говоря вашими франкскими понятиями, с дьяволом. Дьявол убил отца Заххака, помог принцу победить великую персидскую империю и ее великолепного, громоблистающего царя Диамщида. В обмен на это он попросил принца только об одном — поцеловать его между лопатками. Тот не смог отказать. Тут же после поцелуя из лопаток Заххака выросли две черные змеи и потребовали еды себе. А еда их, как выяснилось, мозг молодых юношей. За эту плату змея стали неусыпными стражами принца и он правил Исфаганом в течении веков. От него и произошло племя езидов.
— Интересная история, — сказал Арман Ги без особого уважения в голосе, — однако для чего ты ее нам рассказываешь?
— Около восьми лет назад нас с братом похитили охотники за рабами, это было неподалеку от упоминавшегося мною Исфагана. Отец наш был мерабом, смотрителем арыков местного князя, очень уважаемым человеком. Наверное он уже умер от горя. Но не в этом дело. После похищения нас повезли на верблюдах на запад. Целый караван с рабами и пряностями. То, что на запад, легко было определить по солнцу, и насколько я разумею, мы были в числе тех, кто должен был послужить пищей для этих черных змей.
— Почему ты так уверено об этом говоришь?
— Потому что мы очень близко подъехали к горе Сках. Название это я слышал от погонщиков наших верблюдов. Мы стояли вплотную у крепостной стены и видели многое.
— Что вы там такое видели и почему вас все-таки не сожрали змеи, раз вы все равно были для этого предназначены?
Симон пожал плечами.
— На этот вопрос мне трудно ответить. Может быть хозяин каравана не сошелся в цене с управителем крепости. Может быть мы были слишком молоды. Нам ведь и десяти лет не было тогда. Так или иначе, с частью каравана мы отправились дальше на запад, пока не отдалились от крепости.
— Никогда, — подтвердил его слова Наваз.
— Ладно, — махнул рукой Арман Ги, — вернемся к Заххак. Что вы видели там такое, что сохранилось в вашей памяти до сих пор?
— Мы видели там тамплиеров, — просто сказал Симон.
— Тамплиеров? — воскликнул бывший комтур. — Да, всадников в белых плащах с красными крестами. При встрече они обнимали друг друга и целовали в плечо. Таков же обычай езидов, что проживают на горе Сках в пещерной крепости. Езиды гонимы всеми, и мусульманами, и христианами, и зороастрийцами, но неистребимы при этом.
— Ты сам видел это? Ну, то, что плащи, кресты и то, что целовали в плечо?
— Да, господин. Я сидел в ивовой корзине на верблюжьем боку, в просвет между прутьями мне хорошо было все видно.
Арман Ги подошел к стене и уперся в нее ладонями, словно пытаясь повалить. Потом вдруг резко обернулся и подбежал к персу.
— Где эта гора?
— Там, — сказал тот, махнув рукой в ту сторону света, где восходит солнце.
— Не шути со мной!
— И не думаю, господин. Я был ребенком тогда, и по, пути от горы Сках на запад запоминал не названия городов и рек, а то, как они выглядят. Я могу довести вас туда, но не могу рассказать как туда дойти.
Тамплиер вернулся к стене и снова вцепился в свой ус, так, словно подергиваний его помогало ему размышлять. Внутри у него опять появилась и стала наливаться жизнью уверенность, что судьба споспешествует ему. Ну, разумеется, это именно так! Связываться с этими уродами неохота, хватит одного своего, но, кажется, ничего не поделаешь, придется.
— Хорошо, я помогу вам с братом, но ты…
— Клянусь вечным Зерваном, я приведу вас к горе Сках.
И как бы знаменуя заключение этой договоренности по крепости поползли смутные, тупые удары гонга. Они доносились с той стороны, где должна была находиться зала с золотым занавесом.
— Умер, — прошептал Симон.
— Умер, — просвистел Наваз.
— Умер, — прорычал Арман Ги.
Лако вскочил со своего места и одним броском вцепился в горло Навазу. Тот дико заверещал. Симон кинулся ему на помощь, но бывший комтур схватил за руку и что-то прошептал на ухо. Лицо евнуха просветлело и он стал топать ногами и истошно вопить. Арман Ги тоже вложил голос в общий сумасшедший хор. Надо было спешить, ибо услышав звук стражники могут убежать для выяснения того, что случилось и тогда с запорами ничего нельзя будет сделать.
Расчет, заключенных оказался верным, в щели под дверью затрепыхалось пламя факела и послышался недовольный окрик безносого.
Арман Ги тут же бросил в щель зороастрийское золото, и оба евнуха разразились таким визгом, в сравнении с которым поросячий мог бы показаться надменным молчанием. Стражники обменялись гундосыми мнениями и пришли к выводу, что заключенные делят золото. Глупо упускать такой случай. Громыхнули запоры, скрипнули петли. Алчно сопящие, безносые твари ввалились внутрь. Расправа была короткой и почти бесшумной. Лако умел убивать. Господин его тоже не вполне утратил воинские навыки.
Короче говоря, через несколько мгновений у двоих франков и двоих персов было три меча и одно копье. Мечи были разные. Кривой сарацинский, заржавевший длинный германский и один широкий, непривычной формы и неизвестного происхождения. Но выбирать не приходилось. Копье было с бородой, как у степной конницы со слегка обгоревшим древком.
По состоянию захваченного вооружения можно было судить о качестве противостоящего войска.
В Армана Ги вселилась необыкновенная бодрость. Он считал, что главная часть успеха уже достигнута. Осталось только незаметно, а лучше с легкой дракой, покинуть незапертую крепость. Построились в колонну. Роль тарана играл Лако. За ним второсортная боевая единица Симон. Третьим балласт — Наваз, ему всучили сомнительного происхождения мечище, он оттягивал безвольную руку. Арьергардом служил сам бывший комтур Арман Ги. Германский неудобный клинок был в его руках.
Освещая дорогу факелом, его нес Лако, стали пробираться по запутанным внутренним переходам. Повезло, что никто из безносых не попался на пути. Впрочем этому было объяснение — гонг. Его гул оттягивал к себе жителей крепости. Очень было бы хорошо, если бы они погрузились хотя бы на несколько часов в пучину, пусть и притворного горя и скорби по своему почившему предводителю. Беглецам этого времени хватило бы и скрыться и замести следы.
Но случается так, что везение изменяет даже тем, кому обычно везет.
Когда вооруженная четверка выбежала на внутреннею галерею, внизу лежал, пустынный двор. До полуоткрытых в сторону свободы ворот оставалось шагов пятьдесят. Десять вниз по ступеням и сорок горизонтально по мощеному двору. Но тут случилось нечто страшное. Раздался тяжелый многоголосый рев и из трех широких дверей, выводивших во двор из толщи крепостного дворца, хлынуло три потока людей. Сначала могло показаться, что в этой каше, богом является беспорядок, но очень скоро глаз признал свою ошибку. Никакого, беспорядка, наоборот, шло упорядоченное и организованное избиение безносыми всех прочих. Не трудно было догадаться кем являются эти прочие.
Визг, рев, хрип.
Струи, ручьи, реки крови.
Сорок шагов до крепостных ворот стали непроходимы.
— Назад, — скомандовал Арман Ги.
И вовремя, некоторые из безносых, расправившись со своими евнухами, стали посматривать по сторонам в поисках работы. Не стоило ждать, когда они поднимут глаза вверх.
Последовало еще одно путешествие по скользким, противным внутренностям Рас Альхага. Если бы у беглецов было время размышлять, они могли бы подумать, что путешествуют внутри огромной жабы.
Наконец удалось отыскать местечко удобное для незаметного бегства. Часть стены съехала по склону, внизу травянистый откос.
Первым сбросили Наваза. Он в полете потерял меч и сознание. И слава богу, что приземлялся безоружным, обязательно зарезался бы. За ним последовал бывший комтур. Крякнул приземлившись и грузно покатился по траве. Симону и Лако уже пришлось доказывать свое право на прыжок. Один безносый, но глазастый стражник высмотрел их и налетел сзади. Лако, почуяв его приближение успел развернуться и уклониться. Острие вражеского копья высекло из голого камня бессильные искры. Второй попытки себя убить Лако не предоставлял никому. Кривой сарацинский клинок блеснул на солнце выйдя из спины нападавшего. Дав ему воинственно покрасоваться лишь долю мгновения, слуга бывшего комтура выдернул его и прыгнул вместе с Симоном вслед за остальными.
Бежали изо всех сил, но сил было не так много. Даже персидские братья не скулили. Возле поворота дороги остановились, чтобы отдышаться и оглянуться. В отличие от античного персонажа, покидавшего аид, правильно сделали. Ибо вот что увидели.
На стене Рас Альхага стояло несколько человек, держа в руках хорошо знакомую бывшему комтуру кадку и силились ее перевернуть. Наконец им это удалось и огромный кусок мертвого мяса бесшумно полетел на камни, несколько раз нелепо подпрыгнул и исчез в небытии. Состоялось воздушное погребение.
Но не это сильнее всего впечатлило беглецов. А зрелище того, как из ворот крепости выбегают люди и во множестве. Трудно было различить, без носов ли они, но можно было сказать с уверенностью, что они с оружием.
— Бежим! — заорал Арман Ги.
И команду не пришлось повторять дважды. Предстояло карабкаться в гору, в то время как погоне дорога стелилась под гору. Так что расстояние очень скоро естественным образом сократилось до мизерного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Господин, — мягко и осторожно обратился он к рыцарю прижимая руки к груди.
Бывший комтур остановился над своим бывшим пленником.
— Чего тебе?
— Позвольте мне сказать несколько слов. Надеюсь, разумных.
— Говори свои слова.
— Я знаю каким образом мы все могли бы выбраться отсюда. Вы могли бы не подвергаться ужасной операции. Ужасной, я знаю что говорю.
— Это и без твоих заверений понятно. Излагай, что у тебя за план. И почему ты говоришь «мы все». Вам зачем бежать отсюда?
— Извините, господин, я потом это объясню. Но сначала я хотел бы поговорить о другим, о вашем предназначении.
— Что-о, — Арман Ги выпучил глаза, а Лако даже открыл.
— Нет-нет, не думайте, я не подслушивал, но слышал то, о чем вы говорили с вашим благородным слугой. Но не в этом дело. Главное, о вас мне рассказывал еще мой хозяин, Нарзес.
Арман Ги неуверенно потрогал свой ус.
— Что именно он тебе рассказал?
— Немного, но достаточно для того, чтобы сделать вам сейчас хорошее предложение.
Бывший комтур, молча разъедая взглядом перса, продолжал теребить растительность на верхней губе.
— Нарзес сказал мне, что Вы странствующий рыцарь-тамплиер. Странствуете вы не в поисках денег или славы. Это было бы заметно сразу.
— В поисках чего же странствую?
Симон неуверенно улыбнулся.
— Хозяин мой, Нарзес, говорил мне, что некогда, и не очень давно, в этих местах, или поблизости от них, были большие христианские царства и Орден Тамплиеров имел в их величии свою блестящую долю.
— Рассказывай, рассказывай.
— Более того, есть поверье, говорил Нарзес, где-то в здешних замках остались их главнейшие святыни. Наподобие Гроба Господня, только в состоянии скрытом, неявном. Мыслю себе, что крепость эта, служащая нам горестным приютом, одно из таких святилищ, ибо почему бы вам с таким необъяснимым упорством было стремиться сюда, отказываясь от денег и рискуя жизнью и не только ею одной.
— Положим это так. Но пока я не вижу никакого разумного предложения в твоих словах.
Перс сделал суетливое движение рукой, мол, сейчас все будет.
— Сейчас оно прозвучит, господин.
— Опять ты начнешь о своем тайнике с цехинами. Но даже если бы я согласился — как мы выберемся отсюда!
— Выбраться отсюда очень трудно. Очень, очень, — захлюпал носом Наваз. Симон положил ему руку на голову и тот стих, как попугай на клетку которого набросили покрывало.
— Некоторое время назад я беседовал с Черным Магистром.
— Мы тоже, — фыркнул бывший комтур.
— Я евнух, господин.
— Не может быть! — не удержался от банального ехидства рыцарь.
— Каждый евнух немного врач, а я, более того, в юности учился этому искусству.
— Ну так и что, какое ты хочешь найти здесь применение своим знаниям. Нога моя почти не болит.
— По моему мнению, Черный Магистр не проживет более суток. Я вообще удивляюсь, как жизнь ухитряется теплиться в этой насквозь прогнившей туше.
— Поня-ятно, — протянул тамплиер, в глазах его появились маленькие огоньки.
Симон, между тем, продолжал.
— Можете себе представить, что начнется в крепости.
Это был не вопрос, но бывший комтур счел нужным на него ответить.
— Представляю.
— Паника, развал, разброд. Здесь все держится железной волей Черного Магистра. Когда она исчезнет. ..
— Так, так, чем же это выгодно нам? Мы ведь так или иначе под замком. Мне лично все равно, по чьему приказу меня оскопят. Самого Черного Магистра, или его преемника.
— Мы можем выбраться наружу.
— Как?
— Мы можем подкупить того, кто стоит за дверью и сторожит нас.
— Чем?
Симон замялся.
— Извините, господин, за дерзость, а ваш крест если конечно, он золотой.
— Я свой крест, понимаешь ли…
— Прошу вас еще раз извинить меня, но другого выхода у нас нет. Ваш Бог простил бы вам это прегрешение.
— А ваши кресты?
— Мой брат мусульманин, а я, хотя и крещен, но ношу простой кипарисовый крест.
Бывший комтур потер глаза, потом сказал проникновенно:
— Я тамплиер.
Это прозвучало почти так же странно, как недавнее заявление Симона «я евнух».
— Я знаю, господин.
— Я настоящий тамплиер.
Персиянин промолчал, не зная что ответить.
— У меня нет креста, — пояснил бывший комтур. С этими словами Арман Ги развязал ворот своей рубахи, на волосатой груди имелась только кожаная ладанка и это было все.
Симон тяжело вздохнул, помолчал, потом поднял полу своего халата и начал рвать зубами угол.
— Что ты делаешь? — в ужасе спросил Наваз.
— Что надо, — прорычал Симон, плюясь нитками.
Наконец была извлечена на свет небольшая золотая монетка, лишенная изображения.
— Почему ты сразу ее не достал, негодяй, зачем завел речь о крестах?
— Это не деньги, как вы, наверное, подумали.
— Что же это? — Арман Ги повертел в руках монету, — да, на деньги не слишком похоже. Отвечай же, что это?
— Это горсть родной земли, как сказал бы христианский паладин.
— Не понимаю.
Симон снова вздохнул, еще тяжелее прежнего.
— Я такой же христианин, как и вы. Крестился лишь для виду, потому что попал на службу к купцу греку. Местные власти гонят и ненавидят последователей Зороастра.
Бывший комтур усмехнулся.
— Забавно. Доминиканцы, стало быть, правы. Надобно проверять истинность крещения.
Рыцарь подбросил на ладони монету.
— Хорошо выглядит твоя родная земля.
— Истинной родиной почитателя Зороастра является огонь. Золото лишь олицетворяет его.
— Ценю твою жертву, хотя и не понимаю, зачем ты ее принес. Ведь после смерти Черного Магистра вы бы с братом могли спокойно покинуть крепость и вернуться по своим гаремам, а то и отправиться на все четыре стороны.
Симон отрицательно и угрюмо помотал головой.
— После смерти Черного Магистра власть здесь захватит безносые. Они никого не выпустят, чтобы никто не смог рассказать правду о Рас Альхаге. Безносых истребляют безжалостно в здешних местах, считая осквернителями могил.
— Да, я слышал об этом.
— Если по округе пойдет слух, что в крепости полно безносых, сюда рано или поздно явится армия. Безносые это понимают и, чтобы скрыть истину, пойдут на все.
— Пожалуй ты прав.
— В лучшем случае нам отрежут носы.
Бывший комтур задумчиво поскреб щеку мощными ногтями.
— Так ты хочешь, чтобы мы с Лако помогли вам выбраться отсюда?
— Да, господин.
— Но это опасно. Безносых, насколько я понимаю, здесь достаточно, а нас всего двое. И без оружия.
— Трое. Я тоже кое что понимаю в военном деле.
— Ну, это мало что меняет.
— Но ведь вам все равно придется выбираться отсюда, хотя бы ради себя.
— Вдвоем, проще. Без такой обузы как вы с братом у нас больше надежды на успех.
Симон встал и потянулся, сладко хрустнув суставами.
— Я не предлагаю вам заниматься нашим спасением безвозмездно. И поскольку я понял, что деньги не стоят для вас на первом месте, назначаю другую форму оплаты. Уверен, она вам подойдет.
Арман Ги сел на пол спиной к стене и положил ладони на колени.
— Любопытно будет узнать, что имеется в виду.
— Вы что-нибудь слышали о горе Сках?
Глаза Армана Ги сузились, он бросил короткий взгляд в сторону Лако, тот был невозмутим.
— Гора Сках? — нарочито рассеяно переспросил бывший комтур.
— Мы попали в Тир. Там и были мы оскоплены и проданы в разные гаремы.
— Так вы никогда не знали женщин?
— Нет, — с некоторой даже гордостью заявил Симон. — В книге великого поэта Абу-эль-кассем Мансура, прозванного Фирдоуси, есть рассказ, который многим кажется таинственным, если не бессмысленным. И все это потому, что он исполнен великого смысла. Речь в нем идет об одном арабском принце по имени Заххак. Он возжелал власти и славы и для скорейшего осуществления своих желаний заключил договор с Иблисом, говоря вашими франкскими понятиями, с дьяволом. Дьявол убил отца Заххака, помог принцу победить великую персидскую империю и ее великолепного, громоблистающего царя Диамщида. В обмен на это он попросил принца только об одном — поцеловать его между лопатками. Тот не смог отказать. Тут же после поцелуя из лопаток Заххака выросли две черные змеи и потребовали еды себе. А еда их, как выяснилось, мозг молодых юношей. За эту плату змея стали неусыпными стражами принца и он правил Исфаганом в течении веков. От него и произошло племя езидов.
— Интересная история, — сказал Арман Ги без особого уважения в голосе, — однако для чего ты ее нам рассказываешь?
— Около восьми лет назад нас с братом похитили охотники за рабами, это было неподалеку от упоминавшегося мною Исфагана. Отец наш был мерабом, смотрителем арыков местного князя, очень уважаемым человеком. Наверное он уже умер от горя. Но не в этом дело. После похищения нас повезли на верблюдах на запад. Целый караван с рабами и пряностями. То, что на запад, легко было определить по солнцу, и насколько я разумею, мы были в числе тех, кто должен был послужить пищей для этих черных змей.
— Почему ты так уверено об этом говоришь?
— Потому что мы очень близко подъехали к горе Сках. Название это я слышал от погонщиков наших верблюдов. Мы стояли вплотную у крепостной стены и видели многое.
— Что вы там такое видели и почему вас все-таки не сожрали змеи, раз вы все равно были для этого предназначены?
Симон пожал плечами.
— На этот вопрос мне трудно ответить. Может быть хозяин каравана не сошелся в цене с управителем крепости. Может быть мы были слишком молоды. Нам ведь и десяти лет не было тогда. Так или иначе, с частью каравана мы отправились дальше на запад, пока не отдалились от крепости.
— Никогда, — подтвердил его слова Наваз.
— Ладно, — махнул рукой Арман Ги, — вернемся к Заххак. Что вы видели там такое, что сохранилось в вашей памяти до сих пор?
— Мы видели там тамплиеров, — просто сказал Симон.
— Тамплиеров? — воскликнул бывший комтур. — Да, всадников в белых плащах с красными крестами. При встрече они обнимали друг друга и целовали в плечо. Таков же обычай езидов, что проживают на горе Сках в пещерной крепости. Езиды гонимы всеми, и мусульманами, и христианами, и зороастрийцами, но неистребимы при этом.
— Ты сам видел это? Ну, то, что плащи, кресты и то, что целовали в плечо?
— Да, господин. Я сидел в ивовой корзине на верблюжьем боку, в просвет между прутьями мне хорошо было все видно.
Арман Ги подошел к стене и уперся в нее ладонями, словно пытаясь повалить. Потом вдруг резко обернулся и подбежал к персу.
— Где эта гора?
— Там, — сказал тот, махнув рукой в ту сторону света, где восходит солнце.
— Не шути со мной!
— И не думаю, господин. Я был ребенком тогда, и по, пути от горы Сках на запад запоминал не названия городов и рек, а то, как они выглядят. Я могу довести вас туда, но не могу рассказать как туда дойти.
Тамплиер вернулся к стене и снова вцепился в свой ус, так, словно подергиваний его помогало ему размышлять. Внутри у него опять появилась и стала наливаться жизнью уверенность, что судьба споспешествует ему. Ну, разумеется, это именно так! Связываться с этими уродами неохота, хватит одного своего, но, кажется, ничего не поделаешь, придется.
— Хорошо, я помогу вам с братом, но ты…
— Клянусь вечным Зерваном, я приведу вас к горе Сках.
И как бы знаменуя заключение этой договоренности по крепости поползли смутные, тупые удары гонга. Они доносились с той стороны, где должна была находиться зала с золотым занавесом.
— Умер, — прошептал Симон.
— Умер, — просвистел Наваз.
— Умер, — прорычал Арман Ги.
Лако вскочил со своего места и одним броском вцепился в горло Навазу. Тот дико заверещал. Симон кинулся ему на помощь, но бывший комтур схватил за руку и что-то прошептал на ухо. Лицо евнуха просветлело и он стал топать ногами и истошно вопить. Арман Ги тоже вложил голос в общий сумасшедший хор. Надо было спешить, ибо услышав звук стражники могут убежать для выяснения того, что случилось и тогда с запорами ничего нельзя будет сделать.
Расчет, заключенных оказался верным, в щели под дверью затрепыхалось пламя факела и послышался недовольный окрик безносого.
Арман Ги тут же бросил в щель зороастрийское золото, и оба евнуха разразились таким визгом, в сравнении с которым поросячий мог бы показаться надменным молчанием. Стражники обменялись гундосыми мнениями и пришли к выводу, что заключенные делят золото. Глупо упускать такой случай. Громыхнули запоры, скрипнули петли. Алчно сопящие, безносые твари ввалились внутрь. Расправа была короткой и почти бесшумной. Лако умел убивать. Господин его тоже не вполне утратил воинские навыки.
Короче говоря, через несколько мгновений у двоих франков и двоих персов было три меча и одно копье. Мечи были разные. Кривой сарацинский, заржавевший длинный германский и один широкий, непривычной формы и неизвестного происхождения. Но выбирать не приходилось. Копье было с бородой, как у степной конницы со слегка обгоревшим древком.
По состоянию захваченного вооружения можно было судить о качестве противостоящего войска.
В Армана Ги вселилась необыкновенная бодрость. Он считал, что главная часть успеха уже достигнута. Осталось только незаметно, а лучше с легкой дракой, покинуть незапертую крепость. Построились в колонну. Роль тарана играл Лако. За ним второсортная боевая единица Симон. Третьим балласт — Наваз, ему всучили сомнительного происхождения мечище, он оттягивал безвольную руку. Арьергардом служил сам бывший комтур Арман Ги. Германский неудобный клинок был в его руках.
Освещая дорогу факелом, его нес Лако, стали пробираться по запутанным внутренним переходам. Повезло, что никто из безносых не попался на пути. Впрочем этому было объяснение — гонг. Его гул оттягивал к себе жителей крепости. Очень было бы хорошо, если бы они погрузились хотя бы на несколько часов в пучину, пусть и притворного горя и скорби по своему почившему предводителю. Беглецам этого времени хватило бы и скрыться и замести следы.
Но случается так, что везение изменяет даже тем, кому обычно везет.
Когда вооруженная четверка выбежала на внутреннею галерею, внизу лежал, пустынный двор. До полуоткрытых в сторону свободы ворот оставалось шагов пятьдесят. Десять вниз по ступеням и сорок горизонтально по мощеному двору. Но тут случилось нечто страшное. Раздался тяжелый многоголосый рев и из трех широких дверей, выводивших во двор из толщи крепостного дворца, хлынуло три потока людей. Сначала могло показаться, что в этой каше, богом является беспорядок, но очень скоро глаз признал свою ошибку. Никакого, беспорядка, наоборот, шло упорядоченное и организованное избиение безносыми всех прочих. Не трудно было догадаться кем являются эти прочие.
Визг, рев, хрип.
Струи, ручьи, реки крови.
Сорок шагов до крепостных ворот стали непроходимы.
— Назад, — скомандовал Арман Ги.
И вовремя, некоторые из безносых, расправившись со своими евнухами, стали посматривать по сторонам в поисках работы. Не стоило ждать, когда они поднимут глаза вверх.
Последовало еще одно путешествие по скользким, противным внутренностям Рас Альхага. Если бы у беглецов было время размышлять, они могли бы подумать, что путешествуют внутри огромной жабы.
Наконец удалось отыскать местечко удобное для незаметного бегства. Часть стены съехала по склону, внизу травянистый откос.
Первым сбросили Наваза. Он в полете потерял меч и сознание. И слава богу, что приземлялся безоружным, обязательно зарезался бы. За ним последовал бывший комтур. Крякнул приземлившись и грузно покатился по траве. Симону и Лако уже пришлось доказывать свое право на прыжок. Один безносый, но глазастый стражник высмотрел их и налетел сзади. Лако, почуяв его приближение успел развернуться и уклониться. Острие вражеского копья высекло из голого камня бессильные искры. Второй попытки себя убить Лако не предоставлял никому. Кривой сарацинский клинок блеснул на солнце выйдя из спины нападавшего. Дав ему воинственно покрасоваться лишь долю мгновения, слуга бывшего комтура выдернул его и прыгнул вместе с Симоном вслед за остальными.
Бежали изо всех сил, но сил было не так много. Даже персидские братья не скулили. Возле поворота дороги остановились, чтобы отдышаться и оглянуться. В отличие от античного персонажа, покидавшего аид, правильно сделали. Ибо вот что увидели.
На стене Рас Альхага стояло несколько человек, держа в руках хорошо знакомую бывшему комтуру кадку и силились ее перевернуть. Наконец им это удалось и огромный кусок мертвого мяса бесшумно полетел на камни, несколько раз нелепо подпрыгнул и исчез в небытии. Состоялось воздушное погребение.
Но не это сильнее всего впечатлило беглецов. А зрелище того, как из ворот крепости выбегают люди и во множестве. Трудно было различить, без носов ли они, но можно было сказать с уверенностью, что они с оружием.
— Бежим! — заорал Арман Ги.
И команду не пришлось повторять дважды. Предстояло карабкаться в гору, в то время как погоне дорога стелилась под гору. Так что расстояние очень скоро естественным образом сократилось до мизерного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25