— Чудин опять поклонился в пояс. — Но так как тысяцкий здесь, я скажу тебе всю правду, а он пусть подтвердит. У ляшского короля двор больше, чем у тебя; ты приглашаешь к себе на пиры, а там каждый день пир, и кто бы ни пришел к нему, всяк желанный гость.Изяслав крутил усы и бороду, сопел; его лицо налилось кровью, глаза заблестели, как у разъяренного тигра.— Да что тут скрывать перед тобой, милостивый князь! — отозвался Вышата. — Чудин навряд ли видел несколько раз то, что я вижу каждый день.Изяслав призадумался и опустил глаза.— Люблю моих друзей, — сказал он, — но и врагов не боялся никогда… Отныне более не буду пить с ними ни меда, ни вина.Вдруг он поднял голову.— Ты говоришь, они думают ехать на Соколиный Рог с соколами, ну, пусть едут… пусть едут… Может, это будет последняя ляшская охота на Русской земле, — угрожающе прибавил он.Видимо, гнев князя не имел границ: он сидел со сгорбленной спиной и долго думал. Затем вскочил и стал ходить по избе, его лицо пылало.— Он прокладывал мне дорогу к отцовскому престолу, а теперь торит для себя. Но этому никогда не бывать!Изяслав смотрел прямо в глаза стоявшему напротив него Вышате.— Боярин! Ты друг мне?Вышата поклонился.— Милостивый князь! — отвечал он. — Мой отец, дед и прадеды были друзьями князей и служили верою и правдой матушке-Руси.— Хорошо, спасибо! — отвечал князь, несколько успокоившись. — Возвращайся домой… смотри в оба. Ты живешь ближе всех от гнезда ос, которых много развелось в нашем доме. Я пришлю к тебе посоветоваться.Вышата понял намек.— Мое желание, милостивый князь, чтобы ты был спокоен на Руси и приобрел любовь твоего народа, — отвечал он. — Клянусь служить тебе верою и правдою, потому вижу, что дело повернулось не к добру.Вскоре Вышата уехал, и князь остался наедине с Чудиным.— Этот человек, милостивый князь, сослужит тебе верную службу.— Да, если Болеслав не подкупит его.— Не продастся: ведь у него отняли Люду.— Да, ты прав, — усмехнулся князь. — Где черт не справится, туда бабу пошлет. Но разве он ее еще не забыл? Ведь он засылал к ней сватов, да она отослала их ни с чем.— Отослала и не отослала… Старик просил их пообождать, потому девка больно молода. Вышата ждал и дождался, пока король похитил девку из-под носа. Теперь он и рад бы отнять ее, да нет силы… Уже и к колдуну ездил.— Как, к Добрыне? — прервал князь.— К Добрыне… Тот обещает возвратить девку.Воцарилось минутное молчание.— Лжет он, — отозвался Изяслав, — впрочем, пусть попробует. Вышата мне нужен… не мешало бы его привязать к себе. Конечно, ни словом, ни шубою, ни медом я не привяжу его, но можно найти другой подход.Князь снова замолчал, будто искал средство, чем бы привязать к себе Вышату.— Где Добромира? — вдруг спросил он. — Ведь мамка Люды ближе всех стоит к ней.— Добромира на Красном дворе.— Тем лучше! Надо ее умаслить, пусть поговорит с Людою насчет Вышаты… Это лучший путь к достижению цели, а мы попробуем что-нибудь еще.Изяслав велел позвать гридня.— Отыщи Славошу и прикажи ему прийти на великокняжеский двор, — обратился он к отроку.Юноша ушел, за ним следом ушел и Чудин. Князь остался в гриднице один. Он сел в конце стола на скамью, налил в чашу из кувшина, стоявшего на столе, вина, выпил и доливал почти каждую минуту. Время от времени он быстро вставал, ходил по избе, ворчал, кому-то грозил, крутил усы и бороду, подходил к столу, снова дрожащею рукою наливал мед в чашу и выпивал. После долгого ожидания дверь княжеской гридницы скрипнула, и посланный отрок показался на пороге.— Ну, что? — спросил он.— Славоша здесь, милостивый князь!— Пусть войдет.Через минуту в дверь вошел какой-то странный человек. На худом, пожелтевшем и сморщенном лице едва заметны были реденькие борода и усы, росшие клочками. Лоб был мал и узок, но быстрые, глубоко посаженные глаза свидетельствовали о проворстве и изворотливости. На нем был линялый зеленый кафтан, подпоясанный красным шелковым поясом. В правой руке он держал шапку, а левую заложил за пояс. По виду его, однако, нельзя было сказать, что он слуга, напротив, он выглядел человеком, знавшим себе цену.Изяслав долго не поднимал головы; упорно глядя в чашу с вином, он молчал и думал.— А, это ты, Славоша? — наконец без всякого оживления спросил он, поднимая голову и зорко вглядываясь в него.Да, это был Славоша.Вместо ответа он вынул левую руку из-за пояса и слегка поклонился князю.— Ты должен мне сослужить верную службу! — медленно проговорил князь.Славоша снова слегка поклонился в знак согласия.— На днях ляшский король, — продолжал Изяслав, — намеревается ехать на охоту в Соколиный Рог… Понимаешь? Нужно, чтобы ты повидался с ним… Понимаешь?Славоша продолжал кланяться, но молчал. Изяслав тоже замолк, склоняясь над столом, он что-то обдумывал.— Впрочем, это твое дело. Увидишься ли ты с ним на охоте или дома, мне все равно… Ведь ты знаешь, что я не забываю своих верных слуг.Славоша опять поклонился.— Повидайся с боярином Чудиным…Славоша упорно молчал, кланяясь при каждом слове.Изяслав сидел на дубовой скамейке с поручнями, вытянув ноги, Славоша продолжал стоять перед ним с шапкою в руке, переминаясь с ноги на ногу.— Знаешь Люду? — спросил князь, поднимая глаза.— Знать-то знаю…— Она на Красном дворе?— Да, на Красном дворе…Опять воцарилось молчание. Славоша смотрел на князя вопросительно. Он угадал, что князь, кроме данного ему поручения, хотел еще что-то сказать, но не решался.— Ведь Люда, вероятно, сидит там не по своей доброй воле! — начал князь, сдвинув брови и глядя в пол. — Небось, силою похитил ее этот бабник… а потому надо, чтобы и ты силою отнял ее у него… слышишь?— Слышу, милостивый князь!Изяслав знал о том, что Вышата не жалует Болеслава, и, чтобы привлечь молодого боярина на свою сторону, во что бы то ни стало решил соединить его с Людою. Для этого он готов был выкопать целую пропасть между королем и Вышатой, только бы расположить последнего к себе. Шаг этот был важен для него, и неудивительно, что Изяслав не особенно надеялся на влияние Добромиры на Люду. Вероятно, он был уверен, что из этого ничего не выйдет… К тому же он рассчитывал, что оба его плана можно было исполнить одновременно.Славоша молча выслушал Изяслава и, когда тот кончил, поклонился и ушел, не сказав ни слова.На дворе он встретился с Чудиным.— Ну, что? — спросил боярин.— Князь сказал, что ляшский король скоро поедет на охоту на Соколиный Рог, только я туда не поеду, — отвечал Славоша.Чудин пытливо посмотрел на него.— Он будет возвращаться через Дебри, — намекнул Чудин.Но Славоша сам понял поручение князя.— Да, но там будет Болех, Вшебор, вся дружина, примажется наш Варяжко. А на кой мне бес все они!Что касается поручения относительно Люды, он даже о нем не вспомнил, считая его второстепенным. Проходя по двору к калитке, они тихо разговаривали между собою, и посторонний, наверно, заметил бы, что они расстались друзьями, так как оба сняли шапки и кланялись друг другу в пояс, как равные. Неизвестно, чем кончилась их беседа, только на другой день оба вдруг исчезли, точно в воду канули, и ни одного из них не было видно ни в Княжьем конце, ни на Великом дворе.Изяславу очень не нравилось братанье Болеслава с русскими; он смотрел на это с недоверием и страхом, возраставшими с каждым днем. Ввиду того, что половцы начали беспокоить киевлян, он разместил у городских ворот и у застав рать, дружину собрал на Великом дворе, а в городе усилил надзор и ночную стражу. С заходом солнца никого не впускали и не выпускали из города. Таков был приказ князя.Однако, несмотря на распоряжение властей не пропускать никого, поздней ночью, когда везде уже погасли огни и только на стенах башенок мелькали светочи Светоч — здесь: факел.
, в Ляшские ворота постучали два всадника. Первого легко было узнать, это был конюх Изяслава; что касается второго, то на нем был надет шлем с забралом, закрывавшим ему все лицо, и проволочная кольчуга.— Без приказания князя не велено никого пускать, — сказал стражник, заслышав стук.— Покажи знак, — отозвался всадник в шлеме и кольчуге, обращаясь к товарищу.При звуке этого голоса стражник начал всматриваться в говорившего, точно его голос был ему знаком. Конюх вынул знак и показал его. Ворота тотчас открылись, и оба всадника, проехав их, повернули к Подолу.Ворота снова закрылись, и, когда двое стражников остались один на один, первый спросил у второго:— Странно… Кто это? У них есть позволение от князя въезжать во все ворота во всякое время.Другой призадумался, но, поозиравшись, как бы боясь быть подслушанным, произнес:— По голосу, кажись, Славоша.— Славоша? Гм… хорошо же он закрыл свое лицо.— Хорошо, да, видно, не к добру.— Да, дело тут не чисто.— Тьфу, черт бы его побрал, этого разбойника! Хоть бы он свернул себе шею… его уже давно на том свете ищут с фонарями.Действительно, это был Славоша, и стражники не ошиблись, говоря, что он ехал в Берестово.Уже начало светать, когда оба всадника доехали до Берестова и уже стучались в ворота хором Вышаты. Издали долетел какой-то шум, похожий на звяканье оружия, топот копыт, ржание лошадей и вой собак. Оба прислушались. Тут открылись ворота, и они въехали во двор. Едва отроки успели принять у них лошадей, как на рундуке показался Вышата.— Бью челом, боярин тысяцкий!Вышата любезно приветствовал прибывших.— Милости прошу, не побрезгуйте моим хлебом-солью!Все трое на минуту остановились на рундуке.— Отчего это у тебя, боярин, так шумно в Берестове? — спросил Славоша, невольно прислушиваясь к шуму, доносившемуся до них издали.— Да у нас всегда весело, — отвечал, сдерживая гнев, Вышата. — Наши гости из Красного двора отправляются на охоту.— На охоту? Ну, пусть их едут на здоровье… желаю им весело охотиться, — злобно усмехнулся Славоша.Все вошли в гридницу.В это время по лесной дорожке, ведущей из Берестова на Предиславино и Василев, проезжал охотничий отряд короля Болеслава, направлявшегося через Дебри на Соколиный Рог. Впереди ехал король; его опережали несколько конных отроков в венгерках для проверки дороги. Рядом с ним ехал верный боевой товарищ Болех Ястржембец, а за ним длинная вереница бояр и сановников Изяслава. Среди них находился Варяжко, который зычно хохотал и рассказывал про охоты, какие устраивались в прежние времена в Дебрях при Владимире и Ярославе на волков и медведей с рогатинами. Отряд тянулся длинной вереницей, так как тропинка была очень узка. За толпой бояр следовал сокольничий с любимым кречетом короля. Кречет спокойно сидел на плече с колпачком на голове, только иногда он приподнимал свои крылья, как бы желая взлететь, но, угрожающе поклокотав, снова успокаивался. Далее двигалась целая толпа отроков, ловчих с соколами и в конце концов толпа конных псарей. Каждый из них вел на ременном смычке нескольких псов, подобранных для охоты на волков и медведей. Болеслав нарочно приказал взять с собою собак, предполагая на обратном пути поохотиться на зверей, которых в Дебрях было чрезвычайно много. Ржание коней и вой собак сливались в одну музыку и общим эхом отзывались и в Кловской долине, и на Крещатике; перелетали над мочажинами Мочажина — небольшое, гладкое (без кочек) болотце.
в лозняк Лыбеди и замирали в лесу на Шулявке и Лысой горе.Спустившись лесною тропинкою вдоль Кловского потока, к началу Крещатой долины, отряд по широкой песчаной дороге отправился через Василев к Соколиному Рогу, находящемуся налево от долины, как бы вырастая из-под земли и возвышаясь зелеными верхушками деревьев над всеми окрестностями.Еще серый утренний туман покрывал вершину Рога, точно пеленою, когда весь отряд приблизился к его песчаному подножию. Сокольничий и сокольники последовали за Болеславом по узкой тропинке вместе с отрядом бояр и гостей, псари же остались внизу. Вообще-то из Красного двора был кратчайший путь к Соколиному Рогу по долине Лыбеди, вокруг Берестова, но эта дорога была чрезвычайно узка и болотиста, так что по ней почти никто не решался ездить, а тем более с таким отрядом.Солнце уже всходило, когда Болеслав, бояре и сокольники взобрались на вершину Соколиного Рога. Долина Лыбеди уже просыпалась. Утреннее солнце, проникнув золотистыми лучами через расстилавшийся туман, рассеяло его над зелеными мочажинами и густым лесом и осветило всю долину.Налево, над Лыбедью, тянулись дымящиеся утренней мглой леса, направо — туман уже рассеялся, и наверху холма можно было разглядеть толстые стены, вившиеся вокруг города, точно змеи. Они исчезали за деревьями и зеленью садов и выгибались на закруглениях дугою, как бы подставляя ее солнцу. За ними или, точнее, в их окружении, возносились высокие, золотистые купола монастырей Святой Софии, Святого Михаила, Десятинной церкви и многих других. И над этим великолепием поднимался утренний туман, рассеиваемый золотистыми лучами восходящего солнца. Вид этот невольно обращал на себя внимание, и каждый из охотников молча смотрел на эту восхитительную картину. А товарищи короля почему-то были грустны — наверно, тосковали по родине.Болеслав, оглядывая далекие и красивые окрестности, обратился к Болеху:— Не правда ли, какая прекрасная и богатая страна.— Да, богатая, милостивый король, — отвечал Болех, — но и наш край не хуже…В его словах звучало что-то вроде упрека, но Болеслав, казалось, не замечал этого.— Жаль только, что эти князьки грызутся между собою, как собаки, и делят каждую пядь земли, а между тем половцы рвут ее на куски.— Эх, милостивый король! И у нас не лучше. Здесь князьки, а у нас корольки, а защищать народ некому…Болех не кончил и призадумался. Какое-то невеселое настроение овладело им.— Но ведь ты знаешь, Болех, — заговорил король, помолчав, — что я и дома не сидел сложа руки… дрался с немцами и усмирял мадьяр.— Да, и на Русь пришел ты не без цели… Но мы слишком далеко от дома… пора бы вернуться.Болеслав задумчиво посмотрел перед собою.— Вернемся, вернемся, друже!.. Впрочем, кто знает, не лучше ли остаться навсегда здесь. Ведь у нас власть раскинулась во все стороны. Каждый епископ, каждый кастелян Кастелян — комендант укрепленного замка.
и каждый воевода — все считают себя королями. Мы сильны, но разделены, и народ не знает, кого слушать, потому что для него каждый деревенский панок — и судья и король. Ведь ты и сам знаешь, как трудно всех этих маленьких корольков наставить на путь истины, обуздать их гордость и упрямство.Болеслав замолчал и снова задумался.— Пока власть и силы не соединятся в одно целое, не будет толку… Если нас не победят немцы, то съедят половцы, а если не половцы, то найдутся другие рты… Я сижу здесь не потому, чтобы только сидеть: мои мысли и сердце в родной стороне, но я должен здесь сидеть, как сидел в Венгрии и Перемышле… Должен!Он поднял руку и обвел ею полукруг.— Видишь эту страну, какие здесь богатства, какой спокойный народ и… какая сила! Если бы ее соединить с нашею и направить этот народ на бой с немцами, то какого могущества можно было бы достигнуть!Едва король окончил свою речь, как раздался конский топот, и Варяжко подъехал к королю.— Милостивый король, — крикнул он, — прикажи пускать соколов, лебеди поднимаются!Болеслав улыбнулся:— О-го!.. Господин посадник, вы, кажется, боитесь, чтобы ваши лебеди не улетели?И он кивнул сокольничему:— А ну-ка, сними колпачок с Русинка!Русинок был любимый сокол короля.Сокольничий снял колпачок, но птица неподвижно сидела на плече, затем слегка повертела головой налево и направо, как бы присматриваясь к восходящему солнцу и окрестностям, выпрямилась, раскинула крылья и в одно мгновение бросилась вверх. Сокол, как стрела, заметно уменьшался, и через какую-нибудь минуту в синеве небес виднелась только неопределенная точка, которая вскоре совсем исчезла.Между тем начали подниматься стаи диких уток и гусей, но сокола не было видно. Казалось, он утонул в синеве небес. Вдруг со стороны Шулявского холма послышался какой-то неопределенный крик.— А! Вот и лебеди сейчас поднимутся! — сказал Варяжко. — Они поднимутся, тогда и сокол найдется.Скоро сокольничий снова заметил над Лыбедью черную точку, которая как бы висела в небе и долгое время казалась всем неподвижною.— Ну, вот и сокол, — заметил Варяжко. — Видно, кого-нибудь высмотрел.Почти в тот же момент над ивняком Лыбеди показалась целая вереница лебедей, которые, поднявшись над водою, образовали треугольник и тяжелым летом шли по-над рекою к Соколиному Рогу.Охотники невольно посмотрели вверх, в направлении, где была замечена в выси черная точка, но этой точки уже не было; вместо нее как будто развивался клубок, который с быстротой молнии стремился к земле и по мере ее приближения становился толще. Это был Русинок, стрелой падавший на лебедей. Еще минута, и он уже впился когтями в спину самого сильного лебедя, летевшего во главе треугольной вереницы, и, схватив его, тут же направился к Соколиному Рогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
, в Ляшские ворота постучали два всадника. Первого легко было узнать, это был конюх Изяслава; что касается второго, то на нем был надет шлем с забралом, закрывавшим ему все лицо, и проволочная кольчуга.— Без приказания князя не велено никого пускать, — сказал стражник, заслышав стук.— Покажи знак, — отозвался всадник в шлеме и кольчуге, обращаясь к товарищу.При звуке этого голоса стражник начал всматриваться в говорившего, точно его голос был ему знаком. Конюх вынул знак и показал его. Ворота тотчас открылись, и оба всадника, проехав их, повернули к Подолу.Ворота снова закрылись, и, когда двое стражников остались один на один, первый спросил у второго:— Странно… Кто это? У них есть позволение от князя въезжать во все ворота во всякое время.Другой призадумался, но, поозиравшись, как бы боясь быть подслушанным, произнес:— По голосу, кажись, Славоша.— Славоша? Гм… хорошо же он закрыл свое лицо.— Хорошо, да, видно, не к добру.— Да, дело тут не чисто.— Тьфу, черт бы его побрал, этого разбойника! Хоть бы он свернул себе шею… его уже давно на том свете ищут с фонарями.Действительно, это был Славоша, и стражники не ошиблись, говоря, что он ехал в Берестово.Уже начало светать, когда оба всадника доехали до Берестова и уже стучались в ворота хором Вышаты. Издали долетел какой-то шум, похожий на звяканье оружия, топот копыт, ржание лошадей и вой собак. Оба прислушались. Тут открылись ворота, и они въехали во двор. Едва отроки успели принять у них лошадей, как на рундуке показался Вышата.— Бью челом, боярин тысяцкий!Вышата любезно приветствовал прибывших.— Милости прошу, не побрезгуйте моим хлебом-солью!Все трое на минуту остановились на рундуке.— Отчего это у тебя, боярин, так шумно в Берестове? — спросил Славоша, невольно прислушиваясь к шуму, доносившемуся до них издали.— Да у нас всегда весело, — отвечал, сдерживая гнев, Вышата. — Наши гости из Красного двора отправляются на охоту.— На охоту? Ну, пусть их едут на здоровье… желаю им весело охотиться, — злобно усмехнулся Славоша.Все вошли в гридницу.В это время по лесной дорожке, ведущей из Берестова на Предиславино и Василев, проезжал охотничий отряд короля Болеслава, направлявшегося через Дебри на Соколиный Рог. Впереди ехал король; его опережали несколько конных отроков в венгерках для проверки дороги. Рядом с ним ехал верный боевой товарищ Болех Ястржембец, а за ним длинная вереница бояр и сановников Изяслава. Среди них находился Варяжко, который зычно хохотал и рассказывал про охоты, какие устраивались в прежние времена в Дебрях при Владимире и Ярославе на волков и медведей с рогатинами. Отряд тянулся длинной вереницей, так как тропинка была очень узка. За толпой бояр следовал сокольничий с любимым кречетом короля. Кречет спокойно сидел на плече с колпачком на голове, только иногда он приподнимал свои крылья, как бы желая взлететь, но, угрожающе поклокотав, снова успокаивался. Далее двигалась целая толпа отроков, ловчих с соколами и в конце концов толпа конных псарей. Каждый из них вел на ременном смычке нескольких псов, подобранных для охоты на волков и медведей. Болеслав нарочно приказал взять с собою собак, предполагая на обратном пути поохотиться на зверей, которых в Дебрях было чрезвычайно много. Ржание коней и вой собак сливались в одну музыку и общим эхом отзывались и в Кловской долине, и на Крещатике; перелетали над мочажинами Мочажина — небольшое, гладкое (без кочек) болотце.
в лозняк Лыбеди и замирали в лесу на Шулявке и Лысой горе.Спустившись лесною тропинкою вдоль Кловского потока, к началу Крещатой долины, отряд по широкой песчаной дороге отправился через Василев к Соколиному Рогу, находящемуся налево от долины, как бы вырастая из-под земли и возвышаясь зелеными верхушками деревьев над всеми окрестностями.Еще серый утренний туман покрывал вершину Рога, точно пеленою, когда весь отряд приблизился к его песчаному подножию. Сокольничий и сокольники последовали за Болеславом по узкой тропинке вместе с отрядом бояр и гостей, псари же остались внизу. Вообще-то из Красного двора был кратчайший путь к Соколиному Рогу по долине Лыбеди, вокруг Берестова, но эта дорога была чрезвычайно узка и болотиста, так что по ней почти никто не решался ездить, а тем более с таким отрядом.Солнце уже всходило, когда Болеслав, бояре и сокольники взобрались на вершину Соколиного Рога. Долина Лыбеди уже просыпалась. Утреннее солнце, проникнув золотистыми лучами через расстилавшийся туман, рассеяло его над зелеными мочажинами и густым лесом и осветило всю долину.Налево, над Лыбедью, тянулись дымящиеся утренней мглой леса, направо — туман уже рассеялся, и наверху холма можно было разглядеть толстые стены, вившиеся вокруг города, точно змеи. Они исчезали за деревьями и зеленью садов и выгибались на закруглениях дугою, как бы подставляя ее солнцу. За ними или, точнее, в их окружении, возносились высокие, золотистые купола монастырей Святой Софии, Святого Михаила, Десятинной церкви и многих других. И над этим великолепием поднимался утренний туман, рассеиваемый золотистыми лучами восходящего солнца. Вид этот невольно обращал на себя внимание, и каждый из охотников молча смотрел на эту восхитительную картину. А товарищи короля почему-то были грустны — наверно, тосковали по родине.Болеслав, оглядывая далекие и красивые окрестности, обратился к Болеху:— Не правда ли, какая прекрасная и богатая страна.— Да, богатая, милостивый король, — отвечал Болех, — но и наш край не хуже…В его словах звучало что-то вроде упрека, но Болеслав, казалось, не замечал этого.— Жаль только, что эти князьки грызутся между собою, как собаки, и делят каждую пядь земли, а между тем половцы рвут ее на куски.— Эх, милостивый король! И у нас не лучше. Здесь князьки, а у нас корольки, а защищать народ некому…Болех не кончил и призадумался. Какое-то невеселое настроение овладело им.— Но ведь ты знаешь, Болех, — заговорил король, помолчав, — что я и дома не сидел сложа руки… дрался с немцами и усмирял мадьяр.— Да, и на Русь пришел ты не без цели… Но мы слишком далеко от дома… пора бы вернуться.Болеслав задумчиво посмотрел перед собою.— Вернемся, вернемся, друже!.. Впрочем, кто знает, не лучше ли остаться навсегда здесь. Ведь у нас власть раскинулась во все стороны. Каждый епископ, каждый кастелян Кастелян — комендант укрепленного замка.
и каждый воевода — все считают себя королями. Мы сильны, но разделены, и народ не знает, кого слушать, потому что для него каждый деревенский панок — и судья и король. Ведь ты и сам знаешь, как трудно всех этих маленьких корольков наставить на путь истины, обуздать их гордость и упрямство.Болеслав замолчал и снова задумался.— Пока власть и силы не соединятся в одно целое, не будет толку… Если нас не победят немцы, то съедят половцы, а если не половцы, то найдутся другие рты… Я сижу здесь не потому, чтобы только сидеть: мои мысли и сердце в родной стороне, но я должен здесь сидеть, как сидел в Венгрии и Перемышле… Должен!Он поднял руку и обвел ею полукруг.— Видишь эту страну, какие здесь богатства, какой спокойный народ и… какая сила! Если бы ее соединить с нашею и направить этот народ на бой с немцами, то какого могущества можно было бы достигнуть!Едва король окончил свою речь, как раздался конский топот, и Варяжко подъехал к королю.— Милостивый король, — крикнул он, — прикажи пускать соколов, лебеди поднимаются!Болеслав улыбнулся:— О-го!.. Господин посадник, вы, кажется, боитесь, чтобы ваши лебеди не улетели?И он кивнул сокольничему:— А ну-ка, сними колпачок с Русинка!Русинок был любимый сокол короля.Сокольничий снял колпачок, но птица неподвижно сидела на плече, затем слегка повертела головой налево и направо, как бы присматриваясь к восходящему солнцу и окрестностям, выпрямилась, раскинула крылья и в одно мгновение бросилась вверх. Сокол, как стрела, заметно уменьшался, и через какую-нибудь минуту в синеве небес виднелась только неопределенная точка, которая вскоре совсем исчезла.Между тем начали подниматься стаи диких уток и гусей, но сокола не было видно. Казалось, он утонул в синеве небес. Вдруг со стороны Шулявского холма послышался какой-то неопределенный крик.— А! Вот и лебеди сейчас поднимутся! — сказал Варяжко. — Они поднимутся, тогда и сокол найдется.Скоро сокольничий снова заметил над Лыбедью черную точку, которая как бы висела в небе и долгое время казалась всем неподвижною.— Ну, вот и сокол, — заметил Варяжко. — Видно, кого-нибудь высмотрел.Почти в тот же момент над ивняком Лыбеди показалась целая вереница лебедей, которые, поднявшись над водою, образовали треугольник и тяжелым летом шли по-над рекою к Соколиному Рогу.Охотники невольно посмотрели вверх, в направлении, где была замечена в выси черная точка, но этой точки уже не было; вместо нее как будто развивался клубок, который с быстротой молнии стремился к земле и по мере ее приближения становился толще. Это был Русинок, стрелой падавший на лебедей. Еще минута, и он уже впился когтями в спину самого сильного лебедя, летевшего во главе треугольной вереницы, и, схватив его, тут же направился к Соколиному Рогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18