Первым ответствовал Орвилл. «Аминь!» он произнес почтительно, но сдержанно, как подобает мужчине. Нейл пробормотал что-то невразумительное вместе со всеми и тут же потянулся к едва початому кувшину с подозрительным пойлом, которое теперь заменяло виски.
Леди и Блоссом, сидевшие рядом, на том конце стола, который был ближе к сложенному из кирпичей мангалу, начали разливать суп. От него исходил легкий аромат крольчатины, а заправлен он был озерными водорослями, впрочем, довольно скудно.
— Приступайте! — ободрила Леди. — После будет кое-что еще.
В День Благодарения ничего другого и не скажешь.
Поскольку праздник был значительный, то собрались все родственники с обеих сторон. Семеро со стороны Андерсона, а также Мэй Стромберг, младшая сестра Леди, с мужем по имени Джоэль и двумя детьми, сыном Денни десяти лет и восьмилетней Дорой. Прежде Джоэль был совладельцем сети развлекательных павильонов в курортной зоне Озерного Края. Кроме родственников, присутствовали личные гости Андерсона, еще проходившие испытательный срок, — Элис Нимероу и Джереми Орвилл.
Леди не могла сдержать сожаления по поводу присутствия за столом Стромбергов, поскольку знала, что Денни и Дора будут слишком живо напоминать Андерсону о том, кого за этим столом уже никогда не будет.
К тому же годы отнюдь не пощадили ее дорогую сестрицу. В юности Мэй восхищала людей красотой, ну, может быть, чуть-чуть уступая самой Леди, но к сорока пяти годам она превратилась в сварливую бабу, сплетницу и скандалистку. Надо признать, что у нее по-прежнему сохранились огненно-рыжие волосы, но это лишь подчеркивало, насколько она сдала в остальном. Ее единственное достоинство состояло в том, что она была заботливой матерью. Даже чересчур заботливой, как считала Леди.
Леди всегда с презрением относилась к показушной добропорядочности, блестящей, как надраенный к празднику медяк. А уже теперь, когда не осталось даже традиционного обжорства с индейкой за обедом, которое отвлекало бы от подавленности и мрачных мыслей, крывшихся под наигранной праздничной бодростью, хотелось только одного — побыстрее от этого отделаться. Она была рада, что занята раздачей еды. Если бы пришлось сидеть сложа руки, она бы, пожалуй, постаралась уклониться от совместной трапезы.
— Нейл, — прошептала Грета, — ты слишком много пьешь. Пора бы остановиться.
— Чего? — Нейл поднял глаза на жену. У него была привычка за едой низко наклоняться, особенно над супом.
— Пьешь слишком много.
— Да я вовсе не пил совсем, черт возьми! — рявкнул он так, чтобы все за столом слышали. — Я суп ел.
Грета страдальчески возвела глаза к небесам — да узрят они ее правоту!
Бадди усмехнулся: намерения Греты были слишком прозрачны. Она перехватила его усмешку, ответив легким взмахом ресниц.
— Не твое, вааще, дело, чего я пью, чего не пью. Сколько надо будет, столько и выпью, когда захочу. И в подтверждение своих слов Нейл плеснул себе напитка, перегнанного из мясистых листьев Растений.
По вкусу он ничуть не напоминал «Джим Бим», но Орвилл еще прежде, живя в Дулуте, имел возможность убедиться в достоинствах очищенного самогона. Это был единственный гастрономический способ употребления Растений, а поскольку Андерсон отнюдь не был трезвенником, он благословил такое начинание.
Он хотел было нахмуриться и выразить неодобрение тем, что Нейл накачивается спиртным, но промолчал, не желая показывать, что принимает сторону Греты. Андерсон был твердо убежден в жизненном превосходстве мужчин.
— Кому еще супа? — спросила Блоссом.
— Мне, — ответила Мериэнн, сидевшая между мужем и Орвиллом. Теперь, ради ребенка, она старалась есть все, что давалось. Ради ее маленького Бадди.
— И мне, — сказал Орвилл, улыбаясь особенной улыбкой.
— И мне тоже, — подхватили Денни и Дора, которым родители велели есть все, что будет на обеде у Андерсона.
— Кому еще? Остальные вернулись к выпивке, хотя у нее был неприятный солодовый привкус.
Джоэль Стромберг объяснял военной медсестре Элис Нимероу, чем он болен и как его болезнь протекает.
— По-настоящему даже и не болит, вот что странно. Просто стоит мне попробовать что-то делать руками, как они начинают трястись. А теперь вот и с головой то же самое. Надо что-то делать.
— Боюсь, мистер Стромберг, тут ничего не поделаешь. Раньше были кое-какие лекарства, и то не очень-то помогали. Все равно через полгода симптомы возобновляются. Хорошо еще, что, как вы говорите, не болит.
— Вы ведь медсестра, верно?
Так, кажется, он тронутый! Очень вдумчиво и осторожно она начала рассказывать все, что знала о болезни Паркинсона, а также кое-что, чего не знала. Вот бы втянуть в разговор еще кого-нибудь! Но единственным, кто сидел достаточно близко, чтобы быть собеседником, был прожорливый Стромберг-младший, который то и дело прикладывался к стакану с омерзительной жидкостью (Элис вполне хватило одного глотка). Неподалеку стояла пустая тарелка Леди. Если бы Леди и Блоссом хоть на минутку прекратили раскладывать еду и присели, она сумела бы отделаться от этого несносного ипохондрика.
— Скажите, — спросила она, — когда это началось?
Покончили с рыбой, и Блоссом стала убирать кости. Минуту, которую все ждали, — жуткую минуту подачи главного блюда — дольше оттягивать было нельзя.
Пока Блоссом обносила всех дымящейся кукурузной кашей, в которую было добавлено немного куриного мяса и овощей, Леди раскладывала сосиски.
Над столом нависло молчание.
Каждому досталось по штуке. Сосиски были длиной дюймов по девять и примерно три четверти дюйма в диаметре. Их обжаривали над огнем, и, когда подали на стол, они еще шипели.
«Туда добавляли свинину, — убеждала себя Элис. — Может быть, я даже не почувствую разницы».
Всеобщее внимание было приковано к голове стола. Андерсон взялся за нож и вилку. Затем торжественно отрезал тонкий ломтик горячей сосиски, положил его в рот и начал жевать. Проползла, кажется, целая минута прежде, чем он его проглотил.
«Прошло, с Божьей помощью…» — подумала Элис.
Блоссом страшно побледнела, и Элис под столом протянула руку, чтобы ободрить ее и придать сил, хотя у нее у самой-то сил едва хватало.
— Чего все ждут? — требовательным тоном спросил Андерсон. — Кушать подано.
Элис перевела взгляд на Орвилла. Он сидел, держа наготове нож и вилку, и улыбался своей странной улыбкой. Он поймал взгляд Элис и подмигнул ей. Еще не легче! Или это она уже не в себе?
Орвилл отрезал кусочек сосиски и вдумчиво прожевал его. Потом так ослепительно улыбнулся, точно сошел с рекламы зубной пасты.
— Миссис Андерсон, — произнес он, — вы восхитительно готовите. Как вам это удается? Я уже не помню, когда мне доводилось так отобедать в День Благодарения. Элис почувствовала, что Блоссом разжала пальцы и высвободила руку. «Ну вот, самое худшее позади, и ей полегчало», — подумала она.
И ошиблась. Раздался тяжелый стук, точно на землю уронили мешок с продуктами, а вслед за этим — пронзительный крик Мэй Стромберг. Блоссом упала в обморок.
Нет, нет! — он, Бадди, никогда не допустил бы этого, не говоря о том, что ему такое и в голову бы не пришло, а уж настаивать на этом тем более не стал бы. Но, с другой стороны, он, Бадди, вряд ли сумел бы тащить на себе всю деревню семь проклятущих лет.
Да, то, что они творят, это ни на что не похожая дикость, разнузданное святотатство, но в этом есть здравый смысл, этому существуют вполне разумные причины.
Все они употребляли слово «это», боясь назвать вещи своими именами.
Даже Бадди в неприступном уединении сокровенных раздумий не решался произнести настоящее слово, избегая его.
Иногда подобные вещи можно оправдать нуждой. Был такой случай после крушения «Медузы», и этот пример Бадди всегда держал наготове.
Если бы они голодали, это их в какой-то мере извиняло бы, но в отсутствие острой нужды все объяснения выглядели запутанными и несостоятельными. Таким образом, рассуждая философски, можно было придти к выводу, что эта совместная трапеза повязала всю общину сложной круговой порукой, в основе которой лежало причащение убийством. Причастность достигалась через исполнение ритуала, мрачного и таинственного, как предательский поцелуй Иуды. То был символ приобщенности: неприкрытый ужас сливался с трагедией, и обед по случаю Дня Благодарения был, так сказать, двуедин, разом став и преступлением, и возмездием.
Таковы были теоретические рассуждения. Но в душе Бадди колыхался ужас, исходивший отовсюду. Не оставалось ничего, кроме ужаса и тошноты, сдавившей желудок. Очередной вставший поперек горла кусок он буквально смыл глотком пахнущей солодом выпивки.
Управившись со второй сосиской, Нейл начал рассказывать длинный скабрезный анекдот. Все, кроме Элис и Орвилла, уже слышали эту пакость год назад в такой же день. Засмеялся только Орвилл, и в результате вышло не лучше, а хуже.
— Где, черт побери, оленина? — орал Нейл, как будто это прямо вытекало из заключительной фразы его анекдота.
— Ты о чем? — спросил отец. Когда Андерсон бывал в подпитии, а сегодня он почти не отставал от Нейла, его развозило, он становился вялым и рассеянным. В юности он слыл слабаком, коли приходилось драться после седьмой-восьмой кружки пива.
— Оленина, говорю, разрази вас гром! Я намедни застрелил оленя! У нас будет сегодня дичь или нет? Не День Благодарения, а черт знает что такое!
— Послушай, Нейл, — с упреком сказала Грета, — ты же прекрасно знаешь, что его засолили на зиму. Зимой мяса и так будет мало.
— Что он, один, что ли? Вааще, где все олени? Три года назад тут их было пруд пруди.
— Я тоже об этом раздумывал, — сказал Орвилл. Он опять изображал Дэвида Нивена, или даже слегка печального Джеймса Мэйсона. — Выживание — это вопрос экологии. Я бы так объяснил. Экология — это сочетание условий, при которых животные и растения сосуществуют. В этом деле главное — кто кого сожрет. Что до оленей, да и всего остального тоже, то, боюсь, они вымирают.
Кое-кто за столом тихо, но вполне отчетливо вздохнул, стараясь подавить невольное согласие, которое при Андерсоне высказывать не стоило.
— Господь не оставит, — мрачно перебил Андерсон.
— Конечно, — продолжал Орвилл, — в основном нам придется уповать на Него, на природу надежды мало. Вы посмотрите, что стало с землей. Здесь была лесная почва, подзол. А теперь… — он зачерпнул пригоршню серой пыли. — Труха. Через пару лет без травы, без кустов, которые удерживают верхний слой, он весь выветрится дюйм за дюймом, его сдует в озеро, и все. Почва — это же живая материя, в ней полно всяких насекомых, черви разные и невесть кто еще, всякая всячина.
— Мотыль, — вставил Нейл.
— Вот именно — мотыль! — произнес Орвилл так, точно в нем было все дело. — Так вот, все эти создания копошатся в почве и питаются перегноем из растений и листьев или пожирают друг друга — в общем, живут как мы. Но вы ведь заметили, что Растения не сбрасывают листья. Так что там, где нет наших посевов, почва гибнет. Да что там, уже погибла. А в мертвой почве растения — наши растения — не вырастут. Во всяком случае так, как раньше, они расти не смогут.
Андерсон презрительно фыркнул в ответ на столь никчемное замечание.
— Ну, олени-то не в земле живут, — возразил Нейл.
— Разумеется, они — травоядные. А травоядным нужна трава. Какое-то время, полагаю, они могли питаться молодыми побегами Растений на берегу озера или, как кролики, обгладывали кору с Растений постарше. Но то ли такой рацион им не пришелся по нутру, то ли и этого не хватало, то ли…
— То ли что? — грозно спросил Андерсон.
— То ли диких животных истребляют так же, как летом ваших коров сгубили, как в августе спалили Дулут.
— Ты это еще докажи! — выкрикнул Нейл. — Я эти кучи пепла тогда видел. По ним ничего не скажешь. Ничего!
Он сделал большой глоток из кувшина и встал, размахивая правой рукой в подтверждение своих слов, этот жест был призван служить веским доводом в пользу того, что заявления Орвилла — бездоказательный бред. Но Нейл не рассчитал, что бетонный стол — сооружение устойчивое и малоподвижное, а потому, резко выпрямившись, налетел на край и опрокинулся на свое место, но под действием земного притяжения рухнул на землю. С громкой руганью он ползал по серой грязи. Падая, он здорово ушибся, к тому же был в стельку пьян и не мог подняться.
С недовольным кудахтаньем Грета поднялась, чтобы ему помочь.
— Оставь, пусть валяется, — распорядился Андерсон.
— Простите меня! — с пафосом воскликнула она, распаляя себя. — За то, что я живу, простите меня!
— О каких кучах пепла он говорил? — спросил Орвилл, обращаясь к Андерсону.
— Понятия не имею, — ответил старик. Он хлебнул из кувшина и прополоскал рот. Затем медленно глотнул, стараясь заглушить отвратительный привкус и сосредоточиться на приятном жжении, разливавшемся по гортани, пока тонкая струйка стекала в горло.
Юный Денни Стромберг перегнулся через стол и спросил Элис, будет ли она доедать свою сосиску. Она только надкусила ее.
— Пожалуй, нет, — ответила Элис.
— Тогда можно я доем? — спросил он. Его голубовато-зеленые глаза блестели от спиртного, к которому он то и дело прикладывался во время еды. Элис не сомневалась, что, не будь выпивки, такие глаза вряд ли могли блестеть. — Пожалуйста, а?
— Не обижайтесь на Денни, мисс Нимероу, он не хотел показаться развязным. Так ведь, детка?
— Кушай, — сказала Элис, отдирая сосиску от своей тарелки и перекладывая мальчишке. «Жри и будь проклят!» — подумала она.
Мэй вдруг заметила, что за столом тринадцать человек.
— …если верить старым приметам, один из нас умрет еще в этом году, — проговорила она с веселеньким смешком, который подхватил только ее супруг. — По-моему, делается все холоднее и холоднее, — добавила она, приподнимая брови в знак того, что ее слова означают нечто гораздо большее. — Хотя, впрочем, чего и ждать в конце ноября.
Не похоже было, чтобы кто-нибудь чего-то ждал.
— Скажите, мистер Орвилл, вы родились в Миннесоте? Я почему спрашиваю: вы говорите с акцентом. Очень по-английски звучит, понимаете ли. Вы американец?
— Ну, знаешь, Мэй! — не сдержалась Леди.
— Ну, он в самом деле забавно говорит. Денни тоже обратил внимание.
— Правда? — Орвилл пристально рассматривал Мэй Стромберг, как будто хотел пересчитать каждый круто завитой волосок в ее прическе, и странно улыбался. — Это недоразумение. Я вырос и прожил всю жизнь в Миннеаполисе. Я думаю, здесь разница в городском произношении и сельском.
— А вы, видать, настоящий горожанин, как наш Бадди. Спорим, что вы хоть сию минуту готовы туда вернуться, а? Знаю я вас таких, — и она нагло подмигнула, давая понять, каких именно она имела в виду.
— Мэй, ради Бога…
Однако если Леди так и не удалось унять миссис Стромберг, то Денни весьма в этом преуспел. Его вырвало прямо на стол, причем настолько обильно, что перепачкало четырех сидевших поблизости женщин — Леди, Блоссом, Элис и его собственную мать. Поднялась страшная суматоха, все засуетились, стараясь увернуться от новой опасности, которая угрожающе обозначилась на физиономии Денни. Орвилл не сдержался и захохотал. К счастью, к нему присоединились Бадди и маленькая Дора, при этом рот у нее был набит сосиской. Даже Андерсон издал звук, который с некоторой натяжкой можно было принять за смех.
Бадди извинился и встал из-за стола, секундой позже поднялся Орвилл, продолжая расточать комплименты повару и едва заметно кивнув Блоссом. Она заметила жест и тоже поднялась. Стромберг отволок сынка в лес, но недалеко, так что все остальные слышали, как он его порол.
Нейл спал, лежа на земле.
За столом остались Мериэнн, Дора и Андерсон. В течение дня Мериэнн то и дело принималась плакать. А сейчас, пропустив рюмочку, она тоже принялась болтать:
— Вот я помню, прежде…
— Извиняюсь, — сказал Андерсон и, прихватив кувшин, удалился.
— …бывало, — продолжала Мериэнн. — Тогда все так красиво устраивали — индейка, тыквенный пирог, и все такие счастливые…
Выйдя из-за стола, Грета кружным путем отправилась в церковь. Прежде чем скрыться в темноте притвора, она обменялась взглядами с Бадди, неотрывно наблюдавшим за ней, и Бадди кивнул ей — «да». Когда обед внезапно прервался, он отправился следом за ней.
— Эй, приятель, привет! — похоже, она решила всегда начинать игру с этого словесного гамбита.
— Привет, Грета. Ты сегодня — высший класс.
Стоя в притворе, они были не видны из той части парка, где устраивались пикники. Пол был ободряюще прочным. Грета крепко обхватила Бадди холодными руками за шею и притянула его губы к своим. Встретившись, цокнули зубы, и языки возобновили старое знакомство.
Он попытался прижать ее покрепче, но, мягко засмеявшись, она отодвинулась. Получив то, что хотела, она могла позволить себе подразнить его. Да, это была прежняя Грета.
— Ты видел, как напился Нейл?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20