Синьор Роберто поднял повсюду великое волнение, захватил и разгромил в пизанских землях немало крепостей и наконец подошел к самому городу, опустошая все на своем пути.
XIV
К тому времени прибыли во Флоренцию послы к папе от императора, короля Франции и короля Венгерского. Они посоветовали флорентийцам тоже направить к папе послов, обещая со своей стороны убедить папу согласиться на прочный мир, который положил бы конец этой войне. Флорентийцы не отказались от этой попытки, которая по крайней мере показала бы всему свету, насколько они стремятся к миру. Послы были отправлены, но возвратились, ничего не добившись. Тогда флорентийцы, подвергшиеся нападению со стороны одних итальянских государств и оставленные на произвол судьбы другими, решили заручиться покровительством короля Франции и послали к нему Донато Аччаюоли, человека, знаменитого своими познаниями в греческой и латинской словесности, чьи предки всегда занимали в республике самые важные посты. Он отправился в путь, но, доехав до Милана, скончался. Чтобы почтить его память и обеспечить оставшихся после него близких, отечество совершило торжественное погребение его за государственный счет, дало сыновьям различные привилегии, а дочерям — приданое, чтобы они могли достойным образом выйти замуж. Послом же к королю вместо него отправили мессера Гвидантонио Веспуччи, человека весьма сведущего в гражданском и церковном праве.
Нашествие синьора Роберто на пизанские земли напугало флорентийцев, как всякая неожиданная беда. Им уже и без того приходилось немало терпеть со стороны Сиены, и они не знали, как защититься со стороны Пизы, однако посылали к ней и ополчение, и другую подобную подмогу. Чтобы Лукка не отпала и не стала снабжать неприятеля деньгами и припасами, они послали туда Пьеро, сына Джина Каппони, который, однако, из-за ненависти этого города к флорентийцам, порожденной давними обидами и постоянным страхом, был принят там настолько недружелюбно, что не раз подвергался опасности быть убитым луккскими гражданами. Так что его присутствие в Лукке скорее дало повод для новых недоразумений, чем содействовало укреплению единства. Флорентийцы отозвали маркиза Феррарского, приняли на жалованье маркиза Мантуанского и стали настоятельно просить Венецию послать им графа Карло, сына Браччо и Деифебо, сына графа Якопо, которых венецианцы после многих проволочек все же направили к ним, ибо, заключив перемирие с турецким султаном, они уже не имели никаких отговорок и постыдились столь явно нарушить верность союзу. Граф Карло и Деифебо явились, таким образом, с порядочным войском, к которому присоединили всех тех, кого можно было взять из частей, оборонявшихся под началом маркиза Феррарского от войск герцога Калабрииского. И эти соединенные войска двинулись к Пизе навстречу синьору Роберто, находившемуся со своими силами на берегу Серкьо. Тот сперва как будто намеревался ожидать наше войско, однако при приближении его отступил к Луниджане, на те же позиции, с которых он вторгся в пизанские земли. После его отхода граф Карло вернул все то, что было захвачено неприятелем в этой местности.
XV
Избавившись от опасности со стороны Пизы, флорентийцы собрали все свои силы на пространстве между Колле и Сан-Джиминьяно. Но с появлением графа Карло в этом войске снова разгорелись раздоры между сторонниками Сфорца и сторонниками Браччо, и притом настолько, что можно было опасаться, если бы они надолго оставались вместе, вспышки враждебных действий. Чтобы избежать наихудшего, решено было разделить войско и одну часть его под командованием графа Карло послать в перуджийские земли с тем, чтобы другая укрепилась на сильных позициях у Поджибонци и могла препятствовать проникновению неприятеля в земли Флоренции. Полагали, что эта мера вынудит и его разделить свои силы, ибо можно было рассчитывать либо на то, что граф Карло займет Перуджу, где, как думали, у него много сторонников, либо на то, что папа вынужден будет послать туда большое число солдат для защиты города. Чтобы папа оказался в еще более трудном положении, предложили мессеру Никколо Вителли, изгнанному из Читта-ди-Кастелло, где у власти теперь находился его враг мессер Лоренцо, двинуться на этот город, изгнать из него неприятеля и вывести из повиновения Папскому государству. Сперва казалось, что счастье готово улыбнуться флорентийцам, — граф Карло добился в перуджийских землях больших успехов. Хотя мессеру Никколо Вителли еще не удалось вступить в Кастелло, военное преимущество было на его стороне, и он без особых помех опустошал окрестности города. Войско, оставшееся у Поджибонци, тоже ежедневно совершало набеги до самых стен Сиены. Тем не менее все эти надежды оказались тщетными. Прежде всего, в тот самый момент, когда, казалось, ему была обеспечена победа, умер граф Карло. Это событие, впрочем, могло бы даже улучшить положение флорентийцев, если бы они сумели воспользоваться плодами последовавшей затем победы.
Узнав о кончине графа, папские войска, которые уже соединились в Перудже, возымели надежду уничтожить флорентийские силы: они выступили в поход и стали лагерем на берегу озера в трех милях от своих противников. Но со своей стороны Якопо Гвиччардини, комиссар флорентийского войска, совместно с достославным синьором Роберто да Римини, который после кончины графа Карло был первым и наиболее способным военачальником, узнав о причине вражеских расчетов на победу, решили дожидаться неприятеля. Битва разыгралась на берегу озера, где некогда карфагенянин Ганнибал нанес римлянам столь памятное поражение, и папские войска были в свою очередь разбиты. Эта победа вызвала величайшую радость во Флоренции, всячески восхвалявшей своих военачальников, и возымела бы весьма славные последствия, если бы все не изменилось из-за беспорядков, которые возникли в войске, укрепившемся у Поджибонци: все преимущества, достигнутые одной частью войска, были полностью уничтожены другой. Эта последняя собрала в сиенских землях значительную добычу, из-за раздела которой между маркизами Феррарским и Мантуанским возник раздор. Дошло до вооруженного столкновения, притом столь яростного, что флорентийцы, видя, что на обоих военачальников вместе им рассчитывать уже нельзя, отпустили маркиза Феррарского с солдатами в его владения.
XVI
Таким образом флорентийское войско сразу же стало значительно слабее, потеряло военачальника, и в руководстве им возник полнейший беспорядок. Герцог Калабрийский, находившийся со своими людьми в окрестностях Сиены, счел момент подходящим для нападения. Так и было сделано, как решили. Пораженные неожиданностыо флорентийцы не стали полагаться ни на свое оружие, ни на свою превосходящую численность, ни на выгодность занятой ими позиции и, не дожидаясь врага, даже не видя его, при появлении одной лишь поднятой им пыли обратились в бегство, оставив в добычу неприятелю все припасы, обозы и артиллерию. В подобных войсках всегда было столько трусости и неустройства, что достаточно было какому-нибудь коню повернуться головой или задом, чтобы из этого последовали победа или поражение.
Разгром, понесенный флорентийским войском, обогатил королевских солдат добычей, а Флоренцию поверг в ужас. Город не только переносил тяжелую войну, но стал еще и жертвой заразной болезни, столь опасной и гибельной, что граждане, стараясь избегнуть смерти, расселились по деревням. Последствия разгрома были тем ужаснее, что граждане, владевшие имениями в Валь-ди-Пеза и в Валь-д'Эльза и укрывшиеся там, узнав о военном поражении, второпях вернулись во Флоренцию не только с детьми и всей движимостью, но и с работавшими на них крестьянами. Казалось, неприятель может в любой миг появиться под стенами города. Должностные лица, ведавшие военными делами, при виде столь великого смятения велели войскам, победоносно действовавшим у Перуджи, прекратить там все операции и двинуться в Валь-д'Эльза против неприятеля, который после одержанной им победы без малейшей помехи повсюду совершал набеги. Хотя город Перуджа был так осажден, что со дня на день ожидалась его сдача, флорентийцы предпочли лучше уж защитить свое достояние, чем завладеть чужим. Таким образом, это войско, лишившись плодов своей победы, переведено было в Сан-Кашьяно, крепость в восьми милях от Флоренции, ибо сочли, что лишь там можно закрепиться, пока не соберутся остатки разбитого войска.
Что касается неприятеля, то те его войска, которые получили свободу действий после снятия осады с Перуджи, осмелели и ежедневно собирали немалую добычу в землях Ареццо и Картоны, а те, что под началом Альфонса, герцога Калабрийского, одержали победу у Поджибонци, захватили сперва Поджибонци, затем Вико и полностью разгромили Чертальдо. Завладев всеми этими местами и набрав огромную добычу, они предприняли осаду Колле, который в то время считался неприступным. Жители его оставались верны Флоренции и так упорно сопротивлялись врагу, что дали возможность республике собрать рассеянные повсюду части. Флорентийцы, соединив все свои силы у Сан-Кашьяно и видя, что неприятель все решительнее осаждает Колле, решили подойти к этой крепости, чтобы влить в осажденных мужество и ослабить нажим противника, которому пришлось бы посчитаться с близостью флорентийского войска. Приняв такое решение, велено было войску оставить позиции у Сан-Кашьяно и расположиться лагерем у Сан-Джиминьяно в пяти милях от Колле. Оттуда легкая кавалерия и наиболее подвижные пехотные части ежедневно тревожили противника. Помощь эта жителям Колле, однако же, оказалась недостаточной: им не хватало самого необходимого, и они вынуждены были 13 ноября сдаться к великому огорчению флорентийцев и к немалой радости неприятеля, и прежде всего сиенцев, которые, помимо своей ненависти к Флоренции вообще, питали особую неприязнь к жителям Колле.
Зима уже вступила в свои права и обстановка стала неблагоприятной для военных действий. Папа и король, движимые то ли стремлением подать какие-то надежды на прочный мир, то ли желанием использовать плоды своих успехов, предложили Флоренции трехмесячное перемирие и дали десять дней на ответ. Предложение было немедленно принято. Но как часто бывает с людьми, которые боль от ран ощущают сильнее, когда кровь у них остывает, чем в момент удара, так эта передышка лишь заставила флорентийцев яснее осознать свои беды. Граждане принялись без всякого удержа и меры обвинять друг друга, припоминать допущенные в военных действиях ошибки, бесполезные расходы, несправедливо распределенные тяготы и налоги. Говорилось об этом не только при частных встречах — возникали по этому поводу жаркие споры в советах республики. Некий гражданин осмелел даже настолько, что обратился прямо к Лоренцо Медичи и сказал: «Город устал и не хочет больше воевать. Сейчас необходимо подумать о мире».
Лоренцо, сам убедившись в насущной необходимости заключить мир, собрал совет из тех друзей своих, которых он считал наиболее умными и верными. Они же не усмотрели иного выхода — ввиду холодности и неверности венецианцев, а также малолетства герцога Миланского и гражданских распрей в герцогстве, — как поиски нового счастья с новыми друзьями. Однако они не знали, в чьи объятия броситься — папы или короля. По зрелом размышлении склонились к дружбе с королем как более устойчивой и верной. Ибо кратковременность правления пап, перемены, вызываемые каждым новым избранием, почти полное отсутствие у папства страха перед другими государями, беззастенчивость его в выборе политики — все это приводило к тому, что ни один светский государь не мог полностью доверять главе церкви и без опасности для себя связывать свою судьбу с его судьбой. Тот, кто в качестве союзника делит с папой все опасности войны, победу разделит с ним, а в поражении окажется одиноким, ибо глава церкви всегда обретает верную защиту в своей духовной власти и внушаемом ею почтении.
Придя к выводу, что выгоднее всего иметь дело с королем, рассудили также, что самым лучшим и верным было бы личное участие в переговорах самого Лоренцо, ибо чем на более широкой основе будут они проводиться, тем, вероятно, легче окажется рассеять былую враждебность. Твердо решив отправиться к королю, Лоренцо поручил заботу о судьбе города и государства мессеру Томмазо Содерини, в то время гонфалоньеру справедливости, и в начале декабря выехал из Флоренции, а добравшись до Пизы, написал Синьории, по какой причине оставил Флоренцию. Синьория же, чтобы оказать ему честь и дать возможность с большим достоинством вести мирные переговоры с королем, назначила его послом народа Флоренции и облекла его полномочиями заключить с этим государем такой договор о дружбе, какой он найдет наиболее выгодным для республики.
XVIII
В то же самое время синьор Роберто да Сансеверино совместно с Лодовико и Асканио, ввиду смерти их брата Сфорца, снова напали на герцогство Миланское, чтобы захватить там власть. Они завладели Тортоной. Милан и все герцогство вооружились, но тут герцогине Боне посоветовали вернуть в Милан братьев покойного герцога и разделить с ними правление, чтобы устранить малейший повод к внутренним стычкам. Совет этот подал Антонио Тассино, феррарец. Выходец из низов, он приехал в Милан и поступил на службу к герцогу Галеаццо, который назначил его личным слугой супруги своей, герцогини. То ли по красоте своей наружности, то ли по каким другим неизвестным качествам, но он после смерти герцога обрел такое влияние на герцогиню, что, можно сказать, правил государством. Мессер Чекко, муж, известный своей мудростью и опытностью, весьма этого не одобрял и сколько мог старался ослабить влияние Тассино на герцогиню и на других близких к правлению лиц. Тот, заметив это, из мести и желая также иметь какого-то защитника от мессера Чекко, стал убеждать герцогиню вернуть в Милан братьев Сфорца, что она и сделала, не сообщив ни о чем мессеру Чекко. Он же сказал ей: «Ты приняла решение, которое у меня отнимет жизнь, а тебя лишит государства». Так вскоре и случилось. Синьор Лодовико велел умертвить Чекко, а через некоторое время Тассино был изгнан из Милана. Герцогиня этим до того расстроилась, что покинула Милан и передала Лодовико опеку над своим сыном. Таким образом Лодовико оказался единоличным правителем Милана и, как мы в дальнейшем покажем, причиной величайших бедствий для всей Италии.
Итак, Лоренцо отправился в Неаполь и между сторонами продолжалось перемирие, когда совершенно неожиданно Лодовико Фрегозо с помощью некоторых своих сторонников в Сарцане тайком вступил туда со своими солдатами, занял эту крепость, а ставленников флорентийцев бросил в тюрьму. Событие это крайне встревожило флорентийское правительство, полагавшее, что захват Сарцаны произведен по наущению короля Ферранте, и оно стало жаловаться пребывавшему в Сиене герцогу Калабрийскому на новое нападение во время перемирия. Герцог же в письменной форме и через послов всячески старался разуверить их в этом и утверждал, что захват Сарцаны совершен был без ведома его и его отца. Несмотря на эти уверения, флорентийцы понимали, что положение их с каждым днем ухудшается: казна была пуста, глава государства находился во власти короля Неаполитанского, а к прежней войне с королем и папой присоединилась еще новая — с генуэзцами. Союзников же у Флоренции не было: на венецианцев рассчитывать не приходилось, а миланское правительство внушало одни опасения, как весьма непрочное и ненадежное. Вся надежда была на успешный исход переговоров Лоренцо с королем.
XIX
Лоренцо прибыл в Неаполь морем и был не только королем, но и всем городом принят с великим почетом и интересом. Ведь война была предпринята для того, чтобы погубить его, и величие врагов Лоренцо лишь содействовало его собственному величию. Когда же он явился к королю, то заговорил о положении всей Италии, о стремлениях ее государей и народов, о надеждах, которые могло бы возбудить всеобщее замирение, и опасностях продолжения войны; и речь его была такой, что король, выслушав Лоренцо, стал больше дивиться величию его души, ясности ума и мудрости суждений, чем раньше изумлялся тому, как этот человек может один нести бремя забот военного времени. Тут он окружил его еще большим почетом и стал подумывать о том, как бы заручиться дружбой этого человека вместо того, чтобы иметь его врагом. Однако он под разнообразными предлогами задерживал его у себя с декабря по март следующего года, дабы не только лучше узнать его самого, но и намерения Флорентийской республики, так как у Лоренцо во Флоренции имелось немало врагов, которым желательно было бы, чтобы король держал его в плену и обошелся с ним, как с Якопо Пиччинино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
XIV
К тому времени прибыли во Флоренцию послы к папе от императора, короля Франции и короля Венгерского. Они посоветовали флорентийцам тоже направить к папе послов, обещая со своей стороны убедить папу согласиться на прочный мир, который положил бы конец этой войне. Флорентийцы не отказались от этой попытки, которая по крайней мере показала бы всему свету, насколько они стремятся к миру. Послы были отправлены, но возвратились, ничего не добившись. Тогда флорентийцы, подвергшиеся нападению со стороны одних итальянских государств и оставленные на произвол судьбы другими, решили заручиться покровительством короля Франции и послали к нему Донато Аччаюоли, человека, знаменитого своими познаниями в греческой и латинской словесности, чьи предки всегда занимали в республике самые важные посты. Он отправился в путь, но, доехав до Милана, скончался. Чтобы почтить его память и обеспечить оставшихся после него близких, отечество совершило торжественное погребение его за государственный счет, дало сыновьям различные привилегии, а дочерям — приданое, чтобы они могли достойным образом выйти замуж. Послом же к королю вместо него отправили мессера Гвидантонио Веспуччи, человека весьма сведущего в гражданском и церковном праве.
Нашествие синьора Роберто на пизанские земли напугало флорентийцев, как всякая неожиданная беда. Им уже и без того приходилось немало терпеть со стороны Сиены, и они не знали, как защититься со стороны Пизы, однако посылали к ней и ополчение, и другую подобную подмогу. Чтобы Лукка не отпала и не стала снабжать неприятеля деньгами и припасами, они послали туда Пьеро, сына Джина Каппони, который, однако, из-за ненависти этого города к флорентийцам, порожденной давними обидами и постоянным страхом, был принят там настолько недружелюбно, что не раз подвергался опасности быть убитым луккскими гражданами. Так что его присутствие в Лукке скорее дало повод для новых недоразумений, чем содействовало укреплению единства. Флорентийцы отозвали маркиза Феррарского, приняли на жалованье маркиза Мантуанского и стали настоятельно просить Венецию послать им графа Карло, сына Браччо и Деифебо, сына графа Якопо, которых венецианцы после многих проволочек все же направили к ним, ибо, заключив перемирие с турецким султаном, они уже не имели никаких отговорок и постыдились столь явно нарушить верность союзу. Граф Карло и Деифебо явились, таким образом, с порядочным войском, к которому присоединили всех тех, кого можно было взять из частей, оборонявшихся под началом маркиза Феррарского от войск герцога Калабрииского. И эти соединенные войска двинулись к Пизе навстречу синьору Роберто, находившемуся со своими силами на берегу Серкьо. Тот сперва как будто намеревался ожидать наше войско, однако при приближении его отступил к Луниджане, на те же позиции, с которых он вторгся в пизанские земли. После его отхода граф Карло вернул все то, что было захвачено неприятелем в этой местности.
XV
Избавившись от опасности со стороны Пизы, флорентийцы собрали все свои силы на пространстве между Колле и Сан-Джиминьяно. Но с появлением графа Карло в этом войске снова разгорелись раздоры между сторонниками Сфорца и сторонниками Браччо, и притом настолько, что можно было опасаться, если бы они надолго оставались вместе, вспышки враждебных действий. Чтобы избежать наихудшего, решено было разделить войско и одну часть его под командованием графа Карло послать в перуджийские земли с тем, чтобы другая укрепилась на сильных позициях у Поджибонци и могла препятствовать проникновению неприятеля в земли Флоренции. Полагали, что эта мера вынудит и его разделить свои силы, ибо можно было рассчитывать либо на то, что граф Карло займет Перуджу, где, как думали, у него много сторонников, либо на то, что папа вынужден будет послать туда большое число солдат для защиты города. Чтобы папа оказался в еще более трудном положении, предложили мессеру Никколо Вителли, изгнанному из Читта-ди-Кастелло, где у власти теперь находился его враг мессер Лоренцо, двинуться на этот город, изгнать из него неприятеля и вывести из повиновения Папскому государству. Сперва казалось, что счастье готово улыбнуться флорентийцам, — граф Карло добился в перуджийских землях больших успехов. Хотя мессеру Никколо Вителли еще не удалось вступить в Кастелло, военное преимущество было на его стороне, и он без особых помех опустошал окрестности города. Войско, оставшееся у Поджибонци, тоже ежедневно совершало набеги до самых стен Сиены. Тем не менее все эти надежды оказались тщетными. Прежде всего, в тот самый момент, когда, казалось, ему была обеспечена победа, умер граф Карло. Это событие, впрочем, могло бы даже улучшить положение флорентийцев, если бы они сумели воспользоваться плодами последовавшей затем победы.
Узнав о кончине графа, папские войска, которые уже соединились в Перудже, возымели надежду уничтожить флорентийские силы: они выступили в поход и стали лагерем на берегу озера в трех милях от своих противников. Но со своей стороны Якопо Гвиччардини, комиссар флорентийского войска, совместно с достославным синьором Роберто да Римини, который после кончины графа Карло был первым и наиболее способным военачальником, узнав о причине вражеских расчетов на победу, решили дожидаться неприятеля. Битва разыгралась на берегу озера, где некогда карфагенянин Ганнибал нанес римлянам столь памятное поражение, и папские войска были в свою очередь разбиты. Эта победа вызвала величайшую радость во Флоренции, всячески восхвалявшей своих военачальников, и возымела бы весьма славные последствия, если бы все не изменилось из-за беспорядков, которые возникли в войске, укрепившемся у Поджибонци: все преимущества, достигнутые одной частью войска, были полностью уничтожены другой. Эта последняя собрала в сиенских землях значительную добычу, из-за раздела которой между маркизами Феррарским и Мантуанским возник раздор. Дошло до вооруженного столкновения, притом столь яростного, что флорентийцы, видя, что на обоих военачальников вместе им рассчитывать уже нельзя, отпустили маркиза Феррарского с солдатами в его владения.
XVI
Таким образом флорентийское войско сразу же стало значительно слабее, потеряло военачальника, и в руководстве им возник полнейший беспорядок. Герцог Калабрийский, находившийся со своими людьми в окрестностях Сиены, счел момент подходящим для нападения. Так и было сделано, как решили. Пораженные неожиданностыо флорентийцы не стали полагаться ни на свое оружие, ни на свою превосходящую численность, ни на выгодность занятой ими позиции и, не дожидаясь врага, даже не видя его, при появлении одной лишь поднятой им пыли обратились в бегство, оставив в добычу неприятелю все припасы, обозы и артиллерию. В подобных войсках всегда было столько трусости и неустройства, что достаточно было какому-нибудь коню повернуться головой или задом, чтобы из этого последовали победа или поражение.
Разгром, понесенный флорентийским войском, обогатил королевских солдат добычей, а Флоренцию поверг в ужас. Город не только переносил тяжелую войну, но стал еще и жертвой заразной болезни, столь опасной и гибельной, что граждане, стараясь избегнуть смерти, расселились по деревням. Последствия разгрома были тем ужаснее, что граждане, владевшие имениями в Валь-ди-Пеза и в Валь-д'Эльза и укрывшиеся там, узнав о военном поражении, второпях вернулись во Флоренцию не только с детьми и всей движимостью, но и с работавшими на них крестьянами. Казалось, неприятель может в любой миг появиться под стенами города. Должностные лица, ведавшие военными делами, при виде столь великого смятения велели войскам, победоносно действовавшим у Перуджи, прекратить там все операции и двинуться в Валь-д'Эльза против неприятеля, который после одержанной им победы без малейшей помехи повсюду совершал набеги. Хотя город Перуджа был так осажден, что со дня на день ожидалась его сдача, флорентийцы предпочли лучше уж защитить свое достояние, чем завладеть чужим. Таким образом, это войско, лишившись плодов своей победы, переведено было в Сан-Кашьяно, крепость в восьми милях от Флоренции, ибо сочли, что лишь там можно закрепиться, пока не соберутся остатки разбитого войска.
Что касается неприятеля, то те его войска, которые получили свободу действий после снятия осады с Перуджи, осмелели и ежедневно собирали немалую добычу в землях Ареццо и Картоны, а те, что под началом Альфонса, герцога Калабрийского, одержали победу у Поджибонци, захватили сперва Поджибонци, затем Вико и полностью разгромили Чертальдо. Завладев всеми этими местами и набрав огромную добычу, они предприняли осаду Колле, который в то время считался неприступным. Жители его оставались верны Флоренции и так упорно сопротивлялись врагу, что дали возможность республике собрать рассеянные повсюду части. Флорентийцы, соединив все свои силы у Сан-Кашьяно и видя, что неприятель все решительнее осаждает Колле, решили подойти к этой крепости, чтобы влить в осажденных мужество и ослабить нажим противника, которому пришлось бы посчитаться с близостью флорентийского войска. Приняв такое решение, велено было войску оставить позиции у Сан-Кашьяно и расположиться лагерем у Сан-Джиминьяно в пяти милях от Колле. Оттуда легкая кавалерия и наиболее подвижные пехотные части ежедневно тревожили противника. Помощь эта жителям Колле, однако же, оказалась недостаточной: им не хватало самого необходимого, и они вынуждены были 13 ноября сдаться к великому огорчению флорентийцев и к немалой радости неприятеля, и прежде всего сиенцев, которые, помимо своей ненависти к Флоренции вообще, питали особую неприязнь к жителям Колле.
Зима уже вступила в свои права и обстановка стала неблагоприятной для военных действий. Папа и король, движимые то ли стремлением подать какие-то надежды на прочный мир, то ли желанием использовать плоды своих успехов, предложили Флоренции трехмесячное перемирие и дали десять дней на ответ. Предложение было немедленно принято. Но как часто бывает с людьми, которые боль от ран ощущают сильнее, когда кровь у них остывает, чем в момент удара, так эта передышка лишь заставила флорентийцев яснее осознать свои беды. Граждане принялись без всякого удержа и меры обвинять друг друга, припоминать допущенные в военных действиях ошибки, бесполезные расходы, несправедливо распределенные тяготы и налоги. Говорилось об этом не только при частных встречах — возникали по этому поводу жаркие споры в советах республики. Некий гражданин осмелел даже настолько, что обратился прямо к Лоренцо Медичи и сказал: «Город устал и не хочет больше воевать. Сейчас необходимо подумать о мире».
Лоренцо, сам убедившись в насущной необходимости заключить мир, собрал совет из тех друзей своих, которых он считал наиболее умными и верными. Они же не усмотрели иного выхода — ввиду холодности и неверности венецианцев, а также малолетства герцога Миланского и гражданских распрей в герцогстве, — как поиски нового счастья с новыми друзьями. Однако они не знали, в чьи объятия броситься — папы или короля. По зрелом размышлении склонились к дружбе с королем как более устойчивой и верной. Ибо кратковременность правления пап, перемены, вызываемые каждым новым избранием, почти полное отсутствие у папства страха перед другими государями, беззастенчивость его в выборе политики — все это приводило к тому, что ни один светский государь не мог полностью доверять главе церкви и без опасности для себя связывать свою судьбу с его судьбой. Тот, кто в качестве союзника делит с папой все опасности войны, победу разделит с ним, а в поражении окажется одиноким, ибо глава церкви всегда обретает верную защиту в своей духовной власти и внушаемом ею почтении.
Придя к выводу, что выгоднее всего иметь дело с королем, рассудили также, что самым лучшим и верным было бы личное участие в переговорах самого Лоренцо, ибо чем на более широкой основе будут они проводиться, тем, вероятно, легче окажется рассеять былую враждебность. Твердо решив отправиться к королю, Лоренцо поручил заботу о судьбе города и государства мессеру Томмазо Содерини, в то время гонфалоньеру справедливости, и в начале декабря выехал из Флоренции, а добравшись до Пизы, написал Синьории, по какой причине оставил Флоренцию. Синьория же, чтобы оказать ему честь и дать возможность с большим достоинством вести мирные переговоры с королем, назначила его послом народа Флоренции и облекла его полномочиями заключить с этим государем такой договор о дружбе, какой он найдет наиболее выгодным для республики.
XVIII
В то же самое время синьор Роберто да Сансеверино совместно с Лодовико и Асканио, ввиду смерти их брата Сфорца, снова напали на герцогство Миланское, чтобы захватить там власть. Они завладели Тортоной. Милан и все герцогство вооружились, но тут герцогине Боне посоветовали вернуть в Милан братьев покойного герцога и разделить с ними правление, чтобы устранить малейший повод к внутренним стычкам. Совет этот подал Антонио Тассино, феррарец. Выходец из низов, он приехал в Милан и поступил на службу к герцогу Галеаццо, который назначил его личным слугой супруги своей, герцогини. То ли по красоте своей наружности, то ли по каким другим неизвестным качествам, но он после смерти герцога обрел такое влияние на герцогиню, что, можно сказать, правил государством. Мессер Чекко, муж, известный своей мудростью и опытностью, весьма этого не одобрял и сколько мог старался ослабить влияние Тассино на герцогиню и на других близких к правлению лиц. Тот, заметив это, из мести и желая также иметь какого-то защитника от мессера Чекко, стал убеждать герцогиню вернуть в Милан братьев Сфорца, что она и сделала, не сообщив ни о чем мессеру Чекко. Он же сказал ей: «Ты приняла решение, которое у меня отнимет жизнь, а тебя лишит государства». Так вскоре и случилось. Синьор Лодовико велел умертвить Чекко, а через некоторое время Тассино был изгнан из Милана. Герцогиня этим до того расстроилась, что покинула Милан и передала Лодовико опеку над своим сыном. Таким образом Лодовико оказался единоличным правителем Милана и, как мы в дальнейшем покажем, причиной величайших бедствий для всей Италии.
Итак, Лоренцо отправился в Неаполь и между сторонами продолжалось перемирие, когда совершенно неожиданно Лодовико Фрегозо с помощью некоторых своих сторонников в Сарцане тайком вступил туда со своими солдатами, занял эту крепость, а ставленников флорентийцев бросил в тюрьму. Событие это крайне встревожило флорентийское правительство, полагавшее, что захват Сарцаны произведен по наущению короля Ферранте, и оно стало жаловаться пребывавшему в Сиене герцогу Калабрийскому на новое нападение во время перемирия. Герцог же в письменной форме и через послов всячески старался разуверить их в этом и утверждал, что захват Сарцаны совершен был без ведома его и его отца. Несмотря на эти уверения, флорентийцы понимали, что положение их с каждым днем ухудшается: казна была пуста, глава государства находился во власти короля Неаполитанского, а к прежней войне с королем и папой присоединилась еще новая — с генуэзцами. Союзников же у Флоренции не было: на венецианцев рассчитывать не приходилось, а миланское правительство внушало одни опасения, как весьма непрочное и ненадежное. Вся надежда была на успешный исход переговоров Лоренцо с королем.
XIX
Лоренцо прибыл в Неаполь морем и был не только королем, но и всем городом принят с великим почетом и интересом. Ведь война была предпринята для того, чтобы погубить его, и величие врагов Лоренцо лишь содействовало его собственному величию. Когда же он явился к королю, то заговорил о положении всей Италии, о стремлениях ее государей и народов, о надеждах, которые могло бы возбудить всеобщее замирение, и опасностях продолжения войны; и речь его была такой, что король, выслушав Лоренцо, стал больше дивиться величию его души, ясности ума и мудрости суждений, чем раньше изумлялся тому, как этот человек может один нести бремя забот военного времени. Тут он окружил его еще большим почетом и стал подумывать о том, как бы заручиться дружбой этого человека вместо того, чтобы иметь его врагом. Однако он под разнообразными предлогами задерживал его у себя с декабря по март следующего года, дабы не только лучше узнать его самого, но и намерения Флорентийской республики, так как у Лоренцо во Флоренции имелось немало врагов, которым желательно было бы, чтобы король держал его в плену и обошелся с ним, как с Якопо Пиччинино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75