Но только двое из всего отделения умели управлять этими нехитрыми машинами. Увидев бегущего человека в форме командира Красной Армии, саперы обрадовались ему, хотя и встретили настороженно.Рукатов торопливо перебрался вброд через речушку и без лишних слов ухватился за мотоцикл, начав заводить мотор. Он сразу догадался, чьи это мотоциклы, и опасливо оглядывался по сторонам, боясь, что кто-нибудь из немецких мотоциклистов уцелел и где-нибудь рядом прячется.Сержант, возглавлявший отделение, одернув на себе линялую гимнастерку и щуря цепкие зеленоватые глаза, спросил у Рукатова:«Подполковник? А почему шпалы сорвали с петлиц?»«Не твоего ума дело! – зло ответил Рукатов, но, взглянув на посуровевшие лица саперов, миролюбиво добавил: – Давайте скорее мотать отсюда, пока немцы хвост не прищемили! Садитесь ко мне двое, а то и трое!»«А мотоциклы немцам вернем?» – В голосе сержанта прозвучала въедливость.«Рубаните по ним зажигательными! – требовательно произнес Рукатов, видя у некоторых саперов немецкие автоматы. – Бейте по бензобакам».В коляску мотоцикла Рукатова почему-то никто из саперов не сел, и он рванул машину вперед, надеясь все-таки догнать колонну майора Быханова и вместе с ней вернуться в расположение частей генерала Чумакова. Однако не догнал. Наткнулся на сторожевой пост перед своим рубежом обороны и вскоре был на командно-наблюдательном пункте полка, откуда подполковник Дуйсенбиев указал ему недалекий овин на краю хутора.Мотоцикл, как назло, перестал заводиться, и Рукатов, столкнув его в овражек, пошел к овину пешком. Когда приблизился к растворенным в обе стороны дверям, увидел в косом луче заходящего солнца широкую спину майора Быханова и услышал глуховатый, но четкий, как всегда, голос генерала Чумакова.«Неужели более двух десятков танков размолотили?» – с веселым удивлением спрашивал он у командира дивизиона.«Насчитал двадцать восемь, а потом стреляли на авось: дым мешал наблюдению и стрельбе», – отвечал Быханов.«Где же вы потеряли Рукатова?» Это интересовался о своем зяте полковник Гулыга, и голос его подрагивал от волнения.«Ума не приложу. Бой начали вместе, он стоял рядом, на наблюдательном пункте, а потом вдруг налетели автоматчики, и началось такое…»Рукатов зашел в овин, прервав своим появлением разговор, и, будто не замечая Быханова, громко доложил, обращаясь к Чумакову:«Товарищ генерал, ваш приказ артиллерийская группа под командованием майора Быханова выполнила! Уничтожено тридцать восемь фашистских танков!»«Двадцать восемь», – неуверенно поправил его майор Быханов.«Уничтожено тридцать восемь немецких танков!» – так же громко повторил Рукатов, не удостоив Быханова даже взглядом.«Где задержались?» – Федор Ксенофонтович смотрел на Алексея Алексеевича с удивлением и озабоченностью.«И сожжено по моему приказу около двух десятков мотоциклов. Отличился сержант – командир саперного отделения. Фамилии не знаю. Три мотоцикла взяты в качестве трофеев!» – Рукатов не спускал с генерала глаз, в которых светилось чуть ли не безумие.«Вы что, контужены?» – догадался Чумаков.Рукатова такая версия вполне устраивала, и он вновь ответил невпопад:«Один мотоцикл я взял себе, чтобы оторваться от противника!»«Ты что, не слышишь?!» – в самое ухо закричал ему Гулыга.«Я ничего не слышу, – спокойно ответил Рукатов, будто догадавшись о сути вопроса полковника. – Снаряд разорвался рядом, и я не знаю, сколько был без сознания».Задумчиво посмотрев в бесстрастное, исцарапанное лицо Рукатова, Федор Ксенофонтович перевел спокойный взгляд на майора Быханова и с легкой укоризной спросил:«Вы понимаете, в чем ваша ошибка и почему сами понесли большие потери?»«Так точно, – с тенью удрученности ответил Быханов. – Надо было ставить батареи ближе к завалу, чтоб сразу не создалось такое большое огневое преимущество немецких танкистов».«Вот именно! – согласился Чумаков. – А чтобы закупорить дорогу, достаточно было одного орудия… Но в целом – операция удалась…»Рукатов больше не вступал в разговор и с таким мученическим видом смотрел то на Чумакова, то на Быханова, что Федор Ксенофонтович после паузы сказал:«В общем, все молодцы. Родина оценит… – Потом повернулся к Быханову: – Пока майор Рукатов придет в себя, вам поручаю возглавить артиллерию… Назначьте за себя командира дивизиона, и поедем в штаб. Полковник Карпухин вооружит вас всеми сведениями…»Чумаков и Быханов вскоре отбыли, а Алексей Алексеевич выпил из фляги Гулыги несколько глотков водки, открыл банку бычков в томатном соусе и начал закусывать с каким-то яростным аппетитом. Но вдруг его замутило, он прытко выбежал из овина.Сейчас Рукатов почивал на сене и с огорчением размышлял над тем, что зря он притворился контуженым и уступил майору Быханову командование артиллерией войсковой группы. Теперь Быханов будет давать полковнику Карпухину для оперативной сводки, а полковому комиссару Жилову для политдонесения сведения об уничтоженных немецких танках. Быханов наверняка занизит их количество и вполне может не упомянуть об участии в этой героической операции Рукатова. Ведь, по существу, он, Рукатов, и отвечал за организацию засады, выбирал огневые позиции на карте, а затем на местности… Такое может больше никогда не повториться.Не заметил, как и уснул – тяжким, беспробудным сном. Проснулся от автоматной стрельбы и глухих выкриков, донесшихся со стороны рубежа обороны. Пробудился и полковник Гулыга. Приподнявшись на сене, он стал настороженно прислушиваться. На Рукатова же столь жиденькая стрельба после вчерашнего не произвела особого впечатления. Спустя минут десять в овин вбежал запыхавшийся подполковник Дуйсенбиев. Гулыга направил на него луч электрического фонаря, и было видно, что широкоскулое, степное лицо Дуйсенбиева светилось восторгом, словно у мальчишки, а сквозь узкие щели глаз сверкали озорные огоньки!– Акулу поймали, товарищ полковник! Увязалась за нашим начальником клуба Рейнгольдом и в сети влетела! – Дуйсенбиев хохотал, разводя в стороны руки и показывая, какой величины акула. – В чине немецкого полковника!– Толком докладывайте! – прикрикнул на Дуйсенбиева Рукатов, позабыв, что он глухой от контузии и что ему, майору, повышать голос на старшего по званию неприлично.Но Дуйсенбиев в своем веселом возбуждении не придал значения интонациям голоса Рукатова и со смехом доложил:– Младший политрук Рейнгольд привел за линию нашего охранения немецкого полковника! На легковушке влетел фашист к нам!.. В сопровождении двух мотоциклистов!– Задержали?! – обеспокоенно спросил Гулыга, вскочив на ноги.– Мотоциклистов и шофера срезали из пулемета, а полковника везут сюда в клубном автобусе.– Отыскалась клубная машина?! – неожиданно послышался басовитый голос полкового комиссара Федулова. – А младший политрук Рейнгольд?Федулов стоял в дверях овина, закрыв своим тучным телом почти все предрассветное небо. Судьба начальника дивизионного клуба Левы Рейнгольда и исчезнувшего автофургона с кинорадиоустановкой волновала полкового комиссара.– Рейнгольд же и везет немца! – уточнил подполковник Дуйсенбиев…С младшим политруком Рейнгольдом случилось не совсем обычное. Несколько дней назад, когда стрелковая дивизия полковника Гулыги еще и не была преобразована из-за малочисленности людей и техники в полк, часть ее штаба, в том числе и политотдел, расположилась на кирпичном заводе, недалеко от деревни Лутовня. Длинные, продуваемые со всех сторон соломенные навесы для сырого кирпича, ожидающего обжига в печах, надежно прятали от воздушного наблюдения машины, да и все живое. Поставил под навес клубную спецмашину и Лева Рейнгольд, уже второй день сам сидевший за рулем вместо погибшего во время бомбежки шофера. Предполагалось, что задержаться на кирпичном заводе придется до ночи, и Лева подался в соседний лес, где находились остальные отделы штаба. Он надеялся в «четвертой части» (так именовался отдел, ведавший распределением пополнения) вытребовать себе водителя машины. Перейдя вброд речушку, за которой раскинулся лес, и прошагав минут тридцать по лесной дороге, вдруг услышал в стороне завода беспорядочную стрельбу. И Лева помчался во всю силу своих длинных ног обратно…С опушки леса открылась за речушкой панорама кирпичного завода. Там уже было пусто. Под ближним, насквозь просвечивавшимся навесом сиротливо стоял в одиночестве его автофургон. Чуть слева, на лугу, виднелось скопище немецких грузовиков и мотоциклов, а в речке купалась солдатня. Этим и воспользовался Лева Рейнгольд, хорошо владевший немецким языком. Впрочем, язык ему пока не понадобился. Он забрался в кусты, разделся догола, тщательно спрятал свою «комиссарскую» форму и побежал к речке. Нырнув в воду, поплескался среди немцев, затем выбрался на берег, взял среди одежды чей-то пятнистый комбинезон и ленивой трусцой вернулся в лес.Затем он появился на территории кирпичного завода, куда начала въезжать какая-то немецкая автоколонна. В маскировочном комбинезоне, с сигаретой в зубах, Лева с нахальным видом подошел к своей машине, сорвал номера, сел в кабину и без малейшего препятствия выбрался на дорогу…Немало опасных часов пережил младший политрук, особенно на следующий день, коротая светлое время в лесной пуще. А сегодня перед рассветом, когда он держал курс на Смоленск в надежде наткнуться на свою часть, за ним увязались два немецких мотоциклиста, сопровождавшие легковую машину с каким-то важным чином. Обогнав Леву, мотоциклисты остановили его и, увидев, что за рулем русской машины свой, немец, спросили, не знает ли он, где находится штаб 29-й моторизованной дивизии генерала фон Больтенштерна.«Следуйте за мной. Я туда и еду», – на чистом немецком языке ответил Лева, сообразив, что в такой компании ехать ему по занятой немцами территории будет безопаснее…Вот так и препроводил младший политрук Рейнгольд немецкого офицера и охранявших его мотоциклистов в расположение полка Гулыги.Спать уже никому не хотелось, и все, заинтересованные вестью о пленении фашистского полковника, вышли на воздух. Близился рассвет. Трава вокруг овина, кусты жимолости, стоявшие живой изгородью между гречишным полем и огородами хутора, – все было покрыто тяжелой росой. Высоко в небе пластались рваные облака, вдали, за желтизной ржи на буграх, чуть виднелся сквозь серую дымку темный лес. День обещал быть пасмурным.На недалекой дороге послышался шум моторов, и через минуту к овину подкатили немецкий мотоцикл с коляской и клубный автофургон. За рулем мотоцикла восседал знакомый Рукатову сержант – командир того самого саперного отделения, которое делало лесной завал.Заглушив мотор, сержант одним ловким движением соскочил с мотоцикла и в то же время выхватил из коляски желтый, небольшого размера, саквояж. Подошел к стоявшему у овина начальству четким строевым шагом и, остановив взгляд на Гулыге, начал докладывать:– Товарищ полковник, доставлены пленный и документы…– Документы мне! – К сержанту подскочил Рукатов и решительно взял у него саквояж.– Почему вам?! – протестующе спросил подполковник Дуйсенбиев. – Наш пленный, наши документы!– А я чей, бабушкин? – Рукатов недобро засмеялся и с опаской взглянул на полкового комиссара Федулова.Но внимание Федулова, как и всех остальных, было занято другим: из кабины спецмашины выскочил счастливо взволнованный и крайне измученный всем пережитым за прошедшие сутки Лева Рейнгольд. С непокрытой головой, одетый в зелено-коричневый пятнистый комбинезон, он щелкнул каблуками сапог и застыл по стойке «смирно», собираясь с духом, чтобы доложить начальству о своем прибытии.– Потом все расскажешь. – Федулов подбадривающе подморгнул младшему политруку и перевел взгляд на распахнувшуюся заднюю дверцу машины, из которой вышел в сопровождении двух красноармейцев немецкий полковник.В новенькой наутюженной форме из серой шерсти, полковник был в среднем возрасте, высок и костист. Его тонкое, классически правильное арийское лицо, бледное и потное от волнения, в то же время было полно достоинства и сдержанности. Остановившись перед командирами Красной Армии, полковник поднял на них серые глаза, в которых застыло то ли недоумение, то ли досада.– По-русски разговариваете? – спросил у немца полковник Гулыга.Немец что-то гортанно заговорил.Лева Рейнгольд тут же перевел его слова:– Он утверждает, что попал в плен по недоразумению, и армии цивилизованных государств должны в таких случаях освобождать пленных.Собравшиеся у овина дружно, хотя и не очень весело, засмеялись, а Федулов, обратившись к Рейнгольду, приказал:– Спроси у него: он бы в подобной ситуации отпустил нас?Полковник ответил, что занимается специальной штабной работой и с пленными иметь дело ему не приходится.Рукатов и Гулыга тем временем советовались: допрашивать полковника здесь или отконвоировать его к генералу Чумакову. Немец, прислушиваясь к их словам, будто догадался, о чем идет речь, и, глядя на Леву Рейнгольда, спросил, какой генерал командует войсками, к которым он попал в плен; при этом пояснил, что в штабе генерал-полковника Гудериана, в котором он имеет честь служить, известны фамилии многих советских генералов, в том числе Курочкина, Чумакова, Лукина, Конева, чьи войска противостоят группе немецких армий «Центр» фельдмаршала Бока.– Объясните ему, что он в плену у Красной Армии, – холодно приказал Рейнгольду Рукатов, чувствуя себя здесь представителем вышестоящего штаба.– А какая здесь часть – не его собачье дело!– О да, вы правы, – согласился полковник, когда Лева перевел ему слова Рукатова. – Но я надеюсь на чудо, хотя большевики в чудеса не верят… Меня интересует фамилия Чумаков. Я ношу образ человека с такой фамилией здесь. – Он хлопнул себя по левой стороне груди. – У меня есть в России друг – полковник Чумаков. – В немецком произношении фамилия прозвучала «Тшумаков».Федулов и Гулыга озадаченно переглянулись, а Рукатов смотрел на пленного с изумлением, уже томясь в догадках.– Вполне может быть, что это наш Чумаков, – сказал он после паузы, загадочно посмотрев на полкового комиссара Федулова. Затем, почти дружелюбно, с какой-то надеждой спросил у пленного: – В тридцать седьмом ты, конечно, был в Испании? Оттуда и знаешь Чумакова?Лева не успел перевести вопрос, как пленный ответил, перемешивая немецкие и русские слова:– Нихт Спаниен!.. Русланд был, Москау был, Киеф был… Полковник Фиодор Тшумаков унд Курт Шернер, – пленный ткнул рукой себя в грудь, – гросс фройнд!..– Значит, точно Федор Чумаков?! – Рукатов всем телом подался к немцу, устремив на него немигающие и будто испуганные глаза.– Я, я! Фиодор фон… товиш… – Полковник, напрягая память, сжал рукой высокий покатый лоб.– Федор Ксенофонтович? – почти шепотом подсказал ему Рукатов.– Я, я! – воскликнул полковник, и по его бледному лицу скользнула растерянная и в то же время выражающая надежду улыбка. – Фиодор Сено-фон-товиш… – И он рубленой скороговоркой стал что-то объяснять.Когда полковник умолк, Лева Рейнгольд о чем-то переспросил его, затем, пожав с недоумением плечами, неуверенно сказал, обращаясь к полковому комиссару Федулову:– Полковник утверждает, что он и наш генерал Чумаков будто бы кровные братья…Лева еще что-то хотел объяснить, но в это время послышался вой мин, и взрывы начали взметать землю недалеко от овина.– Увозите пленного в штаб группы! – приказал полковник Гулыга и, кинув укоризненный взгляд на Дуйсенбиева, оставившего командно-наблюдательный пункт, тяжелой трусцой побежал к недалекой высотке.За Гулыгой устремился, тут же обогнав его, подполковник Дуйсенбиев.– В машину пленного! – скомандовал майор Рукатов красноармейцам-конвоирам, а затем младшему политруку Рейнгольду: – Поехали! – И, молча взяв у сержанта-сапера немецкий автомат, уселся рядом с Левой в кабину.С этой минуты будто образовалась пропасть между Рукатовым, ехавшим сейчас с деловым и озабоченным видом в машине, и тем Алексеем Алексеевичем Рукатовым, который вчера лежал в не защищенном от пуль и осколков укрытии и страстно молил судьбу о пощаде, задабривая ее покаянными мыслями о своей вине перед Федором Ксенофонтовичем Чумаковым. Будто и не было грозившей ему смертельной опасности и вообще ничего, кроме подбитых и сожженных немецких танков, не было. Сейчас Рукатов мучительно напрягал память, воскрешая в ней страницу за страницей личное дело генерала Чумакова, хранящееся в Москве, в Управлении кадров. Ведь Алексей Алексеевич так хорошо знал это «дело», столько раз вчитывался в каждую содержащуюся в нем запись и фразу! Но ничего настораживающего не бросилось тогда в глаза. Ни намека не было на родство с немцами! Даже языка немецкого Чумаков как следует не знает. В анкетах, заполненных рукой Федора Ксенофонтовича, в графе, спрашивающей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96