– Сейчас надо поставить дело так, чтобы все эти сферы слились в цельный организм. И мы должны непрерывно держать руку на его пульсе. А потом дело покажет, кому еще надо быть членом ГКО.После краткой паузы Молотов со скрытой тревогой спросил:– Что на фронтах?– Еще не докладывали. – Сталин взглянул на электрические часы, вмонтированные в стену над входом в кабинет. – Сегодня же, как только утвердим Госкомитет Обороны, примемся за перемещения в военном руководстве.– Какие перемещения? – удивился Молотов.Сталин помедлил, раздумывая, переложил с места на место бумаги, лежавшие перед ним на столе. Казалось, что он сейчас скажет что-то особенно важное, выношенное в муках сомнений. И Сталин действительно сказал:– Думаю, будет правильным, если в этой критической ситуации Западный фронт возглавит лично, нарком обороны Тимошенко…– Сам Тимошенко? – Молотов устремил на Сталина взгляд, в котором сквозило беспокойство.– Именно Тимошенко. – Сталин загадочно улыбнулся и сунул под усы трубку.– Иосиф, а не кажется ли тебе, – Молотов не спускал с него напряженного взгляда, – не кажется ли тебе, что военные могут подумать, будто вчерашний конфликт явился причиной такого назначения?– Да, к сожалению, могут подумать, – согласился Сталин и досадливо поморщился. – Тем более что действительно вчерашний вечер дал толчок для размышлений на этот счет.– Вот видишь…– Но… – Сталин приподнял над столом ладонь правой руки, как бы попросив слушать его дальше, – конфликта ведь, как такового, не было. У нас не возникло разных точек зрения на положение дел… Был нервный разговор, который нас не украшает… Причина его – минская трагедия… Я уверен, что военные воспримут такое решение правильно: на самый опасный фронт едет первый человек в Вооруженных Силах… Чтобы Тимошенко чувствовал там себя увереннее и мы чувствовали себя спокойнее, членом Военного совета будет у него товарищ Мехлис, а первым заместителем – товарищ Буденный, учитывая, что резервные армии Буденного обстановка вынуждает включить в состав Западного фронта.– В этом плане надо бы побеседовать с Тимошенко и Жуковым, – поразмыслив над услышанным, предложил Молотов.– А вот это лишнее! – возразил Сталин. – Будем возвращаться ко вчерашнему инциденту, им покажется, что мы действительно придаем ему значение.– Да, но с Еременко не очень ладно получилось, – вспомнил Молотов. – Он же сегодня вступает в командование Западным фронтом.– Ничего. Генерал-лейтенанту Еременко не будет зазорно стать одним из заместителей маршала Тимошенко.– А Ставка?! Ты не забыл, что Тимошенко – еще и председатель Ставки Главного командования?– Нет, не забыл. – Посмотрев на озадаченного Молотова, Сталин притушил в глазах грустную лукавинку. – Функции председателя Ставки, по логике вещей, механически перекладываются на председателя ГКО… Со временем Ставку мы преобразуем в Ставку Верховного командования.– Ну, товарищ Коба!.. Вижу, ты серьезно поработал! – Молотов покачал головой.– Да, поработал, – согласился Сталин, и его утомленное лицо помрачнело и будто уменьшилось. – Принял, как видишь, решение взять на себя руководство военными действиями. Другого выхода не нахожу.После затянувшейся паузы Молотов спросил:– Совсем не спал?– Коль мы оказались в таком положении, кто-то должен мало спать и много думать. – Сталин забарабанил пальцами по столу и, не поднимая набухших желтоватых век, продолжил: – Надо оказать помощь и командованию Северо-Западного фронта: послать туда кого-то из сильных генштабистов.– Вероятно, речь может пойти о Ватутине? – Молотов пристально посмотрел на Сталина.– Может быть… Кстати, он сам просился на фронт. – Сталин вскинул на собеседника задумчивый взгляд. – А что?.. Действительно, надо послать генерал-лейтенанта Ватутина… Пусть осмотрится, а потом возглавит штаб Северо-Западного…– Не командующим?Зазвенел на столе один из телефонов, и Сталин, положив руку на аппарат, ответил Молотову:– Он превосходный начальник штаба… А потом посмотрим. – И поднял трубку: – Слушаю.Звонил Мехлис, просил принять его.– На ловца и зверь бежит, – сказал Сталин, выдохнув облачко табачного дыма.– Слушаю вас, товарищ Сталин.– Очень трудно сейчас на Западном фронте. Мы посоветовались и решили, что будет правильно, если вы поедете туда в качестве члена Военного совета.– Товарищ Сталин, – в голосе Мехлиса послышалось волнение, – вы находите, что я не справляюсь на посту наркома государственного контроля?– Вопрос поставлен неправильно, – недовольно сказал в трубку Сталин.– Понял, товарищ Сталин! – Волнение Мехлиса приобрело торжественность. – Кому прикажете сдать наркомат?!– А не надо никому сдавать, – бесстрастно ответил Сталин. – Нарком Тимошенко будет командовать Западным фронтом, а один из заместителей председателя Совнаркома и нарком госконтроля Мехлис будет у него членом Военного совета.– Благодарю за доверие, товарищ Сталин! – Голос Мехлиса звучал приподнято.– Вот это другой разговор, – заметил Сталин и тут же спокойным приказным тоном добавил: – Прибудете на Западный, обсудите на Военном совете, кто там еще, кроме Павлова, виновен в серьезных ошибках…– Есть, товарищ Сталин!Сталин положил трубку на аппарат, и в это время в кабинет один за другим вошли члены Политбюро. У всех – усталые, озабоченные лица. Поздоровавшись со Сталиным и Молотовым за руку, они рассаживались за столом, раскрывали принесенные с собой папки с документами.– Товарищи Тимошенко и Жуков! – доложил, появившись в дверях, Поскребышев, одергивая под широким ремнем гимнастерку.– Пусть входят. – В звенящей тишине слова Сталина прозвучали с будничным спокойствием. Он поднялся с кресла со знакомой медлительностью.Тимошенко и Жуков поздоровались со всеми, кивнув головами и прищелкнув каблуками сверкающих сапог. Вид у них был измученный: в потемневших, суровых лицах таилось напряжение, а в глазах – чуть ли не самоотреченность.Сталин не спеша приблизился к вошедшим, подал руку вначале Жукову, а потом Тимошенко, пыхнул из трубки сизым облачком дыма, на мгновение столкнувшись бесстрастным взглядом с их пасмурными взглядами.– Товарищ Жуков, проверьте, сдал ли Павлов командование фронтом и доложите мне. – Голос Сталина был, как обычно, ровным, будто при последней встрече с военными он и не вскипал от ярости.– Есть доложить о Павлове, товарищ Сталин! 9 Пока война не началась, генералу армии Дмитрию Григорьевичу Павлову казалось, что она и не начнется, что ее удастся избежать, хотя обстановка на границе была очень тревожной. Даже на рассвете 22 июня, когда в штабе Западного Особого военного округа расшифровали директиву Генштаба и когда этот запоздалый приказ передали в нижестоящие штабы, Павлов и тогда еще не верил в реальную возможность большой агрессии. Ведь в ту ночь ему опять требовательно напоминали из Москвы: смотри в оба, не дай спровоцировать себя на вооруженное столкновение… Может, война, а может, и нет…Самым опасным направлением в полосе округа считалось белостокское, и Павлов, не зная, что через полчаса начнется война, вызвал к телеграфному аппарату командующего прикрывающей это направление 10-й армией генерала Голубева. Параллельно с посылаемой шифровкой предупредил его: «В эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию… Наша задача – пленить банды. Государственную границу переходить запрещается». И согласно той же директиве Генштаба приказал привести войска в боевую готовность…А когда стало ясно, что все усилия «не спровоцировать» агрессию ни к чему не привели и что, кажется, разразилась самая настоящая, тщательно подготовленная немцами война (это внушительно подтвердил и воздушный налет на Минск), командующий Западным Особым военным округом Павлов понял опасность, перед которой оказались прикрывавшие границу войска трех подчиненных ему армий, и представил объем всего того, что требовалось неотложно предпринять, но на что уже не было времени.Надо было знать крутой нрав этого сорокачетырехлетнего генерала армии. В своих запальчивых и отрывочных рассуждениях он не щадил никого: ни руководителей Наркомата обороны, которые так настоятельно предупреждали о возможных провокациях, ни себя, что слепо уверовал, будто начало войны должны в первую очередь предугадывать не генералы, а дипломаты и политики, и поэтому в предвидении войны исподволь не сделал многого, что мог сделать; не миловал командующих армиями, ни разу решительно не ударивших в колокола тревоги; не прощал и своих штабников, которые чутко прислушивались к мнению начальства, а на дышавшие грозой разведдонесения армий смотрели с недоверием. Однако негодование командующего фронтом уже ничего не могло ни изменить, ни упрочить. Чем больше выявлялось виноватых, тем меньше было шансов быстро исправить последствия их вины. Стало ясно, что войска не успели к моменту нападения врага выйти из лагерей или гарнизонов, покинуть полигоны, оставить места работ и развернуться в боевые порядки, оказать агрессору организованное оперативное противодействие.Штаб Западного фронта по тревоге переехал из Минска в Красное урочище– недалеко от города. Но никакие усилия наладить устойчивую проводную или радиосвязь со штабами армий и корпусов не давали результатов. И Павлов поспешно засобирался туда, на запад, к армиям, а точнее – в 10-ю армию, на участке которой, как он предполагал, разыгрывались главные события и куда ранним утром улетел его заместитель генерал-лейтенант Болдин. Надеялся, что своим личным участием он хоть как-то повлияет на события, предпримет что-то важное и безотлагательное и, наконец, толком разберется, что же случилось.Чем дальше автомобиль Павлова углублялся на запад, тем плотнее становился на дорогах поток беженцев: пеших, на автомашинах и повозках, с колясками, тачками и велосипедами. Шли и ехали женщины и дети, старики и старухи, подростки и раненые красноармейцы. Слышался разноязыкий говор: русский, белорусский, польский, еврейский.У мостов через речки и речушки, на развилках дорог и перекрестках, на въездах в города и местечки и на выездах из них нагло орудовали переодетые фашистские диверсанты. А тут еще непрерывные бомбежки с воздуха…Пробиться на командный пункт 10-й армии было невозможно. В этот день командующий фронтом понаблюдал развертывание некоторых частей второго эшелона, отдал кое-какие распоряжения, наслушался недоуменных вопросов, на которые ответить не мог, и от чувства бессилия, от звучавших в этих вопросах упреков и недомолвок приходил в ярость.Под вечер его разыскал связной мотоциклист, привезший записку от начальника штаба. Генерал Климовских сообщал, что нарком обороны строго приказывает Павлову немедленно вернуться на командный пункт фронта…В штабе фронта Павлов застал прилетевшего из Москвы маршала Шапошникова. Борис Михайлович сидел в землянке оперативного отдела и сумрачно всматривался в карту, на которой были нанесены первые, далеко не полные и от этого еще более грозные сведения о противнике.Появление маршала Шапошникова, а несколькими днями позже приезд маршала Ворошилова приободрили Павлова. Опытные военачальники, они весьма деятельно принялись оказывать ему помощь в разгадывании замыслов противника, в оценке оперативных ситуаций, принятии решений, использовании резервов. Но Павлов не почувствовал облегчения, ибо не мог переложить на маршалов свою ответственность за развитие событий в полосе фронта; он только как бы обрел в них весьма авторитетных свидетелей своей деятельности в этих тяжелейших условиях, когда не было устойчивой связи с действующими войсками и в воздухе господствовала немецкая авиация.Все дни и ночи первой недели войны были наполнены напряженной штабной работой и тревогами предельного накала. Павлов сидел у аппаратов связи или над картами и документами – в одиночку и с начальником штаба, с начальниками управлений и служб фронта, часто с маршалами Ворошиловым и Шапошниковым. Делали все, чтобы прикрыть подступы к Минску, непрерывно маневрировали резервами, пытаясь связать противнику руки, как можно больше сковать и перемолоть его сил и создать ситуации, которые бы привели немецкое командование к просчетам. Маршал Шапошников употреблял для этого все свои знания, свое умение предвидеть, разгадывать и оценивать.Достигли только одного: нанесли вторгшейся в пределы Белоруссии фашистской армии чувствительные потери. Однако немецкое командование, хоть и снизило темп наступления, весьма мобильно наращивало силы.Павлов, да и не только он один, не мог постигнуть истинного положения дел. В его сознании события, стремительно усложняясь, сплавлялись в единый угрожающий поток. Одни труднейшие ситуации порождали другие, еще более опасные, грозящие далеко идущими тяжелыми последствиями. Даже в короткие часы сна не знал он покоя. Только закрывал глаза, как перед ним то ли возникала необозримых размеров рельефная карта, то ли мерещилось пространство с лесами и полями, реками и дорогами, и эту карту-пространство в разных направлениях пронизывали обозначавшие оперативную обстановку живые, как молнии, стрелы – желтые, синие, красные, зеленые, черные. И он мучительно пытался разобраться в их грозном значении, холодея от догадки, что никак не успеет что-то упредить, предпринять что-то очень важное. Просыпался разбитый, измученный и, знакомясь с противоречивыми донесениями из района боевых действий, убеждался, что действительность не сулит ничего утешительного.А 30 июня утром на командном пункте, который в то время находился в лесу северо-восточнее Могилева, появились генералы Еременко и Маландин – новые командующий и начальник штаба Западного фронта.Дмитрий Григорьевич сидел за завтраком, когда в палатку вошел генерал-лейтенант Еременко. Они – давние знакомые, и Павлов пригласил гостя к столу, не удивившись его появлению. Но Еременко от завтрака отказался и протянул ему бумагу – предписание наркома обороны.Прочитав документ, Павлов нахмурился: его поразил не только сам факт смещения с поста командующего фронтом, а и то обстоятельство, что он, генерал армии, Герой Советского Союза, должен сдать фронт всего лишь генерал-лейтенанту, командовавшему до этого корпусом и очень непродолжительное время армией на Дальнем Востоке. К тому же военную академию Еременко окончил лет на десять позже него. Но размышлять над этими пусть горькими, но все-таки малозначащими обстоятельствами было некогда, и Павлов, ничем не выдав своей удрученности, почти равнодушно спросил:– Начальник штаба тоже снят?– Да.– А куда же теперь нас?– Не могу знать, – с чувством неловкости ответил Еременко, понимая, что происходит сейчас в душе Дмитрия Григорьевича.Павлов в общих чертах ознакомил нового командующего с обстановкой на фронте, затем приказал оперативному дежурному созвать руководящих работников штаба фронта, а сам направился в палатку маршала Ворошилова.Климент Ефремович сидел за столом в одной майке, был хмур и неприветлив. По его настроению Павлов понял, что маршал уже знает о смене командующего и начальника штаба фронта, и не стал задавать ему вопросов. Только со вздохом сказал:– Что может сделать Еременко? Сломит шею, как я сломал.– Не торопись петь панихиду по себе, – невесело ответил Ворошилов. – Езжай в Москву и доложи обо всем Сталину.Ворошилов встал из-за стола, сдвинул в сторону карту, над которой сидел, и кивком выпроводил из палатки ординарца, подшивавшего к его гимнастерке свежий подворотничок.– В чем именно я виноват?! – Павлов не спускал с Ворошилова болезненно-напряженного взгляда.– Не делал то, что тебе как командующему приграничным округом полагалось делать и что не входило в компетенцию правительства! Надо было в порядке плановых учений собрать войска и привести их в боевую готовность. Почему артиллерия в такое время оказалась на полигонах и с боеприпасами только для учебных стрельб? А как можно было так подставить под удар свою авиацию?.. – Ворошилов умолк, видя, что Павлов побледнел. Затем махнул рукой: – Ладно, не будем об этом. Не время, да и без толку.– Значит, меня вызывают в Москву, чтобы я держал там ответ? – удрученно спросил Павлов.– Меня никто не уполномочивал давать тебе какие-либо объяснения, – сердито ответил Ворошилов. – Одно советую: приготовься к трудному разговору в Москве. 10 В кабинете Сталина слоился в лучах электрического света ароматный табачный дым, и всем было душно оттого, что для светомаскировки сдвинуты на окнах новые темные шторы. В эти дни Политбюро, кажется, заседало непрерывно.Неслышным шагом к столу Сталина подошел с красной папкой в руках Поскребышев и положил ее, предварительно раскрыв.– Шахурина пригласили? – спросил Сталин, чуть склонив голову над папкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96