Чем более кровавыми становились лозунги анархистов, чем скандальнее их выступления и чем бессмысленнее покушения, тем легче было властям нажить на этом политический капитал.
Уже из-за одного этого французская полиция с самого начала уделяла большое внимание анархистским группам и одиночкам, что означало не только выслеживание анархистов и внедрение в их крути своих агентов, но и финансовую поддержку их деятельности (через провокаторов).
Большим докой по этой части был парижский префект полиции Андрье, тот самый, который пренебрежительно отмахнулся от предложения Бертильона о введении естественно - научных методов в борьбу с преступностью. Верный наследник полицейских методов, он начал засылать своих агентов в анархистские кружки с самого из зарождения. Так, Андрье узнал о целях анархистов и об их враждебности организованному рабочему движению. И вот здесь-то, в полумраке джунглей анархистской пропаганды и деятельности, он углядел возможность выковать оружие против самого опасного, как он считал, врага системы: против организованной политической борьбы. Опасаясь упустить столь заманчивый случай, Андрье немедленно поручил своему агенту Серро начать выпуск анархистской газеты «Социальная революция» и сам финансировал это предприятие.
Вскоре эта выходящая на анархистско-полицейском жаргоне газета стала не только важнейшим осведомительным центром, но и самым драгоценным для полиции агентом-провокатором. Позднее в своих мемуарах Андрье самодовольно откровенничал: «Дать анархистам газету - было все равно, что установить телефонную связь между гнездом заговорщиков и рабочим кабинетом префекта полиции».
Правда, первое время французские анархисты больше довольствовались яростными угрозами да левыми фразами. Полиции же и правительству требовались очевидные и по возможности сенсационные действия. Полиции пришлось потрудиться и над этим, Андрье поручил своему агенту Серро организовать какое-либо внешне эффектое покушение, являясь тем самым инициатором одного из первых анархистских выступлений в Париже.
С ведома Андрье «анархист» из полиции Серро предложил своим друзьям поднять на воздух памятник Адольфу Тьеру, который был установлен на аллее Сен-Жермен с трогательным посвящением: «Освободителю страны». Префект Андрье выделил для этого (хотя и анонимно) даже бомбы. «Я, не колеблясь, решил пожертвовать „освободителем страны“ ради спасения Бурбонского дворца», - заявил впоследствии этот убежденный националист. Однако Андрье поскупился и отпустил Серро некачественный динамит, так что бомбочка, которая должна была взорвать каменный пьедестал «освободителя», в память о себе оставила на нем всего лишь темное пятно.
Таким образом, провокация Андрьс оказалась бесполезной, вледствие чего он предпочел дело замять и репрессий не применять. Да и что, собственно, он мог бы поставить в вину бомбометателям? «Самое большее, их могли бы приговорить к 15 франкам денежного штрафа за нарушение тишины», - писал он впоследствии.
Преемники Андрье были более искусными. За истекшее время французская полиция не только освоила новейшие достижения антропологии, но и научилась отлично управляться с бомбами. Остались «отпечатки пальцев» полиции и на детонаторе бомбы, взорванной в декабре 1893 года в Бург бонском дворце.
Правда, Ваяйн не было человеком полиции или таким агентом-провокатором, как Серро, а убежденным анархистом, кипящим злобой при виде нищеты и лишений - постоянных спутников всей его жизни. Увлеченный громкими лозунгами и писаниями анархистов, он не искал путей в организованной политике, а свято верил, что для спасительного переворота вполне достаточно нескольких сенсационных насильственных акций, которые встряхнут угнетенные массы и властно позовут их в поход прочив угнетателей.
Короче говоря, не понимая реальных закономерностей общественного развития, Ваяйн создал себе некую ирреальную, субъективную схему мироздания и жил, как в шорах., В 1893 году, возвратясь из Америки во Францию и найдя свою семью в крайне тяжелых материальных условиях, он пришел к твердому решению совершить террористический акт.
Мысль взорвать бомбу в Бурбонском дворце целиком поглотила его. Однако осуществить свое намерение Вайян пока не мог по той простой причине, что у него не было денег на динамит. Это и оказалось тем самым крючком, на который его поймала полиция.
У полиции Вайян уже давно был на примете За ним начали следить еще до отъезда в Америку, а по возвращении не оставляли без наблюдения буквально ни на минуту.
Вот почему не избежал внимания полиции и план взрыва в Бурбонском дворце. Еще 17 марта 1893 года парижская полицейская префектура была оповещена о том, что готовится нападение на Национальное собрание.
Лучшего времени для такого покушения - события, которое, несомненно, привлекало внимание общественности, было не найти.
Срочно нужна была сенсация, затмившая бы собой все толки и пересуды по поводу разразившегося в ноябре 1892 года нанамского скандала.
Эта единственная в своем роде парламентская афера с подкупом и взятками, разоблачившая коррупцию депутатов и министров, стоила мелким владельцам акций всех их сбережений и вылилась впоследствии в шумный процесс. Данное дело, в котором было замешано 510 парламентариев и представителей правительства, нанесло тяжелый урон доверию избирателей к правительству и парламенту и подняло на щит оппозицию.
Оппозиция, естественно, могла оказать большое влияние на законодательство. Итак, в этой ситуации шумный террористический акт против парламента сослужил бы правительству добрую службу сразу в двух аспектах. Он, во-первых, отвлек бы внимание общественности от упомянутого уже скандала, а во-вторых, поднял бы престиж правительства и парламента и придал бы дополнительную силу его идеям (в частности, относительно реформы уголовного судопроизводства).
Еще бы! Какой легковерный избиратель откажет в доверии мужам, которые под градом рвущихся бомб невозмутимо продолжают дебатировать на благо отечества?
Так или иначе, но своим покушением Вайян добился единственно того, что спорные законопроекты быстро были одобрены. Таким образом, пользу из всего этого извлекли лишь консервативные, проводящие жесткий курс силы.
Огюст Вайян утверждал потом на суде, что не имел соучастников. И это было правдой. Он на самом деле действовал в одиночку. Однако у него, определенно, были сообщники или по меньшей мере один сочувствующий, без помощи которого он никогда бы к этому покушению не подготовился. Был, наверное, человек, который доставил ему деньги на бомбу, а может даже и ее детали. Ведь сам Вайян был нищ. Суду присяжных он объяснил, что один взломщик, имя которого он назвать отказался, дал ему 100 франков, и он смог таким образом приобрести требуемые для бомбы части.
Обвинитель и суд этим удовлетворились. Более того, версия Вайяна была им очень на руку: ведь она доказывала, как тесна связь меду уголовниками и анархистами.
И снова нашелся полицейский, который много лет спустя выдал все тайны,. - полицейский комисар Эрнест Рейна В своих записках под названием «Сувенир де полис» он, к великой досаде своего шефа, простодушно рассказал о том, что один анархист из окружения Вайяна, которого полицейская служба сделала своим агентом, сообщил полиции обо всех подробностях планируемой акции. От него же полицейское руководство узнало о финансовых трудностях Вайяна. Тогда и было решено «помочь» террористу: через этого агента ему передали недостающие детали для бомбы. Недалекий и скаредный Андрье распорядился всего-то навсего взорвать «освободителя», зато уберечь Бурбонский дворец.
У его преемников натура была куда шире: они взяли прицел на сам дворец.
Это разоблачение оказалось, естественно, крайне неприятным. Ведь полиция была твердо уверена, что все концы надежно спрятаны в воду. «Авторитетным источником», из которого Рейно почерпнул свою информацию, был некий Жако, который сам играл тогда в этой афере какую-то роль. В свое время за «хорошую» память его признали душевнобольным и упрятали в психиатрическую больницу. Хотя больничные врачи не нашли в поведении Жако серьезных отклонений от нормы и согласны были его отпустить, он вынужден был оставаться там до тех пор, пока дело не поросло травой забвения.
Полицейского же комисара Рейно так вот просто поместить в сумасшедший дом было нельзя. Пришлось дать официальное опровержение. Тем не менее все опровержения были не в состоянии скрыть один непреложный факт взорванная Вайяном бомба с самого начала был устроена так, что не могла причинить дворцу сколь-нибудь серьезных повреждений или.убить кого-либо из присутствующих.
Кроме того, в секретных досье, весьма надежно хранимых от чужих глаз, содержатся два важных свидетельства достоверности утверждений Рейно.
Во-первых, действительно, 7 декабря 1893 года, то есть за два дня до исполнения акции уведомлен был парижский префект полиции о запланированном анархистами взрыве в Бурбонском дворце и о том, что «при нынешнем положении вещей прокуратура не может пока начать никакого полезного делу судебного следствия и полагает целесообразным ограничиться полицейскими мероприятиями, которые исключили бы всякую попытку подобного рода».
По агентурным данным покушение 7 декабря уже должно было состояться. Итак, 7 декабря! В тот самый день, когда прокурор якобы не мог начать «никакого полезного делу расследования».
Вместо того чтобы немедленно воспрепятствовать известному ей бомбисту совершить преступление, дирекция Сюртэ Женераль спокойно передоверяет это полицейской префектуре, причем рекомендует обойтись исключительно общими мерами безопасности.
Во-вторых, то, насколько мало была заинтересована Сюртэ в предотвращении взрыва бомбы, видно из организации полицейской слежки за Вайяном. Последнее агентурное донесение о нем датировано опять-таки 7 декабря 1893 года, то есть временем, когда бомба была давно изготовлена и в любой момент могла быть пущена в ход.
Тем не менее полиция спохватилась только после взрыва, получив при этом еще и благодарность за быструю поимку преступника.
Вдйяну во всей этой комедии с бомбой под режиссурой полиции выделили роль злодея, которого перехитрили. Суд над ним был недолог. Несколько недель спустя, 5 февраля 1894 года, он расплатился за свой взрыв головой.
По его следам пошли другие анархисты, которых провоцировали и выдавали новые Серро и Жако, направляемые и управляемые, в свою очередь, новыми шефами Сюртэ и префектами. Дело Вайяна наглядно доказало, что полицейская наука - понятия вовсе не взаимоисключающие.
Ставка на науку отнюдь не отменяет сыскные методы, а только дополняет и совершенствует их. Оба эта направления и в наши дни являются равномерными составными частями деятельно ста секретных служб с той лишь разницей, что сама работа шпиков и провокаторов теперь во многом облегчилась за счет совершенствования полицейской техники.
(Файкс Г. Большое ухо Парижа. М.,1981).
«ВЕЛИКИЙ ТЕРРОРИСТ» БОРИС САВИНКОВ
Борис Викторович Савинков родился в семье «интеллигентного и честного», как позднее вспомнит мать, варшавского судьи в январе 1879 года. Едва поступив в Петербургский университет, уже в 1898 году, вслед за арестованным старшим братом, он попадает в тюрьму. Попадает ненадолго, в отличие от брата, наказанного жестоко: ссылка в далекую сибирскую глухомань, где в конце концов, не выдержав одиночества и впав в тяжелую депрессию, он покончил жизнь самоубийством.
Отец, признанный в провинции заступник «униженных и оскорбленных», человек чести и долга, получив известие об аресте сыновей, оказался навсегда выбитым из колеи привычной жизни. Не в силах смириться с несоответствиями и жестокостями века, не перенеся тяжелых нравственных переживаний, он сошел с ума и вскорости скончался.
Борис, будущий «великий террорист», после первого ареста не отступился от начатого - уже в 1902 году он попадает в ссылку в Вологду по делу санкт-петербургской социал-демократической группы. Но с «эсдеками» ему не по пути. Тогда же, вероятно, осознает он свою «миссию» - он призван для ДЕЛА!
Бежав из ссылки, он скоро оказывается в Женеве в штаб-квартире эсеров, где «скромно, но твердо» заявляет Азефу, что «хочет работать в терроре». Провокатор, лидер партии эсеров - одна из самых отвратительных и загадочных фигур русского освободительного движения: шпион охранки, безжалостно отправлявший на заведомую гибель своих «сотоварищей», и вместе с тем, руководитель и мозговой- центр эсеров - Азеф, человек проницательный, исключительно умный и волевой, сумел разгадать в сидящем перед ним молодом революционере нужного человека.
Савинков организует убийства министра внутренних дел В.К.Плеве и московского ганерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Он проявляет чудеса конспирации, своей железной волей выковывает ядро, а по сути партию в партии -группу «боевиков-террористов», действующую сплоченно, активно, тайно, порой самовольно, без разрешения женевского центра, выносящую смертные приговоры руководителям царского правительства, готовящую покушение на самого императора. Он отправляет на смерть «бомбистов», и они идут убивать, идут, готовые к собственной смерти. Их письма из тюрьмы полны сознания правоты выполнения долга и… любви к пославшему их на смерть Борису Савинкову.
Он обладал не просто даром убеждения, он, вероятно, ощущал себя пророком, вершителем судеб России и чувство это умел передать и передавал шедшим за ним. Он был честен и непримирим, его аскетическая, почти безумная вера ломала, подчиняла, покоряла людей.
Арестованный в 1906 году, он ждет в одиночке смертной казни. Не здесь ли впервые задумывается он о напрасно пролитой крови? Террор себя не оправдал, революция идет на убыль… Ему удается бежать. В 1907 году из-за разногласия с руководством он выходит из партии эсеров. Натура творческая, истинно одаренная, он в годы смятений, поисков оправдания содеянному становится писателем.
В 1909 году выходит его повесть «Конь бледный», схожая по основной идее с «Конем вороным». Разочарование, усталость гнетут автора.
После октябрьского переворота Борис Савинков - «великий террорист» - жил и работал в Париже. Репрессивные органы новой власти не могли оставить Савинкова в покое, он представлял для них реальную угрозу. Под руководством Дзержинского органы ГПУ наметили провеете операцию под условным названием «Синдикат» для установления связи с «Савинковыми» центрами в Париже, в Варшаве и Вильне через якобы существующую антисоветскую организацию. Дзержинский ставил своей целью выманить Бориса Савинкова из Парижа на свою территорию, где «великий террорист» сразу попадет в кровавые лапы ГПУ.
Летом 1922 года при нелегальном переходе советско-польской границы был задержан один из видных деятелей «Союза защиты Родины и свободы» Шешеня, направлявшийся на территорию Советского Союза в качестве эмиссара Савинкова для установления связи с ранее посланными в Москву, и Смоленск Зекуновым и Герасимовым. Пройдя психическую и физическую обработку в кабинетах и подвалах ГПУ, Шешеня дал подробнейшие показания о «Союзе», выдал известные ему явки, сообщил, что был личным адъютантом Савинкова.
На основании показаний Шешени были задержаны Зекунов и Герасимов. После проведенного следствия Герасимов был расстрелян. Зекунов отрекся от принадлежности к «Союзу», и сотрудники ГПУ предоставили ему возможность «очиститься». Возможность «очиститься» получил и Шешеня.
Учитывая благоприятные условия, сложившиеся для проникновения в зарубежные организации, Дзержинский и Менжинский решили отправить в Варшаву вместе с Зекуновым чекиста Федорова под видом одного из активных деятелей антисоветской организации. В Варшаве Федоров передал руководителям областного комитета «Союза» доклад Шешени о «проделанной работе». Варшавский областной комитет решил вступить в переговоры с московской организацией и послать туда своего представителя Фомичева.
11 июня 1923 года Федоров в сопровождении Фомичева выехал в Париж После прибытия в Париж 14 июля 1923 года состоялась встреча Федорова и Фомичева с Борисом Савинковым у него на квартире, на улице Де Любек N32. Он очень радушно принял Федорова, подробно расспрашивал о положении дел в России.
На одной из последующих встреч Савинков представил своих ближайших помощников: полковника Павловского, супругов Деренталь и известного разведчика Сиднея Рейли.
В августе 1923 года Павловский прибыл из Парижа в Польшу, 17 августа перешел советско-польскую границу. 16 сентября 1923 года ночью явился на квартиру к Шешене. Вел себя крайне настороженно, в разговоре пытался выяснить, не являются ли сообщения о «московской организации» уловкой ГПУ (интуиция не обманывала опытного конспиратора).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57