Надо было идти к автобусной остановке или в Барт.
— Что вы задумались, молодой человек? — Возле него стоял старый негр — хозяин «понтиака».
Томас Кейри поздоровался.
— Вы что, ищете свой «форд»? Я что-то тоже не вижу его среди этого скопища машин.
— Моего «форда» уже нет.
— Авария?
— Нет, хуже. На нем поехал мой приятель и погиб.
— Печально.
— У него осталось двое детей.
— Еще печальнее. Ну а сейчас, судя по вашему взгляду, вы ищете таксомотор?
— Да… мистер…
— Гордон. Стенли Гордон, профессор.
Томас Кейри назвал себя.
— Рад познакомиться, молодой человек, а также оказать вам услугу. Если вы не против, то мы с Кингом доставим вас в вашу редакцию.
— Мне надо в порт. Очень надо. Оттого, приеду ли я туда вовремя, зависит жизнь многих, очень многих…
— Так серьезно?
— Очень серьезно, мистер Гордон!
— Тогда не будем медлить. Кстати, нам с Кингом тоже следует быть в порту. Мы сегодня отплываем, в 14:40. Едем в Гонолулу…
— На «Глории»?
— Да, но почему вы так изумлены? «Глория» — прекрасное судно. Пожалуйста, садитесь. Кинг, будь вежлив с нашим гостем и не рычи.
Несколько минут они ехали в полном молчании. Томас Кейри не решался посвящать незнакомого человека, да к тому же еще пассажира лайнера, в свою, как ему вдруг показалось сомнительную, догадку о предстоящей гибели судна.
Профессор вежливо ждал. Наконец он сказал, сосредоточенно глядя в ветровое стекло:
— Я всю жизнь преподавал английскую литературу. Моя специальность — Шекспир и его время. Все это заполняло мою жизнь. Я боялся оторваться от книг, рукописей, потому никуда не отлучался из своего университетского городка, не считая нескольких поездок в Англию. Современный мир оставался за окнами моего кабинета. События, потрясавшие планету, докатывались ко мне слабым эхом. Я настолько привык жить человеком другой эпохи, что не приобретал ни телевизора, ни транзисторов. Только вот машина, да и то как средство оградить себя от вторжения ненужной мне информации. Полгода назад я вышел на пенсию и осознал свои заблуждения, видимо не все еще, но достаточно, чтобы взглянуть на окружающее другими глазами. Сегодня ночью мы с Кингом возвращались из Мексики. Я мало сплю — три-четыре часа. Дороги помогают мне нагонять упущенное и, как ни странно, позволяют глубже вникать в эпоху Шекспира, понять его время… — Он вздохнул и виновато улыбнулся. — С тех пор как я оставил свое добровольное затворничество, — продолжил свой рассказ профессор, — я не устаю поражаться тому, как современность близка истории. Психология человека, а следовательно, и его поведение остались фактически без изменений, несмотря на все чудеса техники, науки, приведшие к таким фантастическим явлениям, как полеты на Луну. Прежние рычаги и поныне движут поступками людей, и главные из них — деньги, слава, любовь… Пожалуй, только расширение коммуникаций, возможность почти мгновенных перемещений по лицу планеты все убыстряют темп жизни, вовлекают в человеческие трагедии миллионы и даже миллиарды людей. Это стремительное течение захватило и нас с Кингом. Мы собираемся совершить длительное морское путешествие. — Он помолчал. Потом спросил: — Если я вас правильно понял, вы не одобряете этот наш шаг? В вашем вопросе мне послышалась тревога и даже угроза?
Поток машин замер у светофора.
Томас Кейри решился:
— Сегодня ночью, после того как вы покинули заправочную станцию моего друга Рида, я принял исповедь умирающего мафиози.
Он стал рассказывать, ничего не утаивая. Даже сознался, что на «Глории» отплывает его девушка.
«Понтиак» плыл в автомобильном потоке по крутой улице к порту. Открылась панорама залива с множеством судов, яхт, катеров на нежно-голубом фоне воды и неба.
Томас рассказал о разговоре с Тимоти Чевером, о гибели Марка Финчера и спросил:
— Теперь вам понятна моя тревога?
— О да! Вполне! Вы действуете как персонаж шекспировской пьесы. В ваших поступках есть логика, и они раскрывают перспективу развития трагедии. Ах, если бы на моем месте находился бессмертный Вильям!
— Вы имеете в виду Шекспира?
— Именно его. Я уверен, что на этом материале Шекспир создал бы новый шедевр. Вы только вникните в смысл набросанного вами сценария пьесы!
— Если бы это был только сценарий…
Профессор продолжал, не обратив внимания на его реплику:
— Здесь все атрибуты для развертывания подлинной трагедии. Пока нам известна только завязка в классическом духе: дочь властителя и бедный горожанин любят друг друга. Злые силы в лице деспота отца ссорят влюбленных с помощью поддельных писем. Это же классика! Затем личность из преступного мира умирает, приоткрывая ужасную тайну. Смерть случайного лица ради спасения другого. Банально? Но в такой интерпретации тема приобретает новое звучание. Дальше появляется гигантское судно с тысячами людей на борту. Подобного еще не было в сценическом искусстве. Судно должно погибнуть. Зачем, спросите вы? Вот тут-то и надо пошевелить мозгами. Здесь ключ ко всему. Следует вникнуть в историю создания капиталов отца девочки, заглянуть в его приходо-расходные книги. Видно, дела папаши не так блестящи, как фасад его офиса-небоскреба. Все это мы с вами увидим, и можете мне поверить, остальные акты пьесы получатся нисколько не хуже первого. Открывается бездна возможностей. Какие могут прозвучать монологи! Какие создадутся мизансцены!
Томас Кейри подумал: «Или старик того, или он действительно засиделся наедине с Шекспиром». Вслух же сказал:
— Мне бы не хотелось стать действующим лицом трагедии, которую вы так мастерски срежиссировали. Однако все это не плод моего творческого воображения, а реальная опасность. Два человека уже погибли, и следующими жертвами могут оказаться все, кто поплывет на судне.
— Значит, и меня может постигнуть подобная участь. — Профессор сказал это ровным, спокойным голосом. — Все же я не останусь на берегу. Впервые в моей пресной жизни может случиться нечто необычайное. Подумайте, мистер Кейри! Разве я могу, разве я вправе перед богом и перед людьми сбежать, оставить других в опасности? Вы скажете: оставшись, я ничем не смогу помочь? Пусть так! Но вы забываете о моральном факторе. Такие поступки не проходят бесследно. О них узнают. Их помнят. Им подражают. Примите мою благодарность, мистер Кейри. Теперь наше путешествие с Кингом приобретает особый смысл. Но прошу вас, не делайте преждевременных выводов относительно моего психического здоровья! Пусть вас не смущают некоторые кажущиеся странности в моем поведении. Это только свойства моего характера. Вы можете к ним привыкнуть, как привык к ним и я сам. Я все еще переживаю чувство обретенной свободы и, видимо, делаю что-то не так, как принято в вашем рациональном мире. Не обращайте на это внимания, а располагайте мной, мистер Кейри. — Он улыбнулся. — Тем более что вы доверились мне и вам потребуется моя помощь, и мне кажется, я предвижу ход событий, которые произойдут и здесь, на судне, и там, — он махнул рукой, — на суше. Пока в общих чертах, конечно. Действие должно развиваться вне зависимости от ваших и моих усилий. Фатальная линия усилится. Я согласен с выводами инспектора дорожной полиции. Ход событий наметился в первом акте и будет развиваться по блестящей логике шекспировской драматургии. Как бы мы с вами ни вмешивались, все пойдет по заранее определенному руслу.
— Кем? Кто определил это русло?
— Хотите — назовите это обстоятельствами, или судьбой, или условиями нашей жизни, законами, или беззаконием. Меня в данном случае занимает не это. Я думаю о своем месте в этой «пьесе». Оно незначительно. Как бы мне хотелось сыграть вашу роль, сбросив с плеч лет тридцать пять! — Он вздохнул. — Придется ограничиться эпизодической ролью: произнести несколько реплик, присутствовать в финале. Не больше… Знаете, мистер Кейри, я смотрю на этот поток машин и невольно сравниваю его с современной жизнью и с тем положением, в котором мы с вами можем оказаться. Нам не вырваться из потока, пока он не приведет нас к заливу. Не так ли?
— Не могу согласиться. Я часто езжу по этому маршруту и даже в часы пик сворачиваю в боковые улицы. Просил бы вас, мистер Гордон, и сейчас свернуть в китайский квартал, через него мы быстрее достигнем цели, к тому же я должен позвонить в редакцию.
— С удовольствием выполню вашу просьбу, но думаю, что процессы, происходящие в потоке, не зависят от скорости его движения.
Томас Кейри пожал плечами. Его все больше и больше начинала раздражать странная и многословная философия профессора.
Мистер Гордон стал молча выбираться из потока, выказывая при этом недюжинные водительские навыки.
Они въехали в узкую улицу и, будто в мгновение ока переплыв океан, очутились в Шанхае или Сингапуре. Здесь все было китайское — архитектура, своеобразный говор, шумы, запахи. По фронтонам домов тянулись вывески с загадочными для европейца иероглифами, свисали гигантские цветочные кисти из разноцветной бумаги.
Томас Кейри сказал:
— Вот за тем самоваром, что свистит, как древний паровоз, есть небольшая площадка для машин, в эту пору на ней может оказаться место и для нас.
Действительно, на крохотной площадке стояли только две машины, и «понтиак» занял все остальное пространство.
— Здесь стоянка — пять долларов в час, — сказал репортер, вылезая из машины, — но я заплачу.
— Действуйте, мистер Кейри. Об оплате не беспокойтесь. Можем заплатить и мы с Кингом, можете и вы.
— Нет, я! Плачу я! — крикнул Томас Кейри, исчезая в темном дверном проеме.
Вернулся он через тридцать минут и, не скрывая огорчения, влез в машину.
— В порт? — спросил профессор.
— Ну конечно. Больше некуда. Здесь надо ехать до конца квартала, затем сворачивать к заливу.
Когда они миновали китайский район, Томас Кейри спохватился:
— Я не заплатил за стоянку!
— Не беспокойтесь. Очень вежливый китаец уже взял с нас шесть долларов.
— За тридцать пять минут?
— Да, но он сказал, что наша машина вдвое превосходит обычные автомобили. Очень славный китаец. Пожелал нам благополучия в течение всего года. Это ли не стоит лишних трех долларов?
— Жаль, у нас нет времени, я бы ему тоже кое-чего пожелал. Деньги эти плачу я. Вот, пожалуйста, десять долларов.
— У нас с Кингом нет сдачи. Будет за вами.
— Ну хорошо. Сворачивайте вправо… Ну а все мои разговоры прошли впустую. Я звонил своему главному редактору. Получил нагоняй за то, что пытаюсь всучить газете сомнительную сенсацию.
— Все как должно быть. Ну а остальное время?
— Пытался разыскать Джейн. Ничего не смог добиться. Чевер поставил непроницаемые заслоны. И что любопытно: мисс Брук настырно допытывалась, откуда я звоню.
— Надеюсь, вы не сообщили?
— Конечно нет.
— Не поставил ли вам этот джентльмен заслоны и на своем судне? Вот что, мистер Кейри: не показывайте в порту своей репортерской карточки. Вы мой провожатый.
— Вполне резонно. Благодарю вас, мистер Гордон, за хорошую мысль. Я так устал, что могу натворить массу глупостей.
— Постарайтесь не делать их совсем. — Томас Кейри устало улыбнулся.
— Постараюсь. Да! Но тогда как я пробьюсь к капитану, если я не репортер?
— Я проведу вас.
— Вы?
— Да, я. Мы с Дэвидом Смитом старые знакомые. Лечились в одном санатории в Скалистых горах. В этом одна из причин, что мы с Кингом выбрали «Глорию».
— Ну тогда другое дело.
Они въехали на площадь перед морским вокзалом, заставленную множеством машин различных марок. Регулировщик, осведомившись, на каком из судов они отъезжают, показал им стоянку для пассажиров «Глории».
Выйдя из машины, профессор с минуту рассматривал морской вокзал. От одного из причалов буксиры оттягивали гигантское пассажирское судно — голубое, с золотой лентой вдоль всего борта. Судно казалось неповоротливым, беспомощным, неспособным двигаться самостоятельно, без помощи крохотных буксиров.
— Грандиозно! — сказал профессор. — Я еще ни разу не был на морском вокзале. Наблюдал только издали. С горы все это казалось легким, изящным, но это же именно грандиозно. Я думаю, что и на Вильяма Шекспира вокзал, суда, машины, эта толпа, электрические тележки с чемоданами произвели бы сильное впечатление.
— Что? Шекспир? При чем здесь Шекспир? — буркнул Томас Кейри не без раздражения, глядя на борт «Глории», возвышавшийся над эстакадой вокзала.
— Прошу извинить. Действительно, великий человек был бы, видимо, потрясен, если бы увидел все это впервые. Но, извините, нам надо спешить, по крайней мере мне, мистер Гордон.
— Мне также. — Профессор захлопнул дверцы машины. — Идемте, мистер Кейри.
К ним вразвалку подошел широкоплечий человек в белой униформе.
— Вы на «Глорию»? — осведомился он. — Если на нее, то давайте чемоданы и что там еще, я сейчас подгоню автокар.
Профессор, поблагодарив, сказал, что вещи уже отправил на судно.
— А молодой человек?
— Я провожатый.
— Ну и собака, конечно, с вами, док?
— Собака моя.
— Отличный песик. Скажите, док, сколько ей лет?
— Десять.
— Не может быть! По виду ей полных семьдесят. Так, значит, она едет с вами?
— Да, со мной. У нее также есть билет.
— Собачий люкс?
— Билет довольно дорогой.
— Значит, в люксе на верхней палубе. Там есть собачья площадка. Питание четырехразовое. Ленч из трех блюд. Во жизнь!
— Жаль, что Кинг поедет отдельно. Мы так привыкли друг к другу.
— Будете видеться ежедневно, прогулки там и все прочее.
— Благодарю вас…
— Меня зовут Гарри Уилхем.
— Благодарю, Гарри.
— Рад познакомиться. Так как до отхода еще добрых два часа, рекомендую заглянуть в вокзальный ресторан. Кормят здесь как на приеме у английской королевы. Были бы доллары. — Плутоватое лицо матроса расплылось в улыбке.
Профессор спросил:
— А вам часто приходилось бывать на королевских приемах?
— Да как вам сказать? Когда прихожу в Лондон, лорд-канцлер обязательно присылает приглашение. Дескать, уважаемый мистер Гарри Уилхем! Ее высочество королева будет рада… и так далее. — Матрос с профессором дружно расхохотались.
Томас Кейри чуть не застонал. Стиснув зубы, он в который раз подумал, что профессор в лучшем случае слишком оригинален.
«Ну конечно! Он дает этому плуту еще и на чай. Надо поскорее отделаться от него, а не то „Глория“ уйдет, а я так и останусь торчать на берегу из-за его причуд».
— Кинг! Пожелай мистеру Уилхему всего наилучшего.
Бульдог послушно зарычал.
Матрос издал возглас, в котором прозвучали благодарность и неподдельное восхищение талантом удивительной собаки.
— Идемте, мистер Кейри. Славный малый этот Уилхем. Люблю веселых людей. Он мне напомнил могильщика в «Гамлете». Не правда ли, очень похож?
— Нам только не хватало могильщика, мистер Гордон.
— А я в восторге и от вежливого китайца.
— Который взял с нас три лишних доллара?
— Он должен был это сделать.
— Не понимаю почему?
— По воли режиссера…
— Какого еще режиссера?
— Вы все еще не убедились, что играете в жизненной пьесе?
— Ах вы опять об этом! Нам по левому эскалатору. Не знаю, не знаю. Но мне хотелось бы самому вести роль в этой, как вы говорите, пьесе.
— Вы и будете играть. В известных рамках отведенного вам амплуа.
— Ну хорошо, хорошо. Предъявите билет контролеру. И простите, на палубе я должен вас оставить…
На борт судна они поднялись по широкому трапу, покрытому зеленой дорожкой, и очутились в просторном помещении овальной формы, похожем на холл в дорогом отеле. Сходство дополняла лестница с перилами из красного дерева, застланная красным ковром. Ступеньки плавными полукружиями поднимались к следующей палубе. Здесь их встретил контролер в парадной форме с золотыми пуговицами, шевронами, аксельбантами, в фуражке с огромным «крабом» и целая толпа коридорных, похожих на дипломатов.
Профессор стиснул руку Томаса Кейри:
— Вперед! Желаю удачи, хотя ваш успех может сорвать мое путешествие. Еще минуту. Пока вы разговаривали по телефону в китайском ресторане, я также звонил своему адвокату и отдал распоряжение на время моего путешествия передать вам свой автомобиль. Так что пользуйтесь им до моего возвращения. В машине все документы, адрес гаража и все прочее.
— Но позвольте, я не привык…
— Знаю. Но с сегодняшнего дня вы мой друг, и на правах друга я хочу оказать вам небольшую услугу. Не забывайте также, что не все действия подчинены нашей воле. У нас есть общий режиссер — судьба. Я жду вас. Каюта
— 203.
Томас Кейри не успел возразить, как профессор и бульдог в сопровождении молодого человека в черном костюме скрылись в лифте. Тогда он рискнул назвать себя.
Контролер сказал, возвращая репортерскую карточку:
— Вам надо пройти к дежурному офицеру в салон на пятой палубе. Вас туда проводит… — Он посмотрел на толпу коридорных. — Кто с пятой, возьмите-ка мистера с «Вечернего Фриско».
Вперед выступил один из «дипломатов».
— Идемте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Что вы задумались, молодой человек? — Возле него стоял старый негр — хозяин «понтиака».
Томас Кейри поздоровался.
— Вы что, ищете свой «форд»? Я что-то тоже не вижу его среди этого скопища машин.
— Моего «форда» уже нет.
— Авария?
— Нет, хуже. На нем поехал мой приятель и погиб.
— Печально.
— У него осталось двое детей.
— Еще печальнее. Ну а сейчас, судя по вашему взгляду, вы ищете таксомотор?
— Да… мистер…
— Гордон. Стенли Гордон, профессор.
Томас Кейри назвал себя.
— Рад познакомиться, молодой человек, а также оказать вам услугу. Если вы не против, то мы с Кингом доставим вас в вашу редакцию.
— Мне надо в порт. Очень надо. Оттого, приеду ли я туда вовремя, зависит жизнь многих, очень многих…
— Так серьезно?
— Очень серьезно, мистер Гордон!
— Тогда не будем медлить. Кстати, нам с Кингом тоже следует быть в порту. Мы сегодня отплываем, в 14:40. Едем в Гонолулу…
— На «Глории»?
— Да, но почему вы так изумлены? «Глория» — прекрасное судно. Пожалуйста, садитесь. Кинг, будь вежлив с нашим гостем и не рычи.
Несколько минут они ехали в полном молчании. Томас Кейри не решался посвящать незнакомого человека, да к тому же еще пассажира лайнера, в свою, как ему вдруг показалось сомнительную, догадку о предстоящей гибели судна.
Профессор вежливо ждал. Наконец он сказал, сосредоточенно глядя в ветровое стекло:
— Я всю жизнь преподавал английскую литературу. Моя специальность — Шекспир и его время. Все это заполняло мою жизнь. Я боялся оторваться от книг, рукописей, потому никуда не отлучался из своего университетского городка, не считая нескольких поездок в Англию. Современный мир оставался за окнами моего кабинета. События, потрясавшие планету, докатывались ко мне слабым эхом. Я настолько привык жить человеком другой эпохи, что не приобретал ни телевизора, ни транзисторов. Только вот машина, да и то как средство оградить себя от вторжения ненужной мне информации. Полгода назад я вышел на пенсию и осознал свои заблуждения, видимо не все еще, но достаточно, чтобы взглянуть на окружающее другими глазами. Сегодня ночью мы с Кингом возвращались из Мексики. Я мало сплю — три-четыре часа. Дороги помогают мне нагонять упущенное и, как ни странно, позволяют глубже вникать в эпоху Шекспира, понять его время… — Он вздохнул и виновато улыбнулся. — С тех пор как я оставил свое добровольное затворничество, — продолжил свой рассказ профессор, — я не устаю поражаться тому, как современность близка истории. Психология человека, а следовательно, и его поведение остались фактически без изменений, несмотря на все чудеса техники, науки, приведшие к таким фантастическим явлениям, как полеты на Луну. Прежние рычаги и поныне движут поступками людей, и главные из них — деньги, слава, любовь… Пожалуй, только расширение коммуникаций, возможность почти мгновенных перемещений по лицу планеты все убыстряют темп жизни, вовлекают в человеческие трагедии миллионы и даже миллиарды людей. Это стремительное течение захватило и нас с Кингом. Мы собираемся совершить длительное морское путешествие. — Он помолчал. Потом спросил: — Если я вас правильно понял, вы не одобряете этот наш шаг? В вашем вопросе мне послышалась тревога и даже угроза?
Поток машин замер у светофора.
Томас Кейри решился:
— Сегодня ночью, после того как вы покинули заправочную станцию моего друга Рида, я принял исповедь умирающего мафиози.
Он стал рассказывать, ничего не утаивая. Даже сознался, что на «Глории» отплывает его девушка.
«Понтиак» плыл в автомобильном потоке по крутой улице к порту. Открылась панорама залива с множеством судов, яхт, катеров на нежно-голубом фоне воды и неба.
Томас рассказал о разговоре с Тимоти Чевером, о гибели Марка Финчера и спросил:
— Теперь вам понятна моя тревога?
— О да! Вполне! Вы действуете как персонаж шекспировской пьесы. В ваших поступках есть логика, и они раскрывают перспективу развития трагедии. Ах, если бы на моем месте находился бессмертный Вильям!
— Вы имеете в виду Шекспира?
— Именно его. Я уверен, что на этом материале Шекспир создал бы новый шедевр. Вы только вникните в смысл набросанного вами сценария пьесы!
— Если бы это был только сценарий…
Профессор продолжал, не обратив внимания на его реплику:
— Здесь все атрибуты для развертывания подлинной трагедии. Пока нам известна только завязка в классическом духе: дочь властителя и бедный горожанин любят друг друга. Злые силы в лице деспота отца ссорят влюбленных с помощью поддельных писем. Это же классика! Затем личность из преступного мира умирает, приоткрывая ужасную тайну. Смерть случайного лица ради спасения другого. Банально? Но в такой интерпретации тема приобретает новое звучание. Дальше появляется гигантское судно с тысячами людей на борту. Подобного еще не было в сценическом искусстве. Судно должно погибнуть. Зачем, спросите вы? Вот тут-то и надо пошевелить мозгами. Здесь ключ ко всему. Следует вникнуть в историю создания капиталов отца девочки, заглянуть в его приходо-расходные книги. Видно, дела папаши не так блестящи, как фасад его офиса-небоскреба. Все это мы с вами увидим, и можете мне поверить, остальные акты пьесы получатся нисколько не хуже первого. Открывается бездна возможностей. Какие могут прозвучать монологи! Какие создадутся мизансцены!
Томас Кейри подумал: «Или старик того, или он действительно засиделся наедине с Шекспиром». Вслух же сказал:
— Мне бы не хотелось стать действующим лицом трагедии, которую вы так мастерски срежиссировали. Однако все это не плод моего творческого воображения, а реальная опасность. Два человека уже погибли, и следующими жертвами могут оказаться все, кто поплывет на судне.
— Значит, и меня может постигнуть подобная участь. — Профессор сказал это ровным, спокойным голосом. — Все же я не останусь на берегу. Впервые в моей пресной жизни может случиться нечто необычайное. Подумайте, мистер Кейри! Разве я могу, разве я вправе перед богом и перед людьми сбежать, оставить других в опасности? Вы скажете: оставшись, я ничем не смогу помочь? Пусть так! Но вы забываете о моральном факторе. Такие поступки не проходят бесследно. О них узнают. Их помнят. Им подражают. Примите мою благодарность, мистер Кейри. Теперь наше путешествие с Кингом приобретает особый смысл. Но прошу вас, не делайте преждевременных выводов относительно моего психического здоровья! Пусть вас не смущают некоторые кажущиеся странности в моем поведении. Это только свойства моего характера. Вы можете к ним привыкнуть, как привык к ним и я сам. Я все еще переживаю чувство обретенной свободы и, видимо, делаю что-то не так, как принято в вашем рациональном мире. Не обращайте на это внимания, а располагайте мной, мистер Кейри. — Он улыбнулся. — Тем более что вы доверились мне и вам потребуется моя помощь, и мне кажется, я предвижу ход событий, которые произойдут и здесь, на судне, и там, — он махнул рукой, — на суше. Пока в общих чертах, конечно. Действие должно развиваться вне зависимости от ваших и моих усилий. Фатальная линия усилится. Я согласен с выводами инспектора дорожной полиции. Ход событий наметился в первом акте и будет развиваться по блестящей логике шекспировской драматургии. Как бы мы с вами ни вмешивались, все пойдет по заранее определенному руслу.
— Кем? Кто определил это русло?
— Хотите — назовите это обстоятельствами, или судьбой, или условиями нашей жизни, законами, или беззаконием. Меня в данном случае занимает не это. Я думаю о своем месте в этой «пьесе». Оно незначительно. Как бы мне хотелось сыграть вашу роль, сбросив с плеч лет тридцать пять! — Он вздохнул. — Придется ограничиться эпизодической ролью: произнести несколько реплик, присутствовать в финале. Не больше… Знаете, мистер Кейри, я смотрю на этот поток машин и невольно сравниваю его с современной жизнью и с тем положением, в котором мы с вами можем оказаться. Нам не вырваться из потока, пока он не приведет нас к заливу. Не так ли?
— Не могу согласиться. Я часто езжу по этому маршруту и даже в часы пик сворачиваю в боковые улицы. Просил бы вас, мистер Гордон, и сейчас свернуть в китайский квартал, через него мы быстрее достигнем цели, к тому же я должен позвонить в редакцию.
— С удовольствием выполню вашу просьбу, но думаю, что процессы, происходящие в потоке, не зависят от скорости его движения.
Томас Кейри пожал плечами. Его все больше и больше начинала раздражать странная и многословная философия профессора.
Мистер Гордон стал молча выбираться из потока, выказывая при этом недюжинные водительские навыки.
Они въехали в узкую улицу и, будто в мгновение ока переплыв океан, очутились в Шанхае или Сингапуре. Здесь все было китайское — архитектура, своеобразный говор, шумы, запахи. По фронтонам домов тянулись вывески с загадочными для европейца иероглифами, свисали гигантские цветочные кисти из разноцветной бумаги.
Томас Кейри сказал:
— Вот за тем самоваром, что свистит, как древний паровоз, есть небольшая площадка для машин, в эту пору на ней может оказаться место и для нас.
Действительно, на крохотной площадке стояли только две машины, и «понтиак» занял все остальное пространство.
— Здесь стоянка — пять долларов в час, — сказал репортер, вылезая из машины, — но я заплачу.
— Действуйте, мистер Кейри. Об оплате не беспокойтесь. Можем заплатить и мы с Кингом, можете и вы.
— Нет, я! Плачу я! — крикнул Томас Кейри, исчезая в темном дверном проеме.
Вернулся он через тридцать минут и, не скрывая огорчения, влез в машину.
— В порт? — спросил профессор.
— Ну конечно. Больше некуда. Здесь надо ехать до конца квартала, затем сворачивать к заливу.
Когда они миновали китайский район, Томас Кейри спохватился:
— Я не заплатил за стоянку!
— Не беспокойтесь. Очень вежливый китаец уже взял с нас шесть долларов.
— За тридцать пять минут?
— Да, но он сказал, что наша машина вдвое превосходит обычные автомобили. Очень славный китаец. Пожелал нам благополучия в течение всего года. Это ли не стоит лишних трех долларов?
— Жаль, у нас нет времени, я бы ему тоже кое-чего пожелал. Деньги эти плачу я. Вот, пожалуйста, десять долларов.
— У нас с Кингом нет сдачи. Будет за вами.
— Ну хорошо. Сворачивайте вправо… Ну а все мои разговоры прошли впустую. Я звонил своему главному редактору. Получил нагоняй за то, что пытаюсь всучить газете сомнительную сенсацию.
— Все как должно быть. Ну а остальное время?
— Пытался разыскать Джейн. Ничего не смог добиться. Чевер поставил непроницаемые заслоны. И что любопытно: мисс Брук настырно допытывалась, откуда я звоню.
— Надеюсь, вы не сообщили?
— Конечно нет.
— Не поставил ли вам этот джентльмен заслоны и на своем судне? Вот что, мистер Кейри: не показывайте в порту своей репортерской карточки. Вы мой провожатый.
— Вполне резонно. Благодарю вас, мистер Гордон, за хорошую мысль. Я так устал, что могу натворить массу глупостей.
— Постарайтесь не делать их совсем. — Томас Кейри устало улыбнулся.
— Постараюсь. Да! Но тогда как я пробьюсь к капитану, если я не репортер?
— Я проведу вас.
— Вы?
— Да, я. Мы с Дэвидом Смитом старые знакомые. Лечились в одном санатории в Скалистых горах. В этом одна из причин, что мы с Кингом выбрали «Глорию».
— Ну тогда другое дело.
Они въехали на площадь перед морским вокзалом, заставленную множеством машин различных марок. Регулировщик, осведомившись, на каком из судов они отъезжают, показал им стоянку для пассажиров «Глории».
Выйдя из машины, профессор с минуту рассматривал морской вокзал. От одного из причалов буксиры оттягивали гигантское пассажирское судно — голубое, с золотой лентой вдоль всего борта. Судно казалось неповоротливым, беспомощным, неспособным двигаться самостоятельно, без помощи крохотных буксиров.
— Грандиозно! — сказал профессор. — Я еще ни разу не был на морском вокзале. Наблюдал только издали. С горы все это казалось легким, изящным, но это же именно грандиозно. Я думаю, что и на Вильяма Шекспира вокзал, суда, машины, эта толпа, электрические тележки с чемоданами произвели бы сильное впечатление.
— Что? Шекспир? При чем здесь Шекспир? — буркнул Томас Кейри не без раздражения, глядя на борт «Глории», возвышавшийся над эстакадой вокзала.
— Прошу извинить. Действительно, великий человек был бы, видимо, потрясен, если бы увидел все это впервые. Но, извините, нам надо спешить, по крайней мере мне, мистер Гордон.
— Мне также. — Профессор захлопнул дверцы машины. — Идемте, мистер Кейри.
К ним вразвалку подошел широкоплечий человек в белой униформе.
— Вы на «Глорию»? — осведомился он. — Если на нее, то давайте чемоданы и что там еще, я сейчас подгоню автокар.
Профессор, поблагодарив, сказал, что вещи уже отправил на судно.
— А молодой человек?
— Я провожатый.
— Ну и собака, конечно, с вами, док?
— Собака моя.
— Отличный песик. Скажите, док, сколько ей лет?
— Десять.
— Не может быть! По виду ей полных семьдесят. Так, значит, она едет с вами?
— Да, со мной. У нее также есть билет.
— Собачий люкс?
— Билет довольно дорогой.
— Значит, в люксе на верхней палубе. Там есть собачья площадка. Питание четырехразовое. Ленч из трех блюд. Во жизнь!
— Жаль, что Кинг поедет отдельно. Мы так привыкли друг к другу.
— Будете видеться ежедневно, прогулки там и все прочее.
— Благодарю вас…
— Меня зовут Гарри Уилхем.
— Благодарю, Гарри.
— Рад познакомиться. Так как до отхода еще добрых два часа, рекомендую заглянуть в вокзальный ресторан. Кормят здесь как на приеме у английской королевы. Были бы доллары. — Плутоватое лицо матроса расплылось в улыбке.
Профессор спросил:
— А вам часто приходилось бывать на королевских приемах?
— Да как вам сказать? Когда прихожу в Лондон, лорд-канцлер обязательно присылает приглашение. Дескать, уважаемый мистер Гарри Уилхем! Ее высочество королева будет рада… и так далее. — Матрос с профессором дружно расхохотались.
Томас Кейри чуть не застонал. Стиснув зубы, он в который раз подумал, что профессор в лучшем случае слишком оригинален.
«Ну конечно! Он дает этому плуту еще и на чай. Надо поскорее отделаться от него, а не то „Глория“ уйдет, а я так и останусь торчать на берегу из-за его причуд».
— Кинг! Пожелай мистеру Уилхему всего наилучшего.
Бульдог послушно зарычал.
Матрос издал возглас, в котором прозвучали благодарность и неподдельное восхищение талантом удивительной собаки.
— Идемте, мистер Кейри. Славный малый этот Уилхем. Люблю веселых людей. Он мне напомнил могильщика в «Гамлете». Не правда ли, очень похож?
— Нам только не хватало могильщика, мистер Гордон.
— А я в восторге и от вежливого китайца.
— Который взял с нас три лишних доллара?
— Он должен был это сделать.
— Не понимаю почему?
— По воли режиссера…
— Какого еще режиссера?
— Вы все еще не убедились, что играете в жизненной пьесе?
— Ах вы опять об этом! Нам по левому эскалатору. Не знаю, не знаю. Но мне хотелось бы самому вести роль в этой, как вы говорите, пьесе.
— Вы и будете играть. В известных рамках отведенного вам амплуа.
— Ну хорошо, хорошо. Предъявите билет контролеру. И простите, на палубе я должен вас оставить…
На борт судна они поднялись по широкому трапу, покрытому зеленой дорожкой, и очутились в просторном помещении овальной формы, похожем на холл в дорогом отеле. Сходство дополняла лестница с перилами из красного дерева, застланная красным ковром. Ступеньки плавными полукружиями поднимались к следующей палубе. Здесь их встретил контролер в парадной форме с золотыми пуговицами, шевронами, аксельбантами, в фуражке с огромным «крабом» и целая толпа коридорных, похожих на дипломатов.
Профессор стиснул руку Томаса Кейри:
— Вперед! Желаю удачи, хотя ваш успех может сорвать мое путешествие. Еще минуту. Пока вы разговаривали по телефону в китайском ресторане, я также звонил своему адвокату и отдал распоряжение на время моего путешествия передать вам свой автомобиль. Так что пользуйтесь им до моего возвращения. В машине все документы, адрес гаража и все прочее.
— Но позвольте, я не привык…
— Знаю. Но с сегодняшнего дня вы мой друг, и на правах друга я хочу оказать вам небольшую услугу. Не забывайте также, что не все действия подчинены нашей воле. У нас есть общий режиссер — судьба. Я жду вас. Каюта
— 203.
Томас Кейри не успел возразить, как профессор и бульдог в сопровождении молодого человека в черном костюме скрылись в лифте. Тогда он рискнул назвать себя.
Контролер сказал, возвращая репортерскую карточку:
— Вам надо пройти к дежурному офицеру в салон на пятой палубе. Вас туда проводит… — Он посмотрел на толпу коридорных. — Кто с пятой, возьмите-ка мистера с «Вечернего Фриско».
Вперед выступил один из «дипломатов».
— Идемте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39