Слов нет, что стоит этому смазливому юноше выйти победителем в схватке с простой несчастной девушкой?!. И что потом?
Но главное — таинственные события, окружающие смерть ее отца. Что-то во всем этом есть непонятное, а потому подозрительное…
Прежде чем Тара ответила, Нэнси успела сказать:
— Мисс Иган уже поселилась в пансионе.
— Ну, какая это проблема, — сказала Анджела. — Уверена, ее отпустят и ничего не возьмут за предварительный заказ, когда узнают, что у девушки такое несчастье и она хочет остановиться у родственников.
— Но ведь заказ был сделан из Нью-Йорка, — пояснила Нэнси. — Это может осложнить дело… Мы посмотрим, что скажет хозяйка, и когда Тара вернется к вам за остальными вещами, тогда все и решите. Хорошо?.. Все равно там ее чемодан.
Анджела не сводила глаз с Тары, которая, было видно, все еще колебалась, однако слова Нэнси придали ей решимости. Это и поняла говорившая.
— Что ж, — сказала она, — как хочешь, дорогая. Но помни, ты всегда желанный гость в этом доме. В любое время…
Нэнси поспешила к дверям.
— Ты идешь, Тара?
— Что?.. Да-да… Конечно. Она была как в трансе.
— Я пойду с вами! — вдруг воскликнул Джанни. — И если Тара примет предложение сестры, помогу с багажом.
Не поощрить такой великодушный порыв было невозможно. Когда они вышли на улицу, острые глаза Нэнси заметили в полумраке узкого бокового переулка какую-то фигуру, чем-то знакомую. Она не могла различить черты лица, но вспомнила, что, когда они подходили сюда, тот же человек стоял, похоже, на том же месте. Но мало ли кто и где может стоять? Венеция — не маленький город.
Всю дорогу к пансиону Дандоло Джанни развлекал девушек болтовней о том о сем, и даже Тара часто улыбалась. Когда прибыли на место, Нэнси сказала ему тоже с улыбкой:
— Спасибо за то, что проводили. И передайте, пожалуйста, вашей сестре, что было очень приятно познакомиться с ней. Хорошие люди видны сразу.
Он ответил:
— Благодарю. Но хотелось бы подождать, пока Тара решит, как поступить дальше.
— Не надо, спасибо, — сказала Нэнси решительно. — У нас с ней есть кое-какие дела, так что мы будем заняты. Если она надумает воспользоваться вашим любезным приглашением, то позвонит вашей сестре по телефону. Ведь так, Тара?
— Да… Что?.. Да, пожалуй, так будет лучше.
— Va bene. Хорошо. Я дам вам ее номер. — Джанни записал его на листке из блокнота и протянул Таре, затем придержал дверь, пока девушки входили в дом. — Чао, синьорины!
Прежде чем дверь закрылась за ними, Нэнси увидела снова блестевшие странным блеском янтарные глаза, любезную, казавшуюся чуть насмешливой улыбку, словно говорившую: я читаю все ваши мысли, как книжку, Нэнси Дру! Не думайте, что сумеете оградить от меня Тару или саму себя… Все будет так, как этого захочу я… я!..
Наверху, в удобной, несколько старомодной комнате, которую синьора Дандоло отвела для новой жилицы, Тара воскликнула:
— О Господи, Нэнси! Какой он красивый, этот Джанни! Правда? В жизни таких не видела!
Да, он очень красив, признала Нэнси. Но почему-то я не слишком ему доверяю.
— Из-за этого помешала мне принять приглашение Анджелы? Думала, он будет чересчур увиваться за мной? Приставать?
— Ну, отчасти да… Нэнси замолчала. Она хотела собраться с мыслями, понять сама, чего опасается. И, кроме того, выразить это как можно мягче и тактичней. — Тара, — продолжила она, тебе ни разу не приходило в голову: кто и почему мог бы желать зла твоему отцу?
— Нет!.. Ты уже спрашивала… Зачем? Кому это нужно? Стрелять в него! Какое-то сумасшествие! Уверена, отец никогда не причинил никому вреда. Во всяком случае, намеренно… Кто может захотеть убивать его?.. Лишать жизни… Ужасно…
— Ты задаешь вопрос, Тара, и если бы мы узнали, что именно произошло, то смогли бы на него правильно ответить. Но мы не знаем этого, и ответа у нас нет. Это беспокоит меня, Тара… — То, что сказала Нэнси дальше, было произнесено нарочито спокойным, даже легким тоном: — И если предположить, что какому-то психу захотелось выстрелить в твоего отца из чувства мести или еще отчего-то, то откуда мы знаем, что ему не взбредет в голову сделать то же в отношении меня… или тебя?
Тара в недоумении уставилась на юную сыщицу.
— Ты… ты серьезно? Нэнси пожала плечами.
— Все возможно. Но это только предположение. Гипотеза.
После этих слов она уже не могла не рассказать своей новой подруге о фигуре в полутемном переулке, которую смутно видела при входе и выходе из дома Анджелы Спинелли на другом берегу узкого бокового канала.
Тара содрогнулась.
— Ой, мне страшно!
— Не надо преувеличивать. Но лучше оставайся здесь, по крайней мере, на эту ночь. Завтра мы решим, что делать дальше… Возможно, какие-то неприятности связаны с Анджелой, и тогда, находясь в этом пансионе, ты не будешь подвергаться никакой опасности. Согласна?
— Хорошо, я остаюсь здесь, если ты так советуешь. А как насчет тебя, Нэнси?
— Мне нужно отправиться в дом, который называется Палаццо Фальконе. Там меня ожидает отец. Дом принадлежит одному богатому венецианцу, у него стекольный завод на острове Мурано. Мой отец юрист и приехал сюда по поручению своего клиента, который собирается купить завод. Но к этому простому делу приметалось другое — взяли заложника. Вот почему отец послал за мной. Он надеется, что я как-то помогу раскрыть мотивы преступления.
— Ой! Ничего себе дела! Нэнси криво улыбнулась.
— Да, знаю, звучит серьезно. Для меня тоже… Но я все же попробую. Вдруг получится.
— Я верю в тебя!
— Ну, ну, не надо уж так… — Нэнси опять слегка улыбнулась. — Я вспомнила, о чем еще хотела тебя спросить.
— Давай.
— Может, тебе покажется вопрос глупым, но скажи… Когда Анджела перевела нам с итальянского то, что было написано на фартуке… помнишь?.. Отчего у тебя вдруг появилось такое удивление на лице? На одно мгновение, но появилось. Я заметила. Почему?
Тара пожала плечами.
— Господи, даже не знаю толком. Может быть… А… Наверно, потому, что я вспомнила: отец терпеть не мог омлетов. Никогда их не делал сам. Даже говорил — в шутку, конечно, — что омлеты готовят только те люди, которым в жизни не приготовить нормальную яичницу Нэнси засмеялась.
— Точь-в-точь как мой отец. Он и еще Джеймс Бонд с ума сходят по обыкновенной яичнице-болтунье с беконом. Другую он ни за что не станет есть.
— А почему ты спросила? Такую ерунду? Тара смотрела на нее с крайним удивлением. Пришел черед Нэнси энергично пожать плечами.
— Спроси что-нибудь полегче… Когда я сталкиваюсь с какой-нибудь загадкой, то всегда ищу, даже не вполне осознанно, какие-то пустяковые приметы… Ключики, отмычки, путеводные нити… Никогда не знаешь, что найдешь и чем это может обернуться. — Она поднялась со стула. — Мне пора идти, Тара. Позвоню тебе завтра. А скорее всего, еще сегодня. Отдыхай и не выходи никуда.
— Мне пока и не хочется.
Тара проводила Нэнси вниз, в прихожую, и там горячо обняла и поцеловала. Нэнси попросила у хозяйки разрешения позвонить и вызвать гондолу или мотоскафо — моторную лодку-такси, но синьора Дандоло посоветовала пройти пешком до угла, иначе говоря, до Большого канала и нанять гондолу там — это будет быстрее и дешевле.
У Нэнси было не много вещей — спортивная сумка и легкий чемодан, поэтому она отказалась от услуг Тары, которые та ей предлагала, и отправилась одна к Большому каналу.
Не прошла она и нескольких шагов от дома, как почувствовала руку у себя на плече.
— Scusi. Простите, синьорина Дру! Могу я сказать вам несколько слов?..
ДВОРЕЦ ФАЛЬКОНЕ
Нэнси побледнела, но тут же зарделась от шеи до лба. Даже не оборачиваясь, она поняла, кто с ней заговорил. Это был голос Джанни Спинелли.
Как хорош — просто неотразим! — он был, когда шел рядом с ней по набережной. Да, это парень так парень — всем другим сто очков вперед даст! Тут уж ничего не скажешь! И лицо, и фигура — все высший класс.
Опять его улыбка, казалось, пронзила ей сердце. Она старалась не смотреть на удивительные ямочки у него на щеках.
— Что вам нужно? — Она сама не узнала свой голос. — Зачем вы идете со мной?
— Проводить и поговорить. Зачем еще? — С этими словами он сделал попытку взять из ее рук сумку и чемодан. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, синьорина. Prego!
Было глупо отказаться или начать сопротивляться, да еще здесь, на улице. Она все-таки оставила у себя сумку, которая висела через плечо, но вручила ему чемодан, хотя и понимала: это дает ему лишний повод сопровождать ее чуть ли не до конца поездки.
— Вы что же, ждали меня все время, пока я находилась в пансионе? — спросила она с раздражением, которого не могла скрыть, что было неприятно ей самой. Какое право она имеет упрекать, быть недовольной его любезностью?!
— Как видите, — сказал он.
— Для чего?
— Сага! Дорогая! Неужели нужно спрашивать такие вещи? — С коротким сухим смешком он посмотрел ей прямо в глаза, посмотрел так, словно в ЭТУ минуту никого на свете, кроме них двоих, не существовало. — Я ожидал вас, потому что вы очень красивая девушка, таких я еще не знал, и я хочу быть с вами столько, сколько возможно, сколько смогу и пожелаю! E cosi… Итак, мой ответ удовлетворил вас, мисс Нэнси Дру?
Она попыталась сказать себе, что не надо обращать никакого внимания ни на его слова, ни на взгляды, которые говорили то же самое, если не больше. Но выполнить это было трудно.
— Скольким девушкам вы говорили то же самое?
Она произнесла это опять слишком резко, потому что разозлилась на себя за то, что невольно поддается обаянию его внешности, что задает вопросы, какие не следовало бы задавать.
— Многим, — ответил он на ее вопрос. И с усмешкой добавил: — Но сейчас впервые говорю вполне искренне.
По вашему поведению в доме у сестры можно было подумать, что вы безумно влюбились в Тару с первого взгляда.
Нэнси постаралась, чтобы ее слова звучали как можно более едко.
Джанни хмыкнул.
— Не беспокойся, дорогая. Тебе не следует изнывать от ревности.
Он с легкостью переходил в разговоре с «вы» на «ты» и обратно.
— Ревности?! — Нэнси задохнулась от возмущения. Кто вам дает право считать, что я стану ревновать вас ко всем, к кому вы сочтете нужным проявить внимание?
Но ведь вы сами начали разговор, дорогая Нэнси. В любом случае могу вас заверить: нет никакого основания так думать. Все, что я говорил и как поступал в отношении милой крошки Тары, не значит ровно ничего. Она сейчас, как бездомный щенок, благодарна любому, кто окажет ей внимание, пожалеет. Бедняжка, наверное, даже еще не начала осознавать себя женщиной и готова отдать свое сердце первому более или менее симпатичному субъекту, который проявит к ней интерес. Или сделает вид… Неужели вы можете подумать, что я, Джанни Спинелли, обращу серьезное внимание на подобную девицу?
Он говорил с таким самодовольством, так явно красуясь, что Нэнси почувствовала к нему нечто вроде благодарности: своей откровенностью он подействовал на нее как холодный отрезвляющий душ, все ее романтические фантазии окончательно улетучились. На их месте снова появилось чувство недоверия, которое она испытала недавно в доме его сестры.
Она вспомнила нежные взгляды, которые он бросал на Тару, как гладил ее плечо, руку, а теперь… С каким пренебрежением, даже презрением он говорит о ней теперь. И это несмотря на страшное несчастье, постигшее бедную девушку! Нет, с этим типом все ясно: расчетливый, лукавый повеса, прожигатель жизни, не способный любить по-настоящему, но в любую минуту готовый использовать новое знакомство в корыстных интересах, извлечь из него все, что можно, для удовлетворения своего тщеславия, своей самовлюбленности.
Он заговорил снова, и Нэнси понадобилось сделать над собой некоторое усилие, чтобы сохранить прежнее о нем мнение и не растаять от комплиментов.
Его слова были такими:
— Но с тобой… с тобой все по-другому, дорогая. Ты настоящая женщина, восхитительная и волнующая… («Откуда он набрался таких слов? — подумала Нэнси. — Небось смотрит все эти «мыльные» сериалы по телевизору?»)…Да, женщина, — продолжал он, — которая знает себе цену и не поддастся на дешевую лесть и целование ручек… («А что ты сам сейчас делаешь, красавчик?!»)
…И тот, кто завоюет твое сердце, сможет по-настоящему гордиться этим перед остальными мужчинами… («Конец первой части, — сказала про себя Нэнси. — Сейчас пойдет реклама…»)
Она чуть было громко не рассмеялась ему в лицо, но именно это лицо, с его правильными чертами, с горящими глазами, было так привлекательно, что хотелось не сводить с него взгляда — и верить, верить всем нелепым, напыщенным словам, которые он произносил!.. Понимать идиотизм этого, но все равно верить!..
Они уже дошли до Большого канала. Нэнси была рада, что тут же появилась гондола, которая пристала к набережной, повинуясь ее жесту.
К ее досаде Джанни взошел на борт вместе с ней.
— Куда вы собрались ехать? — спросила она не слишком вежливо.
— С вами, синьорина Дру, если позволите. — Он поклонился с галантной насмешливостью. (Опять она стала «синьориной Дру», а не просто «Нэнси» и не «дорогая».) Я только хочу убедиться, что вы благополучно прибыли туда, куда направляетесь. А по пути, надеюсь, позволите мне быть вашим гидом.
Нэнси не видела возможности высадить его из гондолы: не устраивать же сцену у всех на виду. Она пожала плечами и повернулась к гондольеру, чтобы сказать, куда ехать.
Они выехали на середину канала, где было достаточно оживленное движение. Нэнси откинулась на спинку пассажирского сиденья, ей захотелось отвлечься от всего и только смотреть, смотреть вокруг — на этот дивный город, вслушиваться в его звуки, вдыхать его запахи. Ведь город этот был Венеция.
Да, у него свой, особый аромат: сырой, проникающий повсюду запах воды из каналов и солоноватого воздуха с дальних болот, смешанный с запахами сточных вод. Эта смесь, однако, не была неприятной. И, как все туристы, Нэнси вскоре забыла и думать о всяких запахах, очарованная открывавшимися перед нею видами.
Гондола, похожая на черного лебедя, грациозно скользила по воде, подчиняясь веслу гондольера, одетого в полосатую вязаную куртку, матросские брюки и в соломенной шляпе с черной лентой вокруг тульи. По обоим берегам канала возникали и сменяли друг друга удивительные по своей красоте здания: соборы, дворцы, общественные учреждения, жилые дома.
Под яркими лучами солнца, струящимися с безоблачного неба, кирпичные и мраморные фасады домов блекло светились всеми красками и оттенками радуги — малиновыми, бледно-лимонными, красновато-коричневыми, охряными, розовыми, цвета слоновой кости или старинного золота.
Больше всего нравились Нэнси дворцы — с колоннами на фронтонах, изящными балкончиками и окнами, украшенными стрельчатыми арками в мавританском стиле. Многие здания выцвели от времени и непогоды, были в заплатах или крошились, и это только прибавляло им очарования. Они становились похожими на свое собственное отражение в каналах.
Заключительными штрихами, точками в этой прекрасной картине казались Нэнси многочисленные полосатые причальные тумбы, торчащие по берегам.
Время от времени вода канала вспенивалась моторными лодками, снующими между гондолами, баржами и редкими пароходиками. Шум моторов вносил диссонанс в атмосферу сказки, которой дышал город, переносил вас из мира волшебного в мир реальный… В узких полутемных боковых каналах виднелись небольшие легкие и изящные горбатые мосты.
— Боюсь, Венеция слишком шумный город, — произнес Джанни.
— Может быть, — задумчиво откликнулась Нэнси, вся погруженная в созерцание того, что открывалось перед ней. — Но здесь даже шум приятен.
Не в пример сумасшедшему уличному движению Нью-Йорка и его немыслимому грохоту звуки, разносящиеся над Большим каналом, и впрямь казались ей более нормальными, очеловеченными — в них действительно преобладали людские голоса: мужчин, женщин и детей, снующих по набережным, а также голоса гондольеров, предупреждающих своих сотоварищей о возможном столкновении.
С момента, как они взошли на борт, Джанни говорил, почти не умолкая, и большая часть слов была направлена на привлечение внимания Нэнси к его собственной особе. Ей с трудом удавалось не обращать на него слишком много внимания, и она испытала истинное облегчение, когда гондольер, ловко избежав столкновения с другой лодкой, причалил наконец к нужному месту на левом берегу канала.
Вот он, дворец Фальконе! Нэнси сразу поняла, что это он, увидев над фасадом горгулью — выступающую каменную водосточную трубу в виде огромного свирепого сокола. Вероятно, это была семейная эмблема рода Фальконе, владельцев дома. (Фальконе ведь и означает название этой птицы.)
Каменные ступени вели прямо из воды к фронтальной арке — входу во дворец. Нэнси повесила через плечо сумку, подхватила чемодан прежде чем его взял Джанни, и проворно выскочила из лодки на влажные ступени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Но главное — таинственные события, окружающие смерть ее отца. Что-то во всем этом есть непонятное, а потому подозрительное…
Прежде чем Тара ответила, Нэнси успела сказать:
— Мисс Иган уже поселилась в пансионе.
— Ну, какая это проблема, — сказала Анджела. — Уверена, ее отпустят и ничего не возьмут за предварительный заказ, когда узнают, что у девушки такое несчастье и она хочет остановиться у родственников.
— Но ведь заказ был сделан из Нью-Йорка, — пояснила Нэнси. — Это может осложнить дело… Мы посмотрим, что скажет хозяйка, и когда Тара вернется к вам за остальными вещами, тогда все и решите. Хорошо?.. Все равно там ее чемодан.
Анджела не сводила глаз с Тары, которая, было видно, все еще колебалась, однако слова Нэнси придали ей решимости. Это и поняла говорившая.
— Что ж, — сказала она, — как хочешь, дорогая. Но помни, ты всегда желанный гость в этом доме. В любое время…
Нэнси поспешила к дверям.
— Ты идешь, Тара?
— Что?.. Да-да… Конечно. Она была как в трансе.
— Я пойду с вами! — вдруг воскликнул Джанни. — И если Тара примет предложение сестры, помогу с багажом.
Не поощрить такой великодушный порыв было невозможно. Когда они вышли на улицу, острые глаза Нэнси заметили в полумраке узкого бокового переулка какую-то фигуру, чем-то знакомую. Она не могла различить черты лица, но вспомнила, что, когда они подходили сюда, тот же человек стоял, похоже, на том же месте. Но мало ли кто и где может стоять? Венеция — не маленький город.
Всю дорогу к пансиону Дандоло Джанни развлекал девушек болтовней о том о сем, и даже Тара часто улыбалась. Когда прибыли на место, Нэнси сказала ему тоже с улыбкой:
— Спасибо за то, что проводили. И передайте, пожалуйста, вашей сестре, что было очень приятно познакомиться с ней. Хорошие люди видны сразу.
Он ответил:
— Благодарю. Но хотелось бы подождать, пока Тара решит, как поступить дальше.
— Не надо, спасибо, — сказала Нэнси решительно. — У нас с ней есть кое-какие дела, так что мы будем заняты. Если она надумает воспользоваться вашим любезным приглашением, то позвонит вашей сестре по телефону. Ведь так, Тара?
— Да… Что?.. Да, пожалуй, так будет лучше.
— Va bene. Хорошо. Я дам вам ее номер. — Джанни записал его на листке из блокнота и протянул Таре, затем придержал дверь, пока девушки входили в дом. — Чао, синьорины!
Прежде чем дверь закрылась за ними, Нэнси увидела снова блестевшие странным блеском янтарные глаза, любезную, казавшуюся чуть насмешливой улыбку, словно говорившую: я читаю все ваши мысли, как книжку, Нэнси Дру! Не думайте, что сумеете оградить от меня Тару или саму себя… Все будет так, как этого захочу я… я!..
Наверху, в удобной, несколько старомодной комнате, которую синьора Дандоло отвела для новой жилицы, Тара воскликнула:
— О Господи, Нэнси! Какой он красивый, этот Джанни! Правда? В жизни таких не видела!
Да, он очень красив, признала Нэнси. Но почему-то я не слишком ему доверяю.
— Из-за этого помешала мне принять приглашение Анджелы? Думала, он будет чересчур увиваться за мной? Приставать?
— Ну, отчасти да… Нэнси замолчала. Она хотела собраться с мыслями, понять сама, чего опасается. И, кроме того, выразить это как можно мягче и тактичней. — Тара, — продолжила она, тебе ни разу не приходило в голову: кто и почему мог бы желать зла твоему отцу?
— Нет!.. Ты уже спрашивала… Зачем? Кому это нужно? Стрелять в него! Какое-то сумасшествие! Уверена, отец никогда не причинил никому вреда. Во всяком случае, намеренно… Кто может захотеть убивать его?.. Лишать жизни… Ужасно…
— Ты задаешь вопрос, Тара, и если бы мы узнали, что именно произошло, то смогли бы на него правильно ответить. Но мы не знаем этого, и ответа у нас нет. Это беспокоит меня, Тара… — То, что сказала Нэнси дальше, было произнесено нарочито спокойным, даже легким тоном: — И если предположить, что какому-то психу захотелось выстрелить в твоего отца из чувства мести или еще отчего-то, то откуда мы знаем, что ему не взбредет в голову сделать то же в отношении меня… или тебя?
Тара в недоумении уставилась на юную сыщицу.
— Ты… ты серьезно? Нэнси пожала плечами.
— Все возможно. Но это только предположение. Гипотеза.
После этих слов она уже не могла не рассказать своей новой подруге о фигуре в полутемном переулке, которую смутно видела при входе и выходе из дома Анджелы Спинелли на другом берегу узкого бокового канала.
Тара содрогнулась.
— Ой, мне страшно!
— Не надо преувеличивать. Но лучше оставайся здесь, по крайней мере, на эту ночь. Завтра мы решим, что делать дальше… Возможно, какие-то неприятности связаны с Анджелой, и тогда, находясь в этом пансионе, ты не будешь подвергаться никакой опасности. Согласна?
— Хорошо, я остаюсь здесь, если ты так советуешь. А как насчет тебя, Нэнси?
— Мне нужно отправиться в дом, который называется Палаццо Фальконе. Там меня ожидает отец. Дом принадлежит одному богатому венецианцу, у него стекольный завод на острове Мурано. Мой отец юрист и приехал сюда по поручению своего клиента, который собирается купить завод. Но к этому простому делу приметалось другое — взяли заложника. Вот почему отец послал за мной. Он надеется, что я как-то помогу раскрыть мотивы преступления.
— Ой! Ничего себе дела! Нэнси криво улыбнулась.
— Да, знаю, звучит серьезно. Для меня тоже… Но я все же попробую. Вдруг получится.
— Я верю в тебя!
— Ну, ну, не надо уж так… — Нэнси опять слегка улыбнулась. — Я вспомнила, о чем еще хотела тебя спросить.
— Давай.
— Может, тебе покажется вопрос глупым, но скажи… Когда Анджела перевела нам с итальянского то, что было написано на фартуке… помнишь?.. Отчего у тебя вдруг появилось такое удивление на лице? На одно мгновение, но появилось. Я заметила. Почему?
Тара пожала плечами.
— Господи, даже не знаю толком. Может быть… А… Наверно, потому, что я вспомнила: отец терпеть не мог омлетов. Никогда их не делал сам. Даже говорил — в шутку, конечно, — что омлеты готовят только те люди, которым в жизни не приготовить нормальную яичницу Нэнси засмеялась.
— Точь-в-точь как мой отец. Он и еще Джеймс Бонд с ума сходят по обыкновенной яичнице-болтунье с беконом. Другую он ни за что не станет есть.
— А почему ты спросила? Такую ерунду? Тара смотрела на нее с крайним удивлением. Пришел черед Нэнси энергично пожать плечами.
— Спроси что-нибудь полегче… Когда я сталкиваюсь с какой-нибудь загадкой, то всегда ищу, даже не вполне осознанно, какие-то пустяковые приметы… Ключики, отмычки, путеводные нити… Никогда не знаешь, что найдешь и чем это может обернуться. — Она поднялась со стула. — Мне пора идти, Тара. Позвоню тебе завтра. А скорее всего, еще сегодня. Отдыхай и не выходи никуда.
— Мне пока и не хочется.
Тара проводила Нэнси вниз, в прихожую, и там горячо обняла и поцеловала. Нэнси попросила у хозяйки разрешения позвонить и вызвать гондолу или мотоскафо — моторную лодку-такси, но синьора Дандоло посоветовала пройти пешком до угла, иначе говоря, до Большого канала и нанять гондолу там — это будет быстрее и дешевле.
У Нэнси было не много вещей — спортивная сумка и легкий чемодан, поэтому она отказалась от услуг Тары, которые та ей предлагала, и отправилась одна к Большому каналу.
Не прошла она и нескольких шагов от дома, как почувствовала руку у себя на плече.
— Scusi. Простите, синьорина Дру! Могу я сказать вам несколько слов?..
ДВОРЕЦ ФАЛЬКОНЕ
Нэнси побледнела, но тут же зарделась от шеи до лба. Даже не оборачиваясь, она поняла, кто с ней заговорил. Это был голос Джанни Спинелли.
Как хорош — просто неотразим! — он был, когда шел рядом с ней по набережной. Да, это парень так парень — всем другим сто очков вперед даст! Тут уж ничего не скажешь! И лицо, и фигура — все высший класс.
Опять его улыбка, казалось, пронзила ей сердце. Она старалась не смотреть на удивительные ямочки у него на щеках.
— Что вам нужно? — Она сама не узнала свой голос. — Зачем вы идете со мной?
— Проводить и поговорить. Зачем еще? — С этими словами он сделал попытку взять из ее рук сумку и чемодан. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, синьорина. Prego!
Было глупо отказаться или начать сопротивляться, да еще здесь, на улице. Она все-таки оставила у себя сумку, которая висела через плечо, но вручила ему чемодан, хотя и понимала: это дает ему лишний повод сопровождать ее чуть ли не до конца поездки.
— Вы что же, ждали меня все время, пока я находилась в пансионе? — спросила она с раздражением, которого не могла скрыть, что было неприятно ей самой. Какое право она имеет упрекать, быть недовольной его любезностью?!
— Как видите, — сказал он.
— Для чего?
— Сага! Дорогая! Неужели нужно спрашивать такие вещи? — С коротким сухим смешком он посмотрел ей прямо в глаза, посмотрел так, словно в ЭТУ минуту никого на свете, кроме них двоих, не существовало. — Я ожидал вас, потому что вы очень красивая девушка, таких я еще не знал, и я хочу быть с вами столько, сколько возможно, сколько смогу и пожелаю! E cosi… Итак, мой ответ удовлетворил вас, мисс Нэнси Дру?
Она попыталась сказать себе, что не надо обращать никакого внимания ни на его слова, ни на взгляды, которые говорили то же самое, если не больше. Но выполнить это было трудно.
— Скольким девушкам вы говорили то же самое?
Она произнесла это опять слишком резко, потому что разозлилась на себя за то, что невольно поддается обаянию его внешности, что задает вопросы, какие не следовало бы задавать.
— Многим, — ответил он на ее вопрос. И с усмешкой добавил: — Но сейчас впервые говорю вполне искренне.
По вашему поведению в доме у сестры можно было подумать, что вы безумно влюбились в Тару с первого взгляда.
Нэнси постаралась, чтобы ее слова звучали как можно более едко.
Джанни хмыкнул.
— Не беспокойся, дорогая. Тебе не следует изнывать от ревности.
Он с легкостью переходил в разговоре с «вы» на «ты» и обратно.
— Ревности?! — Нэнси задохнулась от возмущения. Кто вам дает право считать, что я стану ревновать вас ко всем, к кому вы сочтете нужным проявить внимание?
Но ведь вы сами начали разговор, дорогая Нэнси. В любом случае могу вас заверить: нет никакого основания так думать. Все, что я говорил и как поступал в отношении милой крошки Тары, не значит ровно ничего. Она сейчас, как бездомный щенок, благодарна любому, кто окажет ей внимание, пожалеет. Бедняжка, наверное, даже еще не начала осознавать себя женщиной и готова отдать свое сердце первому более или менее симпатичному субъекту, который проявит к ней интерес. Или сделает вид… Неужели вы можете подумать, что я, Джанни Спинелли, обращу серьезное внимание на подобную девицу?
Он говорил с таким самодовольством, так явно красуясь, что Нэнси почувствовала к нему нечто вроде благодарности: своей откровенностью он подействовал на нее как холодный отрезвляющий душ, все ее романтические фантазии окончательно улетучились. На их месте снова появилось чувство недоверия, которое она испытала недавно в доме его сестры.
Она вспомнила нежные взгляды, которые он бросал на Тару, как гладил ее плечо, руку, а теперь… С каким пренебрежением, даже презрением он говорит о ней теперь. И это несмотря на страшное несчастье, постигшее бедную девушку! Нет, с этим типом все ясно: расчетливый, лукавый повеса, прожигатель жизни, не способный любить по-настоящему, но в любую минуту готовый использовать новое знакомство в корыстных интересах, извлечь из него все, что можно, для удовлетворения своего тщеславия, своей самовлюбленности.
Он заговорил снова, и Нэнси понадобилось сделать над собой некоторое усилие, чтобы сохранить прежнее о нем мнение и не растаять от комплиментов.
Его слова были такими:
— Но с тобой… с тобой все по-другому, дорогая. Ты настоящая женщина, восхитительная и волнующая… («Откуда он набрался таких слов? — подумала Нэнси. — Небось смотрит все эти «мыльные» сериалы по телевизору?»)…Да, женщина, — продолжал он, — которая знает себе цену и не поддастся на дешевую лесть и целование ручек… («А что ты сам сейчас делаешь, красавчик?!»)
…И тот, кто завоюет твое сердце, сможет по-настоящему гордиться этим перед остальными мужчинами… («Конец первой части, — сказала про себя Нэнси. — Сейчас пойдет реклама…»)
Она чуть было громко не рассмеялась ему в лицо, но именно это лицо, с его правильными чертами, с горящими глазами, было так привлекательно, что хотелось не сводить с него взгляда — и верить, верить всем нелепым, напыщенным словам, которые он произносил!.. Понимать идиотизм этого, но все равно верить!..
Они уже дошли до Большого канала. Нэнси была рада, что тут же появилась гондола, которая пристала к набережной, повинуясь ее жесту.
К ее досаде Джанни взошел на борт вместе с ней.
— Куда вы собрались ехать? — спросила она не слишком вежливо.
— С вами, синьорина Дру, если позволите. — Он поклонился с галантной насмешливостью. (Опять она стала «синьориной Дру», а не просто «Нэнси» и не «дорогая».) Я только хочу убедиться, что вы благополучно прибыли туда, куда направляетесь. А по пути, надеюсь, позволите мне быть вашим гидом.
Нэнси не видела возможности высадить его из гондолы: не устраивать же сцену у всех на виду. Она пожала плечами и повернулась к гондольеру, чтобы сказать, куда ехать.
Они выехали на середину канала, где было достаточно оживленное движение. Нэнси откинулась на спинку пассажирского сиденья, ей захотелось отвлечься от всего и только смотреть, смотреть вокруг — на этот дивный город, вслушиваться в его звуки, вдыхать его запахи. Ведь город этот был Венеция.
Да, у него свой, особый аромат: сырой, проникающий повсюду запах воды из каналов и солоноватого воздуха с дальних болот, смешанный с запахами сточных вод. Эта смесь, однако, не была неприятной. И, как все туристы, Нэнси вскоре забыла и думать о всяких запахах, очарованная открывавшимися перед нею видами.
Гондола, похожая на черного лебедя, грациозно скользила по воде, подчиняясь веслу гондольера, одетого в полосатую вязаную куртку, матросские брюки и в соломенной шляпе с черной лентой вокруг тульи. По обоим берегам канала возникали и сменяли друг друга удивительные по своей красоте здания: соборы, дворцы, общественные учреждения, жилые дома.
Под яркими лучами солнца, струящимися с безоблачного неба, кирпичные и мраморные фасады домов блекло светились всеми красками и оттенками радуги — малиновыми, бледно-лимонными, красновато-коричневыми, охряными, розовыми, цвета слоновой кости или старинного золота.
Больше всего нравились Нэнси дворцы — с колоннами на фронтонах, изящными балкончиками и окнами, украшенными стрельчатыми арками в мавританском стиле. Многие здания выцвели от времени и непогоды, были в заплатах или крошились, и это только прибавляло им очарования. Они становились похожими на свое собственное отражение в каналах.
Заключительными штрихами, точками в этой прекрасной картине казались Нэнси многочисленные полосатые причальные тумбы, торчащие по берегам.
Время от времени вода канала вспенивалась моторными лодками, снующими между гондолами, баржами и редкими пароходиками. Шум моторов вносил диссонанс в атмосферу сказки, которой дышал город, переносил вас из мира волшебного в мир реальный… В узких полутемных боковых каналах виднелись небольшие легкие и изящные горбатые мосты.
— Боюсь, Венеция слишком шумный город, — произнес Джанни.
— Может быть, — задумчиво откликнулась Нэнси, вся погруженная в созерцание того, что открывалось перед ней. — Но здесь даже шум приятен.
Не в пример сумасшедшему уличному движению Нью-Йорка и его немыслимому грохоту звуки, разносящиеся над Большим каналом, и впрямь казались ей более нормальными, очеловеченными — в них действительно преобладали людские голоса: мужчин, женщин и детей, снующих по набережным, а также голоса гондольеров, предупреждающих своих сотоварищей о возможном столкновении.
С момента, как они взошли на борт, Джанни говорил, почти не умолкая, и большая часть слов была направлена на привлечение внимания Нэнси к его собственной особе. Ей с трудом удавалось не обращать на него слишком много внимания, и она испытала истинное облегчение, когда гондольер, ловко избежав столкновения с другой лодкой, причалил наконец к нужному месту на левом берегу канала.
Вот он, дворец Фальконе! Нэнси сразу поняла, что это он, увидев над фасадом горгулью — выступающую каменную водосточную трубу в виде огромного свирепого сокола. Вероятно, это была семейная эмблема рода Фальконе, владельцев дома. (Фальконе ведь и означает название этой птицы.)
Каменные ступени вели прямо из воды к фронтальной арке — входу во дворец. Нэнси повесила через плечо сумку, подхватила чемодан прежде чем его взял Джанни, и проворно выскочила из лодки на влажные ступени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13